В категории материалов: 168
Показано материалов: 166-168 |
Страницы: « 1 2 ... 32 33 34 |
|
- Слушаю вас. Вы необыкновенный человек, крестный, от вас всего можно ожидать.
- Вот мое предложение: я прямо сейчас становлюсь твоим единственным кредитором.
- Как, простите?!
- Ты задолжал тридцать три тысячи франков, потому и продаешь мебель, картины, дорогие безделушки, так?
- Увы! - смиренно проговорил Петрус. - Вернее не скажешь.
- Я плачу тридцать три тысячи, и ты оставляешь себе мебель, картины, безделушки.
Петрус серьезно посмотрел на моряка.
- Что вы хотите этим сказать, сударь? - вскинулся он.
- Кажется, я погладил своего крестника против шерсти, - проворчал Пьер Берто. - Прошу прощения, ваше сиятельство граф де Куртеней, я полагал, что разговариваю с сыном своего старого друга Эрбеля.
- Да, да, да, - поспешил загладить свою резкость Петрус. - Да, дорогой крестный, вы говорите с сыном своего доброго друга Эрбеля. А он вам отвечает: занять тридцать три тысячи - еще не все, даже если берешь в долг у крестного; надобно знать, чем будешь отдавать.
- Чем ты мне отдашь долг, крестник? Нет ничего проще:
напишешь мне картину вот по этому эскизу.
И он указал Петрусу на сражение "Прекрасной Терезы"
с "Калипсо".
- Картина должна быть тридцати трех футов в -длину и шестнадцати с половиной футов в высоту <Примерно 11 х 5,5 метра>, - продолжал он. - Ты изобразишь меня на палубе рядом с твоим отцом в ту минуту, когда я ему говорю: "Я буду крестным твоего первенца, Эрбель, и мы будем квиты".
- Да куда же вы повесите этакую громадину?
- У себя в гостиной.
- Да вы ни за что не найдете дом с гостиной шириной в тридцать три фута.
- Я прикажу выстроить такой дом специально для твоей картины.
- Вы случаем не миллионер, крестный?
- Если бы я был только миллионером, мальчик мой, - снисходительно отвечал Пьер Берто, - я купил бы трехпроцентные бумаги, получал бы от сорока до пятидесяти тысяч ливров ренты и с трудом перебивался бы с хлеба на воду.
- Ох, ох, ох! - бросил Петрус.
- Дорогой друг! - продолжал капитан. - Разреши мне в двух словах рассказать о себе.
- Разумеется!
- Когда я расстался с твоим славным отцом в Рошфоре, я сказал себе: "Ну, Пьер Берто, честным пиратам во Франции больше делать нечего, займемся торговлей!" Я превратил пушки в балласт и стал торговать черным деревом.
- Иными словами, вы торговали черным товаром, дорогой крестный.
- Это называется "черным товаром"? - наивно спросил капитан.
- Думаю, да, - отвечал Петрус.
- Эта торговля кормила меня три или четыре года, и кроме того, я завязал отношения с Южной Америкой. Когда вспыхнуло восстание, губительное для Испании и ее трухлявой и дряхлой нации, я поступил на службу к Боливару. Я угадал в нем великого человека.
- Так вы, значит, один из освободителей Венесуэлы и Новой Гренады, а также основателей Колумбии? - изумился Петрус.
- И горжусь этим, крестник! Но после уничтожения рабства я решил разбогатеть другим способом. Мне показалось, что в окрестностях Квито я видел участок, богатый золотыми самородками. Я тщательно изучил местность, напал на жилу и попросил концессию. Учитывая мои заслуги перед Республикой, мне предоставили упомянутую концессию. Через шесть лет я заработал четыре миллиона и уступил эту разработку за сто тысяч пиастров - иначе говоря, она приносит мне по сто тысяч ливров ежегодно. После этого я вернулся во Францию, где намерен недурно устроиться со своими четырьмя миллионами и жить на пятьсот тысяч ливров ренты. Ты одобряешь мой план, крестник?
- Еще бы!
- Детей у меня нет, родственников - тоже... нет даже внучатых племянников. Жениться я не намерен; что же, по-твоему, мне делать с таким состоянием? А тебе оно принадлежит по праву...
- Капитан!
- Ну вот, опять ты за свое! Тебе оно принадлежит по праву, а ты с самого начала отказываешься от тридцати трех тысяч франков?
- Надеюсь, вы понимаете мои чувства, дорогой крестный.
- Нет, признаться, не понимаю, что тебе не нравится. Я холостяк, я сказочно богат, я твой крестный отец и предлагаю тебе сущую безделицу, а ты отказываешься! Знаешь ли ты, мой мальчик, что впервые за время нашей встречи ты проявил ко мне чудовищную несправедливость?!
- Я не хотел вас обидеть, крестный.
- Хотел ты или нет, - прочувствованно выговорил капитан, - ты глубоко меня огорчил! Ранил в самое сердце!
- Простите меня, дорогой крестный, - не на шутку встревожился Петрус. - Я совсем не ожидал от вас такого предложения и растерялся, когда услышал его, а потому не проявил должной признательности. Приношу вам свои извинения.
- Так ты принимаешь мое предложение?
- Этого я не сказал.
- Если ты откажешься, знаешь что я сделаю?
- Нет.
- Сейчас узнаешь.
Петрус ждал, что будет дальше.
Капитан вынул из внутреннего кармана туго набитый бумажник и раскрыл его.
В бумажнике лежали банковские билеты.
- Я возьму отсюда тридцать три билета - а здесь их две сотни, - скомкаю их, отворю окно и вышвырну на улицу.
- Зачем? - спросил Петрус.
- Чтобы показать тебе, что я делаю с этими бумажками.
И капитан выхватил из бумажника дюжину билетов и скомкал их, словно это не были деньги.
После этого он решительнейшим образом направился к окну.
Петрус его остановил.
- Не надо глупостей, давайте попробуем найти общий язык.
- Тридцать три тысячи или смерть! - пригрозил капитан.
- Не тридцать три, учитывая, что все деньги мне не нужны.
- Тридцать три тысячи франков или...
- Да выслушайте же, черт побери, или я стану ругаться, как матрос. Я вам докажу, что я - сын корсара, тысяча чертей и преисподняя!
- Мальчик сказал "папа"! - вскричал Пьер Берто. - Господь велик! Послушаем твои предложения.
- Да, послушайте. Я испытываю смущение, потому что, как вы сами сказали, дорогой крестный, я наделал долгов.
- На то она и молодость!
- Однако мне не было бы так стыдно, если бы, делая эти безумные траты, я вместе с тем не бездельничал.
- Нельзя же все время работать!
- И я решил снова взяться за дело.
- А как же любовь?
Петрус покраснел.
- Любовь и работа могут идти рука об руку. Словом, я решил усердно потрудиться, как принято говорить.
- Хорошо, давай потрудимся. Но англичанам, или, иначе говоря, кредиторам, надо что-нибудь залить в глотку на то время, пока мы извлечем прибыль из нашей кисти.
- Вот именно!
- Пожалуйста, - молвил капитан, подавая Петрусу свой бумажник. - Вот тебе лейка, мальчик мой. Я тебя не принуждаю, бери сколько хочешь. |
|
Петрус подчеркнул последнее слово.
- Я готов, но при одном условии.
- Каком?
- Ты должен меня, выслушать.
- С благоговением!
- И ответить на мои вопросы.
- С твердостью.
- В таком случае я начинаю.
- А я слушаю.
Что бы ни говорил Петрус, капитан сумел разбудить его любопытство, и теперь он приготовился слушать во все уши.
- Итак, - начал капитан, - у твоего отца, стало быть, ни гроша? Это и неудивительно. Когда мы с ним расстались, он был на грани разорения, а его преданность императору помогла ему лишиться состояния быстрее, чем рулетка.
- Да, верно, именно из-за преданности императору он и лишился пяти шестых своего состояния.
- А последняя, шестая часть?
- Почти полностью ушла на мое образование.
- А ты, не желая окончательно разорять несчастного отца, но мечтая жить барином, наделал долгов... Так? Отвечай!
- Увы!..
- Прибавим к этому какую-нибудь любовь, желание блеснуть в глазах любимой женщины, проехать перед ней в Булонском лесу на красивой лошади, явиться вслед за ней на бал в изящном экипаже?
- Невероятно, крестный, какой у вас острый взгляд моряка!
- Чтобы стать моряком, друг мой, необходимо еще быть великодушным.
Мы поистине несчастны:
Мы рабы своей любви!
- Как, крестный?! Вы знаете наизусть стихи Шенье?
- Почему нет? В молодости я приехал в Париж, потому что хотел увидеть господина Тальма. Мне сказали: "Вы прибыли вовремя, он играет в трагедии господина Шенье "Карл Девятый".
Я сказал: "Посмотрим "Карла Девятого". Во время представления происходит стычка, появляется полицейский, меня уводят в участок, где я остаюсь до следующего утра. Утром мне говорят, что ошиблись, и выставляют за дверь. В результате я уезжаю, чтобы вернуться в Париж лишь тридцать лет спустя. Я спрашиваю, как поживает господин Тальма: "Умер!.." Я полюбопытствовал, где теперь идет "Карл Девятый": "Запрещен начальством!.." "Ах, дьявольщина! - сказал я. - А мне бы так хотелось досмотреть конец "Карла Девятого", ведь я успел увидеть только первый акт". "Невозможно, - отвечают мне. - Однако, если желаете прочесть, нет ничего проще". - "Что для этого необходимо?" - "Купите книгу!" И действительно, это оказалось несложно. Я вхожу к книготорговцу. "У вас есть Шенье?" - "Да, сударь, пожалуйста". - "Ладно, - думаю я, - прочту это у себя на корабле". Возвращаюсь на борт, открываю книгу, ищу: нет трагедии!
Одни стихи! Идиллии, мадригалы мадемуазель Камилле. Черт возьми, у меня на борту библиотеки нет, я и прочел моего Шенье, потом перечитал - вот как вышло, что у меня неосторожно вырвалась цитата. Только я оказался одурачен: я купил Шенье, чтобы прочесть "Карла Девятого", а у него такой пьесы, похоже, вообще не было. Ах, эти книготорговцы! Вот флибустьеры!
- Бедный крестный! - рассмеялся Петрус. - Торговцы ни при чем.
- Как это - ни при чем?
- Это ваша ошибка.
- Моя?
- Да.
- Что ты хочешь сказать?
- Трагедию "Карл Девятый" написал Мари-Жозеф Шенье, член Конвента. А вы купили книгу поэта Андре Шенье.
- Ага! Ага! Ага! - воскликнул капитан на все лады.
Вдруг он глубоко задумался, потом продолжал:
- Вот все и разъяснилось, но книготорговцы все равно флибустьеры!
Видя, что крестного не переубедить, и не имея оснований защищать эту почтенную гильдию, Петрус решил не упорствовать и стал ждать, когда Пьер Берто вернется к прежней занимавшей его теме разговора.
- Итак, мы остановились на том, - сказал моряк, - что ты наделал долгов. Так, крестник Петрус?
- Мы действительно остановились на этом, - подтвердил молодой человек.
II
Крестный-американец
На мгновение воцарилась тишина. Пьер Берто пристально посмотрел на крестника, словно хотел увидеть его насквозь. - И какие у нас долги... хотя бы приблизительно?
- Приблизительно? - усмехнулся Петрус.
- Да. Долги, мой мальчик, все равно что грехи, - назидательно произнес капитан, - никогда не знаешь точной цифры.
- Я тем не менее знаю, сколько задолжал, - возразил Петрус.
- Знаешь?
- Да.
- Это доказывает, что ты человек аккуратный, крестник.
Ну и сколько?
Пьер Берто откинулся в кресле и, помаргивая, стал вертеть большими пальцами.
- Мои долги составляют тридцать три тысячи франков, - объявил Петрус.
- Тридцать три тысячи! - вскричал капитан.
- Ага! - хмыкнул Петрус, которого начинали забавлять оригинальные выходки его второго отца, как величал себя моряк. - Вы полагаете, что сумма непомерно огромная?
- Огромная?! Да я не могу взять в толк, как ты до сих пор не умер с голоду, бедный мальчик!.. Тридцать три тысячи франков! Да если бы мне было столько же лет, сколько тебе, и я жил на суше, я задолжал бы в десять раз больше. Да это сущая безделица по сравнению с долгами Цезаря!
- Ни вы, ни я - не Цезарь, дорогой мой крестный. Так что, если позволите, я останусь при своем мнении: сумма огромная.
- Огромная! Да ведь у тебя по сотне тысяч франков в каждом волоске твоей кисти! Ведь я видел твои картины, а я в живописи разбираюсь: я видел и фламандцев, и итальянцев, и испанцев. Ты - художник, у тебя отличная школа.
- Не надо громких слов, крестный! - заскромничал Петрус.
- А я тебе говорю, что у тебя отличная школа, - продолжал настаивать моряк. - А когда человек имеет честь быть великим художником, он не станет писать хуже из-за долга в тридцать три тысячи франков. Это точная цифра. А сам талант представляет собой миллионный капитал, какого черта! Кроме того, по закону, введенному господином де Виллелем, тридцать три тысячи франков составили бы как раз ренту с миллиона.
- Ну, крестный, я должен вам сказать нечто очень важное, - перебил его Петрус.
- Говори, крестник!
- Вы чертовски остроумны!
- Пфф! - только и сказал Пьер Берто.
- Не морщитесь, я знаю весьма порядочных людей, которые были бы счастливы такой оценкой.
- Писаки?
- Ого? Опять недурно!
- Ну, довольно пошутили! Вернемся к твоим долгам.
- Вы настаиваете?
- Да, потому что хочу сделать тебе предложение.
- Касательно моих долгов?
- Совершенно верно. |
|
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
I
Абордаж
Оставшись один, капитан Берто по прозвищу Монтобанн, или Верхолаз, опустился на козетку, пригладил волосы, взбил бакенбарды. Потом положил ногу на ногу, облокотился о колено и, глубоко задумавшись, сидел до тех пор, пока Петрус, приподняв портьеру, не появился на пороге.
Очевидно, бесшумное появление Петруса осталось не замеченным капитаном, так как тот по-прежнему сидел неподвижно, думая о своем.
Петрус с минуту смотрел на него, потом кашлянул, желая привлечь к себе внимание.
Капитан вздрогнул, поднял голову, широко раскрыл глаза, будто со сна, и посмотрел на Петруса, продолжая сидеть на козетке.
- Вы желаете со мной поговорить, сударь? - спросил Петрус.
- Голос! Голос точь-в-точь отцовский! - вскричал капитан, поднявшись и двинувшись молодому человеку навстречу.
- Вы знали моего отца, сударь? - шагнув к нему, спросил Петрус.
- И походка отцовская! - снова закричал капитан. - Знал ли я твоего отца... вашего отца? - прибавил он. - Еще бы, черт побери!
Капитан скрестил на груди руки.
- Ну-ка, посмотри на меня! - приказал он.
- Я и так на вас смотрю, сударь! - удивился Петрус.
- Вылитый отец в молодости, - продолжал капитан, с любовью разглядывая молодого человека, буквально поедая его глазами. - Да, да, и если кто-нибудь вздумает уверять меня в обратном, я скажу, что он лжец. Ты как две капли воды похож на отца. Обними же меня, мой мальчик!
- С кем имею честь говорить? - спросил Петрус, все больше изумляясь виду, тону и фамильярным манерам незнакомца.
- С кем ты говоришь, Петрус? - продолжал капитан, распахнув объятия. - Ты на меня смотрел и так и не узнал? Правда, - печально прибавил он, - когда мы виделись в последний раз, ты был вот такой!
И капитан показал, каким должен был быть Петрус лет в пять или шесть.
- Признаюсь вам, сударь, что понимаю не больше прежнего, несмотря на новые сведения, которые вы только что сообщили... нет... я вас не узнаю...
- Это простительно, - добродушно промолвил капитан. - Однако я бы предпочел, чтобы ты меня узнал, - прибавил он с грустью, - второго отца обычно не забывают.
- Что вы имеете в виду? - пристально глядя на моряка и начиная догадываться, с кем имеет дело, сказал Петрус.
- Я имею в виду, неблагодарный, - отвечал капитан, - что война и тропическое солнце, должно быть, сделали свое дело, раз ты не узнаешь крестного отца.
- Вы - друг моего отца, Берто по прозвищу Верхолаз, которого он потерял из виду в Рошфоре и с тех пор никогда не видел?
- Ну да, черт возьми! Наконец-то догадались, тысяча чертей и преисподняя! Не сразу вы сообразили! Обними же меня, Пьер, мальчик мой! Тебя, как и меня, зовут Пьер, потому что имя тебе дал я.
Эта истина была неоспорима, хотя имя, полученное молодым человеком при крещении, со временем несколько видоизменилось.
- С удовольствием, крестный! - улыбнулся Петрус.
Капитан распахнул объятия, и Петрус с юношеским пылом бросился ему на грудь.
Капитан обнял его так крепко, что едва не задушил.
- Ах, черт побери, до чего хорошо! - воскликнул капитан.
Он отстранился, не выпуская, однако, Петруса из рук.
- Вылитый отец! - повторил он, с восхищением разглядывая молодого человека. - Твоему отцу было столько же лет, сколько тебе сейчас, когда мы познакомились... Нет, нет, я напрасно пытаюсь относиться к тебе с предубеждением, нет, черт побери, он не был так красив, как ты. Твоя мать тоже внесла свою лепту, милый Пьер, и этим ничуть тебе не напортила. Глядя на твое юное лицо, я и сам чувствую себя лет на двадцать пять моложе, мальчик мой. Ну садись, дай на тебя наглядеться.
Вытерев глаза рукавом, он усадил Петруса на канапе.
- Надеюсь, я тебя не стесняю, - сказал он, прежде чем сесть самому, - ты сможешь уделить мне несколько минут?
- Да хоть весь день, сударь, а если бы я даже был занят, я отложил бы все свои дела.
- "Сударь"!.. Что значит "сударь"? Да, культура, город, столица. В деревне ты звал бы меня просто крестным Берто.
Вы - caballero <кавалер (итал.)>, и называете меня "сударем".
Капитан вздохнул.
- Ах, если бы твой отец, мой бедный старый Эрбель, знал, что его сын говорит мне "сударь"...
- Обещайте, что не расскажете ему об этом, и я буду называть вас просто крестным Берто.
- Вот это разговор! Ты должен меня понять, я же старый моряк. И потом, я должен говорить тебе "ты": так я обращался даже к твоему отцу, своему капитану. Посуди сам: что будет, если такой мальчишка, как ты, - а ведь ты еще совсем мальчишка! - заставит меня говорить ему "вы".
- Да я вас и не заставляю! - рассмеялся Петрус.
- И правильно делаешь. Кстати, если бы мне пришлось обращаться к тебе на "вы", я не знаю, как бы я мог тебе сказать то, что должен сказать.
- А вы должны мне что-то сказать?
- Разумеется, дражайший крестник!
- Ну, крестный, я вас слушаю.
Пьер Берто с минуту смотрел на Петруса в упор.
Сделав над собой видимое усилие, он выдавил из себя:
- Что, мальчик, у нас авария?
Петрус вздрогнул и залился краской.
- Авария? Что вы имеете в виду? - спросил он. Вопрос застал его врасплох.
- Ну да, авария, - повторил капитан. - Иными словами, англичане набросили абордажный крюк на нашу мебель?
- Увы, дорогой крестный, - приходя в себя и пытаясь улыбнуться, отозвался Петрус. - Сухопутные англичане еще пострашнее морских!
- Я слышал обратное, - проговорил с притворным добродушием капитан, - похоже, меня обманули.
- Тем не менее, - выпалил Петрус, - вы должны все знать:
я отнюдь не из нужды продаю все свои вещи.
Пьер Берто отрицательно помотал головой.
- Почему нет? - спросил Петрус.
- Нет, - повторил капитан.
- Уверяю вас...
- Послушай, крестник! Не пытайся заставить меня поверить в то, что если молодой человек твоих лет собрал такую коллекцию, как у тебя, эти японские вазы, голландские сундуки, севрский фарфор, саксонские статуэтки - я тоже любитель антиквариата, - то он продает все это по доброй воле и от нечего делать!
- Я и не говорю, капитан, - возразил Петрус, избегая слова "крестный", казавшегося ему нелепым, - что продаю все по доброй воле или от нечего делать, но никто меня не вынуждает, не заставляет, не обязывает это делать, во всяком случае сейчас.
- Да, иными словами, мы еще не получили гербовой бумаги, суда еще не было. Это полюбовная распродажа во избежание распродажи вынужденной: меня не проведешь. Крестник Петрус - честный человек, который готов скорее переплатить своим кредиторам, нежели облагодетельствовать судебных исполнителей. Но я остаюсь при своем мнении: ты потерпел аварию.
- Если смотреть с вашей позиции, признаюсь, в ваших словах есть доля истины, - произнес Петрус.
- В таком случае, - заметил Пьер Берто, - счастье, что меня занесло сюда попутным ветром. И вела меня сама Пресвятая Дева Избавления.
- Не понимаю вас, сударь, - молвил Петрус.
- "Сударь"! Ну на что это похоже?! - вскричал Пьер Берто, поднимаясь и оглядываясь по сторонам. - Где тут "сударь" и кто его зовет?
- Садитесь, садитесь, крестный! Это просто lapsus linguoe <обмолвка, оговорка (латин )>.
- Ну вот, ты заговорил по-арабски, а я как раз этого-то языка и не знаю. Черт побери! Говори со мной по-французски, по-английски, по-испански, а также на нижнебретонском, и я тебе отвечу, но только не на этой абракадабре, я не знаю, что это значит.
- Я вас всего-навсего попросил сесть, крестный. |
|