В категории материалов: 176
Показано материалов: 91-95 |
Страницы: « 1 2 ... 17 18 19 20 21 ... 35 36 » |
|
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава 1
МОРВЕЛЬ
В то время как вся эта молодежь, веселая и беззаботная, по крайней мере с виду, неслась золотистым вихрем по дороге на Бонди, Екатерина, свернув в трубку драгоценный приказ, только что подписанный Карлом, приказала ввести к себе в кабинет человека, которому несколько дней назад командир ее охраны отослал письмо на улицу Серизе близ Арсенала. Широкая тафтяная повязка, похожая на траурную ленту, скрывала один глаз этого человека, оставляя на виду другой глаз, горбинку ястребиного носа меж двух выпиравших скул и покрытую седеющей бородкой нижнюю часть лица. На нем был длинный плотный плащ, под которым, видимо, скрывался целый арсенал. Кроме того, вопреки обычаю являться ко двору без оружия, на боку у него висела боевая шпага, длинная и широкая, с двойной гардой. Одна рука все время скрывалась под плащом, нащупывая рукоять кинжала.
- А-а, вот и вы, сударь! - сказала королева-мать, усаживаясь в кресло. - Вы, конечно, помните, что после святого Варфоломея, когда вы оказали нам бесценные услуги, я обещала, что не оставлю вас в бездействии. Случай представился, или вернее, его предоставляю вам я. Поблагодарите же меня!
- Покорнейше вас благодарю, ваше величество, - раболепно, но не без наглости, ответил человек с черной повязкой.
- Воспользуйтесь этим случаем, сударь, - второй такой случай вам не представится.
- Ваше величество, я жду.., только, судя по началу, я опасаюсь...
- Что дело не очень громкое? Не такое, до каких охотники те, кто желает выдвинуться? Однако это такое поручение, что вам могли бы позавидовать Таванн и даже Гизы.
- Сударыня, поверьте мне: каково бы оно ни было, я весь в распоряжении вашего величество, - отвечал Екатерине ее собеседник.
- В таком случае прочтите, - протягивая королевский приказ, сказала Екатерина.
Человек пробежал его глазами и побледнел.
- Как! Арестовать короля Наваррского?! - воскликнул он.
- Что же тут необыкновенного? - Но ведь короля, сударыня! По правде говоря, я думаю.., я считаю, что для этого я дворянин недостаточно знатного рода.
- Мое доверие, господин де Морвель, делает вас первым в ряду моих придворных дворян, - ответила Екатерина.
- Приношу глубокую благодарность вашему величеству, - сказал убийца с волнением, в котором чувствовалось колебание.
- Так вы исполните это поручение?
- Раз вы, ваше величество, приказываете, мой долг повиноваться.
- Да, я приказываю.
- Тогда я повинуюсь, - Как вы возьметесь за это дело?
- Пока не знаю, сударыня, и я очень хотел бы, чтобы вы, ваше величество, дали мне указания.
- Вы боитесь шума?
- Сознаюсь, да!
- Возьмите с собой двенадцать человек, а если надо, то и больше.
- Конечно, ваше величество, я понимаю это как разрешение принять все меры для того, чтобы успех был обеспечен, за что я вам глубоко признателен. Но в каком месте я должен взять короля Наваррского?
- А какое место вы считаете наиболее подходящим?
- Если можно, то лучше в таком месте, которое, будучи местом священным, обеспечило бы мне безопасность.
- Понимаю. В каком-нибудь королевском дворце.., например, в Лувре. Что вы на это скажете?
- О, если бы вы, ваше величество, позволили, это было бы великой милостью!
- Хорошо, арестуйте его в Лувре.
- А где именно?
- У него в комнате. Морвель поклонился.
- А когда прикажете?
- Сегодня вечером или лучше ночью.
- Будет исполнено, ваше величество. А теперь соблаговолите дать мне еще некоторые указания.
- Какие?
- Я имею в виду уважение к титулу...
- Уважение... Титул!.. - повторила Екатерина. - Но разве вам не известно, сударь, что французский король никому не обязан оказывать уважение в своем королевстве, где ему равных нет?
Морвель еще раз низко поклонился.
- И все же, ваше величество, позвольте мне обратиться к вам еще с одним вопросом.
- Позволяю, сударь.
- А что, если король Наваррский будет оспаривать подлинность приказа? Это маловероятно, но...
- Напротив, сударь, наверное, так и будет.
- Он будет оспаривать?
- Вне всякого сомнения.
- Но тогда он откажется повиноваться?
- Боюсь, что да.
- И окажет сопротивление?
- Наверное.
- Ах, черт возьми! - произнес Морвель. - Но в таком случае...
- В каком? - пристально глядя на Морвеля, спросила Екатерина.
- Как быть в случае, если он окажет сопротивление?
- А как вы поступаете, когда у вас в руках королевский приказ, другими словами, когда вы представляете собою короля, а вам сопротивляются?
- Государыня, - отвечал негодяй, - когда мне оказана честь подобным приказом и когда я имею дело с простым дворянином, я его убиваю.
- Я уже сказала вам, сударь, - отвечала Екатерина, - и вы не могли этого забыть, что французский король в своем королевстве ни с какими титулами не считается! Иными словами, во Франции есть только один король - король французский, а все другие рядом с ним, даже люди, носящие самый высокий титул, - простые дворяне.
Морвель побледнел: он начинал понимать. |
|
- Это дело другое! Там увидим! Мы еще поговорим об этом. После охоты - я ничего не имею против. Прощайте! Сюда, Смельчак! Или ты тоже будешь дуться на меня?
- Карл, - сказала Екатерина, останавливая сына за руку и рискуя вызвать этой задержкой новую вспышку гнева, - я думаю, что арест можно отложить до вечера или до ночи, но приказ об аресте лучше подписать сейчас.
- Писать приказ, подписывать, разыскивать печать для королевских грамот, а мы едем на охоту, меня ждут, а я никогда не заставлял себя ждать! Нет, к черту, к черту!
- Но я вас так люблю, что не стану вас задерживать. Я все предусмотрела. Войдите сюда, ко мне - все готово!
Екатерина проворно, словно ей было двадцать лет, отворила дверь в свой кабинет и показала королю чернильницу, перо, грамоту, печать и зажженную свечку.
Король взял грамоту и быстро пробежал ее глазами:
- «Приказ.., арестовать и препроводить в Бастилию брата нашего Генриха Наваррского». - Готово! Прощайте, матушка! - сказал он, подписываясь одним росчерком, и бросился из кабинета с собаками вне себя от радости, что так дешево отделался от матери.
Во дворе все ждали Карла с нетерпением и, зная, как он пунктуален во всем, что касается охоты, удивлялись, что он опаздывает. Зато когда он появился, охотники приветствовали его криками, доезжачие - фанфарами, лошади - ржанием, собаки - лаем.
Весь этот шум и гам так подействовал на Карла, что его бледные щеки покрылись румянцем, сердце забилось, и на мгновение он стал счастливым и юным.
Король наспех поздоровался с этим блестящим обществом, собравшимся во дворе: он кивнул головой герцогу Алансонскому, помахал рукой Маргарите, прошел мимо Генриха, сделав вид, что не заметил его, и вскочил на своего горячего берберского жеребца. Жеребец стал бить под ним задом, но, сделав два-три курбета, почувствовал, с каким седоком имеет дело, и успокоился.
Снова загремели фанфары, и король выехал из Лувра в сопровождении герцога Алансонского, короля Наваррского, Маргариты, герцогини Неверской, г-жи де Сов, Таванна и всей придворной знати.
Само собою разумеется, что в числе охотников были Коконнас и Ла Моль.
Что касается герцога Анжуйского, то он уже три месяца был на осаде Ла-Рошели.
В ожидании короля Генрих подъехал поздороваться с женой, та, отвечая на его приветствие, шепнула ему на ухо:
- Нарочный из Рима был у герцога Алансонского. Коконнас сам ввел его к нему на четверть часа раньше, чем курьера от герцога Неверского ввели к королю.
- Значит, ему все известно? - спросил Генрих.
- Конечно, известно, - ответила Маргарита. - Вы только посмотрите, как блестят его глаза, несмотря на всю его скрытность!
- Я думаю! - прошептал Беарнец. - Ведь сегодня он гонится уже за тремя зайцами: Францией, Польшей и Наваррой, не считая кабана!
Он поклонился жене, вернулся на свое место и подозвал одного из слуг, родом беарнца, предки которого в течение столетия служили его предкам и который обычно был посланцем в любовных дедах Генриха.
- Ортон! - обратился к нему Генрих. - Этот ключ передай кузену госпожи де Сов, ты его знаешь, он живет у своей возлюбленной на углу улицы Катр-Фис; скажешь ему, что его кузина желает поговорить с ним сегодня вечером. Пусть он войдет ко мне в комнату и, если меня не будет дома, пусть подождет; если же я очень запоздаю, пускай ложится спать на мою постель.
- Ответа не требуется, государь?
- Нет, только скажи мне, застал ты его дома или нет. А ключ отдашь только ему, понимаешь?
- Да, государь.
- Постой! Куда тебя черт несет? Перед тем, как мы выйдем из Парижа, я подзову тебя, чтобы ты переседлал мне лошадь, - тогда будет понятно, почему ты опоздал, а когда выполнишь поручение, догонишь нас в Бонди. Слуга кивнул головой и отъехал в сторону. Собравшиеся двинулись по улице Сент-Оноре, затем по улице Сен-Дени и, наконец, въехали в предместье; на улице Сен-Лоран лошадь короля Наваррского расседлалась, Ортон подъехал к нему, и все произошло так, как условились слуга и господин, который поскакал вдогонку за королевским поездом на улицу Реколе, в то время как его верный слуга скакал на улицу Катр-Фис.
Когда Генрих Наваррский присоединился к королю, Карл был занят столь интересным разговором с герцогом Алансонским о погоде, о возрасте обложенного кабана-одинца, о месте его лежки, что не заметил или сделал вид, будто не заметил, что Генрих на некоторое время отстал.
Маргарита все это время издали наблюдала за обоими, и ей казалось, что всякий раз, как ее брат-король смотрел на Генриха, в глазах его появлялось смущение.
Герцогиня Неверская хохотала до слез, потому что Коконнас, особенно веселый в этот день, беспрестанно отпускал остроты, стараясь насмешить дам.
Ла Моль уже два раза нашел случай поцеловать белый с золотой бахромой шарф Маргариты и сделал это с ловкостью, присущей любовникам, так, что его проделку заметили всего-навсего три-четыре человека.
В четверть девятого все общество прибыло в Бонди.
Карл IX первым делом спросил, не ушел ли кабан.
Обошедший зверя доезжачий ручался, что кабан в лежке.
Закуска была уже готова. Король выпил стакан венгерского, пригласил к столу дам, а сам, сгорая от нетерпения, чтобы убить время, пошел осматривать псарню и ловчих птиц, приказав не расседлывать его лошадь, ибо, заметил он, ему еще не доводилось ездить на такой отличной, такой выносливой лошади.
Король производил осмотр, а между тем появился герцог де Гиз. Он был вооружен так, как будто ехал не на, охоту, а на войну; его сопровождало двадцать - тридцать дворян в таком же снаряжении. Он тотчас осведомился, где король, подошел к нему и вернулся вместе с ним, продолжая какой-то разговор.
Ровно в девять часов король сам протрубил сигнал «набрасывать» собак, все сели на лошадей и поехали к месту охоты.
Улучив по дороге удобную минуту, Генрих опять подъехал к жене.
- Что нового? - спросил он.
- Ничего, кроме того, что мой брат Карл как-то странно на вас посматривает, - ответила Маргарита.
- Я это заметил, - сказал Генрих.
- А вы приняли меры предосторожности?
- На мне кольчуга, отличный испанский охотничий нож, отточенный, как бритва, острый, как игла, - я протыкаю им дублоны.
- Ну, да хранит вас Бог! - сказала Маргарита. Доезжачий, ехавший во главе охоты, дал знак остановиться; охота подъехала к лежке.
|
|
Жийона вышла. Генрих сел за стол, на котором лежала немецкая книга с гравюрами Альбрехта Дюрера, и принялся рассматривать их так внимательно, что даже не поднял головы, когда вошел Ла Моль, и, казалось, вовсе его не заметил.
Молодой человек, увидев короля у Маргариты, остановился на пороге, безмолвный от неожиданности и бледный от волнения.
Маргарита подошла к нему.
- Господин де Ла Моль! He можете ли вы мне сказать, кто сегодня дежурит у герцога Алансонского? - спросила она.
- Коконнас, ваше величество... - ответил Ла Моль.
- Попытайтесь узнать у него, не пропускал ли он сегодня к герцогу человека, забрызганного грязью и как будто долго скакавшего во весь опор.
- Боюсь, что он не станет говорить об этом: за последние дни он стал очень неразговорчив.
- Вот как! Но мне думается, что если вы передадите ему вот эту записочку, он должен будет чем-то вам отплатить.
- От герцогини!.. О, с этой записочкой в руках я попытаюсь...
- Добавьте, - сказала Маргарита шепотом, - что эта записка сегодня вечером послужит ему пропуском в известный вам дом.
- А какой пропуск получу я?
- Вы назовете себя, и этого будет довольно.
- Дайте, дайте мне эту записку, ваше величество, - сгорая от любви, сказал Ла Моль, - я ручаюсь за все!
С этими словами Ла Моль вышел.
- Завтра мы узнаем, известно ли герцогу Алансонскому о польском деле, - спокойно сказала Маргарита, обращаясь к мужу.
- Этот Ла Моль в самом деле и любезен, и услужлив, - сказал Беарнец с улыбкой, свойственной ему одному. - И - клянусь мессой! - я о нем позабочусь.
Глава 11
ВЫЕЗД НА ОХОТУ
Когда на следующее утро из-за холмов на востоке от Парижа взошло ярко-красное солнце без лучей, каким оно бывает в погожие зимние дни, в Луврском дворе все было в движении уже добрых два часа.
Великолепный берберский жеребец, стройный и нервный, на ногах которого видна была сетка переплетающихся жил, как у оленя, бил копытом о землю, прядал ушами и шумно выпускал пар из ноздрей, ожидая Карла IX. Но он был все же менее нетерпелив, чем его хозяин, задержанный Екатериной, которая остановила его на ходу, чтобы поговорить, по ее словам, о важном деле.
Они стояли в застекленной галерее: Екатерина - холодная, бледная, бесстрастная, как всегда, и Карл IX, который дрожал от нетерпения, грыз ногти и стегал двух любимых собак, на которых были надеты панцири, чтобы предохранить их от ударов клыков и чтобы они могли безнаказанно схватиться со страшным зверем. К груди панциря был пришит маленький щиток с французским гербом вроде тех, что нашивали на грудь пажей, не раз завидовавших преимуществам этих счастливых любимчиков.
- Примите во внимание, Карл, - говорила Екатерина, - что, кроме вас и меня, пока еще никому не известно о том, что поляки вот-вот приедут, а между тем король Наваррский - да простит меня Бог! - ведет себя так, как будто знает об этом. Несмотря на свое отречение, в которое я никогда не верила, он поддерживает связь с гугенотами. Разве вы не заметили, как часто он куда-то уходит в последнее время? У него появились деньги, которых у него никогда не было; он покупает лошадей, оружие, а в дождливую погоду с утра до вечера упражняется в фехтовании.
- Ах, Боже мой! - с нетерпением сказал Карл IX. - Неужели вы думаете, матушка, что он собирается убить меня или моего брата, герцога Анжуйского? В таком случае ему надо еще поучиться: не далее как вчера я нанес ему на камзол рапирой одиннадцать точек, а он насчитал у меня всего шесть. А мой брат Анжуйский фехтует еще искуснее меня или, по его словам, не хуже меня.
- Послушайте, Карл, не относитесь так легкомысленно к тому, что говорит ваша мать, - настаивала Екатерина. - Польские послы скоро приедут, и вот тогда вы увидите! Как только они появятся в Париже, Генрих сделает все возможное, чтобы привлечь их внимание к себе. Он вкрадчив, он себе на уме, не говоря о том, что его жена, которая, уж не знаю по каким причинам, ему помогает, будет болтать с послами, говорить с ними по-латыни, по-гречески, по-венгерски и, кто ее знает, по-каковски еще! Говорю вам. Карл, - а вы знаете, что я никогда не ошибаюсь, - говорю вам: они что-то затевают.
В эту минуту пробили часы, и Карл IX, перестав слушать Екатерину, прислушался к их бою.
- Проклятие! Семь часов! - воскликнул он. - Час ехать - итого восемь! Час на то, чтобы доехать до места сбора и набросить гончих, - да мы только в девять начнем охоту! Честное слово, матушка, из-за вас я потеряю уйму времени! Отстань, Смельчак!.. Проклятие!.. Отстань же, говорят тебе, разбойник!
Он сильно хлестнул по спине молосского дога; бедное животное, изумленное таким наказанием в ответ на свою ласку, взвизгнуло от боли.
- Карл, выслушайте же меня, ради Бога, - стояла на своем Екатерина, - и не рискуйте своей судьбой и судьбой Франции. От вас только и слышишь: охота, охота, охота!.. Исполните долг короля, тогда и охотьтесь сколько душе угодно!
- Хорошо, хорошо. Матушка! - сказал Карл, бледный от нетерпения. - Объяснимся поскорее: из-за вас во мне все клокочет. Честное слово, бывают дни, когда я вас просто не понимаю!
Он остановился, похлопывая ручкой арапника по сапогу. Екатерина решила, что благоприятный момент настал и что упускать его нельзя.
- Сын мой, у нас есть доказательство, что де Муи вернулся в Париж, - сказала она. - Его видел господин де Морвель, которого вы хорошо знаете. Он мог приехать только к королю Наваррскому! Надеюсь, этого достаточно, чтобы подозревать Генриха больше, чем когда-либо.
- Опять вы нападаете на моего бедного Анрио! Вы хотите, чтобы я приказал убить его, - так, что ли?
- О нет!
- Изгнать его? Но как вы не понимаете, что в изгнании он будет куда опаснее, чем здесь, у нас на глазах, в Лувре, где он не может сделать ничего такого, что не стало бы нам известно в ту же минуту?
- Потому-то я и не хочу, чтобы его отправили в изгнание.
- Тогда чего же вы хотите? Говорите скорее!
- Я хочу, чтобы, пока поляки будут в Париже, он посидел в тюрьме, - например, в Бастилии.
- Ну нет! - воскликнул Карл. - Сегодня мы с ним охотимся на кабана, а он один из лучших моих помощников на охоте. Без него охоты нет! Черт возьми! Вы, матушка, думаете только о том, как вывести меня из терпения!
- Ах, милый сын, да разве я говорю, что сегодня? Послы приедут завтра или послезавтра. Арестуем его после охоты, сегодня вечером.., или ночью... |
|
- Что ж, тем лучше! Как весело мы заживем! - воскликнула Анриетта. - Моя мечта - любить немножко, твоя - любить горячо. Ах, моя дорогая и ученая королева, как приятно дать отдых уму и волю - чувству! Ведь правда? А после безумств - улыбаться! Ах, Маргарита, предчувствую, что мы отлично проведем этот год!
- Ты так думаешь? - спросила королева. - А вот я напротив: не знаю, Отчего, но я все вижу сквозь траурную Дымку. Вся наша политика меня страшно тревожит. Пойди и, узнай, так ли предан моему брату твой Аннибал, как он это изображает. Разведай, это очень важно.
- Это он-то предан кому-нибудь или чему-нибудь? Сейчас видно, что ты не знаешь его так, как я! Если он чему-то и предан, так только честолюбию, больше ничему. Если твой брат может ему обещать много, ну тогда можешь быть спокойна: он будет ему предан. Но если герцог вздумает не исполнить своих обещаний, берегись тогда твой братец, хоть он и принц крови!
- В самом деле?
- Уж я тебе говорю! Даю слово, Маргарита, этот тигр, - которого я приручила, пугает даже меня. Как-то я ему сказала: «Аннибал, не обманывайте меня, а если обманете, берегитесь!..» Но, когда я это говорила, я смотрела на него моими изумрудными глазами, которые вдохновили Ронсара:
У красавицы Невер,
Например,
Глазки зелены и нежны;
Но порой сверкает в них
Больше молний голубых,
Чем в пучинах роковых
В страшный миг
Бури бешено-мятежной!
- И что же?
- Я думала, что он ответит: «Я? Обманывать вас? Никогда!» - и так далее, и так далее... А знаешь, что он ответил?
- Нет.
- Суди сама, что это за человек! «А если вы, - ответил он, - обманете меня, то, хоть вы и принцесса, тоже берегитесь...».
Говоря это, он грозил мне не только глазами, но и длинным мускулистым пальцем с острым, как копье, ногтем, причем тыкал мне этим пальцем чуть ли не в нос. Признаюсь, милая королева, у него было такое лицо, что я вздрогнула, а ведь ты знаешь, что я не трусиха.
- Он тебе грозил, Анриетта? Да как он смел?
- Э, черт побери! Я ему тоже пригрозила! И, в сущности говоря, он был совершенно прав! Как видишь, он предан только до известного момента или, вернее, до неизвестного момента.
- Что ж, посмотрим, - задумчиво сказала Маргарита, - я поговорю с Ла Молем. Тебе больше нечего мне сказать?
- Есть одна новость, и притом очень интересная, - из-за нее-то я и пришла. Но ты заговорила со мной о вещах, которые для меня еще интереснее. Я получила письмо.
- Из Рима?
- Да, его привез нарочный от моего мужа...
- О польском деле?
- Да, дело идет как нельзя лучше, и весьма возможно, что в самом скором времени ты отделаешься от своего брата, герцога Анжуйского.
- Значит, папа утвердил его?
- Да, дорогая.
- И ты мне об этом не сказала! - воскликнула Маргарита. - Ну, скорей, скорей, расскажи подробно!
- Кроме того, что я тебе сообщила, я, честное слово, больше ничего не знаю. Впрочем, подожди, я дам тебе прочесть письмо герцога Неверского. На, вот оно! Ах, нет! Это стихи Аннибала, и притом жестокие стихи, милая Маргарита, других он не пишет. А-а, на этот раз оно!.. Нет, опять не то: это моя записочка, я захватила ее с собой, чтобы ты передала ее Аннибалу через Ла Моля. Ага, вот наконец это письмо!
И герцогиня Неверская протянула письмо королеве. Маргарита поспешно развернула его и прочитала, но в нем действительно было только то, что она уже слышала от своей подруги.
- А как ты получила это письмо? - продолжала расспросы королева.
- С нарочным моего мужа, которому было приказано сперва заехать во дворец Гизов и передать письмо мне, а уж потом отвезти в Лувр королю. Ведь я знала, какое значение придает этой новости моя королева, и потому сама попросила мужа распорядиться таким образом. И, как видишь, он меня послушался. Это не то, что мое чудовище Коконнас. Сейчас во всем Париже эту новость знают только три человека: король, ты, я да, пожалуй, тот человек, который ехал по пятам нашего нарочного.
- Какой человек?
- Ох, это ужасное ремесло! Представь себе, что наш несчастный гонец приехал усталый, растерзанный, весь в пыли; он скакал семь дней и семь ночей, не останавливаясь ни на минуту.
- А что за человек, о котором ты заговорила?
- Погоди, сейчас скажу. Всю дорогу, все четыреста миль, за нашим нарочным с той же скоростью скакал человек, которого тоже ждали подставы, и у него был такой, свирепый вид, что бедняга нарочный боялся в любую минуту заполучить в спину пулю из пистолета. Оба одновременно подъехали к заставе Михаила Архангела, оба галопом промчались по улице Муфтар, оба поскакали по Сите. Но, проехав по мосту Парижской Богоматери, наш нарочный взял вправо, а тот повернул налево по площади Шатле и пролетел по Луврской стороне набережных, как стрела, пущенная из арбалета.
- Спасибо, Анриетта, спасибо, хорошая моя! - воскликнула Маргарита. - Ты права, вести очень интересные... К кому же ехал этот второй нарочный? Надо будет узнать... А теперь прощай. Вечером встретимся на улице Тизон, да? А завтра - на охоте. Только выбери самую норовистую лошадь, такую, которая может понести, чтобы мы могли побыть наедине. Сегодня вечером скажу тебе, что надо выведать у Коконнаса.
- А ты не забудешь передать мою записку? - со смехом спросила герцогиня Неверская.
- Нет, нет, будь покойна, он получит ее вовремя! Герцогиня Неверская вышла, и в ту же минуту Маргарита послала за Генрихом. Генрих прибежал и прочитал письмо герцога Неверского.
- Так, так! - сказал он.
Маргарита рассказала о двух нарочных.
- Верно, - отвечал Генрих, - я видел того гонца, когда он въехал в Лувр.
- Может быть, он прискакал к королеве-матери?
- Нет, в этом я уверен; я на всякий случай вышел в коридор, но там никого не было.
- В таком случае, - глядя на мужа, сказала Маргарита, - он, наверно, приехал к...
- К вашему брату Франсуа? - спросил Генрих.
- Да. Но как это узнать?
- А нельзя ли, - небрежно сказал Генрих, - послать за одним из этих двух дворян и узнать у него...
- Верно, государь! - сказала Маргарита, очень довольная предложением мужа. - Сейчас пошлю за Ла Молем... Жийона! Жийона!
Девушка вошла в комнату.
- Мне нужно сию же минуту поговорить с Ла Молем, - сказала королева. - Постарайся найти его и приведи сюда. |
|
Королеву-мать оглушил этот удар. Она машинально приняла подарок, смутилась и сказала Генриху, что он прекрасно выглядит.
- С особым удовольствием вижу вас в добром здравии, сын мой, - прибавила она. - Я слышала, что вы за болели, и, если память мне не изменяет, вы и при мне жаловались на нездоровье. Но теперь-то я понимаю, - силясь улыбнуться, сказала она, - это был предлог, чтобы уйти.
- Нет, сударыня, я в самом деле был болен, - отвечал Генрих, - но мне помогло одно лекарство, излюбленное у нас в горах, о котором говорила мне матушка.
- А-а! Так вы дадите мне его рецепт, Генрих? - спросила Екатерина, улыбаясь уже искренне, но с иронией, которую не могла скрыть.
«Он принял какое-то противоядие, - подумала она. - что ж, придумаем что-нибудь другое, а впрочем, не стоит: он увидел, что госпожа де Сов заболела, и насторожился. Честное слово, можно подумать, что десница Господня простерлась над этим человеком!».
Екатерина с нетерпением ждала ночи; г-жа де Сов не появлялась. Во время игры в карты королева-мать снова осведомилась о ее здоровье; ей сказали, что г-же де Сов все хуже и хуже.
Весь вечер Екатерина нервничала, и окружающие в тревоге спрашивали себя, что же она задумала, если ее лицо, обыкновенно неподвижное, сейчас выражает такое волнение.
Все разошлись. Екатерина приказала своим женщинам раздеть ее и уложить в постель, но как только весь Лувр улегся спать, она встала, надела длинный черный халат, взяла лампу, выбрала из связки ключей ключ от двери г-жи де Сов и поднялась к своей придворной даме.
Предвидел ли Генрих этот визит, занимался ли чем-то у себя или где-то прятался? Как бы то ни было, молодая женщина была одна.
Екатерина осторожно отворила дверь, миновала переднюю, вошла в гостиную, поставила лампу на столик, потому что около больной горел ночник, и, словно тень, проскользнула в спальню.
Дариола, вытянувшись в большом кресле, спала у постели своей госпожи.
Вся кровать была задернута пологом.
Молодая женщина дышала так тихо, что у Екатерины мелькнула мысль: не перестала ли она дышать совсем?
Наконец она услышала легкое дыхание и со злобной радостью приподняла полог, желая лично убедиться в действии страшного яда и уже трепеща при мысли, что вот-вот увидит мертвенную бледность или нездоровый румянец предсмертной лихорадки. Однако прекрасная молодая женщина спала мирным, тихим сном, спала, чуть улыбаясь, смежив тонкие веки, приоткрыв розовый рот, уютно подложив под влажную щеку округлую, изящной формы руку, а другую, прелестную, бело-розовую, вытянув на красном узорчатом шелке, служившем ей одеялом; ей, наверное, снился сладкий сон, ибо на щеках ее был румянец, а на устах расцвела улыбка ничем не нарушаемого счастья.
Екатерина не удержалась, тихо вскрикнула от изумления и разбудила Дариолу.
Королева-мать спряталась за полог.
Дариола открыла глаза, но, одурманенная сном, даже не пыталась выяснить причину своего пробуждения; она снова опустила отяжелевшие веки и заснула.
Екатерина вышла из-за полога и, оглядев всю комнату, заметила на столике графин с испанским вином, фрукты, сладкое печенье и два бокала. Конечно, у баронессы ужинал Генрих, очевидно, чувствовавший себя так же хорошо, как и она.
Екатерина подошла к туалетному столику и взяла серебряную коробочку, на одну треть пустую. Это была та самая коробочка или, во всяком случае, как две капли воды похожая на ту, которую она послала Шарлотте. Она взяла на кончик золотой иглы кусочек губной помады величиной с жемчужину, вернулась к себе в спальню и дала этот кусочек обезьянке, которую сегодня днем ей подарил Генрих. Животное, соблазнившись приятным запахом, жадно проглотило этот кусочек и, свернувшись клубочком, заснуло в своей корзинке. Екатерина прождала четверть часа.
«От половины того, что съела обезьянка, моя собака Брут издохла через минуту, - подумала Екатерина. - Меня провели! Неужели Рене? Нет, быть не может! Значит, Генрих! О судьба! Это понятно: раз он должен царствовать, он не может умереть!.. Но, может быть, против него бессилен только яд? Попробуем пустить в ход сталь, а там посмотрим!».
Екатерина легла спать, обдумывая новый план, который несомненно к утру уже созрел, ибо утром она позвала командира своей охраны, дала ему письмо, приказала отнести его по адресу и вручить в собственные руки того, кому оно адресовано.
Адресовано оно было командиру роты королевских петардшиков Лувье де Морвелю, улица Серизе, близ Арсенала.
Глава 10
ПИСЬМО ИЗ РИМА
Через несколько дней после описанных нами событий однажды утром в Луврском дворе появились носилки в сопровождении нескольких дворян, одетых в цвета герцога де Гиза, и королеве Наваррской доложили, что герцогиня Неверская просит оказать ей честь и принять ее.
У Маргариты была г-жа де Сов. Красавица баронесса вышла в первый раз после своей мнимой болезни. Она знала, что за время ее болезни, почти в течение недели вызывавшей столько разговоров при дворе, королева Наваррская говорила мужу, что ее очень волнует состояние г-жи де Сов, и теперь она пришла благодарить королеву.
Маргарита поздравила г-жу де Сов с выздоровлением и с тем, что она благополучно перенесла приступ странной болезни, а болезнь эту Маргарита, которая, как принцесса крови, была сведуща в медицине, считала очень опасной.
- Надеюсь, вы примете участие в большой охоте? - спросила Маргарита. - Она была уже один раз отложена, но теперь окончательно назначена на завтра. Погода для зимы мягкая. Солнце согрело землю, и все наши охотники уверяют, что день будет на редкость благоприятный для охоты.
- Не знаю, достаточно ли я окрепла для этого.
- Нет, нет, возьмите себя в руки, - сказала Маргарита. - К тому же я, как женщина воинственная, предоставила в полное распоряжение короля беарнскую лошадку, на которой должна была ехать и которая больше подойдет вам. Разве вы о ней еще не слышали?
- Слышала, государыня, но не знала, что лошадка предназначалась для вашего величества, иначе я бы ее не приняла.
- Из гордости, баронесса?
- Напротив, государыня, из скромности.
- Значит, вы поедете?
- Ваше величество, вы оказываете мне большую честь. Я поеду, раз вам так угодно.
В эту минуту доложили о герцогине Неверской. При ее имени Маргарита невольно выразила такую радость, что баронесса поняла, сколь необходимо королеве и герцогине поговорить наедине, и встала, собираясь уходить.
- Итак, до завтра! - сказала Маргарита.
- До завтра.
- Кстати, - сказала Маргарита, сделав прощальный знак рукой, - имейте в виду, баронесса, что на людях я вас ненавижу, - ведь я страшно ревнива.
- А на самом деле? - спросила г-жа де Сов.
- О, на самом деле я не только прощаю вас, но даже вам благодарна!
- В таком случае, ваше величество, разрешите... Маргарита протянула ей руку; баронесса почтительно ее поцеловала, сделала глубокий реверанс и вышла.
Пока г-жа де Сов бежала вверх по лестнице, прыгая, как козочка, сорвавшаяся с привязи, герцогиня Неверская обменялась с королевой церемонными приветствиями, чтобы дать время удалиться сопровождавшим ее дворянам.
- Жийона! Жийона! - крикнула Маргарита, когда дверь за ними затворилась, - смотри, чтобы нам никто не помешал!
- Да, да, - сказала герцогиня, - нам надо поговорить об очень серьезных делах.
С этими словами она без церемоний уселась в кресло, заняв лучшее место, поближе к солнцу и огню, уверенная, что никто не помешает одному из тех задушевных разговоров, какие были в обычае у них с королевой Наваррской.
- Ну, как идут наши дела с этим воином? - с улыбкой спросила Маргарита.
- Дорогая королева, клянусь душой, это существо мифологическое! - ответила герцогиня. - Он несравненно, неистощимо остроумен! Он отпускает такие шутки, что и святой в своей раке помер бы со смеху. Кроме того, это отъявленный язычник в католической шкуре! Такого еще свет не видывал! Я от него просто без ума! Ну, а как твои дела с этим Аполлоном?
- Ox! - вздохнула Маргарита.
- Это «ох» меня пугает, дорогая королева. Может быть, этот красавчик Ла Моль чересчур почтителен? Или чересчур сентиментален? Тогда должна признаться, что он полная противоположность своему другу, Коконнасу.
- Да нет, он иногда бывает и другим, - ответила Маргарита, - а мое «ох!» относится только ко мне.
- Что же это значит?
- То, дорогая герцогиня, что я смертельно боюсь полюбить его по-настоящему.
- Правда?
- Честное слово Маргариты! |
|