В категории материалов: 188
Показано материалов: 46-50 |
Страницы: « 1 2 ... 8 9 10 11 12 ... 37 38 » |
|
- Кто?
- Он, он! Тот, кто поклялся меня погубить!
- Тот человек?
- Да, он! Посмотрите, как у меня дрожат руки.
- Верно!..
- Это удар в самое сердце! - вскричала она. - Он близко, совсем близко!
- Вы ошибаетесь.
- Нет! Нет, ваше высочество! Держите меня, он притягивает меня к себе, смотрите!.. Держите меня! Держите меня!
Принцесса схватила молодую женщину за руку.
- Опомнитесь, бедное дитя! - сказала она. - Даже если это он, клянусь Богом, вы здесь в безопасности.
- Он уже близко, он совсем рядом! - в ужасе вскричала Лоренца; она чувствовала себя раздавленной, глаза ее смотрели в одну точку, она протягивала руки к двери.
- Безумие! Это безумие! - проговорила принцесса. - Разве к Луизе Французской можно так просто войти? Этот господин должен по меньшей мере иметь на руках приказ короля.
- Ваше высочество, я не знаю, как он вошел! - откинувшись, вскричала Лоренца. - Но я знаю, я просто уверена, что он поднимается по лестнице.., он в десяти шагах отсюда.., вот он!
Дверь распахнулась. Принцесса отпрянула, приходя в ужас от странного совпадения. На пороге появилась монахиня.
- Кто там? - спросила принцесса. - Что вам угодно?
- Ваше высочество! В монастырь прибыл один дворянин, - отвечала монахиня, - он желает переговорить с вашим высочеством.
- Как его зовут?
- Его сиятельство Феникс.
- Это он? - спросила принцесса у Лоренцы. - Знакомо вам это имя?
- Имя мне незнакомо, но это он, ваше высочество, это он!
- Что ему угодно? - спросила принцесса монахиню.
- Он прибыл с поручением к королю Франции от его величества короля Пруссии и хотел бы, как он говорит, просить у вашего высочества аудиенции.
Принцесса Луиза на мгновение задумалась.
Повернувшись к Лоренце, она приказала:
- Ступайте в кабинет. Лоренца повиновалась.
- А вы, сестра, - продолжала принцесса, - пригласите этого дворянина.
Сестра поклонилась и вышла.
Убедившись, что дверь кабинета надежно заперта, принцесса снова села в кресло и не без волнения стала ожидать дальнейших событий.
Почти тотчас монахиня вернулась в сопровождении господина, уже виденного нами во время церемонии представления ко двору; он был представлен королю как граф Феникс.
На нем был прежний костюм прусского офицера: военный парик и сюртук строгого покроя с черным стоячим воротником. Войдя в комнату, он опустил черные большие глаза, выразив этим почтение, которым он, как простой дворянин, был обязан принцессе крови.
Однако он тотчас поднял глаза, словно опасаясь слишком унизить свое достоинство.
- Ваше высочество! Я благодарен вам за оказанную милость. Впрочем, я был в ней уверен, будучи наслышан о том, что ваше высочество великодушно поддерживает всех страждущих.
- Да, сударь, я действительно стараюсь это делать, - с достоинством вымолвила принцесса, надеясь поскорее поставить на место того, кто вздумал просить ее защиты после того, как злоупотребил своей властью.
Граф поклонился с таким видом, будто не понял двойного смысла слов принцессы.
- Чем же я могу вам помочь? - продолжала принцесса Луиза по-прежнему насмешливым тоном.
- Всем, ваше высочество.
- Я вас слушаю.
- Я не стал бы тревожить ваше высочество в вашем уединении, не имея на то важных причин. Насколько мне известно, вы, ваше высочество, предоставили приют одному лицу, чрезвычайно меня интересующему.
- О ком вы говорите, сударь?
- О Лоренце Фелициани.
- А кем она вам приходится? Она ваша свойственница? Родственница? Сестра?
- Жена.
- Жена? - возвысив голос, переспросила принцесса Луиза, надеясь быть услышанной в кабинете. - Лоренца Фелициани - графиня Феникс?
- Да, ваше высочество, Лоренца Фелициани - графиня Феникс, - невозмутимо отвечал граф.
- Но в монастыре кармелиток нет графини Феникс, сударь, - сухо возразила принцесса.
Казалось, графа это ничуть не смутило, и он продолжал:
- Может быть вы, ваше высочество, недостаточно убеждены в том, что Лоренца Фелициани и графиня Феникс - одно лицо?
- Да, вы угадали, - сказала принцесса, - я в этом т совсем убеждена.
- Вашему высочеству достаточно приказать, чтобы сюда привели Лоренцу Фелициани, и у вас не останется никаких сомнений. Я прошу у вашего высочества прощения за подобную настойчивость, но я всей душой привязан к этой молодой особе, да и она, я полагаю, сожалеет о разлуке со мной.
- Вы так думаете?
- Да, ваше высочество, я в этом совершенно уверен, сколь бы ни были малы мои достоинства.
«Лоренца была права, - подумала принцесса, - это и в самом деле опасный человек».
Граф держался спокойно и не выходил из рамок дворцового этикета.
«Попробуем его обмануть», - решила принцесса Луиза.
- Сударь! - сказала она, - я не могу выдать вам эту женщину, ее здесь нет. Я понимаю настойчивость, с какой вы ее разыскиваете, если действительно любите ее, как вы говорите. Однако если вы в самом деле хотите ее вернуть, вам следует искать ее в другом месте, поверьте мне.
Входя в комнату, граф окинул беглым взглядом всю комнату принцессы Луизы, его глаза на одно-единственное мгновение задержались на столике в темном углу, но этого времени оказалось достаточно, чтобы он разглядел на нем сверкавшие драгоценности, которые оставила там Лоренца, предложив их в качестве взноса в монастырь кармелиток. Граф Феникс узнал драгоценности.
- Если бы вы, ваше высочество, пожелали припомнить, - продолжал настаивать граф, - да простится мне моя назойливость, что Лоренца Фелициани была совсем недавно в этой комнате и оставила вон на том столе драгоценности... Переговорив с вашим высочеством, она удалилась...
Граф Феникс перехватил взгляд принцессы, брошенный в сторону кабинета. |
|
- Сначала в почтовой карете. А в Милане мы пересели в карету, напоминавшую скорее дом на колесах. В ней мы и продолжали путь.
- Неужели он никогда не оставлял вас одну?
- Случалось, он подходил ко мне и приказывал: «Спите!» Я засыпала, а просыпалась, только когда он снова был рядом.
Принцесса Луиза недоверчиво покачала головой.
- Вам самой, очевидно, не очень хотелось бежать, - проговорила она, - иначе вам бы это удалось.
- Мне кажется, вы не совсем правы, ваше высочество... Впрочем, возможно, я находилась под действием гипноза!
- Вы были зачарованы словами любви, ласками?
- Он редко говорил со мной о любви, ваше высочество; я не помню других ласк, кроме поцелуя в лоб перед сном и утром.
- Странно, в самом деле, странно! - пробормотала принцесса.
Она подозрительно взглянула на Лоренцу и приказала:
- Скажите еще раз, что не любите его!
- Повторяю, что я его не люблю, ваше высочество.
- Еще раз скажите, что вас не связывают никакие земные узы...
- Клянусь, ваше высочество.
- ., и что, если он потребует вас вернуть, у него не будет на это никакого права.
- Никакого!
- Как же вам все-таки удалось сюда прийти? - продолжала принцесса. - Я что-то никак не могу это понять.
- Ваше высочество, я воспользовалась тем, что в пути нас застигла страшная буря недалеко от города, который называется, если не ошибаюсь, Нанси. Он оставил свое обычное место рядом со мной и поднялся в другое отделение огромной кареты, чтобы побеседовать с находившимся там стариком. Я прыгнула на лошадь и была такова.
- А кто вам посоветовал отправиться во Францию? Почему вы не вернулись в Италию?
- Я подумала, что не могу вернуться в Рим, потому что там могли бы подумать, что я вступила с этим господином в сговор. Родители отвернулись бы от меня.
Вот почему я решила бежать в Париж и жить тайно, где могла бы заработать небольшой капитал, где могла бы скрыться от всех взглядов, особенно от его.
Когда я примчалась в Париж, весь город был взволнован новостью о вашем уходе в монастырь кармелиток, ваше высочество; все превозносили вашу набожность, вашу заботу о несчастных, ваше сострадание к скорбящим. Для меня это было словно озарение, ваше высочество: я была совершенно убеждена, что только вы с вашим великодушием соблаговолите меня принять, только вы с вашим могуществом можете меня защитить.
- Вы все время взываете к моему могуществу, дитя мое. Он что же, очень силен?
- Да!
- Так кто же он? Я из деликатности до сих пор вас об этом не спрашивала, однако если мне предстоит вас защищать, то надо же знать, от кого.
- Ваше высочество, в этом я не могу вам помочь. Я не знаю, кто он и что он. Мне только известно, что король не мог бы внушить большего уважения; перед Богом так не преклоняются, как превозносят этого человека те, кому он открывает свое имя.
- Его имя! Как его зовут?
- Ваше высочество! Я слышала, как его называли совершенно разными именами. Два из них сохранились у меня в памяти. Одним его называл старик, о котором я вам уже говорила, он был нашим попутчиком от самого Милана до той минуты, как я их покинула; другим именем он называл себя сам.
- Как называл его старик?
- Ашарат!.. Нехристианское имя, не правда ли, ваше высочество?
- А как он сам себя величал?
- Джузеппе Бальзамо.
- Ну и что же он собой представляет?
- Он.., знает весь мир, способен все угадать, он - современник всех времен, он жил во все века, он говорит... О, Боже мой! Простите ему богохульство! Он говорит об Александре, Цезаре, Карле Великом так, будто был с ними знаком, хотя мне кажется, что все они давно умерли. А еще он рассказывает о Каиафе, Пилате, Иисусе Христе так, словно присутствовал при его распятии.
- Это какой-нибудь шарлатан, - заметила принцесса.
- Ваше высочество, я, возможно, не очень хорошо себе представляю, что означает во Франции слово, которое вы только что произнесли, но я знаю, что это человек опасный, он просто ужасен, ему все покоряется, падает перед ним ниц, рушится. Его считают беззащитным, а он оказывается вооружен; думают, что он одинок, а он заставляет людей появляться словно из-под земли. И все это - не применяя насилия: словом, жестом.., улыбкой.
- Ну хорошо, - проговорила принцесса, - кто бы он ни был, уверяю вас, дитя мое, вы будете от него защищены.
- Вами, ваше высочество?
- Да, мною. Я буду защищать вас до тех пор, пока вы сами не пожелаете отказаться от моего покровительства.
Но не думайте больше и, главное, не пытайтесь заставить меня поверить в сверхъестественные видения, порожденные вашим больным рассудком. Во всяком случае, стены Сен-Дени надежно охранят вас от дьявольской силы, а также от еще более страшной силы, поверьте мне, - от человеческой власти. А теперь скажите, что вы намерены делать.
- Эти драгоценности принадлежат мне, ваше высочество. Я рассчитываю уплатить ими взнос для поступления в какой-нибудь монастырь, если возможно - в ваш.
Лоренца выложила на стол дорогие браслеты, бесценные кольца, великолепный брильянт и восхитительные серьги. Все это стоило около двадцати тысяч экю.
- Это ваши драгоценности? - спросила принцесса.
- Мои, ваше высочество; он подарил их мне, я отдаю их Богу. У меня есть только одно пожелание...
- Какое же? Говорите!
- Я хочу, чтобы ему вернули арабского скакуна по кличке Джерид, который помог мне спастись, если он его потребует.
- Но вы-то сами ни за что не хотите к нему возвращаться, не так ли?
- Я ему не принадлежу.
- Да, верно, вы это уже говорили. Итак, сударыня, вы по-прежнему желаете поступить в Сен-Дени и продолжить то, что начали в Субиако и что было прервано при странных обстоятельствах, о которых вы мне поведали?
- Это самое большое мое желание, ваше высочество, я на коленях умоляю вас мне помочь.
- Можете быть спокойны, дитя мое, - сказала принцесса, - с сегодняшнего дня вы будете жить среди нас, а когда докажете, что стремитесь заслужить эту милость, когда примерным поведением - я на это рассчитываю - вы ее заслужите, вы будете принадлежать всемогущему Богу, и я вам обещаю, что никто не увезет вас из Сен-Дени, пока ваша настоятельница - с вами.
Лоренца бросилась в ноги заступнице, рассыпаясь в самых нежных, самых искренних словах благодарности.
Вдруг она вскочила на одно колено, прислушалась, побледнела, затрепетала.
- Господи! - вскричала она. - Боже мой! Боже мой!
- Что такое? - спросила принцесса Луиза.
- Я трепещу! Видите? Это он! Он идет сюда! |
|
Наступило наконец время церемонии. Я спустилась в церковь, бледная, взволнованная, но менее беспокойная, чем обыкновенно. Отец, мать, брат, соседка с виа Фраттина, навещавшая меня незадолго до того, другие друзья нашей семьи собрались в церкви; туда же сошлись жители ближайших деревень, куда дошел слух о том, что я красива; говорят, что красивая жертва более угодна Богу. Служба началась.
Я от всей души молила о том, чтобы она поскорее кончилась, потому что его не было в церкви, а я чувствовала, что, когда его нет, я способна сделать свободный выбор. Священник обратился ко мне, указывая на Христа, которому я собиралась себя посвятить, я уже тянула руки к тому единственному Спасителю, который есть у человека, как вдруг уже привычная дрожь охватила все мое существо, и я поняла, что он уже близко; я почувствовала стеснение в груди, я уже знала, что он на паперти; я против воли отвела глаза от алтаря, несмотря на все мои усилия остаться верной Христу, и устремила взгляд в противоположную сторону.
Мой преследователь стоял у кафедры и как никогда пристально на меня смотрел.
С этой минуты я всецело ему принадлежала: для меня больше не существовали ни служба, ни церемония, ни молитвы.
Мне задавали требуемые обрядом вопросы - я не отвечала. Я помню, что кто-то потянул меня за руку: она болталась, как неживая. Мне показали ножницы, зловеще блеснувшие в луче солнца: я не дрогнула. Спустя мгновение я почувствовала, как холодный металл коснулся моей шеи; я услыхала, как сталь заскрежетала у меня в волосах.
Тут силы оставили меня; мне показалось, что моя душа покинула тело и полетела к нему; я навзничь упала на каменные плиты, но не так, как теряют сознание, а словно объятая сном. Сначала я слышала ропот, а потом стала глухой, немой, бесчувственной. Церемония была прервана.
Принцесса сочувственно сложила руки.
- В этом страшном событии нетрудно усмотреть вмешательство врага Господа и всех людей, не правда ли? - вскричала Лоренца.
- Будьте осторожны, бедная женщина. Мне кажется, вы склонны приписывать чуду то, что в действительности не что иное, как человеческая слабость, - проговорила принцесса с оттенком сострадания, - увидав этого человека» вы потеряли сознание, только и всего. Продолжайте.
- Ваше высочество! Не говорите так! - вскричала Лоренца. Прошу вас по крайней мере выслушать все до конца, прежде чем выносить решение. Вы говорите, в этом нет ничего необычного? - спросила она. - Но тогда бы я пришла в себя, не правда ли? Через десять, пятнадцать минут, через час, наконец, после обморока! Я бы нашла поддержку у сестер, я бы воспрянула духом, не так ли?
- Разумеется, - согласилась принцесса Луиза, - верно, так все и произошло?
- Ваше высочество! - заговорила Лоренца глухо и скороговоркой. - Когда я пришла в чувство, была ночь. Резкие, порывистые движения, сотрясавшие все мое тело, окончательно привели меня в чувство. Спустя несколько минут я почувствовала утомление. Я подняла голову в надежде увидеть свод часовни или занавески в своей келье... Я увидала скалы, деревья, облака. Я почувствовала на своем лице чье-то дыхание и подумала, что около меня хлопочет сестра-сиделка; я хотела ее поблагодарить... Ваше высочество! Моя голова покоилась на груди мужчины, и этим мужчиной оказался мой преследователь. Я осмотрела и ощупала себя, желая убедиться в том, жива я или брежу. Из моей груди вырвался крик: я была вся в белом, а на голове был венец из белых роз, как у невесты или покойницы.
Принцесса вскрикнула, Лоренца уронила голову на руки.
- На следующий день, - продолжала, рыдая, Лоренца, - я узнала, что была среда. Значит, я трое суток пробыла без сознания и не знаю, что за это время со мной произошло.
Глава 18
ГРАФ ФЕНИКС
Наступило глубокое молчание. Одна из женщин предавалась мучительным размышлениям, другая была потрясена рассказом, что вполне понятно.
Принцесса Луиза первой нарушила молчание.
- А вы ничего не предпринимали для того, чтобы облегчить ему похищение?
- Ничего, ваше высочество.
- И не знаете, как вышли из монастыря?
- Не знаю.
- Да ведь монастырь запирается, охраняется, на окнах решетки, стены почти неприступны, привратница не выпускает ключи из рук. В Италии эти правила соблюдаются еще строже, чем во Франции.
- Что я могу вам ответить, ваше высочество, если с той минуты я тщетно пытаюсь пробудить свои воспоминания? Я теряюсь в догадках.
- Но вы упрекали его в похищении?
- Конечно.
- Что он вам сказал в свое оправдание?
- Что любит меня.
- Что вы ответили?
- Что я его боюсь.
- Так вы его не любили?
- О нет, что вы!
- Вы в этом были уверены?
- Ваше высочество! Я испытывала к этому господину странное чувство. Как только он оказывался рядом, я переставала быть самой собой, становилась его вторым «я»; чего хочет он, того хочу и я; он приказывает - я исполняю; моя душа обессилела, мой разум лишился воли: этот человек одним взглядом способен меня усмирить, заворожить. То он словно вкладывает в меня мысли, которые никогда не приходили мне в голову; то будто извлекает на свет то, что до тех пор было глубоко скрыто от меня самой и о чем я даже не догадывалась. Вы сами видите, ваше высочество, что здесь не обошлось без колдовства.
- Это, во всяком случае, странно, если речь не идет о чем-то сверхъестественном, - согласилась принцесса. - Но как же вы после всего случившегося жили с этим господином?
- Он был ко мне очень нежен, искренне привязался...
- Может быть, это испорченный человек?
- Я так не думаю; в его манере выражаться много благородства.
- Признайтесь, что вы его любите.
- Нет, нет, ваше высочество, - с болезненной решимостью отвечала молодая женщина, - нет, я его не люблю.
- Но тогда вы должны были бежать, обратиться к властям, связаться с родителями.
- Ваше высочество, он так за мною следил, что я не могла убежать.
- Отчего же вы не написали?
- По дороге мы всегда останавливались в домах, которые, вероятно, ему принадлежали, там все повиновались только ему. Я не раз просила подать мне бумагу, перо и чернила, однако те, к кому я обращалась с этой просьбой, были им предуведомлены: никто ни разу так мне и не ответил.
- А как вы путешествовали? |
|
- Мне следовало во всем признаться исповеднику, не так ли, ваше высочество?
- Разумеется.
- Так вот, вселившийся в меня бес шепнул мне, что я, напротив, должна соблюдать тайну. Вероятно, поступая в монастырь, монахини оставляют в миру воспоминания о любви, многие из них поминают какое-нибудь имя, взывая к Господу. Исповедник должен привыкнуть к подобным признаниям. Так вот я, будучи такой благочестивой, скромной, невинной, не обменявшись ни единым словом ни с кем из мужчин, не считая брата, до той злополучной поездки в Субиако, переглянувшись с незнакомцем всего два раза, я вообразила, ваше высочество, что меня заподозрят в одной из интриг, какие бывали до пострига у наших сестер с их оплакиваемыми возлюбленными.
- Это и в самом деле дурная мысль, - согласилась ее высочество Луиза, - но это еще довольно невинный бес, если внушает подобные мысли женщине, в которую он вселился. Продолжайте.
- На следующий день меня вызвали в приемную. Я спустилась и увидала одну из своих соседок с виа Фраттина в Риме - молодую женщину, соскучившуюся без меня, потому что мы имели обыкновение болтать и петь по вечерам.
За ней, возле самой двери, стоял человек, закутанный в плащ. Я подумала, что это ее слуга. Он даже не повернулся ко мне, однако все мое существо обратилось к нему. Он ничего не говорил, но я догадалась, кто он. Это опять был мой спаситель.
То же смущение овладело моим сердцем. Я почувствовала, что всецело нахожусь во власти этого человека. Если бы не разделявшая нас решетка, я, вне всякого сомнения, оказалась бы с ним рядом. Тень от его плаща излучала странный свет, ослеплявший меня. В его неприступном молчании одна я слышала звучание мелодичного голоса.
Я собрала все свои силы и спросила у соседки с виа Фраттина, кто этот господин, что ее сопровождает.
Она его не знала. Она должна была прийти ко мне вместе с мужем, но он в последний момент явился домой в сопровождении этого человека и сказал ей:
- Я не могу поехать с тобой в Субиако, тебя проводит мой друг.
А ей ничего другого и не нужно было, так горячо она желала со мной повидаться; вот так она и прибыла в сопровождении незнакомца.
Моя соседка была набожная женщина; увидав в углу приемной Божью матерь, считавшуюся чудотворной, она не захотела уходить, не помолившись ей; она подошла к ней и опустилась на колени.
В это время незнакомец бесшумно вошел в приемную, медленно ко мне приблизился, распахнул плащ и уставил на меня глаза, напоминавшие два горящих луча.
Я ожидала, что он заговорит. Грудь моя бурно вздымалась, подобно морской волне, в ожидании его слов. Однако он лишь простер руки над моей головой, вплотную прижавшись к разделявшей нас решетке. Я сейчас же впала в неведомое мне дотоле восторженное состояние. Он мне улыбнулся. Я ответила ему улыбкой, веки мои в изнеможении опустились, я почувствовала, что я раздавлена. Убедившись в своей власти надо мной, он исчез. По мере того, как он удалялся, я приходила в чувство. Однако я еще продолжала находиться во власти этого странного наваждения, когда моя соседка с виа Фраттина закончила молитву, поднялась с колен, попрощалась со мной и вышла.
Когда я вечером стала раздеваться, я нашла у себя под апостольником записку. В ней было всего три строчки:
«В Риме обыкновенно предают казни человека, полюбившего монахиню. Захотите ли вы смерти человека, которому обязаны жизнью?»
С того дня, ваше высочество, я себе более не принадлежала. Я обманула Господа и скрыла от него, что думаю об этом человеке больше, чем о самом Спасителе.
Испугавшись своих слов, Лоренца замолчала, вопросительно заглядывая в умное и ласковое лицо принцессы.
- Все это совсем не одержимость, - твердо проговорила ее высочество Луиза Французская, - повторяю вам, что это пагубная страсть, а я вам уже говорила, что к нам должно приходить лишь тогда, когда вы сожалеете о своих мирских делах.
- Сожалею ли я, ваше высочество?.. - вскричала Лоренца. - Да ведь вы же видите мои слезы, вы знаете, как я молюсь, я на коленях умоляю помочь мне освободиться из-под дьявольской власти этого человека! И вы еще спрашиваете, сожалею ли я!.. Я испытываю больше, чем сожаление, я мучаюсь угрызениями совести!
- Однако до этого времени... - начала принцесса Луиза.
- Подождите, подождите конца истории, - попросила Лоренца, - и не судите меня слишком строго, умоляю вас, ваше высочество!
- Быть снисходительной и доброй - вот моя обязанность. Я призвана утешать в страдании.
- Благодарю, благодарю вас, вы н в самом деле ангел-утешитель, которого я так искала!
Итак, мы спускались в часовню трижды в неделю; незнакомец не пропускал ни одной из этих служб. Я пыталась уклоняться, я говорила, что нездорова; я приняла решение не ходить в часовню. До чего же слаб человек! Когда наступало время молитвы, я спускалась вопреки своей воле, словно подчиняясь чужой непреодолимой власти. Если его еще не было, я некоторое время была спокойна и благостна, но по мере того, как он приближался, я начинала испытывать беспокойство. Я могла бы сказать: вот он в сотне шагов от меня, вот он взошел на паперть, сейчас он уже в церкви - для этого мне не нужно было его видеть. Как только он останавливался на обычном месте, мои глаза отрывались от молитвенника и устремлялись на него, какую бы горячую молитву я в этот миг ни произносила.
Сколько бы времени ни продолжалась служба, я уже не могла ни читать, ни молиться. Мои мысли, моя воля, моя душа - все зависело от моего взгляда, все уходило во взгляд, а глаза я уже не могла отвести от этого человека, который - я это чувствовала - уводил меня от Бога.
Вначале я не могла без страха взглянуть на него; потом мне самой этого хотелось; наконец я мысленно стала всюду следовать за ним. Часто я видела его, как это бывает во сне, идущим по ночной улице или проходящим под моим окном.
Сестры заметили странное состояние, в котором я пребывала; они предупредили настоятельницу - та дала знать моей матери. За три дня до моего пострига ко мне в келью вошли три самых близких мне человека: отец, мать и брат.
Они сказали, что приехали в последний раз меня обнять, но я-то видела, что цель их приезда - другая: оставшись со мной наедине, моя мать стала меня расспрашивать. Теперь нетрудно понять, что уже тогда я находилась во власти беса: вместо того, чтобы все ей рассказать, я упрямо все отрицала.
В день пострига меня обуревали противоречивые чувства; то я страстно желала приближения той минуты, когда я буду всецело принадлежать только Богу, то страшилась ее. Я чувствовала, что, если бес попытается мною овладеть, это должно произойти в самую торжественную минуту.
- А тот странный человек больше вам не писал с тех пор, как вы нашли первое письмо в своем апостольнике? - спросила принцесса.
- Никогда, ваше высочество.
- Вы ни разу с ним не говорили?
- Нет, только мысленно.
- И не писали ему?
- О, никогда!
- Продолжайте. Вы рассказывали о том дне, когда должны были постричься в монахини.
- В тот день, как я уже сказала вашему высочеству, должны были закончиться мои мучения. Ведь я оставалась в душе христианкой, и для меня было неслыханной пыткой - несмотря на то, что она смягчалась под влиянием какого-то странного необъяснимого чувства - находиться во власти навязчивой мысли, постоянно видеть перед собой существо, возникавшее неожиданно, словно в насмешку, как раз в то мгновение, когда я изо всех сил пыталась с ним бороться; существо это упрямо, но пока безуспешно стремилось меня одолеть. Бывали минуты, когда я изо всех сил молила Бога, чтобы священный миг поскорее наступил. «Когда я буду принадлежать Господу, - говорила я себе, - Он сумеет меня защитить, так же как отвел от меня разбойников». Я забывала, что во время нападения разбойников Бог защищал меня с помощью этого человека. |
|
Я надеялась только на то, что один из проигравших в приступе бешенства пырнет меня ножом: все они сжимали в руках ножи.
Я ждала удара, как избавления, я надеялась и умоляла о нем.
Неожиданно на тропинке появился всадник.
Он что-то шепнул часовому, тот пропустил его, обменявшись с ним условным знаком.
Это был человек среднего роста, приятной наружности, У него был решительный взгляд; он невозмутимо продвигался вперед тем же неторопливым шагом.
Поравнявшись со мной, он остановился.
Схватив меня, разбойник пытался увлечь меня за собой, однако он обернулся по первому же сигналу этого господина: тот свистнул в рукоятку хлыста.
Разбойник меня выпустил, и я упала наземь.
- Пойди сюда, - проговорил незнакомец.
Разбойник колебался. Незнакомец, согнув под углом руку, приставил два раздвинутых пальца к его груди. Разбойник приблизился к незнакомцу, словно этот знак был приказом всемогущего повелителя.
Незнакомец наклонился к его уху и тихо произнес:
- Мак.
Он не сказал больше ни слова, я в этом уверена, ведь я следила за ним, как следят взглядом за готовым вонзиться ножом; я слушала так, будто от этого зависели моя жизнь или смерть.
- Бенак, - ответил бандит.
Он взревел, словно укрощенный лев, подошел ко мне, развязал мне руки, потом освободил мою мать и отца.
- Так как вы уже успели поделить добычу, пусть каждый из вас подойдет к этому камню и положит деньги. И чтобы ни один из пятисот экю не пропал!
Тем временем я пришла в себя в объятиях родителей.
- А теперь ступайте! - приказал незнакомец разбойникам.
Бандиты повиновались и все до единого скрылись в лесу.
- Лоренца Фелициани! - окинув меня своим нечеловеческим взглядом, обратился ко мне незнакомец. - Можешь продолжать путь, ты свободна.
Отец и мать поблагодарили незнакомца, который знал меня, но которого не знали мы. Родители уселись в карету, я последовала за ними, но будто против воли: неведомая непреодолимая сила словно влекла меня к моему спасителю.
Он неподвижно стоял на прежнем месте, точно продолжая нас защищать.
Я смотрела на него до тех пор, пока не потеряла его из виду, но и после этого я еще некоторое время ощущала стеснение в груди.
Спустя два часа мы были в Субиако.
- Кто же был этот необыкновенный человек? - спросила принцесса Луиза, взволнованная безыскусным рассказом.
- Соблаговолите выслушать, что было дальше, ваше высочество, - отвечала Лоренца, - увы, это еще не все.
- Я вас слушаю, - проговорила принцесса Луиза. Молодая женщина продолжала:
- Мы прибыли в Субиако через два часа после этого происшествия.
Всю дорогу мы обсуждали странного спасителя, явившегося столь неожиданно, таинственно, словно это был Божий посланник.
Отец, более, чем я, догадливый, предположил, что он - глава шайки, орудовавшей в окрестностях Рима небольшими группами. Эти группы иногда выходят из подчинения, тогда верховный руководитель приезжает с проверкой и, будучи наделен полной властью, вознаграждает, наказывает и делит добычу.
Несмотря на то, что я не могла соперничать с отцом в опыте, я подчинялась своему внутреннему голосу, я находилась под влиянием чувства признательности, я не верила, не могла поверить, что этот человек - разбойник.
В своих молитвах я каждый вечер просила Божью матерь помиловать моего неизвестного спасителя.
В тот же день я поступила в монастырь. Деньги были нам возвращены разбойниками, поэтому ничто ж могло этому помешать. Я была печальнее обыкновенного и вместе с тем смиренна, как никогда. Будучи итальянкой, да еще суеверной, я верила в то, что Бог пожелал принять меня чистой, что он хотел завладеть всем моим существом, что я должна остаться незапятнанной, вот почему Господь отвел от меня разбойников, порожденных, вне всякого сомнения, дьяволом; ведь это он стремился запятнать венец невинности, предназначенный Богу. Вот почему я со всем пылом устремилась навстречу уговорам моих наставников и родителей. Я под диктовку написала просьбу на имя папы римского о сокращении испытательного срока. Прошение составил мой отец в таких выражениях, словно я страстно желала как можно скорее стать послушницей. Его святейшество усмотрел в прошении горячее стремление к одиночеству души, пресытившейся мирской жизнью. Он удовлетворил просьбу, и послушание, которое обычно длилось год, а то и два, было для меня сокращено, в знак особой милости, до одного месяца.
Мне объявили эту новость. Ома не причинила мне ни боли, ни радости Можно было подумать, что я уже умерла для мира, что осталась одна оболочка.
Две недели меня держали взаперти, опасаясь, что тяга к мирской жизни возьмет верх. На рассвете пятнадцатого дня я получила приказание спуститься в часовню с другими сестрами.
В Италии монастырские часовни могут посещаться всеми желающими, это народные церкви. Папа римский, наверное, полагает, что священник не должен отнимать Бога у верующих, в каком бы месте ни происходила служба.
Я взошла на хоры и села на скамью. Между зелеными занавесками, которые скрывали - вернее, создавали видимость, что скрывают - решетку хоров, был довольно большой просвет, сквозь него была видна внутренняя часть храма.
Через это своеобразное окно в мир я заметила человека, одиноко возвышавшегося над простертой ниц толпой. Он смотрел на меня, вернее сказать, пожирал меня глазами. В эту минуту меня охватило странное чувство неловкости, Мною однажды испытанное; какая-то сверхчеловеческая сила словно выманивала меня из моей оболочки, как когда-то мой брат притягивал магнитом иголки сквозь лист бумаги, дощечку и даже через металлическую пластинку.
Да, я была побеждена, порабощена, я не могла сопротивляться этой притягательной силе. Я к нему наклонилась, молитвенно сложив руки, а губы повторили, что подсказывало сердце:
- Спасибо, спасибо!
Сестры с удивлением на меня взглянули; они не поняли ни моего движения, ни моих слов; они проследили за тем, куда тянулись мои руки, куда смотрели мои глаза, куда был направлен мой зов. Они привстали со своих скамеек, заглядывая внутрь церкви. Содрогаясь, я тоже бросила туда взгляд.
Незнакомец исчез.
Они стали меня расспрашивать, я только краснела, бледнела и заикалась.
- С этой минуты, ваше высочество, - в отчаянии вскричала Лоренца, - я нахожусь во власти этого беса!
- А я ничего сверхъестественного в этом не усматриваю, сестра, - с улыбкой возразила принцесса, - успокойтесь и продолжайте.
- Да, это оттого, что вы не можете почувствовать, что я тогда испытывала.
- Что же вы испытывали?
- Полную власть беса надо мной: он овладел моим сердцем, душой, моим рассудком.
- Боюсь, сестра, что этот бес - не что иное, как любовь! - сказала принцесса Луиза.
- О, я не страдала бы так от любви; любовь не угнетала бы меня; любовь не заставила бы меня дрожать всем телом, как дерево во время бури; любовь не допустила бы дурной мысли, которая меня тогда посетила.
- Что это за дурная мысль, дитя мое? |
|