В категории материалов: 197
Показано материалов: 146-150 |
Страницы: « 1 2 ... 28 29 30 31 32 ... 39 40 » |
|
- Вероятно, Монтале тоже чувствует себя неловко.
- Нет, не очень; она меньше говорила и, значит, меньше скомпрометирована.
- Все равно, она поможет вам, солгав немного.
- Разумеется, особенно если она узнает, что вашему высочеству угодно было проявить ко мне участие.
- Ба, я, кажется, угадала, что нам нужно сделать, дитя мое.
- Ах, как хорошо!
- Вы скажете, что вам всем троим было отлично известно, что король стоял за этим деревом или кустом, уж я не знаю, и что с ним был господин де Сент-Эньян.
- Да, ваше высочество.
- Ведь вы же знаете, Атенаис, что Сент-Эньян был очень польщен вашим добрым отзывом о нем.
- Вот вы видите теперь, ваше высочество, что оттуда все слышно, вскричала Атенаис. - Услышал же господин де Сент-Эньян.
Заметив свою опрометчивость, принцесса закусила губу.
- Вы ведь хорошо знаете, каков этот Сент-Эньян, - сказала она, - от королевских милостей у него закружилась голова, и он несет теперь всякий вздор, подчас даже выдумывает. Впрочем, дело не в этом. Слышал ли король или не слышал, вот самое главное.
- Конечно, ваше высочество, слышал! - с отчаянием проговорила Атенаис.
- В таком случае сделайте так, как я вам говорю: упорно повторяйте, что вам троим было известно, - слышите": всем троим, так как, если возникнет подозрение относительно одной, то заподозрят во лжи также и других; итак, повторяйте, что вам троим было известно о присутствии короля и господина де Сент-Эньяна и что вы захотели подшутить над ними.
- Ах, ваше высочество, - подшутить над королем! Мы никогда не посмеем сказать этого.
- Да ведь это была шутка, чистейшая шутка; невинная забава, очень позволительная для женщин, которых хотят поймать врасплох мужчины. Этим все и объясняется. Все, что Монтале говорила о Маликорне, - шутка; все, что вы говорили о Сент-Эньяне, - шутка, и те слова, которые произносила Лавальер...
- И которые она очень бы хотела взять обратно.
- Вы в этом уверены?
- Вполне. Могу поручиться.
- Тем более все это можно будет объяснить как простую шутку; господин де Маликорн не станет сердиться. Господину де Сент-Эньяну будет неловко, потому что, вместо того чтобы смеяться над вами, посмеются над ним. Словом, король будет наказан за любопытство, не подобающее его сану. Пускай немного посмеются и над королем по этому случаю. Не думаю, чтобы он стал сердиться.
- Ах, ваше высочество, вы просто ангел доброты и ума!
- Это в моих интересах.
- Каким образом?
- Вы спрашиваете меня, почему в моих интересах ограждать моих фрейлин от всяких шуток, насмешек, а может быть, даже клеветы! Увы! Вы ведь знаете, дитя мое, что двор не очень снисходителен к таким грешкам. Но мы идем очень уж долго; неужели мы еще не пришли?
- Еще шагов пятьдесят или шестьдесят. А теперь налево, ваше высочество.
- Значит, вы можете поручиться за Монтале? - спросила принцесса.
- О да.
- И она сделает все, что вы пожелаете?
- Все. С восторгом сделает!
- Ну а Лавальер? - продолжала принцесса.
- О, с ней будет труднее, ваше высочество; она питает отвращение ко лжи.
- Однако если она убедится, что это для нее выгодно...
- Боюсь, что и это не заставит ее переменить своих убеждений.
- Да, да, - сказала принцесса, - меня уже предупредили об этом. Она ужасная лицемерка, одна из тех жеманниц, которые призывают бога, чтобы прятаться за его спиной. Но если она не пожелает лгать, то навлечет на себя насмешки всего двора и своим глупым и неприличным признанием прогневает короля; в таком случае мадемуазель де Ла Бом Леблан де Лавальер пусть не посетует на меня, если я отошлю ее домой кормить голубей; пусть себе там в Турени или в Блезуа, уж я не знаю точно где, играет пасторали.
Эти слова были произнесены с такой энергией и даже жестокостью, что мадемуазель де Тонне-Шарант испугалась. Поэтому она твердо решила лгать и говорить все, что ей прикажут.
Наконец принцесса и ее спутница дошли до королевского дуба.
- Вот это место, - остановилась де Тонне-Шарант.
- Сейчас мы убедимся, было ли слышно, - проговорила принцесса.
- Шшш... - шепнула молодая девушка, позабыв об этикете и поспешно схватив принцессу за руку.
Принцесса остановилась.
- Вы понимаете, что слышно, - сказала Атенаис.
- Почему же?
- Слушайте.
Принцесса затаила дыхание, и действительно можно было отчетливо расслышать следующие слова, произнесенные нежным и печальным тоном:
- Ах, говорю тебе, виконт, говорю тебе, что жить без нее не могу.
При звуках этого голоса принцесса вздрогнула, и лицо ее ярко зарделось под вуалью.
Теперь она схватила свою спутницу и, торопливо отведя ее шагов на двадцать назад, где ее голос нельзя было услышать, прошептала ей:
- Останьтесь здесь, моя милая Атенаис, и покараульте, чтобы нас никто не настиг. Мне кажется, что речь идет о вас.
- Обо мне, ваше высочество?
- О вас, да... или о вашем приключении. А я пойду послушаю; вдвоем нас, пожалуй, заметят... Ступайте, приведите Монтале, и обе подождите меня у опушки парка.
Видя, что Атенаис колеблется, принцесса продолжала, но уже тоном, не допускающим возражений:
- Ступайте!
Атенаис подобрала свои шуршащие юбки и по дорожке между деревьями вернулась к цветнику.
Что же касается принцессы, то она притаилась в кустах, прислонившись к огромному каштану.
Дрожа от страха и сгорая от любопытства, она говорила себе:
- Подождем! Раз здесь так хорошо слышно, послушаем, что будет говорить обо мне господину де Бражелону этот влюбленный сумасброд граф де Гиш.
Глава 26
ЕЕ ВЫСОЧЕСТВО УБЕЖДАЕТСЯ, ЧТО ПРИ ЖЕЛАНИИ МОЖНО УСЛЫШАТЬ ВСЕ, ЧТО ГОВОРИТСЯ
На минуту воцарилось молчание, словно все таинственные ночные шорохи затихли, прислушиваясь вместе с принцессой к этому пылкому любовному признанию.
Говорил Рауль. Он прислонился к стволу большого дуба и отвечал приятелю своим нежным мелодичным голосом.
- Увы, дорогой де Гиш, это большое несчастие!
- О да, - согласился тот, - ужасное!
- Вы не расслышали меня, де Гиш, или, вернее, не поняли. Я называю большим несчастьем не вашу любовь, но то, что вы не умеете скрывать ее.
- Что вы хотите сказать? - воскликнул де Гиш.
- Да, вы не замечаете, что теперь вы делаете признание в своей любви не вашему испытанному другу, который скорее погибнет, чем выдаст вас, а первому встречному.
- Первому встречному? - спросил де Гиш. - В уме ли вы, Бражелон, что говорите мне подобные вещи? |
|
"Отлично, отлично, - думал про себя шевалье - Подожду-ка я де Варда, он за один день сделает больше, чем я за месяц, ибо я думаю, прости меня боже, пли, вернее, прости его боже, что он еще ревнивее, чем я. Впрочем, мне нужен не де Вард, а какое-нибудь событие, которого при данных обстоятельствах я не вижу Конечно, возвращение де Гиша, когда его прогнали, очень знаменательно, но значение этого факта умаляется, если принять во внимание, что де Гиш вернулся как раз в тот момент, когда ее высочество больше не интересуется им. В самом деле, принцесса занята королем, это ясно Но помимо того, что король мне не по зубам, да мне и не нужно кусать его, принцессе недолго осталось любезничать с его величеством, так как поговаривают, что король больше не интересуется ею. Отсюда следует, что мы должны сидеть спокойно и ожидать какого-нибудь нового каприза: он-то и решит дело".
С этими мыслями шевалье опустился в кресло, принц разрешил ему садиться в своем присутствии Так как у де Лоррена иссяк весь запас язвительности, то разговор с ним не представлял уже никакого интереса.
К счастью, как мы уже сказали, принц был в прекрасном расположении духа, которого хватило бы на двоих, до той минуты, когда, отпустив лакея и свиту, он прошел к себе в спальню. Уходя, он поручил шевалье передать привет принцессе и сказать ей, что так как ночь сырая, то он, боясь за свои зубы, не спустится больше в парк.
Шевалье вошел к принцессе как раз в тот момент, когда она возвращалась в свои комнаты Он в точности исполнил поручение, и ему бросилось в глаза равнодушие, не лишенное некоторого смущения, с которым принцесса выслушала его сообщение.
Это показалось ему новым.
И если бы этот странный вид был у принцессы, когда она собиралась уходить, он бы непременно последил за ней. Но принцесса возвращалась домой; делать было нечего. Он повернулся на каблуках, как цапля, осмотрелся по сторонам, тряхнул головой и машинально направился к цветникам.
Не успел он сделать сотню шагов, как встретил двоих молодых людей, шедших под руку, опустив головы и разбрасывая попадавшиеся им под ноги камешки. То были господа де Гиш и де Бражелон.
Их вид, как всегда, возбудил у шевалье де Лоррена инстинктивное отвращение. Тем не менее он сделал им глубокий поклон и получил в ответ такой же.
Потом, увидя, что парк пустеет, что огни иллюминации догорают и что подул утренний ветерок, он повернул налево и возвратился в замок через маленький двор; а двое молодых людей повернули направо и продолжали путь к большому парку.
Когда шевалье поднимался по маленькой лестнице, которая вела к потайному ходу, он заметил, как в проходе между большим и малым двором показалась женщина, а за ней другая.
Женщины эти шли быстро, что можно было угадать в темноте по шелесту их шелковых платьев. Фасон их мантилий, изящное сложение, таинственный и высокомерный вид, особенно у той, которая шла первой, поразили шевалье.
- Удивительно знакомые фигуры, - сказал он себе, останавливаясь на последней ступеньке лестницы.
Подобно хорошей ищейке, он собрался уже идти вслед за ними. Но в этот момент его остановил бежавший за ним уже несколько минут лакей.
- Сударь, - доложил он, - приехал курьер.
- Ладно, ладно, - отвечал шевалье. - У нас есть время; до завтра.
- Он привез какие-то спешные письма, которые господину шевалье, может быть, будет приятно прочесть.
- Вот как! - воскликнул шевалье. - Откуда же они?
- Одно из Англии, а другое из Кале. Последнее прислано с нарочным, и, по-видимому, очень важное.
- Из Кале! Какой же дьявол пишет мне из Кале?
- Мне кажется, что я узнал почерк вашего друга графа де Барда.
- О, в таком случае я сейчас приду, - вскричал шевалье, позабыв, что он сию минуту только собирался шпионить. И он поднялся к себе, а тем временем две незнакомки исчезли в глубине противоположного двора.
Последуем же за ними, оставив шевалье разбирать письма.
Когда они подошли к деревьям, первая остановилась, запыхавшись и осторожно приподымая вуаль.
- Что, далеко еще до того места? - спросила она.
- Да, ваше - высочество, еще шагов пятьсот; но пусть ваше высочество немного отдохнет, а то мы скоро устанем.
- Ваша правда.
И принцесса, потому что это была она, прислонилась к дереву.
- Послушайте, сударыня, - сказала она, немного отдышавшись, - не скрывайте от меня ничего, скажите мне правду.
- Ах, ваше высочество, вы уже рассердились, - ответила дрожащим голосом молодая девушка.
- Да нет, моя дорогая Атенаис, успокойтесь, я нисколько не сержусь.
Да, в сущности, все это меня не касается. Вас беспокоит, не сказали ли вы чего-нибудь лишнего под дубом; вы боитесь, что, может быть, задели короля, а я хочу вас успокоить, убедившись сама, можно ли было вас слышать.
- Ах, конечно, можно было, король стоял совсем близко от нас.
- Да, но вы, вероятно, говорили не очень громко, так что некоторые слова можно было и не расслышать?
- Ваше высочество, мы думали, что мы совершенно одни.
- Вас было трое?
- Да. Лавальер, Монтале и я.
- Значит, именно вы говорили опрометчиво о короле?
- Боюсь, что так. Но в таком случае не будете ли вы, ваше высочество, так добры помирить меня с его величеством?
- Если нужно будет, я вам обещаю. Однако, как я уже вам говорила, прежде чем идти на неприятность, нужно сначала убедиться, действительно ли король слышал что-нибудь. На дворе темная ночь, а под деревьями еще темнее. Король, наверное, вас не узнал, Начать об этом разговор - значит выдать себя.
- Ах, ваше высочество, если узнали мадемуазель де Лавальер, узнали и меня. К тому же господин де Сент-Эньян не оставил у меня ни малейших сомнений на этот счет.
- Значит, вы говорили что-нибудь очень обидное для короля?
- Да нет же, ваше высочество, ни одного слова. Одна из нас уж очень его превозносила, так что, по сравнению с этими похвалами, мои слова могли показаться несколько холодными.
- Эта Монтале так безрассудна, - сказала принцесса.
- Нет, это не Монтале! Монтале ничего не говорила, это Лавальер.
Принцесса вздрогнула, точно она не знала этого раньше.
- Ах нет, нет! - воскликнула она. - Король не мог все расслышать. А лучше давайте проделаем опыт, ради которого мы пришли сюда. Покажите мне дуб.
И принцесса пошла дальше.
- Вы знаете, где он? - спросила она.
- Увы, ваше высочество, знаю.
- И вы найдете его?
- Найду даже с закрытыми глазами.
- Великолепно; вы сядете на ту скамью, где вы сидели рядом с Лавальер и повторите тем же тоном то, что вы говорили с ней, а я спрячусь в кустах и скажу вам, слышно ли оттуда или нет.
- Хорошо, ваше высочество.
- Значит, если вы действительно говорили так громко, что король расслышал вас, в таком случае...
Атенаис с напряжением стала ожидать конца фразы.
- В таком случае, - сказала принцесса прерывающимся, вероятно от быстрой ходьбы, голосом, - в таком случае я должна буду вам запретить...
И принцесса еще более ускорила шаг.
Вдруг она остановилась.
- Мне пришла в голову мысль, - обрадовалась она.
- О, наверное, прекрасная мысль! - ответила мадемуазель де Тонне-Шарант. |
|
- Но я после этого видалась с королем, - проговорила она опрометчиво, - и он ничего не сказал мне об этом.
- Ну вот! - наивно воскликнул принц, как торжествующий супруг. - Еще бы он сам рассказал о том, что строжайше запретил передавать вам.
- Что-о-о! - гневно вскричала принцесса.
- Я говорю, что все это хотели скрыть от вас.
- Зачем же это понадобилось?
- Боялись, что вы так дружны с королевой, что не выдержите и разболтаете ей все.
Принцесса поникла. Ей был нанесен смертельный удар. И она не успокоилась, пока не встретилась с королем.
Король, конечно, узнает последним, что про него говорят, подобно тому как любовник - единственный человек, который не знает, что говорят про его возлюбленную. Поэтому, когда Людовик увидел искавшую его принцессу, он подошел к ней немного смущенный, но все такой же любезный и предупредительный.
Принцесса ждала, чтобы он сам заговорил о Лавальер. Не дождавшись, она спросила:
- Ну, что случилось с этой девчонкой?
- С какой девчонкой? - спросил король.
- С Лавальер... Ведь вы говорили мне, государь, что она упала в обморок.
- Ей все еще нехорошо, - проговорил король с притворным равнодушием.
- Это, пожалуй, может повредить тем слухам, которые вы так хотели пустить, государь.
- Каким слухам?
- Что вы интересуетесь Лавальер.
- Надеюсь, что они сами распространятся, - отвечал рассеянным тоном король.
Принцесса подождала еще; она хотела знать, расскажет ли ей король о происшествии под королевским дубом. Но король и не заикнулся о нем.
Принцесса тоже не решалась заговорить Так они и расстались, ни словом не обмолвившись обо всех этих событиях.
Как только король удалился, принцесса тотчас же разыскала Сент-Эньяна. Это было нетрудно, так как граф, подобно сторожевому судну, конвоирующему большие корабли, всегда находился где-нибудь поблизости от короля.
В ту минуту принцессе нужен был именно такой человек, как Сент-Эньян.
А он, со своей стороны, искал слушателя познатнее, чтобы изложить разговор под дубом во всех подробностях. Поэтому он не заставил себя долго упрашивать. Когда он окончил свое повествование, принцесса сказала:
- Признайтесь, что это прелестная сказка.
- Не сказка, а истинное происшествие.
- Ну все равно, но только признайтесь, что вы сами не присутствовали там, а просто слышали это от кого-нибудь.
- Клянусь честью, ваше высочество, что все это произошло в моем присутствии.
- И по-вашему, признание ее произвело на короля впечатление?
- Такое же точно, какое произвело на меня признание мадемуазель де Тонне Шарант! - воскликнул Сент-Эньян - Ведь вы только послушайте, принцесса, Лавальер сравнила короля с солнцем: сравнение очень лестное!
- Король не очень-то падок на лесть.
- Ваше высочество, король, сколько бы ни сравнивали его с солнцем, все-таки человек, в чем я убедился собственными глазами, когда мадемуазель де Лавальер упала в его объятия.
- Лавальер упала в объятия короля.
- Ах, какая эффектная была картина: представьте себе, что Лавальер упала.
- Ну, ну, что же вы видели? Говорите скорее.
- Да то же самое, что видели и остальные присутствующие: когда Лавальер без чувств упала к королю в объятия, король сам чуть не лишился чувств.
Принцесса вскрикнула, будучи не в силах удержаться от душившего ее гнева.
- Спасибо, - проговорила она с нервным смехом, - вы чудный рассказчик, господин де Сент-Эньян.
И, задыхаясь от ярости, она почти бегом устремилась к замку,
Глава 25
НОЧНЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ
Принц расстался с принцессой в отличнейшем настроении и, чувствуя себя сильно уставшим, поехал домой, предоставив каждому проводить остаток ночи как заблагорассудится.
Придя к себе, он тотчас занялся ночным туалетом с еще большей тщательностью, чем обыкновенно; он чувствовал себя победителем И пока его камердинеры были заняты работой, он напевал мотивы балета, под которые недавно танцевал король.
Потом он позвал портных и велел им показать приготовленные на завтра костюмы, оставшись очень доволен, он одарил каждого из них. Наконец принц обласкал также шевалье де Лоррена, возвратившегося с празднества.
Шевалье, поклонившись принцу, хранил некоторое время молчание, как командир стрелков, исследующий, в какую сторону ему нужно прежде всего направить огонь Затем, словно решившись, он начал.
- Обратили ли вы внимание на одно странное обстоятельство, ваше высочество?
- Нет. На какое?
- На якобы дурной прием, оказанный его величеством графу де Гишу.
- Якобы дурной?
- Да, конечно, потому что на самом деле король ведь вернул ему свою благосклонность.
- Я что то не заметил этого, - сказал принц.
- Как! Вы не заметили, что король, вместо того чтобы отправить его в ссылку, что было бы вполне естественно, как будто оказал поощрение его странному упорству, позволив ему снова занять место в балете.
- И вы находите, что король был не прав, шевалье?
- А вы, принц, разве не разделяете моего мнения?
- Не совсем, дорогой мой шевалье, и я одобряю короля за то, что он не подверг немилости несчастного, скорее сумасброда, чем злонамеренного.
- Ну а меня, - заметил шевалье, - это великодушие, признаюсь, очень удивляет.
- Почему же? - спросил Филипп.
- Я считал короля более ревнивым, - со злостью ответил шевалье.
В течение нескольких мгновений принц чувствовал какое-то раздражение в словах своего фаворита, последняя его фраза подействовала, как искра на порох.
- Ревнивым! - вскричал принц. - Ревнивым? Что это значит? Ревнивым к чему или к кому, скажите на милость?
Шевалье заметил, что у него вырвалась невзначай злобная фраза, как это иногда с ним случалось. И он постарался, пока не поздно, замять ее.
- Да просто к своему авторитету, - ответил он с притворным равнодушием. - К чему же еще может ревновать король?
- Ах да, конечно! - сказал принц.
- А разве, - продолжал шевалье, - ваше королевское высочество не замолвили бы словечка за милого графа де Гиша?
- Ей-богу, нет! - отвечал принц. - Гиш малый умный и храбрый. Но он вел себя легкомысленно с моей женой, и я не желаю ему ни худа, ни добра.
Шевалье заронил подозрение относительно де Гиша, как он попробовал это сделать относительно короля; но он, видимо, не заметил, что в настоящую минуту требуется снисходительность и даже полное равнодушие и для освещения положения ему необходимо будет поднести лампу к самому носу мужа.
При помощи этого маневра иногда удается обжечь других, но чаще обжигаешься сам. |
|
- А если бы даже и так! Разве вы говорили вещи, которые нельзя слышать?
Лавальер всплеснула руками и закрыла лицо, чтобы скрыть выступившую краску.
- Ах! - застонала она. - Ради бога, скажите, кто прятался в кустах?
Король взял ее за руку.
- Это я, мадемуазель, - проговорил он, почтительно наклонившись к ней, - неужели вы боитесь меня?
Лавальер громко вскрикнула: второй раз силы покинули ее, она похолодела и со стоном, без чувств повалилась в кресло. Но король успел протянуть руку и поддержать ее.
А в двух шагах стояли де Тонне-Шарант и Монтале; они тоже окаменели, вспоминая свой разговор с Лавальер, и совсем позабыли, что нужно прийти ей на помощь, настолько они растерялись от присутствия короля, который, преклонив колено, держал в объятиях потерявшую сознание Лавальер.
- Вы все слышали, государь? - с ужасом пролепетала Атенаис.
Король не ответил; он пристально смотрел в полузакрытые глаза Лавальер, пожимая ее свесившуюся руку.
- Все, до последнего слова, - отозвался Сент-Эньян, подходя к мадемуазель де Тонне-Шарант в надежде, что и она упадет в обморок к нему в объятия.
Но гордую Атенаис трудно было довести до обморока: она бросила уничтожающий взгляд на Сент-Эньяна и выбежала из комнаты.
Более храбрая Монтале нагнулась к Луизе и приняла ее из рук короля, у которого уже начинала кружиться голова от душистых волос лежавшей без чувств Луизы.
- В добрый час! - прошептал Сент-Эньян. - Занятное происшествие! Глуп я буду, если не разглашу о нем первый.
Король подошел к нему и, сделав предостерегающий жест, сказал дрожащим голосом:
- Ни слова, граф!
Бедный король совсем забыл, что час назад он говорил Сент-Эньяну то же самое, но с противоположным намерением, то есть с намерением придать делу возможно более широкую огласку.
Разумеется, второе предостережение оказалось таким же бесполезным, как и первое. Через полчаса всему Фонтенбло стало известно, что мадемуазель де Лавальер под королевским дубом призналась Монтале и Тонне-Шарант в своей любви к королю.
Стало известно также, что король был очень встревожен состоянием здоровья мадемуазель де Лавальер, что он побледнел и задрожал, заключив в объятия упавшую в обморок красавицу. Таким образом, никто не сомневался, что совершилось величайшее событие - король влюбился в мадемуазель де Лавальер. Принц мог спать совершенно спокойно.
Удивленная не менее других таким оборотом дела, королева-мать поспешила сообщить о нем молодой королеве и Филиппу Орлеанскому. Но каждому из них она передала новость по-разному. Невестке она сказала так:
- Видите, Тереза, как вы ошибались, обвиняя короля: сегодня ему приписывают уже новую любовь, наверно, и этот слух такой же пустой, как и вчерашний.
А рассказав приключение под королевским дубом принцу, она добавила:
- До чего вас ослепила ревность, дорогой мой Филипп! Ясно как день, что король совсем потерял голову из-за этой девчонки Лавальер. Смотрите не проболтайтесь об этом жене, а то, пожалуй, это дойдет и до королевы.
Последнее предупреждение подействовало немедленно. Лицо принца просияло; он торжествовал; так как еще не было двенадцати, а праздник должен был продолжаться до двух часов ночи, то, разыскав жену, он предложил ей руку и пошел гулять.
Через несколько шагов он сделал именно то, против чего предостерегала его мать.
- Смотрите, не передавайте королеве, что болтают про короля, - сказал он таинственно.
- А что болтают? - осведомилась принцесса.
- Что мой брат вдруг самым нелепым образом влюбился.
- В кого?
- В девчонку Лавальер.
Было темно, и принцесса могла улыбаться сколько угодно.
- Вот как! - проговорила она. - А с каких это пор?
- По видимому, недавно, всего несколько дней тому назад. Но это был только дымок, пламя вспыхнуло лишь сегодня.
- Что ж, по моему, у короля прекрасный вкус: девочка очаровательна.
- Вы смеетесь, дорогая моя.
- Я? Почему же?
- Во всяком случае, эта страсть кому-нибудь принесет счастье, хотя бы самой Лавальер.
- Право, вы говорите так, точно читаете в сердце моей фрейлины. Почему вы так уверены, что она согласна отвечать на страсть короля?
- А почему вы уверены, что она не согласна?
- Она любит виконта де Бражелона.
- Вы думаете?
- Она даже его невеста.
- Была.
- Как так?
- Да ведь когда к королю обратились за разрешением на этот брак, он отказался дать согласие.
- Отказался?
- Отказался, несмотря на то, что его просил граф де Ла Фер, которого он так уважает за участие в восстановлении на престоле вашего брата и за многое другое.
- Тогда бедным влюбленным ничего больше не остается, как ждать, чтобы король изменил свое решение, они молоды, времени впереди у них много.
- Ах, душечка, - сказал Филипп, рассмеявшись, в свою очередь, - я вижу, что вы не знаете самой сути дела, не знаете, что именно так глубоко тронуло короля.
- Что же его так тронуло? Говорите скорее!
- Одно весьма романтическое приключение.
- Вы знаете, как я люблю такие приключения, и томите меня, - нетерпеливо сказала принцесса.
- Так вот, под королевским дубом... Вы знаете, где этот королевский дуб?
- Не все ли равно где. Под королевским дубом.
- Видите ли, мадемуазель де Лавальер была там с двумя подругами и, полагая, что они совершенно одни, призналась в своей страстной любви к королю.
- Вот как! - сказала принцесса, начиная волноваться. - Она призналась в любви к королю?
- Да.
- Когда?
- Час тому назад.
Принцесса вздрогнула.
- А об этой ее страсти никому не было известно раньше?
- Никому.
- Даже самому его величеству?
- Даже самому его величеству. Малютка глубоко хранила свою тайну, но не выдержала и проговорилась подругам.
- Откуда вы узнали эту чепуху?
- Да оттуда же, откуда всем стало известно об этом.
- А откуда известно всем?
- От самой Лавальер, которая созналась в этой любви своим подругам Монтале и Тонне-Шарант.
Принцесса остановилась и нервным движением выдернула свою руку из-под руки мужа.
- Так час тому назад она сделала это признание?
- Да, приблизительно час тому назад.
- И королю стало об этом известно?
- В этом именно и заключается самая романтическая сторона приключения. Король с Сент-Эньяном стояли невдалеке от дуба и, разумеется, ни слова не упустили из всего этого интересного разговора.
При этих словах принцесса почувствовала, что ее точно ударили ножом в сердце. |
|
По счастью, в это время мимо проезжала карета; ее остановили, и сидевшие, узнав о происшествии, поспешили освободить место для мадемуазель де Лавальер.
Ветерок от быстрой езды скоро оживил девушку.
Когда подъехали к замку, она, несмотря на слабость, с помощью Атенаис и Монтале смогла выйти из кареты.
Король же тем временем нашел принцессу в рощице, уселся рядом с ней и незаметно старался прикоснуться ногой к ее ноге.
- Будьте осторожны, государь, - тихо сказала ему Генриетта, - у вас далеко не равнодушный вид.
- Увы! - отвечал Людовик XIV чуть слышно. - Боюсь, что мы не в силах будем выполнить наш уговор.
Потом продолжал вслух:
- Вы знаете о происшествии?
- Каком происшествии?
- Ах, боже мой! Увидя вас, я позабыл, что нарочно пришел сюда рассказать вам о нем. Я очень огорчен: одна из ваших фрейлин, Лавальер, только что упала в обморок.
- Ах, бедняжка, - спокойно проговорила принцесса, - отчего это?
Потом прибавила шепотом:
- О чем вы думаете, государь! Вы хотите заставить всех поверить, что увлечены этой девушкой, и сидите здесь, когда она, может быть, при смерти.
- Ах, принцесса! - со вздохом промолвил король. - Вы лучше меня играете свою роль, вы все взвешиваете.
И он поднялся с места.
- Принцесса, - сказал он так, что все слышали, - позвольте мне оставить вас; я сильно беспокоюсь и лично желал бы удостовериться, подана ли ей помощь и хороший ли за нею уход.
И король пошел к Лавальер, а присутствовавшие передавали друг другу его слова: "Я сильно беспокоюсь".
Глава 24
ТАЙНА КОРОЛЯ
По дороге Людовик встретил графа де Сент-Эньяна.
- Ну что, Сент-Эньян? - спросил он о притворным беспокойством. - Как наша больная?
- Простите, государь, - пробормотал Сент-Эньян, - к стыду моему должен признаться, что я ничего не знаю о ней.
- Ничего не знаете? - сказал король, притворяясь рассерженным.
- Простите, государь, но, видите ли, я только что встретился с одной из трех болтушек, и, признаюсь, эта встреча меня отвлекла.
- Так вы нашли ее? - с живостью спросил король.
- Нашел ту, которая так лестно отозвалась обо мне, а найдя свою, я начал искать и вашу, государь; и как раз в это самое время я имел счастье встретиться с вами.
- А как зовут вашу красавицу, Сент-Эньян? Или это, может быть, секрет?
- Государь, разумеется, это должно быть секретом, и даже величайшим секретом, но для вас, ваше величество, нет тайн. Это мадемуазель де Тонне-Шарант.
- Она красива?
- Необыкновенная красавица, государь, а узнал я ее по голосу, которым она так нежно произносила мое имя. Я подошел к ней и заговорил, что было легко в толпе; я начал спрашивать ее, и она, ничего не подозревая, рассказала мне, что несколько минут назад была с двумя подругами под королевским дубом, как вдруг кто-то испугал их: не то волк, не то злоумышленник; они, разумеется, бросились бежать...
- А как же зовут двух ее подруг? - с живостью перебил графа король.
- Государь, - отвечал Сент-Эньян, - велите заключить меня в Бастилию.
- Почему?
- Потому что я эгоист и болван. Я так был поражен своей счастливой победой и открытием, что просто потерял голову. Кроме того, я полагал, что ваше величество настолько заинтересованы мадемуазель де Лавальер, что не придал никакого значения подслушанной нами болтовне. Потом мадемуазель де Тонне-Шарант покинула меня и вернулась к Лавальер.
- Будем надеяться, что и мне повезет так же, как и тебе. Ну, пойдем к больной.
"Вот штука-то! - думал про себя Сент-Эньян. - А ведь он действительно увлечен этой малюткой; вот никогда бы не подумал".
Он указал королю ту комнату, куда провели Лавальер. Король вошел.
Сент-Эньян последовал за ним.
В просторной зале с низким потолком, у окна, выходившего на цветник, в широком кресле сидела Лавальер и полной грудью вдыхала ароматный ночной воздух.
Ее роскошные белокурые волосы были распущены и волнами спускались на полуприкрытые кружевами грудь и плечи, из глаз катились крупные слезы.
Матовая бледность покрывала ее лицо, придавая ей неописуемую прелесть, а физические и нравственные страдания наложили на ее лицо отпечаток благородной скорби. Она сидела неподвижно, точно мертвая. Казалось, она не слышала ни шушуканья подруг, суетившихся около нее, ни отдаленного гула толпы, доносившегося в открытое окно. Она ушла в себя, и только ее прекрасные тонкие руки изредка вздрагивали, точно от невидимого прикосновения. Задумавшись, она не заметила, как вошел король.
Он издали увидел ее прелестную фигуру, облитую мягким серебряным светом луны.
- Боже мой, - воскликнул он с невольным ужасом, - она умерла!
- Нет, нет, государь, - сказала шепотом Монтале. - Напротив, ей теперь гораздо лучше. Не правда ли, Луиза, сейчас ты чувствуешь себя лучше?
Лавальер ничего не ответила.
- Луиза, - продолжала Монтале, - король беспокоится о твоем здоровье.
- Король! - вскричала Луиза, вскочив с кресла, словно ее обожгло пламя. - Король беспокоится о моем здоровье?
- Да, - отвечала Монтале.
- И король пришел сюда? - проговорила Лавальер, не решаясь поднять глаза.
- Боже мой, тот самый голос! - шепнул король на ухо Сент-Эньяну.
- Вы правы, государь, - отвечал Сент-Эньян. - Это та самая, которая влюблена в солнце.
- Тсс! - остановил его король.
Потом он подошел к Лавальер.
- Вы нездоровы, мадемуазель? Я видел вас несколько минут назад в обмороке, на траве. Как это случилось с вами?
- Государь, - пробормотала бедная девушка, бледнея и дрожа, словно в лихорадке, - право, я сама не знаю.
- Вы, вероятно, много ходили, - сказал король. - Быть может, от усталости...
- Нет, государь, - поспешно ответила за свою подругу Монтале, - это не от усталости: почти весь вечер мы просидели под королевским дубом.
- Под королевским дубом? - вздрогнув, прошептал король. - Так и есть, я не ошибся.
И он подмигнул графу.
- Да, да, - подтвердил Сент-Эньян, - под королевским дубом, вместе с мадемуазель де Тонне-Шарант.
- Откуда вы это знаете? - спросила Монтале.
- Очень просто: сама мадемуазель де Тонне-Шарант сказала мне.
- Так она, вероятно, сказала вам и причину обморока Луизы?
- Она говорила мне не то про волка, не то про злоумышленника, я не понял хорошенько.
Лавальер слушала с остановившимся взглядом, тяжело дыша, словно угадывала истину. Людовик приписал ее состояние перенесенному испугу.
- Не бойтесь, - успокаивал он ее, заметно волнуясь и сам, - волк, который так напугал вас, был о двух ногах.
- Значит, это был человек! - воскликнула Луиза. - Значит, кто-то нас подслушивал! |
|