В категории материалов: 199
Показано материалов: 121-125 |
Страницы: « 1 2 ... 23 24 25 26 27 ... 39 40 » |
|
- Однако чтобы все это исправить, - заметил король, - придется работать целый день, Гамен, верно?
- Да, может, другому и пришлось бы работать целый день, а Гамену хватит и двух часов. Только я должен остаться один, чтобы никто меня не отвлекал дурацкими замечаниями... «Гамен - сюда... Гамен - туда...» Итак, я должен остаться один; кузница оснащена хорошо, и через два часа.., да, через два часа, если во время работы мастер сможет как следует промочить горло, можете возвращаться: дело будет сделано.
Желания Гамена совпадали с желаниями короля. Одиночество Гамена давало королю возможность с глазу на глаз переговорить с подмастерьем.
Однако король не подал и виду, что доволен, и напустил на себя озабоченный вид.
- Может, тебе что-нибудь понадобится во время работы, дорогой Гамен?
- Если мне что будет надо, я кликну камердинера, лишь бы вы ему приказали подать то, что я попрошу... А больше мне ничего не надо.
Король сам пошел к двери.
- Франсуа! - позвал он, отворив дверь. - Никуда не отлучайтесь, пожалуйста. Это Гамен, мой бывший учитель по слесарному делу, он помогает мне исправить замок. Вы дадите ему все, что ему будет нужно, и прибавьте одну-две бутылочки хорошего бордо.
- Должно быть, вы в доброте своей запамятовали, государь, что я предпочитаю бургундское; для меня это чертово бордо - словно теплая водица!
- Да, верно... Я и впрямь запамятовал! - рассмеялся Людовик XVI. - А с вами ведь мы не раз пили вместе, дорогой Гамен... Бургундского, Франсуа, слышите, бургундского!
- Прекрасно! - облизнувшись, поддакнул Гамен.
- Что, слюнки потекли, а? Это тебе не вода!
- Ох, не говорите мне про воду, государь. Не знаю, зачем она нужна, разве что охлаждать железо. А кто употребляет ее еще для чего, так те просто дураки... Вода!.. Тьфу!..
- Можешь быть спокоен: пока ты здесь, ты не услышишь больше этого слова. А чтобы оно случайно не сорвалось у кого-нибудь из нас, мы тебя оставляем одного. Когда все закончишь, пошли за нами.
- А чем будете заниматься вы?
- Пойдем посмотрим шкаф, для которого предназначен этот замок.
- Вот эта работа - как раз для вас! Желаю здравствовать!
- Бог тебе в помощь! - отвечал король.
Дружески кивнув Гамену, король вышел в сопровождении подмастерья Луи Леконта, или графа Луи, как, вероятно, предпочтет называть его читатель, которому, как мы полагаем, достало проницательности узнать в спутнике Га-мена сына маркиза де Буйе.
Глава 7
ГЛАВА, В КОТОРОЙ НИ СЛОВА НЕ ГОВОРИТСЯ О СЛЕСАРНОМ ДЕЛЕ
На сей раз король, выйдя из кузницы, пошел не по внешней общей лестнице, а спустился по потайной лесенке, которой пользовался он один.
Эта лестница вела в его рабочий кабинет.
На столе лежала огромная карта Франции, доказывавшая, что король частенько принимался изучать самую простую и короткую дорогу, ведшую из его королевства.
После того как Людовик XVI спустился по лестнице и запер дверь в кабинет, он, пристально оглядев спутника слесаря, словно только теперь узнал того, кто шел за ним, перебросив через плечо куртку и сжимая в руке картуз.
- Вот наконец мы и одни, дорогой мой граф. Позвольте мне прежде всего похвалить вас за ловкость и поблагодарить за преданность.
- А я, государь, хотел бы извиниться за то, что, выполняя поручение вашего величества, осмелился предстать пред вами в таком костюме и разговаривать с вами так, как я говорил с вашим величеством.
- Вы говорили, как честный дворянин; что же до костюма, то как бы вы ни были одеты, у вас в груди бьется преданное сердце. Однако у нас мало времени. Никто, даже королева, не знает, что вы здесь. Нас никто не слышит: говорите скорее, что вас сюда привело.
- Ваше величество, вы оказали честь моему отцу, прислав к нему одного из своих офицеров, не так ли?
- Да, графа де Шарни.
- Граф де Шарни привез письмо...
- Ничего особенного не содержавшее, - перебил его король, - это была лишь рекомендация; главное же он должен был передать на словах.
- Он выполнил это поручение, государь, однако для того, чтобы приступить к исполнению порученного от графа приказания, я по приказу своего отца, а также в надежде на возможность побеседовать с вашим величеством лично, отправился в Париж.
- Вам известно все?
- Я знаю, что король в настоящую минуту хотел бы иметь уверенность в том, что он может покинуть Францию.
- И он рассчитывал на маркиза де Буйе, как на человека, способного помочь ему в осуществлении этого плана.
- Мой отец горд и признателен вам, государь, за оказанную ему честь.
- Мы подходим к главному. Что он говорит о самом плане?
- Что он рискованный, что он требует большой осторожности, но что он отнюдь не невыполним.
- Прежде всего, - продолжал король, - чтобы участие маркиза де Буйе было возможно более полным, на что дают основание надеяться его честность и преданность, не надо ли к его званию командующего гарнизоном в Меце прибавить еще и звание командующего в нескольких провинциях, в особенности - во Франш-Конте?
- Мой отец тоже так думает, и я счастлив, что король первым выразил свое мнение по этому поводу; маркиз опасался, что король припишет такое пожелание его личному честолюбию.
- Оставьте, пожалуйста! Мне прекрасно известно бескорыстие вашего отца. А теперь скажите: обсуждал ли он с вами возможный маршрут?
- Прежде всего, государь, отец боится одной вещи.
- Какой?
- Вашему величеству могут быть представлены сразу несколько планов бегства: и Испанией, и Империей, и туринскими эмигрантами. Вполне естественно, что все эти планы будут противоречить один другому. Отец опасается, как бы его план не породил какого-нибудь непредвиденного обстоятельства, которое обыкновенно относят на счет судьбы, но которые в действительности почти всегда оказываются результатом ревности и неосторожности противоборствующих партий.
- Дорогой Луи! Я вам обещаю, что никому не буду мешать интриговать вокруг меня. Во-первых, для этого и существуют партии. Во-вторых, этого требует мое положение. В то время как Лафайет и Национальное собрание будут следить за всеми этими нитями, имеющими одну цель: запутать их, мы, не посвящая в наши планы и не привлекая к их выполнению ни одного лишнего человека, будем полагаться только на тех, в ком мы совершенно уверены, мы пойдем своей дорогой с тем большей безопасностью, чем в большей тайне все это будет сохраняться.
- Государь! Договорившись об этом, мы можем перейти к тому, что мой отец имеет честь предложить вашему величеству.
- Говорите! - приказал король, склонившись над картой Франции, чтобы следить глазами за различными маршрутами, которые собирался изложить молодой граф.
- Государь! Существует не один способ бегства для короля.
- Несомненно.
- Сделал ли король выбор?
- Пока нет. Я ожидал услышать мнение маркиза де Буйе и предполагаю, что вы мне его привезли. Молодой человек почтительно поклонился.
- Говорите же! - приказал Людовик XVI.
- Прежде всего Безансон, государь; там весьма надежная крепость, очень удобно расположенная для того, чтобы собрать там армию, подать сигнал и протянуть руку швейцарцам. Присоединившись к армии, швейцарцы могут пройти через Бургундию, где много роялистов, а оттуда двинуться на Париж.
Король покачал головой с таким видом, словно хотел сказать: «Я бы предпочел что-нибудь другое».
Молодой человек продолжал:
- Существует еще Валансьен, государь, или любое другое место во Фландрии, где есть надежный гарнизон. Маркиз де Буйе мог бы отправиться туда с вверенными ему частями либо до, либо после прибытия короля. |
|
- Клянусь честью, государь, вы еще в Версале могли убедиться в том, что ничего хорошего дружба с вами не сулила; я сам видел, как цирюльник Леонар в небольшом кабачке у Севрского моста завивал волосы двум строившим страшные рожи гвардейцам, которые во что бы то ни стало хотели оказаться в вашей приемной в ту минуту, когда ваши добрые друзья парижане придут к вам с визитом.
По лицу короля пробежала тень, и подмастерье склонил голову.
- Впрочем, поговаривают, - продолжал Гамен, - что ваши дела пошли лучше с тех пор, как вы возвратились в Париж, и что вы вьете из парижан веревки. Ах, черт возьми, да и что в этом удивительного, ведь парижане так глупы, а королева, если захочет, умеет быть такой душкой!
Людовик XVI ничего не ответил, только краска бросилась ему в лицо.
Казалось, стоявший у двери молодой человек испытывает невыразимые страдания, слыша фамильярности, которые позволял себе мэтр Гамен.
Вытерев со лба испарину платком, пожалуй, слишком изящным для подмастерья, он решился подойти поближе.
- Государь! - молвил он. - Не угодно ли будет вашему величеству узнать, как мэтр Гамен оказался перед вашим величеством и как сам я удостоился чести оказаться здесь?
- Да, дорогой мой Луи, - отвечал король.
- Ах, вот как: «дорогой мой Луи»! Как высокопарно! - проворчал Гамен. - «Дорогой мой Луи»... Чтобы так обращаться к ремесленнику, подмастерью, которого вы знаете недели две?!. Что же тогда вы скажете мне, если мы знакомы вот уже четверть века? Мне, который вложил вам напильник в руку? Мне, вашему учителю? Вот что значит иметь хорошо подвешенный язык и белые руки!
- Я скажу тебе так: «милейший Гамен!» Я называю этого юношу «дорогим Луи» не потому, что он выражается элегантнее тебя, и не потому, что он, может быть, чаще тебя моет руки - ты знаешь, как мало внимания я обращаю на все эти мелочи, - а потому, что он нашел способ доставить ко мне тебя, тебя, друг мой, и это в то время, как мне передали, что ты не хочешь меня больше видеть!
- Да это не я не хотел вас видеть, я-то вас люблю, несмотря на все ваши недостатки; это все моя жена, госпожа Гамен, это она повторяла мне каждую минуту: «Ты водишь дурные знакомства, Гамен, слишком большие люди твои знакомые; ничего хорошего нет в том, чтобы в наше время якшаться с аристократами, у нас есть небольшое состояние - побережем его; у нас есть дети - воспитаем их; а если дофин хочет научиться слесарному делу, пусть обратится еще к кому-нибудь; во Франции и без тебя слесарей предостаточно».
Людовик XVI взглянул на подмастерье и подавил насмешливую и в то же время грустную улыбку.
- Да, разумеется, во Франции слесарей предостаточно, но не таких мастеров, как ты.
- Я именно так и сказал мастеру, когда пришел к нему от вашего имени, - вмешался подмастерье. - Я сказал ему: «Мэтр! Король взялся сделать замок с секретом; ему был нужен помощник: ему порекомендовали меня, он и взял меня к себе. Это большая для меня честь.., все так.., однако это очень тонкая работа. С замком все было хорошо, пока дело не дошло до замочного механизма и зажимов, потому что всякий знает, что трех зажимов в виде ласточкиного хвоста на закраине довольно, чтобы надежно прикрепить механизм к коробке; однако когда мы взялись за язычок замка, вот тут-то ремесленник оказался бессилен...» - Еще бы! - согласился Гамен. - Язычок - сердце замка.
- И настоящая вершина слесарного мастерства, когда он хорошо сделан, - продолжал подмастерье, - однако язычки бывают разные. Язычок может быть глухой, бывают язычки откидные, которые возвращаются назад, а есть еще язычок зубчатый, приводящий в движение засовы. «Теперь предположим, что у нас трубчатый ключ, бородка которого либо выкована при помощи оправки, либо в бородке выточена простая и фигурная бороздки, либо это двусторонняя бородка в виде двух вогнутых серпов; так какой же язычок подойдет к такому ключу? Вот на чем мы остановились...»
- Да, не всем дано справиться с такой работой, - заметил Гамен.
- Совершенно верно... Вот почему я пришел к вам, мэтр Гамен, - продолжал я. - Всякий раз, как король испытывал затруднение, он вздыхал: «Ах, если бы Гамен был здесь!» Тогда я сказал королю: «Прикажите передать этому знаменитому Гамену, чтобы он пришел, и мы посмотрим, на что он способен!» Но король ответил: «Это ни к чему, Луи: Гамен меня совсем забыл! - Чтобы человек, удостоившийся чести работать с вашим величеством, забыл вас?! Это невероятно!..» И я сказал королю: «Я пойду на поиски этого мастера мастеров и всеобщего учителя!» Король ответил: «Иди, но тебе вряд ли удастся его привести!» Я сказал: «Я его приведу!» - и ушел. Ах, государь, не знал я тогда, за какое дело взялся, какого человека мне придется уговаривать! Я, к слову сказать, не стал представляться ему королевским подмастерьем, и он подверг меня испытанию, которое, пожалуй, будет потруднее вступительного экзамена в кадетский корпус. Короче говоря, я оказался у него... На следующий день я наконец отваживаюсь заикнуться о том, что пришел к нему по вашему поручению. Я уж думал, что на сей раз он выставит меня за дверь: он называл меня шпионом, доносчиком. Напрасно я пытался его уверить, что меня в самом деле прислали вы все было тщетно. Он заинтересовался только тогда, когда я признался, что мы начали работу, но не можем ее закончить, однако и после этого он еще колебался. Он говорил, что это ловушка, которую ему расставили враги. Наконец лишь вчера, после того как я передал ему двадцать пять луидоров от имени вашего величества, он сказал: «Ага! Вот это в самом деле может быть от короля!.. Ладно, так уж и быть, - прибавил он, - пойдем к нему завтра. Кто не рискует, тот не выигрывает». Весь вечер мастер пребывал в прекрасном расположении духа, а нынче утром я ему сказал: «Пора отправляться!» Он попытался возражать, но я его все-таки убедил. Я завязал ему вокруг пояса фартук, вложил в руки палку и подтолкнул к двери. Мы пошли по дороге на Париж - и вот мы здесь!
- Добро пожаловать! - молвил король, с благодарностью взглянув на молодого человека, которому, казалось, с большим трудом дался этот рассказ как по форме, так и по содержанию. - А теперь, Гамен, друг мой, - продолжал король, - не будем терять времени: мне показалось, что ты торопишься.
- Совершенно верно, - подтвердил слесарь. - Я обещал госпоже Гамен вернуться ныне к вечеру. Так где этот знаменитый замок?
Король передал мастеру из рук в руки на три четверти законченный замок.
- Так чего ж ты говорил, что это дверной замок?! - возмутился Гамен, обращаясь к подмастерью. - Дверной замок запирается с обеих сторон, чучело! А это - замок для сейфа. Ну-ка, поглядим... Стало быть, не работает, а?.. Ничего, у мастера Гамена заработает!
Гамен попытался повернуть ключ.
- А-а, вот оно что! - заметил он.
- Ты нашел, в чем неисправность, дорогой мой Гамен?
- Еще бы, черт меня подери!
- Покажи скорее!
- Пожалуйста, смотрите. Бородка ключа хорошо зацепляет большую суколду; суколда описывает, как и положено, полукруг; но так как у нее не были скошены края, она не может вернуться в исходное положение, вот в чем все дело... Суколда описывает полукруг в шесть линий, значит, закраина должна быть шириной в одну линию.
Людовик XVI, и подмастерье переглянулись, словно восхищенные знаниями Гамена.
- Господи Ты, Боже мой! Это же так просто! - проговорил тот, приободрившись от этого молчаливого восхищения. - Да я просто не понимаю, как вы могли об этом забыть! Должно быть, с тех пор, как вы меня не видели, у вас в голове скопилось много разных глупостей, они и отшибли вам память. У вас три суколды, так? Одна большая и две малых, одна - в пять линий, другие - по две линии шириной.
- Абсолютно точно, - подтвердил король, с любопытством следя за объяснениями Гамена.
- Как только ключ отпускает большую суколду, он должен отпирать язычок, который только что защелкнулся?
- Да, - согласился король.
- Стало быть, поворачиваясь в обратную сторону, ключ должен зацепить вторую суколду, как только отпустит первую.
- А-а, да, да, - обронил король.
- «Да, да», - ворчливо передразнил его Гамен. - Каким же образом несчастный ключ может это сделать, ежели расстояние между большой и малой суколдой не совпадает с шириной бородки ключа, да плюс еще зазор?
- А-а...
- Вот вам и «а-а», - снова передразнил Гамен. - Можете сколько угодно быть королем и говорить: «Я так хочу!» - Малюсенькая суколдочка говорит: «А я не хочу!» - и конец разговору! Это то же самое, как когда вы грызетесь с Национальным собранием, а собрание-то - сильнее!
- Однако, мэтр Гамен, есть надежда все поправить, не так ли? - спросил король.
- Надежда есть всегда. Надо только обточить первую бородку по краю, на ширину одной линии просверлить отверстия в закраине ключа, раздвинуть на четыре линии первую и вторую суколды и на таком же расстоянии установить третью суколду - ту, что соприкасается с пятой ключа и замирает, зацепившись за зубчик. |
|
- Ну хорошо, пусть есть легион. Однако для исполнения задуманного нужен не легион, а целая армия.
- Есть и армия.
- Какая армия?
- В Версале соберутся тысяча двести всадников. В указанный день они отправятся оттуда в одиннадцать часов вечера, а в два часа ночи войдут в Париж тремя колоннами.
- Хорошо!
- Первая войдет через ворота Шайо, вторая - через Рульские ворота, третья - через Гренельские. Колонна, вошедшая через Гренельские ворота, должна будет убить Лафайета; та, что войдет через ворота Шайо, возьмет на себя господина Неккера, а колонна, вошедшая через Рульские ворота, разделается с господином Байи.
- Хорошо! - повторил Калиостро.
- После этого они заклепают пушки, соберутся на -Елисейских полях и пойдут в Тюильри, а в Тюильри - наши.
- Как это ваши? А Национальная гвардия?
- Там должна поработать брабантская колонна. Соединившись с частью наемной гвардии в четыреста швейцарцев и с тремястами заговорщиками из провинции, она захватит благодаря единомышленникам внешние и внутренние ворота; потом к королю войдут с криками: «Государь! Сент-Антуанское предместье восстало.., карета готова.., надобно бежать!» Если король согласится бежать - хорошо; если нет - его уведут силой и препроводят в Сен-Дени.
- Хорошо!
- Там уже будут ждать двадцать тысяч пехотинцев, к ним присоединятся тысяча двести человек кавалерии, брабантский легион, четыреста швейцарцев, триста заговорщиков, десять, двадцать, тридцать тысяч роялистов, примкнувших по дороге; с помощью всех этих сил и надо будет препроводить короля в Перону.
- Чем дальше - тем интереснее! А что все они будут делать в Пероне, дорогой господин де Босир?
- В Пероне будут ждать наготове двадцать тысяч человек; к тому времени они приедут морским путем из Фландрии, а также из Пикардии, Артуа, Шампани, Бургундии, Лотарингии, Эльзаса и Камбрези. Сейчас пытаются сторговаться с двадцатью тысячами швейцарцев, двенадцатью тысячами германцев и двенадцатью тысячами сардинцев; объединившись в первый эскорт короля, они составят пятьсот тысяч численного состава.
- Кругленькая цифра! - заметил Калиостро.
- Эти пятьсот тысяч человек двинутся на Париж; они перекроют реку выше и ниже города и, таким образом, отрежут подвоз продовольствия. Голодный Париж капитулирует. Национальное собрание будет распущено, а король, настоящий король, снова займет трон своих отцов.
- Аминь! - бросил Калиостро. Он встал и продолжал:
- Дорогой господин де Босир! С вами очень приятно беседовать, однако случилось то, что бывает и с самыми знаменитыми ораторами, когда они все сказали, когда им больше нечего сказать - а вы ведь все сказали, не правда ли?
- Да, ваше сиятельство, пока все.
- В таком случае - до свидания, дорогой мой господин де Босир. Когда вам снова захочется получить десять луидоров, по-прежнему в качестве подарка, приходите ко мне в Бельвю.
- Так, в Бельвю... А спросить графа Калиостро?
- Графа Калиостро? О нет, вас никто не поймет. Спросите барона Дзаноне.
- Барон Дзаноне?! - вскричал Босир. - Да ведь именно так зовут генуэзского банкира, ссудившего его высочество двумя миллионами.
- Вполне возможно, - отвечал Калиостро.
- То есть, как - возможно?
- Ну да. У меня много дел, и я совершенно забыл об этом. Вот почему я не сразу вспомнил, о чем идет речь. Однако теперь, как мне кажется, я припоминаю.
Босир был до глубины души потрясен тем, как это можно забыть о деле стоимостью в два миллиона; он пришел к мысли, что когда дело касается денег, лучше быть на службе у того, кто ссужает деньги, нежели у того, кто их занимает.
Впрочем, потрясение Босира было не настолько сильным, чтобы он забыл, где находится; едва Калиостро сделал несколько шагов к выходу, как Босир одним прыжком нагнал его и, подстроившись к его походке, пошел за ним след в след; глядя на них со стороны, можно было подумать, что это идут два автомата, приводимые в движение одной и той же пружиной.
Только когда ворота за ними захлопнулись, стало заметно, как они разделились.
- В какую сторону вы теперь направляетесь, дорогой господин де Босир?
- А вы?
- Ну, уж, во всяком случае, нам не по дороге.
- Я иду в Пале-Рояль, ваше сиятельство.
- А я - в Бастилию, господин де Босир. Засим оба господина расстались; Босир низко поклонился графу, Калиостро в ответ едва заметно кивнул головой, и оба почти в ту же минуту исчезли в ночной мгле. Калиостро пошел по улице Тампль, а Босир зашагал по улице Верри.
Глава 6
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ГАМЕН ДОКАЗЫВАЕТ, ЧТО ОН В САМОМ ДЕЛЕ МАСТЕР МАСТЕРОВ И ВСЕОБЩИЙ УЧИТЕЛЬ
Читатель помнит, что король в присутствии г-на де Лафайета и графа де Буйе выразил желание повидаться со своим бывшим учителем Гаменом и попросить его помощи в одной важной слесарной работе. Он прибавил также - мы полагаем нелишним упомянуть об этой подробности, - что не помешает и опытный подмастерье, и они займутся этой работой втроем. Число «три», угодное богам, не вызвало неудовольствия и у Лафайета: он отдал приказание пропустить мэтра Гамена и его подмастерье в королевские покои и проводить их в кузницу, как только они прибудут.
Неудивительно поэтому, что несколько дней спустя после переданного нами разговора мэтр Гамен - а он уже отчасти знаком нашим читателям, ведь мы рассказывали, как утром шестого октября он с незнакомым оружейным мастером сидел за бутылкой бургундского в кабачке у Севрского моста, - итак, мэтр Гамен в сопровождении подмастерья, одетого, как и сам мастер, в рабочее платье, прибыл к воротам Тюильри; их без труда пропустили, они обошли королевские покои по коридору, поднялись по лестнице на чердак и, подойдя к двери кузницы, представились дежурному камердинеру.
Их звали: Никола-Клод Гамен и Луи Леконт. Они носили звания: первый - мастер слесарного дела, второй - подмастерье.
Хотя во всем этом не было ничего аристократического, Людовик XVI, едва заслышав их имена и звания, сам поспешил к двери, громко приглашая:
- Войдите!
- Идем! Идем! Идем! - входя в кузницу, прокричал Гамен с непринужденностью не столько сотрапезника, сколько учителя.
А подмастерье то ли был непривычен к общению с членами королевской семьи, то ли был наделен природой большим уважением к коронованным особам, в каком бы костюме они перед ним ни предстали или в какой бы одежде он сам ни был им представлен, - итак, ничего не ответив на приглашение короля и появившись на пороге кузницы спустя некоторое время после мэтра Гамена, подмастерье замер, сжимая в руках куртку и картуз, у самой двери, которую притворил за ними камердинер.
Возможно, ему даже удобнее было со своего места заметить, как радостно блеснули доселе тусклые глаза Людовика XVI, на что он ответил почтительным поклоном.
- А-а, вот и ты, дорогой мой Гамен! - воскликнул Людовик XVI. - Я очень рад тебя видеть. По правде говоря, я уж на тебя и не рассчитывал: я думал, что ты совсем меня забыл!
- Потому-то вы и взяли ученика? - спросил Гамен. - Ну и правильно сделали, и имели на это полное право, раз меня не было рядом. Вот только, к сожалению, - насмешливо прибавил он, - ученик не мастер, а?
Подмастерье подал королю знак.
- Что ж ты хочешь, Гамен! - проговорил Людовик XVI - Меня уверили, что ты меня больше и знать не желаешь: говорили, что ты боишься опорочить свое имя... |
|
Босир хотел было спросить у Калиостро, как он мог знать человека, умершего около трех тысячелетий назад, но, видимо, подумал, что не стоит из-за такой безделицы перебивать рассказчика, и махнул рукой, словно хотел сказать: «Продолжайте, я слушаю».
Калиостро в самом деле продолжал, будто ничего не заметил.
- Итак, я познакомился с Эдипом. Ему предсказали, что в будущем он станет убийцей своего отца и супругом своей матери. Полагая, что его отец - Полиб, он оставил его, ничего ему не сказав, и отправился в Фокиду. Перед отъездом я посоветовал ему путешествовать не по главной дороге из Давлиса в Дельфы, а пройти по горной дороге, хорошо мне известной. Однако он заупрямился, а так как я не мог ему объяснить, почему я даю такой совет, все мои усилия заставить его изменить маршрут оказались тщетны. В результате этого упрямства произошло то, что я и предвидел. На пересечении дельфской и фиванской дорог он повстречал человека в сопровождении пятерых рабов: человек этот сидел в повозке, занимавшей всю ширину пути. Все могло бы уладиться, если бы тот человек согласился взять немного влево, а Эдип - правее. Но каждый из них желал непременно проехать посредине. Человек в повозке обладал холерическим темпераментом; Эдип по натуре был очень вспыльчив. Пятеро рабов бросились вперед и пали один за другим. Вслед за ними был убит и их хозяин. Эдип переступил через шесть трупов, среди которых было и тело его отца...
- Дьявольщина! - вставил Босир.
- ..И продолжал путь в Фивы. Дорога проходила через гору Сфингион; на тропинке, еще более узкой, чем та, на которой Эдип повстречался с отцом, была пещера странного животного. У него были орлиные крылья, женские голова и грудь, а тело и когти - львиные.
- Ого! - воскликнул Босир. - И вы, ваше сиятельство, верите, что на свете бывают такие чудовища?
- Я не стану это утверждать, дорогой господин де Босир, - с важным видом отвечал Калиостро, - принимая во внимание, что когда я отправился в Фивы той же дорогой тысячелетие спустя, в эпоху Эпаминонда, сфинкс был уже мертв. Ну, а в эпоху Эдипа он был еще жив, и одним из его любимых развлечений было сесть посреди дороги и, дождавшись путешественника, загадать ему загадку, а если он не отгадает, тут же его и съесть. А так как это продолжалось уже около трехсот лет, прохожие становились все более редкими, а у сфинкса выросли очень большие зубы. Когда он заметил Эдипа, он сел посреди дороги и поднял, лапу, останавливая юношу: «Путешественник! - сказал он ему. - Я - сфинкс. - Ну и что? - спросил Эдип. - Судьба послала меня на землю, чтобы загадывать смертным загадку. Если они ее не отгадают, они принадлежат мне, если же отгадают, я буду принадлежать смерти и сам брошусь в пропасть, куда до сих пор сбрасывал тех, кто имел несчастье попасться мне на дороге». Эдип заглянул в пропасть и увидел, что дно белым-бело от костей. «Хорошо, - отвечал юноша, - я слушаю твою загадку. - Вот она, - сказал птицелов: «Какое животное ходит на четвереньках, утром, на двух ногах - днем и на трех - вечером?» Эдип на минуту задумался, потом с улыбкой, несколько обеспокоившей сфинкса, спросил: «Если я отгадаю, ты сам бросишься в пропасть? - Таково веление рока, - отвечал сфинкс. - Ну что же, в таком случае это животное - человек».
- Как человек? - перебил Босир, вошедший во вкус и заинтересовавшийся рассказом, словно все это происходило в наши дни.
- Да, человек! Человек, который в детстве, то есть на заре жизни, ползает на четвереньках; в зрелом возрасте, то есть в полдень, ходит на двух ногах, а вечером, то есть в старости, опирается на палку.
- Ах, чертовски верно!.. - вскричал Босир. - Вот сфинкс-то, должно быть, огорчился?!
- Да, дорогой мой господин де Босир! До такой степени огорчился, что бросился в пропасть вниз головой и, будучи верен данному обещанию, не воспользовался крыльями, что вы, возможно, сочтете глупостью с его стороны; итак, он разбился о скалы. А Эдип продолжал путь, прибыл в Фивы, встретил там вдову по имени Иокаста, женился на ней и исполнил таким образом пророчество оракула, предсказавшего, что он убьет отца и женится на матери.
- Какую же связь, ваше сиятельство, вы усматриваете между историей Эдипа и господином в маске?
- Очень тесную связь! Впрочем, погодите! Прежде всего вы желали узнать его имя.
- Да.
- А я сказал, что предложу вам загадку. Правда, я добрее сфинкса и не разорву вас в клочья, если вы будете иметь несчастье не отгадать. Внимание: я занес лапу: «Кто из придворных является внуком своего отца, братом своей матери и дядей своих сестер?» - Ах, черт возьми! - воскликнул Босир, задумавшись не менее глубоко, чем Эдип.
- Думайте, дорогой мой! - молвил Калиостро.
- Помогите мне немножечко, ваше сиятельство.
- Охотно... Я спросил вас, знаете ли вы историю об Эдипе.
- Да, вы оказали мне эту честь.
- Теперь перейдем от истории языческой к Священной истории. Знаете ли вы историю Лота?
- С дочерьми?
- Вот именно.
- Еще бы не знать! Впрочем, погодите... Э-э.., да.., поговаривали что-то о старом Людовике Пятнадцатом и его дочери, ее высочестве Аделаиде!..
- Вы попали в точку, мой дорогой!
- Так господин в маске - это?..
- Пять футов и шесть дюймов.
- Граф Луи...
- Ну же!
- Граф Луи де...
- Тес!
- Вы же сами говорили, что здесь одни мертвецы...
- Да, на их могилах растет трава и растет лучше, чем где бы то ни было. Как бы эта трава, подобно тростнику царя Мидаса... Вы знаете историю царя Мидаса?
- Нет, ваше сиятельство.
- Хорошо, я вам расскажу ее как-нибудь в другой раз, а теперь давайте вернемся к нашей с вами истории. Он снова стал серьезным.
- Итак, на чем вы остановились? - спросил он.
- Прошу прощения, но мне кажется, что вопросы задавали вы.
- Вы правы.
Пока Калиостро собирался с мыслями, Босир прошептал:
- Ах, черт возьми, до чего верно! Внук своего отца, брат своей матери, дядя своих сестер.., это же граф Луи де Нар...
- Слушайте! - заговорил Калиостро.
Босир прервал свой монолог и стал во все уши слушать.
- Теперь, когда у нас не осталось сомнений в том, кто были заговорщики в масках или без таковых, перейдем к цели заговора.
Босир кивнул в знак того, что готов отвечать на вопросы.
- Целью заговора было похищение короля, не так ли?
- Да.
- И препровождение его в Перону?
- В Перону.
- Ну, а средства?
- Денежные?
- Да, начнем с денежных.
- Два миллиона.
- Их ссужает один генуэзский банкир. Я знаком с этим банкиром. Есть другие?
- Не знаю.
- Хорошо, что касается денег, то тут все понятно. Однако деньги - не все, нужны люди.
- Господин де Лафайет дал разрешение поднять легион и идти на помощь Брабанту, выступающему против Империи.
- Славный Лафайет! Узнаю его! - прошептал Калиостро.
И громко прибавил: |
|
- Надобно признать, что это кладбище - одно из самых запущенных из всех мне известных, да это и неудивительно: ведь вы знаете, что сюда свозят тела казненных на Гревской площади, а с этими обездоленными никто церемониться не будет. Впрочем, дорогой господин де Босир, нас с вами окружают могилы тех, чьи судьбы весьма поучительны. Если бы было светло, я показал бы вам место захоронения Бутвиля де Монморанси, обезглавленного за участие в дуэли; шевалье де Роана, казненного за участие в антиправительственном заговоре; графа де Горна, колесованного за убийство иудея; Дамьена, четвертованного за попытку убийства Людовика Пятнадцатого, да мало ли еще кого... Вы, господин де Босир, напрасно так плохо отзываетесь о кладбище Иоанна Крестителя: оно запущено, однако здесь покоится много достойных внимания людей.
Босир следовал за Калиостро, стараясь идти след в след, как солдат второй шеренги шагает обычно за командиром.
- Ага! - вдруг воскликнул Калиостро, внезапно остановившись, так что не ожидавший этого Босир уткнулся животом ему в спину. - Смотрите-ка, вот совсем свежая; это могила вашего собрата, Флер-д'Эпина, одного из убийц булочника Франсуа; он был неделю тому назад повешен по приказу в Шатле; это должно вас заинтересовать, господин де Босир; он, как и вы, был в прошлом гвардейцем, мнимым сержантом, а в действительности - вербовщиком.
Зубы Босира так и застучали от страха. Ему казалось, что колючки, среди которых он продирался, были на самом деле скрюченными пальцами, вылезавшими из-под земли, чтобы схватить его за ноги и дать ему понять, что сама судьба уготовила ему здесь место для вечного сна.
- Ну, вот мы и пришли, - заметил Калиостро, останавливаясь на каких-то развалинах.
Усевшись на обломках, он указал Босиру на камень, который будто нарочно был положен рядом с первым для того, чтобы Цинне не пришлось подвигать его к тому месту, где восседал Август.
Было самое время: ноги бывшего гвардейца так дрожали, что он скорее упал, нежели сел на камень.
- Вот теперь мы можем спокойно обо всем поговорить, дорогой господин де Босир, - сказал Калиостро. - Итак, что же произошло нынче вечером под аркадами на Королевской площади? Должно быть, встреча была интересной.
- Признаться, ваше сиятельство, в эту минуту у меня немного мутится в голове. По правде говоря, для нас обоих было бы лучше, если бы вы задавали мне вопросы.
- Хорошо! - согласился Калиостро. - Я - человек добрый, и форма мне безразлична, коль скоро я хочу узнать то, что меня интересует. Сколько вас собралось под аркадами на Королевской площади?
- Шестеро, считая меня.
- Шестеро, считая вас, дорогой господин де Босир. Давайте выясним, те ли это люди, о которых я думаю. Во-первых - вы, это не вызывает сомнения.
Босир вздохнул, словно давая понять, что он сам предпочел бы, чтобы такое сомнение было возможно.
- Вы оказываете мне честь, начав с меня, - проговорил он, - когда рядом со мной были весьма значительные лица.
- Дорогой мой! Я следую евангельскому завету. Разве не сказано в Писании: «Первые будут последними»? Если первые должны стать последними, то последние, естественно, окажутся первыми. Таким образом, как я вам уже сказал, я действую согласно Евангелию. Прежде всего, там были вы, верно?
- Да, - отвечал Босир.
- Затем был ваш друг Туркати, не так ли? Бывший офицер из рекрутов, взявшийся поднять легион в Брабанте, так?
- Да, - отвечал Босир, - там был Туркати.
- Еще там был славный роялист по имени Маркье из бывших сержантов французской гвардии, а теперь - младший лейтенант роты жандармов, верно?
- Да, ваше сиятельство, и Маркье был...
- Затем - маркиз де Фавра?..
- И маркиз де Фавра.
- А господин в маске?
- И господин в маске.
- Не угодно ли вам будет, господин де Босир, дать мне некоторые разъяснения по поводу этого господина в маске?
Босир взглянул на Калиостро столь пристально, что глаза его сверкнули в темноте.
- Но... - молвил он, - разве это не?..
Он умолк словно из опасения совершить святотатство.
- Кто? - спросил Калиостро.
- Разве это не?..
- О Господи! Вы что же, язык проглотили, дорогой господин де Босир? Будьте осторожны: это иногда приводит к тому, что на шее оказывается веревка. А это будет, пожалуй, пострашнее.
- Ну.., это.., разве это не его высочество? - пролепетал Босир, чувствуя себя припертым к стене.
- Кто? - продолжал настаивать Калиостро.
- Его высочество... Его высочество, брат короля.
- Ах, дорогой господин де Босир! Когда маркиз де Фавра, горячо желающий заставить людей поверить, что он в этом деле заодно с принцем крови, заявляет, будто господин в маоке - его высочество, это понятно: кто не умеет лгать, не умеет и устраивать заговоры. Но как вы и ваш друг Туркати, оба вербовщики, то есть люди, привыкшие на глаз определять рост человека с точностью до дюйма и линии, могли так ошибиться - это совершенно невероятно!
- Да, в самом деле... - согласился Босир.
- Рост его высочества - пять футов, три дюйма и семь линий, - продолжал Калиостро, - а в господине в маске около пяти футов и шести дюймов.
- Верно, - заметил Босир, - я об этом уже подумал. Но если это не его высочество, то кто же это мог быть?
- Ах, черт подери! Я был бы счастлив и по-настоящему горд, дорогой мой господин де Босир, - отвечал Калиостро, - если бы мог сообщить вам то, что надеялся узнать от вас.
- Так вы, стало быть, знаете, ваше сиятельство, кто этот человек? - спросил бывший гвардеец, приходя мало-помалу в себя.
- Еще бы, черт возьми!
- Не будет ли с моей стороны нескромностью спросить?..
- ..Как его зовут?
Босир кивнул в знак того, что именно это он и желал бы узнать.
- Имя - вещь серьезная, господин де Босир; по правде сказать, я бы предпочел, чтобы вы его угадали сами.
- Угадать... Я уже две недели ломаю над этим голову, - Это потому, что некому было вам помочь.
- Так помогите мне, ваше сиятельство.
- С удовольствием. Вы знакомы с историей Эдипа?
- Очень смутно, ваше сиятельство. Однажды я смотрел про него пьесу в Комеди Франсез, но к концу четвертого акта я имел несчастье заснуть.
- Дьявольщина! Желаю и впредь только таких несчастий, дорогой мой.
- Однако вы же видите, как теперь мне это вредит.
- Ну что же, я в двух словах расскажу вам, кто такой Эдип. Я знавал его еще ребенком при дворе царя Полиба, а стариком - при дворе царя Адмета. Таким образом, мне вы можете доверять больше, чем Эсхилу, Софоклу, Сенеке, Корнелю, Вольтеру или господину Дюсису, которые, весьма вероятно, много о нем слышали, однако не имели удовольствия знать его лично. |
|