В разделе материалов: 176
Показано материалов: 106-110 |
Страницы: « 1 2 ... 20 21 22 23 24 ... 35 36 » |
|
- Клянусь смертью! - восклицал он. - Жалкий государь! Пусть же меня убьют на этом самом месте и навеки запятнают короля Наваррского моей кровью!
- Тес! Господин де Муи! - донесся чей-то голос из чуть приотворенной двери. - Тише! Вас могут услышать.
Де Муи резко обернулся и увидел закутанного в плащ герцога Алансонского, который высунул голову в коридор, чтобы удостовериться, нет ли там кого-нибудь, кроме него и де Муи.
- Герцог Алансонский! - воскликнул де Муи. - Я погиб!
- Напротив, - шепотом сказал герцог, - быть может, вы, нашли то, чего искали: вы же видите - я не желаю, чтобы вас здесь убили, как того хотелось вам. Поверьте мне: ваша кровь может найти себе гораздо лучшее применение, не стоит обагрять ею порог короля Наваррского. С этими словами герцог распахнул дверь, которую все время держал полуотворенной.
- Эта комната двух моих дворян, - сказал герцог, - здесь никто нам не помешает, и мы можем поговорить спокойно. Входите, сударь.
- К вашим услугам, ваше высочество! - ответил изумленный заговорщик.
Он вошел в комнату, и герцог Алансонский захлопнул за ним дверь так же поспешно, как король Наваррский.
Де Муи очутился в комнате все еще под гнетом отчаяния, ярости и злобы, но холодный, пристальный взгляд юного герцога Франсуа оказал на гугенотского вождя такое же чудотворное воздействие, какое оказывает лед на пьяного.
- Ваше высочество, - сказал он, - если я правильно понял, вам угодно поговорить со мной?
- Да, господин де Муи, - отвечал Франсуа. - Несмотря на ваше переодевание, мне показалось, что это вы, а когда вы делали на караул моему брату Генриху, я вас узнал. Итак, де Муи, вы недовольны королем Наваррским?
- Ваше высочество!
- Полноте, говорите смело! Вы и не подозревали, что, быть может, я ваш друг.
- Вы, ваше высочество?
- Да, я. Говорите же!
- Я не знаю, что сказать вам, ваше высочество. Я хотел переговорить с королем Наваррским о делах, которые вашему высочеству будут непонятны. Кроме того, - добавил де Муи, стараясь принять равнодушный вид. - и дело-то пустячное.
- Пустячное? - переспросил герцог.
- Да, ваше высочество.
- Такое пустячное, что ради него вы, рискуя жизнью, проникли в Лувр, где, как вы знаете, ваша голова оценена на вес золота? Кому же неизвестно, что вы, король Наваррский и принц Конде - главные вожди гугенотов?
- Раз вы так думаете, ваше высочество, то и поступайте со мной, как подобает брату короля Карла и сыну королевы Екатерины.
- Зачем же я так поступлю? Ведь я же сказал вам, что я ваш друг! Говорите правду!
- Ваше высочество, - отвечал де Муи. - клянусь вам...
- Не надо клясться, сударь. Протестантская религия запрещает давать клятвы, особенно лживые.
Де Муи нахмурился.
- Повторяю, мне известно все, - продолжал герцог. Де Муи молчал.
- Вы не верите? - настойчиво, но благожелательно спросил герцог. - Что ж, дорогой де Муи, придется убедить вас. Судите сами, ошибаюсь ли я. Предлагали вы моему зятю Генриху, вот там, сейчас, - и герцог протянул руку по направлению к покоям Беарнца, - вашу помощь и помощь ваших сторонников для того, чтобы вернуть ему власть в Наварре?
Де Муи растерянно посмотрел на герцога.
- А он с ужасом отверг ваши предложения! Де Муи был ошеломлен.
- Разве не взывали вы к вашей старинной дружбе, к памяти о вашей вере? Разве не манили короля Наваррского блестящей надеждой - столь блестящей, что он был ею ослеплен, - надеждой на французскую корону? А? Ну, скажите, плохо я осведомлен? Не затем ли вы приехали, чтобы предложить все это королю Наваррскому?
- Ваше высочество! - воскликнул де Муи. - Вы так прекрасно осведомлены, что в эту самую минуту я задаю себе вопрос, не обязан ли я сказать вам: «Вы лжете, ваше королевское высочество!» и затеять с вами смертный бой прямо в комнате, чтобы эта страшная тайна была погребена вместе с нами?
- Тише, тише, мой храбрый де Муи Г - сказал герцог, не меняясь в лице и не шевельнув пальцем при такой страшной угрозе. - Если мы с вами останемся здравы и невредимы, тайна сохранится куда надежнее, чем если один из нас погибнет. Выслушайте же меня и перестаньте терзать эфес вашей шпаги. В третий раз повторяю вам, что вы имеете дело с другом, - отвечайте же мне, как другу. Разве король Наваррский не отказался от всего, что вы ему предлагали?
- Да, ваше высочество, в этом я могу признаться, ибо это признание не погубит никого, кроме меня.
- А не вы ли, выйдя из комнаты короля Наваррского, топтали вашу шляпу и кричали, что он трус и недостоин быть вашим вождем?
- Да, ваше высочество, это правда. Я это говорил.
- Ах, правда? Вы, наконец, признаетесь?
- Признаюсь.
- И остаетесь при своем мнении?
- Больше чем когда-либо, ваше высочество.
- Так вот что, господин де Муи! Я, я, я - третий сын Генриха Второго, я, принц крови, - я, право же, дворянин достаточно высокого рода, чтобы командовать вашими солдатами! А? Судите сами, достаточно ли я честен, чтобы вы могли положиться на мое слово?
- Вы, ваше высочество? Вы - вождь гугенотов?
- Почему же нет? Вы прекрасно знаете, что в наше время люди то и дело меняют веру. И если Генрих стал католиком, я могу стать гугенотом.
- Конечно, ваше высочество, но в таком случае я жду, что вы объясните...
- Ничего нет проще! В двух словах я опишу вам наше политическое положение. Мой брат Карл избивает гугенотов, чтобы расширить свою власть. Мой брат герцог Анжуйский не мешает избивать их, потому что наследует моему брату Карлу, а мой брат Карл, как вам известно, часто болеет. А я.., со мной дело обстоит иначе: я никогда не взойду на престол, во всяком случае на французский, так как у меня два старших брата. И не столько закон природы, сколько ненависть ко мне матери и братьев отстранит меня от трона; я не могу надеяться ни на родственные чувства, ни на славу, ни на королевство, но мое сердце благородно не меньше, чем сердца моих старших братьев. Так вот, де Муи, я хочу своей шпагой выкроить себе королевство в той самой Франции, которую они заливают кровью. Итак, выслушайте меня, де Муи, и я скажу вам, чего хочу. Я хочу стать королем Наваррским не по праву рождения, а по праву избранника. Заметьте, что никаких возражений против этого у вас быть не может: ведь я не являюсь узурпатором, так как брат мой Генрих отверг ваши предложения и, погрязнув в бездействии, открыто заявил, что Наваррское королевство - пустой звук. Генрих Беарнский не даст вам ничего; я дам вам меч и имя. Франциск Алансонский, французский принц, сумеет защитить своих товарищей или своих сообщников - называйте как хотите. Итак, господин де Муи, что вы скажете о моем предложении? |
|
- Вот так-так! - произнес Генрих с видом глубокого разочарования. - А почему?
- Кажется, пришли очень важные письма от герцога Неверского. Король совещается с королевой-матерью и моим братом, герцогом Анжуйским.
«Ах, вот оно что! - подумал Генрих. - А не получены ли известия из Польши?».
- В таком случае незачем мне рисковать на этой гололедице. До свидания, брат мой! - ответил он герцогу.
С этими словами Генрих остановил лошадь подле де Муи.
- Друг мой, - заговорил он, - попроси кого-нибудь из твоих товарищей сменить тебя на карауле, а сам помоги конюху расседлать лошадь, положи седло себе на голову и отнеси его к золотых дел мастеру в королевскую шорную мастерскую: он должен закончить шитье, которое не успел закончить к сегодняшней охоте. А потом зайдешь ко мне с ответом.
Де Муи поспешил исполнить приказание, так как герцога Алансонского уже не было в окне: видимо, он что-то заподозрил.
И в самом деле: едва де Муи успел выйти за калитку, как у дверей появился герцог Алансонский. На месте де Муи стоял настоящий швейцарец.
Герцог Алансонский очень внимательно осмотрел нового караульного и, повернувшись к Генриху, спросила:
- Брат мой, ведь вы не с ним только что разговаривали?
- Это был парень из моего штата, которого я устроил на службу в отряд швейцарцев; сейчас я дал ему одно поручение, и он пошел его исполнить.
- А-а! - произнес герцог, как будто удовлетворившись этим ответом. - А как поживает Маргарита?
- Я сейчас иду к ней и спрошу ее.
- А разве со вчерашнего дня вы с ней не виделись?
- Нет. Вчера я пришел к ней часов в одиннадцать вечера, но Жийона сказала мне, что Маргарита устала и уже спит.
- Вы ее не застанете, она куда-то ушла.
- Очень может быть, - ответил Генрих, - она собиралась в Благовещенский монастырь.
- Разговор не мог продолжаться: Генрих, видимо, решил только отвечать.
Зять и шурин расстались: герцог Алансонский отправился, по его словам, узнавать новости, король Наваррский прошел к себе.
Не прошло и пяти минут, как он услышал стук в дверь.
- Кто там? - спросил Генрих.
- Государь, я с ответом от золотых дел мастера из шорной мастерской, - ответил знакомый Генриху голос де Муи.
Генрих, явно волнуясь, предложил молодому человеку войти и затворил за ним дверь.
- Это вы, де Муи? - воскликнул он. - Я надеялся, что вы еще подумаете!
- Государь, - ответил де Муи, - я думал целых три месяца - этого достаточно. Теперь пришло время действовать.
Генрих вздрогнул.
- Не волнуйтесь, государь, мы одни, а время дорого и я очень тороплюсь. Ваше величество, вы можете одним словом вернуть нам все, что события этого года отняли у протестантов. Давайте поговорим ясно, кратко и откровенно.
- Я слушаю, мой храбрый де Муи, - ответил Генрих, видя, что избежать объяснения невозможно.
- Правда ли, что вы, ваше величество, отреклись от протестантства ?
- Правда, - ответил Генрих.
- Да, но устами или сердцем?
- Мы всегда благодарны Богу, когда Он спасает нам жизнь, - ответил Генрих, избегая прямого ответа на вопрос, как он обычно поступал в таких случаях. - а Бог явно избавил меня от страшной опасности.
- Государь, - продолжал де Муи. - признаемся в одном.
- В чем?
- В том, что вы отреклись не по убеждению, а по расчету. Вы отреклись для того, чтобы король оставил вас в живых, а не потому, что Бог сохранил вам жизнь.
- Какова бы ни была причина моего обращения, де Муи, - отвечал Генрих, - тем не менее я католик.
- Хорошо, но останетесь ли вы католиком навсегда? Разве вы не вернете себе свободную жизнь и свободу совести при первой возможности? Теперь такая возможность вам представляется: Ла-Рошель восстала, Беарну и Руссильону довольно одного слова, чтобы начать действовать, вся Гийенна кричит о войне. Скажите только, что вы стали католиком по принуждению, и я вам ручаюсь за будущее.
- Дворян моего происхождения не принуждают, мой милый де Муи. То, что я сделал, я сделал добровольно.
- Но, государь, - сказал молодой человек, у которого сжималось сердце от этого неожиданного сопротивления, - неужели вы не понимаете, что, поступая таким образом, вы нас бросаете.., предаете нас?
Генрих был невозмутим.
- Да, да, государь! Вы предаете своих - ведь многие из нас явились сюда, рискуя жизнью, чтобы спасти вашу свободу и вашу честь! - продолжал де Муи. - Мы подготовили все, чтобы добыть для вас престол. Слышите, государь? Не только свободу, но и власть: вы займете тот престол, какой захотите сами, потому что через два месяца вы сможете выбирать между Наваррой и всей Францией.
- Де Муи, - заговорил Генрих, отводя глаза, невольно засверкавшие при этом предложении, - де Муи, я жив, я католик, я супруг королевы Маргариты, я брат короля Карла, я зять моей доброй тещи Екатерины. Де Муи!
Когда я породнился со всеми этими людьми, я принял в расчет не только выгоды, но и обязанности.
- Тогда чему же верить, государь? Мне говорят, что ваш брак - брак только для видимости, мне говорят, что ваше сердце осталось свободным, мне говорят, что ненависть Екатерины...
- Враки, враки! - поспешил перебить его Генрих. - Друг мой, вас нагло обманули! Милая Маргарита на самом деле моя жена, Екатерина на самом деле мне мать, наконец, король Карл Девятый на самом деле мой повелитель, владыка моей жизни и души.
Де Муи вздрогнул, и почти презрительная улыбка мелькнула у него на губах.
- Итак, государь, - сказал он, в унынии опуская руки и пытаясь проникнуть взглядом в потемки этой души, - вот какой ответ я должен передать моим собратьям! Я скажу им, что король Наваррский подал руку и отдал свое сердце тем, кто нас резал! Я скажу им, что он стал льстецом королевы-матери и другом Морвеля...
- Мой милый де Муи, - отвечал Генрих, - король сейчас выйдет из зала совета, и я пойду спрошу его, по каким причинам отложено такое важное дело, как охота. Прощайте! Возьмите пример с меня, мой друг, - бросьте политику, вернитесь на службу к королю и примите католичество.
Генрих проводил или, вернее сказать, выпроводил молодого человека в переднюю как раз тогда, когда его изумление начинало уступать место ярости.
Не успел Генрих затворить дверь, как де Муи не выдержал и дал волю страстному желанию наказать хоть что-нибудь, за неимением кого-нибудь: он скомкал шляпу, бросил ее на пол и стал топтать ногами, как топчет бык плащ, матадора. |
|
- Откуда же я знаю их намерения. Рене? Насколько мне известно. Господь Бог не наградил меня способностью читать в сердцах людей.
- Ваше величество, вы могли бы спросить об этом самого себя, - спокойно произнес Рене. - Не было ли в жизни вашего величества какого-нибудь события, столь мрачного, что оно могло бы подвергнуть испытанию ваше чувство милосердия, и столь прискорбного, что могло бы послужить пробным камнем для вашего великодушия?
Слова эти были сказаны таким тоном, что даже Шарлотта вздрогнула; в них заключался столь прямой, столь ясный намек, что баронесса отвернулась, дабы скрыть краску смущения и дабы не встретиться взглядом с Генрихом.
Генрих сделал над собой огромное усилие; грозные складки, появившиеся у него на лбу, когда говорил флорентиец, разгладились, и благородная сыновняя скорбь уступила место раздумью.
- Мрачного события.., в моей жизни?.. - переспросил он. - Нет, Рене, не было; из времен юности я помню только свое сумасбродство и беспечность, а кроме того, более или менее острые нужды, которые возникают из потребностей нашей природы или являются испытанием, ниспосланным нам Богом.
Рене тоже сдерживал себя и внимательно смотрел то на Генриха, то на Шарлотту, как будто желая вывести из равновесия первого и удержать вторую, так как Шарлотта, чтобы скрыть свое смущение, вызванное этим разговором, повернулась лицом к зеркалу и протянула руку к коробочке с опиатом.
- Скажите, государь, если бы вы были братом принца Порсиана или сыном принца Конде и кто-нибудь отравил бы вашего брата или убил вашего отца...
Шарлотта чуть слышно вскрикнула и поднесла опиат к губам. Рене видел это, но на этот раз ни словом, ни жестом не остановил ее, а только крикнул:
- Государь, молю вас, ответьте ради Бога: что сделали бы вы, если бы вы были на их месте?
Генрих собрался с духом, дрожащей рукой вытер лоб, на котором выступили капли холодного пота, встал во весь рост и в полной тишине, когда Шарлотта и Рене затаили дыхание, ответил:
- Если бы я был на их месте и если бы я был уверен, что буду царствовать, то есть представлять собой Бога на земле, я сделал бы то же, что сделал Бог, - простил бы.
- Сударыня! - вырывая опиат у г-жи де Сов, воскликнул Рене. - Отдайте мне коробочку! Я вижу, мой приказчик принес ее вам по ошибке; завтра я пришлю вам другую.
Глава 5
НОВООБРАЩЕННЫЙ
На другой день была назначена охота с гончими в Сен-Жерменском лесу.
Генрих приказал, чтобы к восьми часам утра была готова - то есть оседлана и взнуздана - беарнская лошадка, которую он собирался подарить г-же де Сов, но на которой предварительно хотел проехаться сам. Без четверти восемь лошадь стояла во дворе. Ровно в восемь Генрих спустился вниз по лестнице.
Лошадка была маленькая, но сильная и горячая; она била землю копытом и потряхивала гривой. Ночь была холодная, землю покрывал тонкий ледок.
Генрих хотел было пройти по двору, к конюшням, где его ждал конюх с лошадью, но, когда он проходил мимо часового-швейцарца, стоявшего у дверей, солдат сделал ему на караул и сказал:
- Да хранит Господь его величество короля Наваррского!
Услышав такое пожелание, а главное - голос, который произнес эти слова, Беарнец вздрогнул.
Он повернулся к солдату и сделал шаг назад.
- Де Муи! - прошептал он.
- Да, государь, де Муи.
- Зачем вы здесь?
- Ищу вас.
- Что вам надо?
- Мне надо поговорить с вами, ваше величество.
- Несчастный, - подойдя к нему, сказал Генрих, - разве ты не знаешь, что рискуешь головой?
- Знаю.
- И что же?
- И все же я здесь.
Генрих слегка побледнел: он понял, что опасность, которой подвергался пылкий молодой человек, грозила и ему. Он с беспокойством посмотрел по сторонам и снова отступил, но не так быстро, как в первый раз.
В одном из окон Генрих заметил герцога Алансонского.
Он сразу повел себя иначе: взял из рук де Муи, стоявшего, как мы сказали, на часах, мушкет и сделал вид, что хочет осмотреть его.
- Де Муи! - сказал он. - Уж конечно, весьма важная причина заставила вас броситься в пасть волку?
- Да, государь. Я вас подстерегаю уже целую неделю. Только вчера мне удалось узнать, что вы, ваше величество, будете сегодня утром пробовать лошадь, и я встал у дверей Лувра.
- Но откуда у вас этот костюм?
- Командир роты - протестант и мой друг.
- Вот вам ваш мушкет, несите караул по-прежнему. За нами следят. На обратном пути я постараюсь сказать вам два слова, но если я сам не заговорю, не останавливайте меня. Прощайте!
Де Муи принялся расхаживать взад и вперед, а Генрих подошел к лошади.
- Что это за милая скотинка? - спросил из окна герцог Алансонский.
- Это лошадка, которую я должен попробовать сегодня утром, - ответил Генрих.
- Но она совсем не для мужчины.
- Она и предназначена для одной красивой дамы.
- Берегитесь, Генрих! Вы окажетесь предателем, потому что эту даму мы увидим на охоте, и если я не знаю, чей вы рыцарь, то хотя бы узнаю, чей вы шталмейстер.
- О нет! Даю слово, что не узнаете, - с притворным добродушием возразил Генрих, - эта дама сегодня не выйдет из дому: ей очень нездоровится.
- Ах, ах! Бедная госпожа де Сов! - со смехом сказал герцог Алансонский.
- Франсуа! Франсуа! Это вы предатель.
- А что такое с красавицей Шарлоттой? - спросил герцог Алансонский.
- Право, хорошенько не знаю, - отвечал Генрих, пуская лошадь коротким галопом и заставляя ее скакать по кругу. - Дариола сказала мне, что у нее болит голова, какая-то вялость, словом, общая слабость.
- Вам это не помешает ехать с нами? - спросил герцог.
- Мне? Почему помешает? - возразил Генрих. - Ведь вы знаете, что я безумно люблю охоту с гончими и ничто не заставит меня пропустить ее.
- Однако как раз эту вы пропустите, Генрих, - сказал герцог Алансонский, обернувшись и поговорив с кем-то, кто разговаривал с герцогом, оставаясь в глубине комнаты и был невидим Генриху, - его величество король сию минуту известил меня, что охоты не будет. |
|
- Все эти итальянские оракулы - льстецы, - возразил Генрих. - а льстец и обманщик - родные братья. Разве один из них не предсказал мне, что я буду командовать войсками? Это я-то!
И Генрих расхохотался. Но наблюдатель, менее занятый своими мыслями, нежели Пене, почувствовал и понял бы, что это смех деланный.
- Государь, - холодно сказал Рене, - гороскоп предвещает нечто большее.
- Он предвещает, что во главе одного из этих войск я одержу победу?
- Больше того, государь!
- Ну, тогда я стану завоевателем, вот увидите, - сказал Генрих.
- Государь, вы станете королем.
- Да я и так король, - заметил Генрих, пытаясь успокоить неистово забившееся сердце.
- Государь, мой друг знает, что говорит: вы не только будете королем, вы будете царствовать.
- Понимаю, - тем же насмешливым тоном продолжал Генрих, - вашему другу нужны пять экю - ведь правда, Рене? Такое пророчество, особливо в наше время, сильно действует на людей честолюбивых. Слушайте, Рене, я не богат, и потому сейчас я дам вашему другу пять экю, а еще пять экю я дам ему, когда пророчество сбудется.
- Государь, не забывайте, что вы заключили договор с Дариолой, - заметила г-жа де Сов, - не давайте же слишком много обещаний.
- Сударыня, я надеюсь, что, когда это время настанет, ко мне будут относиться, как к королю; следовательно, если я сдержу хотя бы половину своих обещаний, все будут очень довольны.
- Государь, - сказал Рене. - я продолжаю.
- Как, еще не все? - воскликнул Генрих. - Ну хорошо, если я стану императором, я заплачу вдвое больше.
- Государь, мой друг везет с собою из Флоренции ваш гороскоп; когда-то, будучи в Париже, он составил и другой гороскоп, и оба показали одно и то же. А кроме того, мой друг доверил мне одну тайну.
- Тайну, важную для его величества? - оживленно спросила г-жа де Сов.
- Думаю, что да, - ответил флорентиец.
«Он подыскивает слова, - подумал Генрих, не приходя Рене на помощь. - Трудненько же ему, сдается мне, выложить то, что у него на душе».
- Так говорите же, в чем дело! - сказала г-жа де Сов.
- Дело вот в чем, - начал флорентиец, взвешивая каждое слово, - дело в тех слухах о разных отравлениях, которые недавно ходили при дворе.
Ноздри короля Наваррского чуть-чуть расширились, и это был единственный признак, что его внимание к разговору, принявшему неожиданный оборот, удвоилось.
- А ваш флорентийский друг кое-что знает об этих отравлениях? - спросил Генрих.
- Да, государь.
- Как же так, Рене? Вы доверяете мне чужую тайну, да еще такую страшную? - спросил Генрих, стараясь говорить как можно более естественным тоном.
- Этому Другу нужен совет вашего величества.
- Мой?
- Что ж тут удивительного, государь? Вспомните старого солдата, участника сражения при Акциуме; у него был судебный процесс, и он просил совета у императора Августа.
- Август был адвокатом, Рене, а я не адвокат.
- Государь, когда мой друг доверил мне эту тайну, вы, ваше величество, еще принадлежали к протестантской партии, вы были первым ее вождем, а вторым - принц Конде.
- Что же дальше? - спросил Генрих.
- Мой друг надеялся, что вы воспользуетесь вашим всемогущим влиянием на принца Конде и попросите его не помнить зла.
- Объясните, в чем дело. Рене, если хотите, чтобы я вас понял, - не меняя ни тона, ни выражения лица, сказал Генрих.
- Ваше величество, вы поймете меня с первого слова: мой друг знает во всех подробностях, как пытались отравить его высочество принца Конде.
- А разве принца Конде пытались отравить? - спросил Генрих с прекрасно разыгранным изумлением. - В самом деле?.. Когда же?
Рене пристально посмотрел на короля.
- Неделю тому назад, государь, - коротко ответил он.
- Какой-нибудь враг? - спросил король.
- Да, - отвечал Рене, - враг, которого знаете вы, ваше высочество, и который знает вас.
- Да, да, мне кажется, я что-то слышал, - сказал Генрих, - но я не знаю никаких подробностей, которые друг ваш собирается мне рассказать; расскажите вы.
- Хорошо! Принцу Конде кто-то прислал душистое яблоко, но, к счастью, в то время, когда яблоко принесли, у принца был его врач. Он взял у посланца яблоко и понюхал, чтобы узнать его запах и его доброкачественность. Через два дня на лице у врача появилась гангренозная язва с кровоизлиянием, которая разъела ему все лицо, - так поплатился он за свою преданность или за свою неосторожность.
- Но я уже наполовину католик, - ответил Генрих, и, к сожалению, утратил всякое влияние на принца Конде, так что ваш друг обратился ко мне напрасно.
- Ваше величество, моему другу может помочь ваше влияние не только на принца Конде, но и на принца Порсиана, брата того Порсиана, которого отравили.
- Знаете что, Рене, - заметила Шарлотта. - от ваших рассказов бросает в дрожь! Вы неудачно выбрали время, чтобы похлопотать за своего друга. Уже поздно, а разговор ваш замогильный. Честное слово, ваши духи интереснее. - И Шарлотта снова протянула руку к коробочке с опиатом.
- Сударыня, - сказал Рене. - прежде чем испробовать опиат, послушайте, как могут воспользоваться такими удобными случаями злоумышленники.
- Рене. - сказала баронесса. - сегодня вы просто зловещи.
Генрих нахмурил брови; он понимал, что у Рене есть какая-то цель, но не мог угадать, какая, а потому решил довести этот разговор до конца, хотя он и пробуждал у него скорбные воспоминания.
- А вы знаете и подробности отравления принца Порсиана? - спросил Генрих.
- Да, - ответил Рене. - Было известно, что на ночь он оставлял у постели зажженную лампу; в масло подлили яд, и принц задохнулся от испарений.
Генрих стиснул покрывшиеся потом пальцы.
- Значит, - тихо сказал он. - тот, кого вы называете своим другом, знает не только подробности отравления, но и отравителя.
- Да, потому-то он и хотел узнать у вас, можете ли вы повлиять на здравствующего принца Порсиана, чтобы он простил убийце смерть своего брата.
- Но я еще наполовину гугенот и, к сожалению, не имею никакого влияния на принца Порсиана: ваш Друг обратился бы ко мне напрасно.
- А что вы думаете о намерениях принца Конде и принца Порсиана? |
|
Рене посмотрел по сторонам, прошелся по комнате, словно исследуя зрением и слухом все двери и обивку стен, и стал так, чтобы одновременно видеть и г-жу де Сов и Генриха.
- Нет, не знаю. - возразил он.
Изумительный инстинкт Генриха Наваррского, подобно какому-то шестому чувству руководивший им всю первую половину его жизни, полную опасностей, подсказал ему, что сейчас в душе парфюмера происходит нечто необычное, похожее на борьбу, и, обратившись к флорентийцу, стоявшему на свету, тогда как сам он оставался в тени, сказал:
- Рене, почему вы пришли сюда об эту пору?
- Разве я имел несчастье потревожить ваше величество? - спросил парфюмер, делая шаг назад.
- Вовсе нет. Но мне хочется задать вам один вопрос.
- Какой вопрос, государь?
- Вы думали, что застанете меня здесь?
- Я был в этом уверен.
- Значит, вы меня искали?
- Во всяком случае, я счастлив вас видеть.
- Вы хотите что-то сказать мне? - гнул свою линию Генрих.
- Быть может, государь! - ответил Рене. Шарлотта покраснела: она задрожала от страха при мысли, что парфюмер, который, по-видимому, хотел раскрыть Генриху тайну, раскроет ему глаза на то, как она вела себя по отношению к Генриху вначале; делая вид, что всецело занята своим туалетом и ничего не слышит, она прервала их разговор.
- Ах. Рене, поистине вы чародей! - открыв коробочку с опиатом, воскликнула она. - У этой помады чудесный цвет, и, раз уж вы здесь, я хочу, из уважения к вам, попробовать ваше изделие при вас!
Она взяла коробочку и кончиком пальца захватила немного красноватой помады, чтобы намазать ею губы.
Рене вздрогнул.
Баронесса с улыбкой поднесла палец к губа.
Рене побледнел.
Генрих, по-прежнему сидевший в полумраке, следил за всем происходящим жадным, напряженным взором, не упустив ни движения г-жи де Сов, ни трепета Рене.
Пальчик Шарлотты почти коснулся губ, как вдруг Рене схватил ее за руку в то самое мгновение, когда Генрих вскочил, чтобы остановить ее.
Генрих бесшумно опустился на кушетку.
- Простите, сударыня, - принужденно улыбаясь, сказал Рене, - этот опиат нельзя употреблять без особых наставлений.
- А кто же даст мне эти наставления?
- Я.
- Когда?
- Как только скажу кое-что его величеству королю Наваррскому.
Шарлотта широко раскрыла глаза, ничего не поняв из таинственного разговора, который велся в ее присутствии; она так и осталась сидеть с коробочкой опиата в руке, глядя на кончик своего пальца, окрашенного помадой в карминный цвет.
Повинуясь мысли, которая, как и все мысли молодого короля, преследовала две цели, одну - явную, другую - тайную. Генрих встал и, подойдя к Шарлотте, взял ее руку и стал поднимать вымазанный кармином пальчик к своим губам.
- Одну минуту, - поспешно сказал Рене, - одну минуту! Соблаговолите, сударыня, вымыть ваши прекрасные руки вот этим неаполитанским мылом, которое я забыл прислать вам вместе с опиатом и которое имею честь принести лично.
Вынув из серебряной коробочки прямоугольный кусок зеленоватого мыла, он положил его в серебряный, золоченый тазик, налил в тазик воды и, встав на одно колено, поднес его г-же де Сов.
- Честное слово, мэтр Рене, я вас не узнаю! - сказал Генрих. - Своей любезностью вы заткнете за пояс всех придворных волокит.
- Какой прелестный запах! - воскликнула Шарлотта, намыливая свои прекрасные руки жемчужной пеной, отделявшейся от душистого куска.
Рене до конца выполнил обязанности услужливого кавалера и подал г-же де Сов салфетку из тонкого фрисландского полотна, чтобы вытереть руки.
- Вот теперь, ваше величество, - обратился к Генриху флорентиец, - вы можете делать все что угодно.
Шарлота протянула Генриху руку для поцелуя, затем уселась вполоборота, приготовляясь слушать, что станет говорить Рене, а король Наваррский занял свое место. глубоко убежденный, что в душе парфюмера происходит нечто необычайное.
- Итак? - спросила Шарлотта.
Флорентиец, видимо, собрал всю свою решимость и повернулся к Генриху.
Глава 4
ГОСУДАРЬ, ВЫ СТАНЕТЕ КОРОЛЕМ
- Государь, - обратился к Генриху Рене, - я пришел поговорить с вами о том, что меня давно интересует.
- О духах? - улыбаясь, спросил Генрих.
- Да, государь, пожалуй.., о духах! - ответил Рене, сделав какой-то странный знак согласия.
- Говорите, я слушаю: этот предмет всегда казался мне весьма увлекательным.
Рене взглянул на Генриха, пытаясь, что бы тот ни говорил, прочитать его непроницаемые мысли, но, увидав, что это дело совершенно безнадежное, продолжал:
- Государь, один мой друг должен на днях приехать из Флоренции: он усиленно занимается астрологией...
- Да, - прервал его Генрих. - я знаю, что это страсть всех флорентийцев.
- В содружестве с крупнейшими учеными всего мира он составил гороскопы самых именитых дворян Европы.
- Ах, вот оно что! - сказал Генрих.
- А так как род Бурбонов является знатнейшим из знатных, ибо ведет свое начало от графа Клермона, пятого сына Людовика Святого, то вы, ваше величество, можете быть уверены, что он составил и ваш гороскоп.
Генрих стал слушать парфюмера еще внимательнее.
- А вы помните этот гороскоп? - осведомился король Наваррский, пытаясь равнодушно улыбнуться.
- О! - кивнув головой, произнес Рене, - такие гороскопы, как ваш, не забывают.
- В самом деле? - иронически пожав плечами, сказал Генрих.
- Да, государь, ибо гороскоп утверждает, что вас ждет самая блестящая судьба.
Глаза молодого короля невольно сверкнули молнией, тотчас погасшей в облаке равнодушия. |
|