В разделе материалов: 341 Показано материалов: 1-5 |
Страницы: 1 2 3 ... 68 69 » |
МОРАЛЬ
Тридцать первого июля 1840 года герцог Орлеанский, назначенный королевским наместником, вызвал Сальватора, одного из тех, кто вместе с Жубером, Годефруа, Кавеньяком, Бастидом, Тома, Гинаром и двадцатью другими водрузил после сражения 29 июля трехцветное знамя над Тюильрийском дворцом.
- Если нация выскажется за то, чтобы я занял трон, - спросил герцог, - по вашему мнению, республиканцы ко мне примкнут?
- Ни за что, - ответил Сальватор от имени своих товарищей - Что же они сделают?
- То же, чем вы, ваше высочество, занимались вместе с нами: они организуют заговор.
- Это упрямство! - возмутился будущий король.
- Нет, это настойчивость, - с поклоном возразил Сальватор. |
- Вот твой монастырь, - молвил он, указывая на театр.
Затем он показал ей Россини, скрывавшегося в глубине ложи, и прибавил:
- Вот твой бог.
Через две недели она дебютировала в Ла Скала в роли Арзацы в "Семирамиде", и Россини объявил ее итальянской примадонной.
Еще через три месяца, в Венеции, она пела в "La Donna del Lago", и юные благородные венецианцы исполнили на Большом канале под окнами ее дворца серенаду, о которой до сих пор не забыл ни один гондольер.
За два года, которые Кармелита прожила на родине музыки, она, как мы видели, одерживала одну победу за другой. Она перешла в разряд diva, сам Россини поцеловал ее, Беллини сочинял для нее оперу, а Россия, которая уже в те времена пыталась похитить у нас великих артистов, которых мы не знаем или которым мало платим, предлагала Кармелите ангажемент, равный состоянию принца крови.
Итальянские маркизы, немецкие бароны, русские князья - словом, сотни претендентов добивались ее руки, однако Кармелита навечно была обручена с Коломбаном.
Воодушевление толпы было, как мы уже упомянули в начале этой главы, вполне оправданно и заранее подготовлено. Зал пестрел цветами, бриллиантами, повсюду сияли огни.
Двор занимал ложи, находившиеся рядом со сценой. Жены послов разместились на балконах, супруги министров - в ложах напротив.
В пятой ложе слева от сцены сидели три человека, привлекавшие к себе внимание всех присутствовавших, которые от всей души желали им счастья.
Это были наш друг Петрус Эрбель, год назад женившийся на княжне Регине де Ламот-Гудан; молодая очаровательная княжна Регина и юная Пчелка, за последние несколько недель превратившаяся в пленительную девушку.
Напротив этой ложи, в другой стороне зала, справа от сцены сидела счастливая пара, также вызывавшая любопытство зрителей: это были наш друг Людовик и его молодая жена Розочка, ставшая миллионершей после смерти г-на Жерара и совершенно оправившаяся рядом с любящим Людовиком.
В центре зала, напротив сцены, две ложи или, вернее, те, кто их занимал, вызывали особое любопытство зрителей. Заметим, однако, что эти ложи интересовали присутствовавших по-разному.
В левой из двух лож сидела, важно развалясь, в сияющем, будто солнце, платье, размах которого превосходил грядущие кринолины, принцесса Ванврская, прелестница Шант-Лила. Время от времени она томно поводила головой, чтобы ответить г-ну де Маранду, а тот тушевался или, точнее, делал вид, что отходит в сторону.
В правой - кто это? Вы, может быть, не помните, дорогие читатели (признаться, мы и сами вспоминаем о ней с трудом)
восхитительную танцовщицу по имени Розена Энгель во время ее бенефиса в Венском Императорском театре.
Именно она занимала эту ложу и была одета в платье из белого газа, переливающееся жемчугом, драгоценными камнями, бриллиантами. Рядом с ней (на сей раз в черном фраке) сидел тот самый человек, которого мы видели в Венском театре. Тогда он был в белом кашемировом одеянии, расшитом золотом и жемчугом, а голову его венчал парчовый тюрбан, украшенный зелеными павлиньими перьями. Это его, сидевшего в императорском зале, принимали за владельца алмазных копей Пунаха. И был это генерал Лебастар де Премон.
Чуть позади от синьоры Розены, одетый, как и генерал, в черное, стоял печальный г-н Сарранти, словно олицетворявший собой страдание.
Переводя взгляд с этой ложи вниз, можно было без труда заметить, что зрители, занимавшие нижние ложи, с не меньшим интересом ожидают выступления дебютантки.
Среди них были недавно поженившиеся Жюстен и Мина, они пытались успокоить старого Мюллера, сердце которого билось от страха при мысли, что французская публика не поддержит успех его ученицы.
Рядом с ними - прелестная пара: Сальватор и Фрагола, то есть любовь безмятежная, безоблачная, неуязвимая - счастье двух сердец, свежее, как первая любовь, крепкое и прочное - как любовь на закате дней.
Напротив этих двух лож - два неприметных персонажа, не имевших ни малейшего желания привлекать к себе внимание:
Жан Робер и г-жа де Маранд. Если когда-нибудь, читатели, вам доводилось провести в темной ложе два часа в обществе любимой женщины, заглядывая ей в глаза и слушая прекрасную музыку, если когда-нибудь, читательницы, вы, позабыв на два часа и о публике, и о целом свете, наслаждались в полной безопасности сокровищами души и разума, присущими вашему возлюбленному, тогда вы должны понять, как проходил вечер для нашего друга Жана Робера и г-жи де Маранд.
Скажем только, что среди оркестрантов один стоял, как пария, с философским видом набивая нос табаком, дабы утешить себя за одиночество и людскую неблагодарнось; г-н Жакаль, - и все актеры, сыгравшие главные роли в настоящей драме, будут представлены вниманию читателей.
Успех Кармелиты (или, вернее, Коломбы, потому что после памятного спектакля это имя так за нею и осталось) превзошел все надежды. Никогда Паста, Пиццарони, Менвьель, Каталани, Малибран, а в наши дни Гризи, Полина Виардо, Фреццолини, - никогда ни одна из этих великих певиц не слышала таких оваций.
Романс из последнего акта пришлось по требованию неистовой публики повторять трижды. Можно было подумать, что зрители не в силах покинуть зал. Голос Коломбы их буквально завораживал.
Ее вызывали десять раз. Мужчины кричали "браво", дамы бросали ей цветы и подарки.
Тысяча человек ждали у дверей, чтобы поздравить ее, увидеть поближе, коснуться, если возможно, края ее платья, им казалось, что эта красивая неулыбчивая девушка превращала неопределенное и не всегда понятное искусство музыки в нечто осязаемое, имеющее форму и цвет.
Среди тех, кто ожидал ее выхода, находился и старик Мюллер. Он плакал от радости. Она различила его в толпе и пошла прямо к нему, не обращая внимания на восторженные крики.
- Учитель! Вы мной довольны? - спросила она.
- Ты поешь музыку так, как ее диктует Бог и пишет Вебер, девочка моя, то есть безукоризненно! - снимая шляпу, отвечал старый учитель.
Эта простая и почтительная похвала старика, адресованная девушке, была отлично понята толпой: все сняли шляпы и поклонились певице, пока она мимо них проходила.
А она, взяв старого учителя за руку, исчезла, промолвив на прощание:
- Почему, Коломбан, вместо того чтобы умереть, ты не задушил меня, как Отелло Дездемону!
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Для тех из наших читателей, кого интересуют эпизодические или второстепенные персонажи настоящей истории, мы не станем закрывать эту книгу, не успокоив их вкратце, но исчерпывающе относительно их судьбы.
Жан Бычье Сердце (слава силе!) окончательно отказался от мадемуазель Фифины и ее творений; он теперь владелец сада без деревьев в Коломб.
Фифина получила однажды вечером во время карнавала, выходя из Куртий, то, что называется предательский удар. Ее немедленно доставили в госпиталь св. Людовика, и она скончалась там несколько дней спустя.
Фафиу, соперник Жана Бычье Сердце, женился на Коломбине из театра Галилея Коперника Они выступают втроем в одном из театров на бульварах, где имеют бешеный успех; один, как нам рассказывали, г-н Галилей Коперник, известен под именем Бутена, другой, вечно юный Фафиу - под именем Кольбрена.
Туссен-Бунтовщик поступил на один из наших газоперерабатывающих заводов, где спустя пять лет стал мастером.
Кирпич из посредственного каменщика вырос до бригадира.
Именно он возводит по приказу архитектора эти дурацкие дома, похожие на казармы, которыми застроены в наши дни парижские пригороды.
Тряпичник окончательно подружился с этим кошкодавом по прозвищу папаша Фрикасе. Они стали компаньонами по отлову кошек в двенадцати округах.
Папаша Фрикасе открыл на улице Сен-Дени лавочку под привлекательной вывеской "Белая кошка".
Что касается монсеньора Колетти, он был окончательно назначен кардиналом в Рим. Не мы его назначали!
Наконец, Бразил-Роланд, один из интереснейших персонажей этой истории, доживал свои дни то у Сальватора, то у Розочки, где за ним ухаживали, как могли, в благодарность за его верную и добросовестную службу.
Бесплатная флэш игра Snack AttackПословицы здесь: www.bywords.ru |
- Это более чем справедливо, принцесса, - улыбнулся г-н де Маранд. - Пойду прогоню этого невежу.
Он направился к выходу, благославляя существо, кем бы оно ни оказалось, вызволившее его из затруднительного положения.
Спустя мгновение он вернулся.
- Угадайте, кто там, принцесса, - предложил он.
- Графиня Валёк, конечно?
- Нет, принцесса.
- Моя кормилица, может быть?
- Не угадали.
- Портниха?
- Тоже нет: молодой человек.
- Кредитор?
- Кредиторы бывают старыми, принцесса! Молодой человек может быть только должником хорошенькой женщины.
- Возможно, это мой кузен Альфонс! - покраснела ШантЛила.
- Нет, принцесса. Этот приятный молодой человек явился, как он говорит, от господина Жана Робера.
- А-а, понимаю. Это бедный юноша, которому нечем заплатить за билет в театре Порт-Сен-Мартен, и он пришел просить у меня протекции Жана Робера. Они земляки. Это очень робкий молодой человек, он не смеет обратиться с просьбой к земляку... и...
- ...и пришел с просьбой к вам, - закончил г-н де Маранд. - Юноша абсолютно прав, принцесса. Он просто очарователен. Так вы говорите, он беден?
- Так же беден, как молод.
- Зачем он приехал в Париж?
- Искать счастья.
- Вы хотите сказать, счастливого случая, принцесса, потому что он обратился к вам. Он что-нибудь знает... помимо...
естественных наук?
- Он умеет читать и писать... как все.
"Как все - это слишком много", - подумал банкир, знакомый с почерком и стилем гризетки.
- Не умеет ли он случаем считать? - продолжал он вслух.
- Он получил бакалавра! - гордо проговорила Шант-Лила.
- Ну, если он действительно бакалавр, я сумею устроить его судьбу.
- Вы готовы сделать это для него, хотя даже не знакомы с ним? - вскричала Шант-Лила.
- Я сделаю это для вас, которую знаю недостаточно... - галантно проговорил г-н де Маранд. - Можете прислать его ко мне завтра в министерство. Если он так же умен, как приятен, я обещаю устроить его будущее. Кстати, поговорим заодно и о вашем будущем, чтобы впредь избежать беспокойства, как сегодня. Боюсь, вы заблуждаетесь, принцесса, относительно роли, которую я просил вас сыграть в моей жизни. Я человек очень занятой, принцесса, и государственные дела, не говоря о моих личных, поглощают меня настолько, что мне непозволительно, как обыкновенному человеку, останавливаться на пустяках. С другой стороны, я вынужден из политических соображений делать вид, что у меня есть любовница. Вы меня понимаете, принцесса?
- Отлично понимаю, - кивнула Шант-Лила.
- Ну что же, дорогая, вы пошли на это, ни в чем меня не упрекая. Но чтобы вы не забывали, я выразил истинный смысл наших отношений в договоре, который я вам оставляю, чтобы вы поразмыслили о нем на досуге. Надеюсь, вы будете довольны суммой, которую я положил на уплату наших оригинальных отношений. А теперь, принцесса, позвольте мне поправить завитки ваших волос, которые из-за моей неловкости выбились из вашей прически.
Господин де Маранд достал из бумажника несколько тысячефранковых билетов, свернул их в форме папильоток и намотал на них волосы принцессы Ванврской.
- Прощай, принцесса, - сказал он, по-отечески чмокнув ее в лоб. - Я пришлю к вам сейчас земляка господина Жана Робера.
Уверен, что этот мальчик сделает честь нам обоим. И если его форма соответствует содержанию, но вы, стало быть, поистине нашли Феникса, о котором рассказывает Ювенал.
Господин де Маранд покинул будуар гризетки, довольный тем, что дешево отделался.
XXXV
Коломба
Три года спустя после драмы, о которой мы поведали нашим читателям, а также три дня спустя после визита г-на де Маранда к Шант-Лила, то есть в конце зимы 1830 года, Итальянский театр давал внеочередное представление оперы "Отелло" с участием уже два года как ставшей известной в Италии певицы, синьоры Кармелиты, которую прозвали в народе еще выразительнее: синьора Коломба.
Весь Париж, как принято писать в наши дни, но как лишь говорили в те времена, весь аристократический, интеллектуальный, богатый Париж, наконец, Париж артистический собрался в этот вечер в Итальянском театре.
Как только было объявлено об этом дебюте, все билеты оказались мгновенно раскуплены, а молодые люди, выстроившиеся в очередь у входа в театр, рисковали не попасть на спектакль.
Оживление, воодушевление публики объяснялось не только признанным талантом, дебютантки, но и ее характером, а также интересом, который она внушала всем, кто хоть отчасти был знаком с ее историей.
Самые разные писатели, поэты, романисты, драматические авторы, журналисты воспевали ее на все лады.
Жан Робер и Петрус тоже способствовали успеху Кармелиты.
После целого года тяжелых испытаний, когда в моральном отношении она находилась между жизнью и смертью, она советовалась с тремя своими подругами: Региной, Лидией и Фраголой, как ей хотя бы ослабить, если не заглушить, неизбывную боль.
Госпожа де Маранд посоветовала вести светский образ жизни.
Регина - монастырь.
Фрагола - театр.
Все три подруги были по-своему правы. Действительно, свет, монастырь и театр - это три пропасти, в одну из которых непременно устремляется тот, кто сбился с пути. Личность отступает на задний план, человек принадлежит Богу, отдается удовольствию, уходит в искусство.
Мы видели, как Кармелита попробовала свои силы у г-жи де Маранд на вечере, когда она снова встретилась с Камиллом де Розаном и лишилась чувств.
Однажды к Кармелите пришел старик Мюллер и сказал:
- Следуй за мной.
Не прибавив ни слова, он увел ее неведомо куда.
Однажды утром она проснулась в Италии. Когда они прибыли в Милан, Мюллер повел ее в Ла Скала. Там исполняли "Семирамиду". |
- Я не так выразилась, - возразила гризетка. - Добродетели бывают разные, как, впрочем, и грехи. Иными словами, добродетели иногда оказываются грехами, а грехи - добродетелями.
- Например, принцесса?
- Грех любить женщину только наполовину, а добродетель - в полную силу.
- Я и не подозревал, что ты так сильна в казуистике, прелесть моя.
- Я некоторое время относила белье к иезуитам Монружа, они-то меня и наставили... - проговорила принцесса Ванврская, опустив глаза и покраснев.
- ...на путь истинный! - подхватил банкир.
- Да, - шепотом сказала Шант-Лила. - Да, - повторила она, с трудом подавив вздох.
- Ты не могла обратиться, красавица моя, к более образованным людям? Чему же они тебя научили такому, чего ты не знала?
- Тысяче разных вещей, которые я... не запомнила, - зарделась гризетка, хотя ее не так-то легко было вогнать в краску.
- Дьявольщина! - вскричал министр, поднимаясь. - Я вас оставлю, принцесса, из опасения напомнить вам нечто такое, что вы старательно забывали.
- Вы удираете, как настоящий иезуит, - закусила губку Шант-Лила, - но таким бегством грехов все равно не искупить, - прибавила она и пристально посмотрела на г-на де Маранда.
- Назначьте сами сумму выкупа, - предложил банкир.
- Для начала встаньте на колени.
- Пожалуйста.
- Просите прощения за то, что оскорбили меня.
- Нижайше прошу меня извинить за оскорбления, хотя и не знаю, чем я провинился.
- Не знаете?
- Ну конечно, раз говорю.
- Вы самый извращенный человек из всех мне известных.
- Исправьте меня, принцесса, и обратите в свою веру.
- Каким образом? - вздохнула Шант-Лила.
- Дай мне веру, девочка.
- Боюсь, что вера вас не спасет.
- Попытайся! - предложил г-н де Маранд, смутившись тем, какой оборот принимал разговор.
- Взгляни на меня! - приказала Шант-Лила, не сводя с банкира сладострастного взгляда.
Господин де Маранд опустил глаза.
- Что с вами? - удивилась гризетка. - Уж не мальтийский ли вы рыцарь? Может, вы поклялись сохранять целомудрие?
Господин де Маранд горько усмехнулся.
- Дитя! - молвил он, беря руки принцессы в свои и целуя их. - Сущее дитя! - повторил он, не находя других слов.
- Признайтесь, что не любите меня! - проговорила ШантЛила.
- Никогда я этого не скажу, - возразил банкир.
- Тогда скажите, что любите.
- Скорее уж так!
- Теперь... докажите это.
Господин де Маранд поморщился, словно давая понять:
"Только не это".
- Вы никого не ждете? - спросил он, то ли желая сменить тему разговора, то ли надеясь избежать нависшей над ним опасности, которая с каждой минутой становилась все более ощутимой из-за томных взглядов принцессы.
- Я жду только вас, - отвечала Шант-Лила.
Она была в этот день поистине восхитительна, наша принцесса Ванврская! Щечки ее раскраснелись, губы приоткрылись в сладострастной неге, глаза метали огонь. Ее белая, длиннее обыкновенного, шея томно склонялась, как у лебедя; пышная грудь вздымалась от волнения.
Девушка была достаточно хороша, а также декольтирована, чтобы пробудить желание; голубая вуаль падала до самых пят и так и манила к себе, словно лазурный грот в голубом поднебесье, в который бросаешься очертя голову, не думая о возвращении.
Господину де Маранду было знакомо это зрелище, однако нельзя сказать, что он вкусил предлагавшиеся ему прелести. Для него главное заключалось не в том, выходить или не выходить из лазурного грота, а войти в него. Однако он решил не подавать виду и изо всех сил старался изобразить страсть.
Принцесса Ванврская как женщина - а она была женщиной до кончиков ногтей - на какое-то время впала в заблуждение.
Она стала ругать себя за холодность г-на де Маранда и отнесла его сдержанность на счет презрения, которое банкир, должно быть, к ней испытывал.
Она попыталась ему помочь, обвиняя себя в легкомыслии, исповедуясь в собственных грехах, обещая исправиться и в будущем жить достойно, чтобы заслужить уважение благородного человека. Тщетная попытка, пустые усилия.
Господин де Маранд в страстном порыве сжал ее в объятиях и воскликнул:
- До чего же ты хороша, детка!
- Льстец! - заскромничала Шант-Лила.
- Я знаю не много столь же прелестных, как ты, созданий.
- Вы меня не презираете?
- Чтобы я тебя презирал, принцесса?! - проговорил банкир, осыпая поцелуями ее,руки от запястий до плеч.
- Значит, вы меня немножко любите?
- Люблю ли я тебя, моя красавица? Даже слишком!
Он приобнял девушку за шею и, любовно на нее поглядывая, сказал:
- Клянусь весной, цвета которой ты носишь! Клянусь цветком, чьем имя ты позаимствовала! Я люблю тебя безгранично, принцесса. Я считаю, что ты - одно из пленительнейших созданий, которые мне доводилось видеть в жизни. Ты удивительно похожа на одну из очаровательных девушек, украшающих свадебный пир Каны на картине Пабло Веронезе. Но я напрасно искал, на кого ты похожа. Ты не похожа ни на какую другую женщину, только на себя. Вот почему я отношусь к тебе с такой нежностью; если постараешься, ты прочтешь это в моих глазах.
- В ваших глазах!.. Да!.. - невесело усмехнулась ШантЛила.
Господин де Маранд встал и, приблизившись к губам принцессы Ванврской, в утешение поцеловал ее с большей страстью, чем обыкновенно.
Девушка откинула голову назад и тихо прошептала или, вернее, выдохнула три слова, так много значащие в устах влюбленной:
- О, мой друг!..
Но друг, который в данных обстоятельствах был, несомненно, недостоин этого звания, то ли испугавшись по одному ему известным причинам слишком далеко зайти в этом деле, то ли будучи уверенным в том, что не сможет зайти слишком далеко, собрался уже отступить, как вдруг случай, этот помощник умных людей, прислал ему подкрепление: в будуаре принцессы вдруг зазвенел звонок.
- Звонят, принцесса, - заметил г-н де Маранд и просиял.
- Да, в самом деле, кажется, звонили, - слегка смутившись, отвечала Шант-Лила.
- Вы кого-нибудь ждали? - спросил банкир, притворяясь недовольным.
- Клянусь, нет, - ответила гризетка, - если хотите, можете прогнать звонившего: вы окажете мне этим настоящую услугу.
Я отпустила камеристку и сама не могу сказать, что меня нет дома. |
- Это ты, парень! - отвечал Сальватор Баболену, которого уже узнал, должно быть, даже не самый проницательный читатель.
- Я самый! - произнес Баболен, как говорил до него и еще долго после него знаменитый г-н де Фрамбуази.
- О каких гостях ты толкуешь? - спросил Сальватор.
- Сюда идут четыре дамы: не иначе хотят узнать свою судьбу!
- Пригласи их сюда.
Скоро четыре молодые женщины уже входили в комнату.
- Вот кто займется воспитанием Розочки! - сказал Сальватор Броканте, указывая на четырех женщин.
Гадалка вздрогнула.
- Эта дама, - кивнув на Регину, продолжал Сальватор, - научит ее рисовать, после того как Петрус преподал Розочке основы рисунка. Эта дама, - он с грустью взглянул на Кармелиту, - научит ее музыке. Эта дама, - прибавил он и улыбнулся г-же де Маранд, - научит ее вести домашнее хозяйство.
Наконец, эта дама, - с нежностью посмотрел он на Фраголу, - научит ее...
Регина, Кармелита и Лидия не дали ему договорить и в один голос закончили вместо него:
- ...добру и любви!
Сальватор поблагодарил их одними глазами.
- Хотите пойти с нами, дитя мое? - предложила Регина.
- Да, добрая фея Карита! - обрадовалась Розочка.
Броканта вздрогнула всем телом. Ее щеки побагровели, и Сальватор испугался, как бы ее не хватил удар.
Он подошел к гадалке.
- Броканта! - сказал он, взяв ее за руку. - Мужайся! Вот четыре ангела, которых тебе посылает Господь, чтобы спасти тебя от преисподней. Взгляни на них. Не кажется ли тебе, что девочка, которую ты любишь, будет лучше под их белыми крыльями, чем в твоих черных когтях? Не сердись, старая! Повторяю: ты расстаешься с ней не навсегда. Одна из этих добрых женщин возьмет тебя к себе, как приютит у себя и Розочку. Кто из вас возьмет к себе Броканту? - прибавил он, взглянув на четырех дам.
- Я! - в один голос отвечали те.
- Вот видишь, Броканта! - молвил Сальватор.
Старуха опустила голову.
- Это лишний раз доказывает, - философски прибавил молодой человек, глядя и на гадалку, и на четырех дам, - что в грядущем мире не будет больше сирот, потому что матерью им станет общество!
- Хорошо бы! - не менее философски заметил Баболен и, ерничая, осенил себя крестным знамением.
Год спустя после этой сцены Розочка получила два миллиона от г-на Жерара, который, сам того не желая, оставил ей после смерти наследство, и вышла замуж за Людовика, ставшего знаменитым доктором и прославленным ученым.
Словно оправдывая пословицу, гласящую: "Все хорошо, что хорошо кончается", Розочка совершенно поправилась. Это доказывает, что Мольер, как и говорил Жан Робер, является величайшим доктором, какой только известен в целом свете, потому что создал книгу "Любовь врачует"!
XXXIV
Слава отчаянным храбрецам!
Шант-Лила узнала о смерти г-жи де Розан и аресте американского джентльмена от г-на де Маранда.
Принцесса Ванврская пролила слезу при воспоминании о своем бывшем возлюбленном и поспешила перевести разговор на другую тему.
Наши парижские гризетки славятся тем, что готовы снять с себя последнюю рубашку ради первой своей любви, зато едва ли удостоят слезой последующих любовников.
- Он должен был именно так и кончить! - заметила она, когда г-н де Маранд сообщил ей, что Камилл в лучшем случае будет осужден на многие годы галер.
- Почему же, дорогая, вы думаете, - спросил г-н де Маранд, - что все, кто имели честь вас любить, кончают плохо? Это было бы жестоко!
- Они всего-навсего меняют одни кандалы на другие, - улыбнулась гризетка. - Кроме того, - прибавила она, насмешливо поглядывая на новоиспеченного министра финансов, - я не говорю, что все кончают именно так! Вот, например, ты, ненаглядный мой, не так уж много грешил на земле, и для тебя наверняка найдется отдельная ложа в раю. Кстати о ложе и о рае:
когда дебютирует синьора Кармелита?
- Послезавтра, - отвечал г-н де Маранд.
- Ты заказал мне закрытую ложу, как я просила?
- Разумеется, - молвил галантный банкир.
- Покажите! - пропела она, обвивая обеими руками шею г-на де Маранда.
- Вот, прошу, - отвечал тот, доставая из кармана билет.
Шант-Лила выхватила его и стала рассматривать, пунцовая от удовольствия.
- Я буду сидеть напротив принцесс?! - воскликнула она.
- Разве ты сама не принцесса?
- Ладно, смейтесь, - надув губки, промолвила принцесса Ванврская. - А я вот была три месяца назад у Броканты, и она мне поклялась, что я дочь знатных родителей.
- Это еще не все, лапушка, она скрыла от тебя правду! Ты не просто принцесса, а королева, потому что найденыши - это короли всей земли.
- А погибшие люди - это министры! - лукаво взглянув на банкира, вставила Шант-Лила. - Итак, я наконец увижу принцесс вблизи. Честно говоря, позавчера у меня было неудобное место в театре Порт-Сен-Мартен, где давали премьеру по пьесе вашего друга Жана Робера. Никак не могу вспомнить названия...
- "Гвельфы и гибеллины", - улыбнулся г-н де Маранд.
- Да-да, "Гвельфы и гибеллины", - подхватила принцесса Ванврская. - Теперь уж я запомню. Куда ты пропал к концу пьесы, любимый?
- Я зашел в ложу к госпоже де Маранд поздравить с успехом нашего друга Жана Робера.
- Или изменить мне, - перебила его Шант-Лила. - Кстати, это правда, что вы бегаете за всеми женщинами подряд?
- Так говорят! - самодовольно подтвердил г-н де Маранд и выпятил грудь. - Но если я и позволяю себе бегать за всеми женщинами, то останавливаюсь только возле одной.
- Она светская дама?
- Самая светская из всех мне известных.
- Принцесса?
- Принцесса крови.
- Я ее знаю?
- Разумеется, ведь это ты и есть, принцесса.
- А еще говорите, что вы у моих ног!
- Смотри! - сказал г-н де Маранд, опускаясь перед ШантЛила на колени.
- Правильно, - покачала та головой. - Так и оставайтесь, вы заслужили наказание.
- Это награда, принцесса. Не ты ли сама только что говорила, что за свои добродетели я попаду прямо в рай? |
|