В категории материалов: 263
Показано материалов: 196-200 |
Страницы: « 1 2 ... 38 39 40 41 42 ... 52 53 » |
|
- А, по-моему, неблагодарность не недостаток и не грех, а порок, что го-
раздо хуже.
- Неблагодарность по отношению к Мари Мишон? И с вашей стороны, граф?
- воскликнула герцогиня, пристально смотря на Атоса и как бы стараясь
прочесть его тайные мысли. - Но разве это возможно? Ведь вы даже не были
знакомы с ней.
- Кто знает, сударыня? Может быть, и был, - сказал Атос. - Народная
пословица гласит, что только гора с горой не сходится, а народные посло-
вицы иной раз изумительно верны.
- О, продолжайте, продолжайте, - быстро проговорила герцогиня. - Вы
не можете себе представить, с каким любопытством я вас слушаю.
- Вы придаете мне смелости, сударыня, - я буду продолжать. Эта кузина
Арамиса, эта Мари Мишон, эта молоденькая белошвейка, несмотря на свое
низкое общественное положение, была знакома с блестящей знатью. Самые
важные придворные дамы считали ее своим другом, а королева, несмотря на
всю свою гордость - двойную гордость испанки и австриячки, - называла ее
своей сестрою.
- Увы! - проговорила герцогиня с легким вздохом и чуть заметным,
свойственным ей одной, движением бровей. - С тех пор многое изменилось.
- И королева была права, - продолжал Атос. - Мари Мишон была действи-
тельно глубоко предана ей, предана до такой степени, что решилась быть
посредницей между нею и ее братом, испанским королем.
- А теперь это вменяют ей в преступление, - заметила герцогиня.
- Тогда кардинал - настоящий кардинал, не этот - решил в один прек-
расный день арестовать бедную Мари Мишон и отправить ее в замок Лош. К
счастью, об этом замысле узнали вовремя. Его даже предвидели и заранее
условились: королева должна была прислать Мари Мишон молитвенник в зеле-
ном бархатном переплете, если той будет грозить какая-нибудь опасность.
- Да, именно так, вы хорошо осведомлены.
- Однажды утром принц де Марсильяк принес Мари книгу в зеленом переп-
лете. Нельзя было терять ни минуты. К счастью, Мари Мишон и ее служанка
Кэтти отлично умели носить мужской наряд. Принц доставил им платье - до-
рожный костюм для Мари и ливрею для Кэтти, а также двух отличных лоша-
дей. Беглянки поспешно оставили Тур и направились в Испанию. Не решаясь
показываться на больших дорогах, они ехали проселочными, вздрагивая от
страха при малейшем шуме, и часто, когда на пути не встречалось гости-
ниц, пользовались случайным приютом.
- Все это правда, истинная правда! - воскликнула герцогиня, хлопая в
ладоши. - Было бы очень любопытно...
Она остановилась.
- Если б я проследил за путешественницами до самого конца? - спросил
Атос. - Нет, герцогиня, я не позволю себе так злоупотреблять вашим вре-
менем. Мы доберемся с ними только до маленького селения Рош-Лабейль, ле-
жащего между Тюллем и Ангулемом.
Герцогиня вскрикнула и с таким изумлением взглянула на Атоса, что
бывший мушкетер не мог удержаться от улыбки.
- Подождите, сударыня, - сказал он, - теперь мне остается рассказать
вам нечто, еще более необычайное.
- Вы колдун, сударь! - воскликнула герцогиня. - Я ко всему готова,
но, право же... Впрочем, продолжайте.
- В тот день они ехали долго, дорога была трудная. Стояла холодная
погода - ото было одиннадцатого октября. В селенье не было ни гостиницы,
ни замка, одни только жалкие грязные крестьянские домишки. Между тем у
Мари Мишон были самые аристократические привычки: подобно своей сест-
ре-королеве, она привыкла к проветренной спальне и тонкому белью. Она
решилась просить гостеприимства у священника.
Атос остановился.
- Продолжайте, - сказала герцогиня. - Я уже говорила вам, что готова
ко всему.
- Путешественницы постучались в дверь. Было поздно. Священник уже
лег. Он крикнул им: "Войдите! Они вошли, так как дверь была незаперта. В
деревнях люди доверчивы. В спальне священника горела лампа. Мари Мишон,
очаровательная в мужском платье, толкнула дверь, просунула голову в ком-
нату и попросила позволения переночевать. "Пожалуйста, молодой человек,
- сказал священник, - если вы согласны удовольствоваться остатками моего
ужина и половиною моей комнаты". Путешественницы пошептались между со-
бой, и священник слышал, как они громко смеялись. А потом раздался голос
молодого господина или, вернее, госпожи: "Благодарю вас, господин кюре.
Мне это подходит". - "В таком случае ужинайте, но постарайтесь поменьше
шуметь. Я тоже не сходил с седла весь день и не прочь хорошенько выс-
паться".
Удивление герцогини де Шеврез сперва сменилось изумлением, а теперь
она была просто ошеломлена. Лицо ее приобрело выражение, которое невоз-
можно описать никакими словами: видно было, что ей хочется сказать что-
то, но она молчит из опасения пропустить хоть одно слово своего собесед-
ника.
- А дальше? - спросила она.
- Дальше? Вот это действительно самое трудное.
- Говорите, говорите! Мне можно сказать все. К тому же это меня нис-
колько не касается, - это дело Мари Мишон.
- Ах да, совершенно верно! Итак, Мари Мишон поужинала со своей слу-
жанкой, а после ужина, пользуясь данным ей позволением, вошла в спальню
священника. Кэтти уже устроилась на ночь в кресле в передней комнате, то
есть там, где они ужинали.
- Послушайте! - воскликнула герцогиня. - Если только вы не сам сата-
на, то я не могу понять, каким образом узнали вы все эти подробности!
- Мари Мишон была прелестная женщина, - продолжал Атос, - одно из тех
сумасбродных созданий, которым постоянно приходят в голову самые стран-
ные причуды и которые созданы всем нам на погибель. И вот, когда эта ко-
кетка подумала, что ее хозяин - священник, ей пришло на ум, что под ста-
рость забавно будет иметь одно многих веселых воспоминаний еще лишнее
веселое воспоминание о священнике, попавшем по ее милости в ад.
- Честное слово, граф, вы меня приводите в ужас.
- Увы! Бедный священник был не святой Амвросий, а Мари Мишон, повто-
ряю, была очаровательная женщина. |
|
Герцогиня сидела в небольшом будуаре, окна которого выходили в сад.
Будуар этот по тогдашней моде, которую ввела г-жа де Рамбулье, отделывая
свой особняк, был обтянут голубой шелковой материей с розоватыми цветами
и золотыми листьями. Только изрядная кокетка решилась бы в лета герцоги-
ни де Шеврез сидеть в таком будуаре. А она даже не сидела, а полулежала
на кушетке, прислонившись головою к вышитому ковру, висевшему на стене.
Опершись локтем на подушку, она держала в руке раскрытую книгу.
Когда лакей доложил о графе де Ла Фер, герцогиня слегка приподнялась
и с любопытством посмотрела на дверь.
Вошел Атос.
На нем был лиловый бархатный костюм, отделанный шнурками того же цве-
та с серебряными воронеными наконечниками, плащ без золотого шитья и
черная шляпа с простым лиловым пером.
Отложной воротник его рубашки был из дорогого кружева; такие же кру-
жева спускались на отвороты его черных кожаных сапог, а на боку висела
шпага с великолепным эфесом, которой на улице Феру так восхищался ког-
да-то Портос и которую Атос так ни разу и не одолжил ему.
В лице и манерах графа де Ла Фер, имя которого только что прозвучало
как совершенно неизвестное для герцогини де Шеврез, было столько благо-
родства и изящества, что она слеша привстала и предложила ему занять
место возле себя.
Атос поклонился и сел. Лакей хотел было уйти, но Атос знаком удержал
его.
- Я имел смелость явиться к вам в дом, герцогиня, - сказал он, - нес-
мотря на то что мы незнакомы. Смелость моя увенчалась успехом, так как
вы соблаговолили принять меня. Теперь я прошу вас уделить мне полчаса
для беседы.
- Я готова исполнить вашу просьбу, граф, - с любезной улыбкой ответи-
ла герцогиня де Шеврез.
- Но это еще не все. Простите, я знаю и сам, что требую слишком мно-
гого. Я прошу у вас беседы без свидетелей, и мне бы не хотелось, чтобы
нас прерывали.
- Меня ни для кого нет дома, - сказала герцогиня лакею. - Можете ид-
ти.
Лакей вышел.
На минуту наступило молчание. Герцогиня и ее гость, с первого взгляда
увидевшие, что принадлежат к одному кругу людей, спокойно смотрели друг
на друга.
Герцогиня первая прервала молчание.
- Ну что же, граф? - сказала она, улыбаясь. - Разве вы не видите, с
каким нетерпением я жду?
- А я, герцогиня, я смотрю и восхищаюсь, - ответил Атос.
- Извините меня, - продолжала герцогиня, - но мне хочется поскорее
узнать, с кем я имею удовольствие говорить. Нет никакого сомнения, что
вы бываете при дворе. Почему я никогда не встречала вас там? Может быть,
вы только что вышли из Бастилии?
- Нет, герцогиня, - с улыбкой сказал Атос, - но, может быть, я стою
на дороге, которая туда ведет.
- Да? В таком случае скажите мне поскорее, кто вы, и уходите, - воск-
ликнула герцогиня с той живостью, которая была в ней так пленительна. -
Я и без того уже достаточно скомпрометировала себя, чтобы запутываться
еще больше.
- Кто я, герцогиня? Вам доложили обо мне как о графе де Ла Фер, по вы
никогда не слыхали этого имени. В прежнее время я носил другое имя, ко-
торое вы, может быть, и знали, но, конечно, забыли уже.
- Все равно, скажите его мне, граф.
- Когда-то меня звали Атосом.
Герцогиня взглянула на него удивленными, широко раскрытыми глазами.
Было очевидно, что это имя не вполне изгладилось у нее из памяти, хотя и
затерялось среди старых воспоминаний.
- Атос? - сказала она. - Постойте...
Она приложила обе руки ко лбу, как бы для того, чтобы задержать на
мгновение множество мелькающих мыслей и разобраться в их сверкающем и
пестром рое.
- Не помочь ли вам, герцогиня? - с улыбкой спросил Атос.
- Да, да, - сказала г-жа де Шеврез, уже утомленная этими поисками, -
вы сделаете мне большое одолжение.
- Этот Атос был очень дружен с тремя молодыми мушкетерами: д'Ар-
таньяном, Портосом и...
Атос остановился.
- И Арамисом, - быстро договорила герцогиня.
- И Арамисом, совершенно верно. Значит, вы еще не забыли этого имени?
- Нет, - ответила она, - нет. Бедный Арамис! Он был такой красивый,
изящный и скромный молодой человек, писавший прелестные стихи. Говорят,
он плохо кончил?
- Совсем плохо. Он сделался аббатом.
- Ах, какая жалость! - сказала герцогиня, небрежно играя своим вее-
ром. - Но я, право, очень благодарна вам, граф.
- За что же?
- За то, что вы вызвали одно из самых приятных воспоминаний моей мо-
лодости.
- А могу я напомнить вам другое?
- Имеющее связь с этим?
- И да и нет.
- Что ж, - сказала г-жа де Шеврез, - говорите. С таким человеком, как
вы, можно ничего не бояться.
Атос поклонился.
- Арамис был в очень близких отношениях с одной молоденькой белошвей-
кой из Тура, - сказал он.
- С белошвейкой из Тура?
- Да. Ее звали Мари Мишон, и она приходилась ему кузиной.
- Ах, я знаю ее! - воскликнула герцогиня. - Это та, которой он писал
во время осады Ла-Рошели, предупреждая ее о заговоре против бедного Бе-
кингэма!
- Она самая. Позвольте мне говорить о ней?
Герцогиня взглянула на него.
- Да, если вы не будете отзываться о пей слишком дурно, - сказала
она.
- Это было бы черной неблагодарностью с моей стороны, - сказал Атос. |
|
XXII
ОДНО ИЗ ПРИКЛЮЧЕНИЙ МАРИ МИШОН
В то самое время, как герцог Бофор и Гримо замышляли побег из Венсе-
па, два всадника, в сопровождении слуги, въезжали в Париж через пред-
местье Сен-Марсель. Это были граф де Ла Фер и виконт де Бражелон.
Молодой человек первый раз был в Париже, и, по правде сказать, Атос,
въезжая с ним через эту заставу, не позаботился о том, чтобы показать с
самой лучшей стороны город, с которым был когда-то в большой дружбе. На-
верное, даже последняя деревушка Турени была приятнее на вид, чем часть
Парижа, обращенная в сторону Блуа. И нужно сказать, к стыду этого столь
прославленного города, что он произвел весьма посредственное впечатление
на юношу.
Атос казался, как всегда, спокойным и беззаботным.
Доехав до Сен-Медарского предместья, Атос, служивший в этом лабиринте
проводником своим спутникам, свернул на Почтовую улицу, потом на улицу
Пыток, потом к рвам Святого Михаила, потом на улицу Вожирар. Добравшись
до улицы Фору, они поехали по ней. На середине ее Атос с улыбкой взгля-
нул на один из домов, с виду купеческий, и показал на него Раулю.
- Вот в этом доме, Рауль, - сказал он, - я прожил семь самых счастли-
вых и самых жестоких лет моей жизни.
Рауль тоже улыбнулся и, сняв шляпу, низко поклонился дому. Он благо-
говел перед Атосом, и это проявлялось во всех его поступках.
Что же касается до самого Атоса, то, как мы уже говорили, Рауль был
не только средоточием его жизни, во, за исключением старых полковых вос-
поминаний, и его единственной привязанностью. Из этого можно понять как
глубоко и нежно любил Рауля Атос.
Путники остановились в гостинице "Зеленая лисица", на улице Старой
Голубятни. Атос хорошо знал ее, так как сотни раз бывал здесь со своими
друзьями. Но за двадцать лет тут изменилось все, начиная с хозяев.
Наши путешественники прежде всего позаботились о своих лошадях. Пору-
чая их слугам, они приказали подостлать им соломы, дать овса и вытереть
ноги и грудь теплым вином, так как эти породистые лошади сделали за один
день двадцать миль. Только после этого, как надлежит хорошим ездокам,
они спросили две комнаты для себя.
- Вам необходимо переодеться, Рауль, - сказал Атос. - Я хочу вас
представить кой-кому.
- Сегодня? - спросил юноша.
- Да, через полчаса.
Рауль поклонился.
Не столь неутомимый, как Атос, который был точно выкован из железа,
Рауль гораздо охотнее выкупался бы сейчас в Сене - он столько о ней нас-
лышался, хоть и склонен был заранее признать ее хуже Луары, - а потом
лечь в постель. Но граф сказал, и он повиновался.
- Кстати, оденьтесь получше, Рауль, - сказал Атос. - Мне хочется,
чтобы вы казались красивым.
- Надеюсь, граф, что дело идет не о сватовстве, - с улыбкой сказал
Рауль, - ведь вы знаете мои обязательства по отношению к Луизе.
Атос тоже улыбнулся.
- Нет, будьте покойны, хоть я и представлю вас женщине.
- Женщине? - переспросил Рауль.
- Да, и мне даже очень хотелось бы, чтобы вы полюбили ее.
Рауль с некоторой тревогой взглянул на графа, по, увидав, что тот
улыбается, успокоился.
- А сколько ей лет? - спросил он.
- Милый Рауль, запомните раз навсегда, - сказал Атос, - о таких вещах
не спрашивают. Если вы можете угадать по лицу женщины ее возраст - со-
вершенно лишнее спрашивать об этом, если же не можете - ваш вопрос неск-
ромен.
- Она красива?
- Шестнадцать лет тому назад она считалась но только самой красивой,
но и самой очаровательной женщиной во Франции.
Эти слова совершенно успокоили Рауля. Невероятно было, чтобы Атос со-
бирался женить его на женщине, которая считалась красивой за год до то-
го, как Рауль появился на свет.
Он прошел в свою комнату и с кокетством, свойственным юности, испол-
няя просьбу Атоса, постарался придать себе самый изящный вид. При его
природной красоте это было совсем не трудно.
Когда он вошел к Атосу, тот оглядел его с отеческой улыбкой, с кото-
рой в минувшие годы встречал д'Артаньяна. Только в улыбке этой было те-
перь гораздо больше нежности.
Прежде всего Атос посмотрел на волосы Рауля и на его руки и ноги -
они говорили о благородном происхождении. Следуя тогдашней моде, Рауль
причесался на прямой пробор, и темные волосы локонами падали ему на пле-
чи, обрамляя матово бледное лицо. Серые замшевые перчатки, одного цвета
со шляпой, обрисовывали его тонкие изящные руки, а сапоги, тоже серые,
как перчатки и шляпа, ловко обтягивали маленькие, как у десятилетнего
ребенка, ноги.
"Если она не будет гордиться им, - подумал Атос, - то на нее очень
трудно угодить".
Было три часа пополудни - самое подходящее время для визитов. Наши
путешественники отправились по улице Грепель, свернули на улицу Розы,
вышли; на улицу Святого Доминика и остановились у великолепного дома,
расположенного против Якобинского монастыря и украшенного гербами семьи
де Люинь.
- Здесь, - сказал Атос.
Он вошел в дом твердым, уверенным шагом, который сразу дает понять
привратнику, что входящий имеет на это право, поднялся на крыльцо и, об-
ратившись к лакею в богатой ливрее, послал его узнать, может ли герцоги-
ня де Шеврез принять графа де Ла Фер.
Через минуту лакей вернулся с ответом: хотя герцогиня и не имеет чес-
ти знать графа де Ла Фер, она просит его войти.
Атос последовал за лакеем через длинную анфиладу комнат и остановился
перед закрытой дверью. Он сделал виконту де Бражелону знак, чтобы тот
подождал его здесь.
Лакей отворил дверь и доложил о графе де Ла Фер.
Герцогиня де Шеврез, о которой мы часто упоминали в нашем романе "Три
мушкетера", ни разу не имея случая вывести ее на сцену, считалась еще
очень красивой женщиной. На вид ей можно было дать не больше тридцати
восьми - тридцати девяти лет, тогда как на самом деле ей уже минуло со-
рок пять. У нее были все те же чудесные белокурые волосы, живые умные
глаза, которые так часто широко раскрывались, когда герцогиня вела ка-
кую-либо интригу, и которые так часто смыкала любовь, и талия тонкая,
как у нимфы, так что герцогиню, если не видеть ее лица, можно было при-
нять за совсем молоденькую девушку, какой она была в то время, когда
прыгала с Анной Австрийской через тюильрийский ров, лишивший в 1633 году
Францию наследника престола.
В конце концов это было все то же сумасбродное существо, умевшее при-
давать своим любовным приключениям такую оригинальность, что они служили
почти к славе семьи. |
|
Герцог понял, что плохо владеет собой. Но в эту минуту Гримо, должно
быть подслушав разговор и сообразив, что надо чем-нибудь отвлечь внима-
ние Ла Раме, вошел в комнату и сделал знак своему начальнику, словно же-
лая ему что-то сообщить.
Тот подошел к нему, и они заговорили вполголоса.
Герцог за это время опомнился.
- Я, однако, запретил этому человеку входить сюда без моего разреше-
ния, - сказал он.
- Простите его, ваше высочество, - сказал Ла Раме, - это я велел ему
прийти.
- А зачем вы зовете его, зная, что он мне неприятен?
- Но ведь, как мы условились, ваше высочество, он будет прислуживать
за нашим славным ужином! Вы забыли про ужин, ваше высочество?
- Нет, но я забыл про господина Гримо.
- Вашему высочеству известно, что без Гримо не будет и ужина.
- Ну хорошо, делайте, как хотите.
- Подойдите сюда, любезный, - сказал Ла Раме, - и послушайте, что я
скажу.
Гримо, смотревший еще угрюмее обыкновенного, подошел поближе.
- Его высочество, - продолжал Ла Раме, - оказал мне честь пригласить
меня завтра на ужин.
Гримо взглянул на него с недоумением, словно не понимая, каким обра-
зом это может касаться его.
- Да, да, это касается и вас, - ответил Ла Раме на этот немой вопрос.
- Вы будете иметь честь прислуживать нам, а так как, несмотря на весь
наш аппетит и жажду, на блюдах и в бутылках все-таки кое-что останется,
то хватит и на вашу долю.
Гримо поклонился в знак благодарности.
- А теперь я попрошу у вас позволения удалиться, ваше высочество, -
сказал Ла Раме. - Господин де Шавиньи, кажется, уезжает на несколько
дней и перед отъездом желает отдать мне приказания.
Герцог вопросительно взглянул на Гримо, но тот равнодушно смотрел в
сторону.
- Хорошо, ступайте, - сказал герцог, - только возвращайтесь поскорее.
- Вероятно, вашему высочеству угодно отыграться после вчерашней неу-
дачи?
Гримо чуть заметно кивнул головой.
- Разумеется, угодно, - сказал герцог. - И берегитесь, Ла Раме, день
на день не приходится: сегодня я намерен разбить вас в пух и прах.
Ла Раме ушел. Гримо, не шелохнувшись, проводил его глазами, и, как
только дверь затворилась, вытащил из кармана карандаш и четвертушку бу-
маги.
- Пишите, монсеньер, - сказал он.
- Что писать? - спросил герцог.
Гримо подумал немного и продиктовал:
- "Все готово к завтрашнему вечеру. Ждите нас с семи до девяти часов
с двумя оседланными лошадьми. Мы спустимся из первого окна галереи".
- Дальше? - сказал герцог.
- Дальше, монсеньер? - удивленно повторил Гримо. - Дальше подпись.
- И все?
- Чего же больше, ваше высочество? - сказал Гримо, предпочитавший са-
мый сжатый слог.
Герцог подписался.
- А вы уничтожили мяч, ваше высочество?
- Какой мяч?
- В котором было письмо.
- Нет, я думал, что он еще может нам пригодиться. Вот он.
И, вынув из-под подушки мяч, герцог подал его Гримо.
Тот постарался улыбнуться как можно приятнее.
- Ну? - спросил герцог.
- Я зашью записку в мяч, ваше высочество, - сказал Гримо, - и вы во
время игры бросите его в ров.
- А если он потеряется?
- Не беспокойтесь. Там будет человек, который поднимет его.
- Огородник? - спросил герцог.
Гримо кивнул головою.
- Тот же, вчерашний?
Гримо снова кивнул.
- Значит, граф Рошфор?
Гримо трижды кивнул.
- Объясни же мне хоть вкратце план нашего бегства.
- Мне ведено молчать до последней минуты.
- Кто будет ждать меня по ту сторону рва?
- Не знаю, монсеньер.
- Так скажи мне, по крайней мере, что пришлют нам в пироге, если не
хочешь свести меня с ума.
- В нем будут, монсеньер, два кинжала, веревка с узлами и груша.
- Хорошо, понимаю.
- Как видите, ваше высочество, на всех хватит.
- Кинжалы и веревку мы возьмем себе, - сказал герцог.
- А грушу заставим съесть Ла Раме, - добавил Гримо.
- Мой милый Гримо, - сказал герцог, - нужно отдать тебе должное: ты
говоришь не часто, но уж если заговоришь, то слова твои - чистое золото. |
|
Через пять минут явился караульный офицер, и герцог де Бофор, каза-
лось, совершенно погрузился в глубокие расчеты шахов и матов.
Странная вещь человеческая мысль! Какие перевороты производит в ней
иногда одно движение, одно слово, один проблеск надежды!
Герцог пробыл в заключении пять лет, которые тянулись для него страш-
но медленно. Теперь же, когда он вспоминал о прошлом, эти пять лет каза-
лись ему не такими длинными, как те два дня, те сорок восемь часов, ко-
торые оставались до освобождения.
Но больше всего хотел бы он узнать, каким образом состоится его осво-
бождение. Ему подали надежду, но от него скрыли, что же будет в та-
инственном пироге, что за друзья будут ждать его? Значит, несмотря на
пять лет, проведенные в тюрьме, у него еще есть друзья? В таком случае
он действительно был принцем с очень большими привилегиями.
Он забыл, что в числе его друзей (что было уж вовсе необыкновенно)
имелась женщина. Быть может, она и но отличалась особенной верностью ему
во время разлуки; но она не забыла о нем, а это уже очень много.
Тут было над чем призадуматься. А потому при игре в шахматы вышло то
же, что при игре в мяч. Бофор делал промах за промахом и проигрывал офи-
церу вечером так же, как утром проиграл Ла Раме.
Однако очередные поражения давали возможность герцогу дотянуть до
восьми часов вечера и кое-как убить три часа. Потом придет ночь, а с ней
и сон.
Так, по крайней мере, полагал герцог. Но сон - очень капризное бо-
жество, которое не приходит именно тогда когда его призывают. Герцог
прождал его до полуночи, ворочаясь с боку на бок на своей постели, как
святой Лаврентий на раскаленной решетке. Наконец он заснул.
Но на рассвете он проснулся. Всю ночь мучили его страшные сны. Ему
снилось, что у него выросли крылья. Вполне естественно, что он попробо-
вал полететь, и сначала крылья отлично его держали. Но поднявшись до-
вольно высоко, он вдруг почувствовал, что не может больше держаться в
воздухе. Крылья его сломались, он полетел вниз, в бездонную пропасть, и
проснулся с холодным потом на лбу, совершенно разбитый, словно и впрямь
рухнул с высоты.
Потом он снова заснул и опять погрузился в лабиринт нелепых, бессвяз-
ных снов. Едва он закрыл глаза, как его воображение, направленное к еди-
ной цели - бегству из тюрьмы, снова стало рисовать попытки осуществить
его. На этот раз все шло по-другому. Бофору снилось, что он открыл под-
земный ход из Венсена. Он спустился в этот ход, а Гримо шел впереди с
фонарем в руках. Но малопомалу проход стал суживаться. Сначала еще
все-таки можно было идти, но потом подземный ход стал так узок, что бег-
лец уже тщетно пытался продвинуться вперед. Стены подземного хода все
сближались, все сжимались, герцог делал неслыханные усилия и все же не
мог двинуться с места. А между тем вдали виднелся фонарь Гримо, неуклон-
но шедшего вперед. И сколько герцог ни старался позвать его на помощь,
он не мог вымолвить ни слова, подземелье душило его. И вдруг, в начале
коридора, там, откуда он вошел, послышались поспешные шаги преследовате-
лей, они все приближались; его заметили, надежда на спасенье пропала. А
стены словно сговорились с врагами, и чем настоятельней была необходи-
мость бежать, тем больше они теснили его. Наконец он услышал голос Ла
Раме, увидал его. Ла Раме протянул руку и, громко расхохотавшись, схва-
тил герцога за плечо. Его потащили назад, привели в низкую сводчатую ка-
меру, где умерли маршал Орнано, Пюилоранс и его дядя. Три холмика отме-
чали их могилы, четвертая зияла тут же, ожидая еще один труп.
Проснувшись, герцог уже напрягал все силы, чтобы опять не заснуть,
как раньше напрягал их, чтобы заснуть. Он был так бледен, казался таким
слабым, что Ла Раме, вошедший к нему, спросил, не болен ли он.
- Герцог провел действительно очень тревожную ночь, - сказал одип из
сторожей, не спавший все время, так как у него от сырости разболелись
зубы. - Он бредил и раза два-три звал на помощь.
- Что же это с вами, монсеньер? - спросил Ла Раме.
- Это все твоя вина, дурак! - сказал герцог. - Ты своими глупыми
россказнями о бегстве совсем вскружил мне голову, и мне всю ночь сни-
лось, что я, пытаясь бежать, ломаю себе шею.
Ла Раме расхохотался.
- Вот видите, ваше высочество, - сказал он. - Это предостережение
свыше. Я уверен, что вы не будете так неосмотрительны наяву, как во сне.
- Ты прав, любезный Ла Раме, - ответил герцог, отирая со лба холодный
пот, все еще струящийся, хоть он и давно проснулся. - Я не хочу больше
думать ни о чем, кроме еды и питья.
- Те! - сказал Ла Раме.
И под разными предлогами он поспешил удалить, одного за другим, сто-
рожей.
- Ну что? - спросил герцог, когда они остались одни.
- Ужин заказан, - сказал Ла Раме.
- Какие же будут блюда, господин дворецкий?
- Ведь вы обещали положиться на меня, ваше высочество!
- А пирог будет?
- Еще бы. Как башня!
- Изготовленный преемником Марто?
- Заказан ему.
- А ты сказал, что это для меня?
- Сказал.
- Что же он ответил?
- Что постарается угодить вашему высочеству.
- Отлично, - сказал герцог, весело потирая руки.
- Черт возьми! - воскликнул Ла Раме. - Какие, однако, успехи делаете
вы по части чревоугодия, ваше высочество! Ни разу за пять лет я не видал
у вас такого счастливого лица. |
|