В категории материалов: 263
Показано материалов: 201-205 |
Страницы: « 1 2 ... 39 40 41 42 43 ... 52 53 » |
|
Друзья ваши бодрствуют, и час вашего освобождения близится. Прикажите
доставить вам послезавтра пирог от нового кондитера, купившего заведение
у прежнего пирожника Марто. Этот новый кондитер - не кто иной, как ваш
дворецкий Нуармон. Разрежьте пирог, когда будете одни. Надеюсь, что вы
останетесь довольны его начинкой.
Глубоко преданный слуга вашего высочества как в Бастилии, так и пов-
сюду,
граф Рошфор.
Вы можете вполне довериться Гримо, ваше высочество: это очень смышле-
ный и преданный нам человек".
Герцог, у которого стали топить печь с тех пор, как он отказался от
упражнений в живописи, сжег письмо Рошфора, как раньше, хотя с гораздо
большим сожалением, сжег записку г-жи де Монбазон. Он хотел было бросить
в печку и мяч, но потом ему пришло в голову, что он еще может приго-
диться для передачи ответа Рошфору.
Герцога стерегли на совесть: подслушав, что он двигается у себя, в
комнату вошел Ла Раме.
- Что угодно вашему высочеству? - спросил Ла Раме.
- Я озяб и помешал дрова, чтобы они хорошенько разгорелись, - сказал
герцог. - Вы знаете, мой милый, что камеры Венсенского замка славятся
своей сыростью. Здесь очень удобно сохранять лед и добывать селитру. А
те камеры, в которых умерли Пюилоранс, маршал Орнано и мой дядя, великий
приор, справедливо ценятся на вес мышьяка, как выразилась госпожа де
Рамбулье.
И герцог снова лег в постель, засунув мяч еще глубже под подушку. Ла
Раме усмехнулся. Он был, в сущности, неплохой и добрый человек. Он горя-
чо привязался к своему знатному узнику и был бы в отчаянии, если бы с
тем приключилась какая-нибудь беда. А то, что говорил герцог про своего
дядю и двух других заключенных, была истинная правда.
- Не следует предаваться мрачным мыслям, ваше высочество, - сказал Ла
Раме. - Такие мысли убивают скорее селитры.
- Вам хорошо говорить так, Ла Раме. Если бы я мог ходить по конди-
терским, есть пирожки у преемника дядюшки Марто и запивать их бур-
гундским, как вы, я бы тоже не скучал.
- Да уж, что правда, то правда, ваше высочество: пироги у него пре-
восходные, да и вино прекрасное.
- Во всяком случае, его кухня и погреб должны быть получше, чем у
господина де Шавиньи.
- А кто мешает вам попробовать его стряпню, ваше высочество? - сказал
Ла Раме, попадаясь в ловушку. - Кстати, я обещал ему, что вы станете его
покупателем.
- Хорошо, - согласился герцог. - Если уж мне суждено просидеть в зак-
лючении до самой смерти, как позаботился довести до моего сведения ми-
лейший Мазарини, то нужно же мне придумать какое-нибудь развлечение под
старость. Постараюсь к тому времени сделаться лакомкой.
- Послушайтесь доброго совета, ваше высочество, не откладывайте этого
до старости.
"Каждого человека, как видно, на погибель души и тела небо наделило
хоть одним из семи смертных грехов, если не двумя сразу, - подумал гер-
цог. - Чревоугодие - слабость Ла Раме. Что ж, воспользуемся этим".
- Послезавтра, кажется, праздник, милый Ла Рамс? - спросил он.
- Да, ваше высочество, троицын день.
- Не желаете ли дать мне послезавтра урок?
- Чего?
- Гастрономии.
- С большим удовольствием, ваше высочество.
- Но для этого мы должны остаться вдвоем. Отошлем сторожей обедать в
столовую господина де Шавиньи и устроим себе ужин, заказать который я
попрошу вас.
- Гм! - сказал Ла Раме.
Предложение было очень соблазнительно, но Ла Раме, несмотря на невы-
годное мнение о нем Мазарини, был всетаки человек бывалый и знал все ло-
вушки, которые умеют подстраивать узники своим надзирателям. Герцог
хвастал не раз, что у него имеется сорок способов побега из крепости. Уж
нет ли тут какой хитрости?
Ла Раме задумался на минуту, но затем рассудил, что раз обед он зака-
жет сам, значит, ничего не будет подсыпано в кушанья или подлито в вино.
А напоить его пьяным герцогу, конечно, нечего и надеяться; Ла Раме даже
рассмеялся при таком предположении. Наконец ему пришла на ум еще одна
мысль, решившая вопрос.
Герцог следил с тревогой за отражением этого внутреннего монолога на
физиономии Ла Раме. Наконец лицо надзирателя просияло.
- Ну что ж, идет? - спросил герцог.
- Идет, ваше высочество, но с одним условием.
- С каким?
- Гримо будет нам прислуживать за столом.
Это было как нельзя более кстати для герцога.
Однако у него хватило сил скрыть свою радость, и он недовольно нахму-
рился.
- К черту вашего Гримо! - воскликнул он. - Он испортит мне весь
праздник.
- Я прикажу ему стоять за вашим стулом, ваше высочество, а так как он
обычно не говорит ни слова, то вы его не будете ни видеть, ни слышать. И
при желании можете воображать, что он находится за сто миль от вас.
- А знаете, мой милый, что я заключаю из всего этого? - сказал гер-
цог. - Вы мне не доверяете.
- Ведь послезавтра троицын день, ваше высочество.
- Так что ж из того? Какое мне дело до троицы? Или вы боитесь, что
святой дух сойдет на землю в виде огненных языков, чтобы отворить мне
двери тюрьмы?
- Конечно, нет, ваша светлость. Но я ведь говорил вам, что предсказал
этот проклятый звездочет.
- А что такое?
- Что вы убежите из крепости прежде, чем пройдет троицын день.
- Так ты веришь колдунам? Глупец!
- Мне их предсказания не страшней вот этого, - сказал Ла Раме, щелк-
нув пальцами. - Но монсеньер Джулио и в самом деле побаивается. Он
итальянец и, значит, суеверен.
Герцог пожал плечами.
- Ну, так и быть, согласен, - сказал он с прекрасно разыгранным доб-
родушием. - Тащите вашего Гримо, если уж без этого нельзя обойтись, но
кроме него - ни одной души, заботьтесь обо всем сами. Закажите ужин ка-
кой хотите, я же ставлю только одно условие: чтоб был пирог, о котором
вы мне столько наговорили. Закажите его для меня, и пусть преемник Марто
постарается. Пообещайте ему, что я сделаю его своим поставщиком не
только на все время, которое просижу в крепости, но и после того, как
выйду отсюда.
- Вы все еще надеетесь выйти? - спросил Ла Раме.
- Черт возьми! - воскликнул герцог. - В крайнем случае хоть после
смерти Мазарини. Ведь я на пятнадцать лет моложе его. Правда, - с усмеш-
кой добавил он, - в Венсене годы мчатся скорее.
- Монсеньер! - воскликнул Ла Раме. - Монсеньер!
- Или же здесь умирают раньше, - продолжал герцог, - что сводится к
тому же.
- Так я закажу ужин, ваше высочество, - сказал Ла Раме.
- И вы полагаете, что вам удастся добиться успехов от вашего ученика?
- Очень надеюсь, монсеньер, - ответил Ла Раме.
- Если только успеете, - пробормотал герцог.
- Что вы говорите, ваше высочество?
- Мое высочество просит вас не жалеть кошелька кардинала, который
соблаговолил принять на себя расходы по нашему содержанию.
Ла Раме остановился в дверях.
- Кого прикажете прислать к вам, монсеньер? - спросил он.
- Кого хотите, только не Гримо.
- Караульного офицера?
- Да, с шахматами.
- Хорошо.
И Ла Раме ушел. |
|
- Хочешь, я прикажу подать тебе завтрак сюда?
- Нет, не надо, монсеньер. Дело в том, что пирожник, живший напротив
замка, по имени Марто...
- Ну?
- С неделю тому назад продал свое заведение парижскому кондитеру, ко-
торому доктора, кажется, посоветовали жить в деревне.
- Мне-то что за дело?
- Разрешите досказать, ваше высочество. У этого нового пирожника выс-
тавлены в окнах такие вкусные вещи, что просто слюнки текут.
- Ах ты, обжора!
- Боже мой, монсеньер! Человек, который любит хорошо поесть, еще не
обжора. По самой своей природе человек ищет совершенства во всем, даже в
пирожках. Так вот этот плут кондитер, увидав, что я остановился около
его выставки, вышел ко мне, весь в муке, и говорит: "У меня к вам
просьба, господин Ла Раме: доставьте мне, пожалуйста, покупателей из
заключенных в крепости. Мой предшественник, Марто, уверял меня, что он
был поставщиком всего замка, потому я и купил его заведение. А между тем
я водворился здесь уже неделю назад, и, честное слово, господин Шавиньи
не купил у меня до сих пор ни одного пирожка". - "Должно быть, господин
Шавиньи думает, что у вас пирожки невкусные", - сказал я. "Невкусные?
Мои пирожки! - воскликнул он. - Будьте же сами судьей, господин Ла Раме.
Зачем откладывать?" - "Не могу, - сказал я, - мне необходимо вернуться в
крепость". - "Хорошо, идите по вашим делам, вы, кажется, и впрямь торо-
питесь, но приходите через полчаса". - "Через полчаса?" - "Да. Вы уже
завтракали?" - "И не думал". - "Так я приготовлю вам пирог и бутылку
старого бургундского", - сказал он. Вы понимаете, монсеньер, я выехал
натощак и, с позволения вашего высочества, я хотел... - Ла Раме покло-
нился.
- Ну ступай, скотина, - сказал герцог, - но помни, что я даю тебе
только полчаса.
- А могу я обещать преемнику дядюшки Марто, что вы станете его поку-
пателем?
- Да, но с условием, чтобы он не присылал мне пирожков с грибами. Ты
знаешь ведь, что грибы Венсенского леса смертельны для нашей семьи.
Ла Раме сделал вид, что не понял намека, и вышел из комнаты. А пять
минут спустя после его ухода явился караульный офицер, будто для того,
чтобы не дать герцогу соскучиться, а на самом деле для того, чтобы сог-
ласно приказанию кардинала, не терять из виду заключенного.
Но за пять минут, проведенных в одиночестве, герцог успел еще раз пе-
речесть письмо г-жи де Монбазон, свидетельствовавшее, что друзья не за-
были его и стараются его освободить. Каким образом? Он еще не знал этого
и решил, несмотря на молчаливость Гримо, заставить его разговориться.
Доверие, которое герцог чувствовал к нему, еще возросло, ибо он понял,
почему тот вел себя так странно вначале. Очевидно, Гримо изобретал мел-
кие придирки с целью заглушить в тюремном начальстве всякое подозрение о
возможности сговора между ним и заключенным.
Такая хитрая уловка создала у герцога высокое мнение об уме Гримо, и
он решил вполне довериться ему.
XXI
КАКАЯ БЫЛА НАЧИНКА В ПИРОГАХ ПРЕЕМНИКА ДЯДЮШКИ МАРТО
Ла Раме вернулся через полчаса, оживленный и веселый, как человек,
который хорошо поел, а главное, хорошо выпил. Пирожки оказались велико-
лепными, вино превосходным.
День был ясный, и предполагаемая партия в мяч могла состояться. В
Венсенской крепости играли на открытом воздухе, и герцогу, исполняя со-
вет Гримо, нетрудно было забросить несколько мячей в ров.
Впрочем, до двух часов - условленного срока - он играл еще довольно
сносно. Но все же он проигрывал все партии, под этим предлогом прикинул-
ся рассерженным, начал горячиться и, как всегда бывает в таких случаях,
делал промах за промахом.
Как только пробило два часа, мячи посыпались в ров, к великой радости
Ла Раме, который насчитывал себе по пятнадцати очков за каждый промах
герцога.
Наконец промахи так участились, что стало не хватать мячей. Ла Раме
предложил послать кого-нибудь за ними. Герцог весьма основательно заме-
тил, что это будет лишняя трата времени, и, подойдя к краю стены, кото-
рая, как верно говорил кардиналу Ла Раме, имела не менее шестидесяти фу-
тов высоты, увидел какого-то человека, работавшего в одном из тех кро-
шечных огородов, какие разводят крестьяне по краю рвов.
- Эй, приятель! - крикнул герцог.
Человек поднял голову, и герцог чуть не вскрикнул от удивления. Этот
человек, этот крестьянин, этот огородник - был Рошфор, который, по мне-
нию герцога, сидел в Бастилии.
- Ну, чего нужно? - спросил человек.
- Будьте любезны, перебросьте нам мячи.
Огородник кивнул головою и стал кидать мячи, которые затем подобрали
сторожа и Ла Раме.
Один из этих мячей упал прямо к ногам герцога, и так как он, очевид-
но, предназначался ему, то он поднял его и положил в карман.
Потом, поблагодарив крестьянина, герцог продолжал игру.
Бофору в этот день решительно не везло. Мячи летали как попало и два
или три из них снова упали в ров. Но так как огородник уже ушел и некому
было перебрасывать их обратно, то они так и остались во рву. Герцог зая-
вил, что ему стыдно за свою неловкость, и, прекратил игру.
Ла Раме был в полном восторге: ему удалось обыграть принца королевс-
кой крови!
Вернувшись к себе, герцог лег в постель. Он пролеживал почти целые
дни напролет с тех пор, как у него отобрали книги.
Ла Раме взял платье герцога под тем предлогом, что оно запылилось и
его нужно вычистить; на самом же деле он хотел быть уверенным, что зак-
люченный не тронется с места. Вот до чего предусмотрителен был Ла Раме!
К счастью, герцог еще раньше вынул из кармана мяч и спрятал его под
подушку.
Как только Ла Раме вышел и затворил за собою дверь, герцог разорвал
покрышку мяча зубами: ему нечем было ее разрезать. Ему даже к столу по-
давали серебряные ножи, которые гнулись и ничего не резали.
В мяче оказалась записка следующего содержания:
"Ваше высочество! |
|
Видя смущение герцога, Гримо вынул из кармана набитый золотом кошелек
и подал ему.
- Вот что вы ищете, - сказал он.
Герцог открыл кошелек и хотел было высыпать все золото в руки Гримо,
по тот остановил его.
- Благодарю вас, монсеньер, - сказал он, - мне уже заплачено.
Герцогу оставалось только еще более изумиться.
Он протянул Гримо руку. Тот подошел и почтительно поцеловал ее. Арис-
тократические манеры Атоса отчасти перешли к Гримо.
- А теперь что мы будем делать? - спросил герцог. - С чего начнем?
- Сейчас одиннадцать часов утра, - сказал Гримо. - В два часа попо-
лудни ваше высочество выразит желание сыграть партию в мяч с господином
Ла Раме и забросит два-три мяча через вал.
- Хорошо. А дальше?
- Дальше ваше высочество подойдет к крепостной стене и крикнет чело-
веку, который будет работать во рву, чтобы он бросил вам мяч обратно.
- Понимаю, - сказал герцог.
Лицо Гримо просияло. С непривычки ему было трудно говорить.
Он двинулся к двери.
- Постой! - сказал герцог. - Так ты ничего не хочешь?
- Я бы попросил ваше высочество дать мне одно обещание.
- Какое? Говори.
- Когда мы будем спасаться бегством, я везде и всегда буду идти впе-
реди. Если поймают вас, монсеньер, то дело ограничится только тем, что
вас снова посадят в крепость; если же попадусь я, меня самое меньшее по-
весят.
- Ты прав, - сказал герцог. - Будет по-твоему - слово дворянина!
- А теперь я попрошу вас, монсеньер, только об одном: сделайте мне
честь ненавидеть меня по-прежнему.
- Постараюсь, - ответил герцог.
В дверь постучались.
Герцог положил письмо и кошелек в карман и бросился на постель: все
знали, что он делал это, когда на него нападала тоска. Гримо отпер
дверь. Вошел Ла Раме, только что вернувшийся от кардинала после описан-
ного нами разговора.
Бросив вокруг себя пытливый взгляд, Ла Раме удовлетворенно улыбнулся:
отношения между заключенным и его сторожем, по-видимому, нисколько не
изменились к лучшему.
- Прекрасно, прекрасно, - сказал Ла Раме, обращаясь к Гримо. - А я
только что говорил о вас в одном месте. Надеюсь, что вы скоро получите
известия, которые не будут вам неприятны.
Гримо поклонился, стараясь выразить благодарность, и вышел из комна-
ты, что делал всегда, когда являлся его начальник.
- Вы, кажется, все еще сердитесь на бедного парня, монсеньер? - спро-
сил Ла Раме с громким смехом.
- Ах, это вы, Ла Раме? - воскликнул герцог. - Давно пора! Я уже лег
на кровать и повернулся носом к стене, чтобы не поддаться искушению вы-
полнить свое обещание и не свернуть шею этому негодяю Гримо.
- Не думаю, однако, чтобы он сказал что-нибудь неприятное вашему вы-
сочеству? - спросил Ла Раме, тонко намекая на молчаливость своего помощ-
ника.
- Еще бы, черт возьми! Немой эфиоп! Ей-богу, вы вернулись как раз
вовремя, Ла Раме. Мне не терпелось вас увидеть!
- Вы слишком добры ко мне, монсеньер, - сказал Ла Раме, польщенный
его словами.
- Нисколько. Кстати, я сегодня чувствую себя очень неловким, что, ко-
нечно, будет вам на руку.
- Разве мы будем играть в мяч? - вырвалось у Ла Раме.
- Если вы ничего не имеете против.
- Я всегда к услугам вашего высочества.
- Поистине вы очаровательный человек, Ла Раме, и я охотно остался бы
в Венсене на всю жизнь, лишь бы не расставаться с вами.
- Во всяком случае, ваше высочество, - сказал Ла Раме, - не кардинал
будет виноват, если ваше желание не исполнится.
- Как так? Вы виделись с ним?
- Он присылал за мной сегодня утром.
- Вот как! Чтобы потолковать обо мне?
- О чем же ему больше и говорить со мной? Вы мучите его, как кошмар,
ваше высочество.
Герцог горько улыбнулся.
- Ах, если бы вы согласились на мое предложение, Ла Раме! - сказал
он.
- Полноте, полноте, ваше высочество. Вот вы опять заговариваете об
этом. Видите, как вы неблагоразумны.
- Я уже говорил вам, - продолжал герцог, - и опять повторяю, что озо-
лочу вас.
- Каким образом? Не успеете вы выйти из крепости, как все ваше иму-
щество конфискуют.
- Не успею я выйти отсюда, как стану владыкой Парижа.
- Тише, тише! Ну, можно ли мне слушать подобные речи? Хорош разговор
для королевского чиновника! Вижу, монсеньер, что придется мне запастись
вторым Гримо.
- Ну, хорошо, оставим это. Значит, ты толковал обо мне с кардиналом?
В следующий раз, как он пришлет за тобой, позволь мне переодеться в твое
платье, Ла Раме. Я отправлюсь к нему вместо тебя, сверну ему шею и,
честное слово, если ты поставишь это условием, вернусь назад в крепость.
- Видно, придется мне позвать Гримо, монсеньер, - сказал Ла Раме.
- Ну, не сердись. Так что же говорила тебе эта гнусная рожа?
- Я спущу вам это словечко, - сказал Ла Раме с хитрым видом, - потому
что оно рифмуется со словом вельможа. Что он мне говорил? Велел мне хо-
рошенько стеречь вас.
- А почему надо сторожить меня? - с беспокойством спросил герцог.
- Потому что какой-то звездочет предсказал, что вы удерете.
- А, так звездочет предсказал это! - сказал герцог, невольно вздрог-
нув.
- Да, честное слово! Эти проклятые колдуны сами не знают, что выду-
мать, лишь бы пугать добрых людей.
- Что же отвечал ты светлейшему кардиналу?
- Что если этот звездочет составляет календари, то я не посоветовал
бы его высокопреосвященству покупать их.
- Почему?
- Потому что спастись отсюда вам удастся только в том случае, если вы
обратитесь в зяблика или королька.
- К несчастью, ты прав, Ла Раме. Ну, пойдем играть в мяч.
- Прошу извинения у вашего высочества, но мне бы хотелось отложить
нашу игру на полчаса.
- А почему?
- Потому что Мазарини держит себя не так просто, как ваше высочество,
хоть он и не такого знатного происхождения. Он позабыл пригласить меня к
завтраку. |
|
- Можно съесть, - сказал он, кладя рака себе в карман.
Вся эта сцена доставила герцогу такое удовольствие, что он почти
простил Гримо роль, которую тот в ней сыграл. Но затем, подумав хоро-
шенько о намерениях, которые побудили сторожа так поступить, и признав
их дурными, он проникся к нему еще большей ненавистью.
К величайшему огорчению Ла Раме, история эта получила огласку не
только в самой крепости, но и за ее пределами. Г-н де Шавиньи, в глубине
души ненавидевший кардинала, счел долгом рассказать этот забавный случай
двум-трем благонамеренным своим приятелям, а те его немедленно разгласи-
ли.
Благодаря этому герцог чувствовал себя вполне счастливым в течение
нескольких дней.
Между тем герцог усмотрел среди своих сторожей человека с довольно
добродушным лицом и принялся его задабривать, тем более что Гримо он не-
навидел с каждым днем все больше. Однажды поутру герцог, случайно остав-
шись наедине с этим сторожем, начал разговаривать с ним, как вдруг вошел
Гримо, поглядел на собеседников, затем почтительно подошел к ним и взял
сторожа за руку.
- Что вам от меня нужно? - резко спросил герцог.
Гримо отвел сторожа в сторону и указал ему на дверь.
- Ступайте! - сказал он.
Сторож повиновался.
- Вы несносны! - воскликнул герцог. - Я вас проучу!
Гримо почтительно поклонился.
- Господин шпион, я переломаю вам все кости! - закричал разгневанный
герцог.
Гримо снова поклонился и отступил на несколько шагов.
- Господин шпион! Я задушу вас собственными руками!
Гримо с новым поклоном сделал еще несколько шагов назад.
- И сейчас же... сию же минуту! - воскликнул герцог, находя, что луч-
ше покончить разом.
Он бросился, сжав кулаки, к Гримо, который поспешно вытолкнул сторожа
и запер за ним дверь.
В ту же минуту руки герцога тяжело опустились на его плечи и сжали
их, как тиски. Но Гримо, вместо того чтобы сопротивляться или позвать на
помощь, неторопливо приложил палец к губам и с самой приятной улыбкой
произнес вполголоса:
- Те!
Улыбка, жест и слово были такой редкостью у Гримо, что его высочество
от изумления замер на месте.
Гримо поспешил воспользоваться этим. Он вытащил из-за подкладки своей
куртки изящный конверт с печатью, который даже после долгого пребывания
под одеждой г-на Гримо не окончательно утратил свой первоначальный аро-
мат, и, не произнеся ни слова, подал его герцогу.
Пораженный еще более, герцог выпустил Гримо в взял письмо.
- От госпожи де Монбазон! - вскричал он, узнав знакомый почерк.
Гримо кивнул головою.
Герцог, совершенно ошеломленный, провел рукой по глазам, поспешно ра-
зорвал конверт и прочитал письмо:
"Дорогой герцог!
Вы можете вполне довериться честному человеку, который передаст вам
мое письмо. Это слуга одного из наших сторонников, который ручается за
него, так как испытал его верность в течение двадцатилетней службы. Оп
согласился поступить помощником к надзирателю, приставленному к вам, для
того, чтобы подготовить и облегчить ваш побег из Венсенской крепости,
который мы затеваем.
Час вашего освобождения близится. Ободритесь же и будьте терпеливы.
Знайте, что друзья ваши, несмотря на долгую разлуку, сохранили к вам
прежние чувства.
Ваша неизменно преданная вам Мария де Монбазон.
Подписываюсь полным именем. Было бы слишком самоуверенно с моей сто-
роны думать, что вы разгадаете после пятилетней разлуки мои инициалы".
Герцог с минуту стоял совершенно потрясенный. Пять лет тщетно искал
он друга и помощника, и наконец, в ту минуту, когда он меньше всего ожи-
дал этого, помощник свалился к нему точно с неба. Он с удивлением взгля-
нул на Гримо и еще раз перечел письмо.
- Милая Мария! - прошептал он. - Значит, я не ошибся, это действи-
тельно она проезжала в карете. И она не забыла меня после пятилетней
разлуки! Черт возьми! Такое постоянство встречаешь только на страницах
"Астреи". Итак, ты согласен помочь мне, мой милый? - прибавил он, обра-
щаясь к Гримо.
Тот кивнул головою.
- И для этого ты и поступил сюда?
Гримо кивнул еще раз.
- А я-то хотел задушить тебя! - воскликнул герцог.
Гримо улыбнулся.
- Но погоди-ка! - сказал герцог.
И он сунул руку в карман.
- Погоди! - повторял он, тщетно шаря по всем карманам. - Такая пре-
данность внуку Генриха Четвертого не должна остаться без награды.
У герцога Бофора было, очевидно, прекрасное намерение, но в Венсене у
заключенных предусмотрительно отбирались все деньги.
|
|
И он вошел к герцогу де Бофору.
Тот в это время причесывался. Желая досадить Мазарини, он не стриг
волос и отпустил бороду, выставляя напоказ, как ему худо живется и как
он несчастен. Но несколько дней тому назад, глядя с высокой башни, он
как будто разобрал в окне проезжавшей мимо кареты черты прекрасной г-жи
де Монбазон, память о которой была ему все еще дорога. И так как ему хо-
телось произвести на нее совсем другое впечатление, чем на Мазарини, то
он, в надежде еще раз увидеть ее, велел подать себе свинцовую гребенку,
что и было исполнено.
Господин де Бофор потребовал именно свинцовую гребенку, потому что у
него, как и у всех блондинов, борода была несколько рыжевата: расчесы-
вая, он ее одновременно красил.
Гримо, войдя к нему, увидел гребенку, которую герцог только что поло-
жил на стол; Гримо низко поклонился а взял ее.
Герцог с удивлением взглянул на эту странную фигуру.
Фигура положила гребенку в карман.
- Эй, там! Кто-нибудь! Что это значит? - крикнул Бофор. - Откуда
взялся этот дурень?
Гримо, не отвечая, еще раз поклонился.
- Немой ты, что ли? - закричал герцог.
Гримо отрицательно покачал головой.
- Кто же ты? Отвечай сейчас! Я приказываю!
- Сторож, - сказал Гримо.
- Сторож! - повторил герцог. - Только такого висельника и недоставало
в моей коллекции! Эй! Ла Раме... кто-нибудь!
Ла Раме торопливо вошел в комнату. К несчастью для герцога, Ла Раме,
вполне полагаясь на Гримо, собрался ехать в Париж; он был уже во дворе и
вернулся с большим неудовольствием.
- Что случилось, ваше высочество? - спросил он.
- Что это за бездельник? Зачем он взял мою гребенку и положил к себе
в карман? - спросил де Бофор.
- Он один из ваших сторожей, ваше высочество, и очень достойный чело-
век. Надеюсь, вы оцените его так же, как и господин де Шавиньи...
- Зачем он взял у меня гребенку?
- В самом деле, с какой стати взяли вы гребенку у его высочества? -
спросил Ла Раме.
Гримо вынул из кармана гребенку, провел по ней пальцами и, указывая
на крайний зубец, ответил только:
- Колет.
- Верно, - сказал Ла Раме.
- Что говорит эта скотина? - спросил герцог.
- Что король не разрешил давать вашему высочеству острые предметы.
- Что вы, с ума сошли, Ла Раме? Ведь вы же сами принесли мне эту гре-
бенку.
- И напрасно. Давая ее вам, я сам нарушил свой приказ.
Герцог в бешенстве поглядел на Гримо, который отдал гребенку Ла Раме.
- Я чувствую, что сильно возненавижу этого мошенника, - пробормотал
де Бофор.
Действительно, в тюрьме всякое чувство доходит до крайности. Ведь там
все - и люди и вещи - либо враги паши, либо друзья, поэтому там или лю-
бят, или ненавидят, иногда имея основания, а чаще инстинктивно. Итак, по
той простои причине, что Гримо с первого взгляда понравился Шавиньи и Ла
Раме, он должен был не поправиться Бофору, ибо достоинства, которыми он
обладал в глазах коменданта и надзирателя, были недостатками в глазах
узника.
Однако Гримо не хотел с первого дня ссориться с заключенным: ему нуж-
ны были не гневные вспышки со стороны герцога, а упорная, длительная не-
нависть.
И он удалился, уступив свое место четырем сторожам, которые, покончив
с завтраком, вернулись караулить узника.
Герцог, со своей стороны, готовил новую проделку, на которую очень
рассчитывал. На следующий день он заказал к завтраку раков и хотел соо-
рудить к этому времени в своей комнате маленькую виселицу, чтобы пове-
сить на ней самого лучшего рака. По красному цвету вареного рака всякий
поймет намек, и герцог будет иметь удовольствие произвести заочную казнь
над кардиналом, пока не явится возможность повесить его в действи-
тельности. При этом герцога можно будет упрекнуть разве лишь в том, что
он повесил рака.
Целый день де Бофор занимался приготовлениями к казни. В тюрьме каж-
дый становится ребенком, а герцог больше, чем кто-либо другой, был скло-
нен к этому. Во время своей обычной прогулки он сломал нужные ему
две-три тоненькие веточки и после долгих поисков нашел осколок стекла, -
находка, доставившая ему большое удовольствие, - а вернувшись к себе,
выдернул несколько ниток из носового платка.
Ни одна из этих подробностей не ускользнула от проницательного взгля-
да Гримо.
На другой день утром виселица была готова, и, чтобы установить ее на
полу, герцог стал обстругивать ее нижний конец своим осколком.
Ла Раме следил за ним с любопытством отца семейства, рассчитывающего
увидать забаву, которой впоследствии можно будет потешить детей, а четы-
ре сторожа - с тем праздным видом, какой во все времена служил и служит
отличительным признаком солдата.
Гримо вошел в ту минуту, когда герцог, еще не совсем обстругав конец
своей виселицы, отложил стекло и стал привязывать к перекладине нитку.
Он оросил на вошедшего Гримо быстрый взгляд, в котором еще было за-
метно вчерашнее неудовольствие, но тотчас же вернулся к своей работе,
заранее наслаждаясь впечатлением, какое произведет его новая выдумка.
Сделав на одном конце нитки мертвую петлю, а на другом скользящую,
герцог осмотрел раков, выбрал на глаз самого великолепного и обернулся,
чтобы взять стекло.
Стекло исчезло.
- Кто взял мое стекло? - спросил герцог, нахмурив брови.
Гримо показал на себя.
- Как, опять ты? - воскликнул герцог. - Зачем же ты взял его?
- Да, - спросил Ла Раме, - зачем вы взяли стекло у его высочества?
Гримо провел пальцем по стеклу и ограничился одним словом:
- Режет!
- А ведь он прав, монсеньер, - сказал Ла Раме. - Ах, черт возьми! Да
этому парню цены нет!
- Господин Гримо, прошу вас, в ваших собственные интересах, держаться
от меня на таком расстоянии, чтобы я не мог вас достать рукой, - сказал
герцог.
Гримо поклонился и отошел в дальний угол комнаты.
- Полноте, полноте, монсеньер! - сказал Ла Раме. - Дайте мне вашу ви-
селицу, и я обстругаю ее своим ножом.
- Вы? - со смехом спросил герцог.
- Да, я. Ведь это вы и хотели сделать?
- Конечно. Извольте, мой милый Ла Раме. Это выйдет еще забавнее.
Ла Раме, не понявший восклицания герцога, самым тщательным образом
обстругал ножку виселицы.
- Отлично, - сказал герцог. - Теперь просверли дырочку в полу, а я
приготовлю преступника.
Ла Раме опустился на одно колено и стал ковырять пол.
Герцог в это время повесил рака на нитку. Потом он с громким смехом
водрузил виселицу посреди комнаты.
Ла Раме тоже от души смеялся, сам не зная чему, и сторожа вторили
ему. Не смеялся один только Гримо. Он подошел к Ла Раме и, указывая на
рака, крутившегося на нитке, сказал:
- Кардинал?
- Повешенный его высочеством герцогом де Бофором, - подхватил герцог,
хохоча еще громче, - и королевским офицером Жаком-Кризостомом Ла Раме!
Ла Раме с криком ужаса бросился к виселице, вырвал се из пола и, раз-
ломав на мелкие кусочки, выбросил в окно. Второпях он чуть не бросил ту-
да же и рака, но Гримо взял его у него из рук. |
|