В разделе материалов: 176 Показано материалов: 71-75 |
Страницы: « 1 2 ... 13 14 15 16 17 ... 35 36 » |
- Государь, я никуда не выйду из Лувра, - обратился к нему Генрих. - Я даже готов по одному слову вашего величества отправиться в любую государственную тюрьму, в какую вам будет угодно меня направить. Но пока не будет доказано противного, я имею право назвать себя, и я себя называю самым верным слугой, верноподданным и братом вашего величества!
И тут Генрих с таким достоинством, какого в нем доселе не замечали, поклонился Карлу и удалился.
- Браво, Анрио! - сказал Карл, когда король Наваррский вышел.
- Браво? За то, что он вас высек? - заметила Екатерина.
- А почему бы мне не аплодировать? Разве я не говорю «браво», когда мы с ним фехтуем, и он наносит мне удары? Матушка, вы напрасно так пренебрежительно отнеситесь к этому молодцу.
- Сын мой, - ответила Екатерина, - я не пренебрежительно отношусь к нему, я его боюсь.
- И это напрасно, матушка! Анрио мне друг, и, как он справедливо заметил, если бы он составлял против меня заговор, он дал бы кабану сделать свое дело.
- Да, чтобы его личный враг, герцог Анжуйский, стал французским королем? - спросила Екатерина.
- Матушка, не все ли равно, по какой причине Анрио спас мне жизнь? Он спас меня - вот что самое важное! И - смерть всем чертям! - я не позволю огорчать его. Что же касается Ла Моля, то я сам поговорю о нем с герцогом Алансонским, у которого он служит.
Этими словами Карл IX предлагал матери удалиться. Она вышла, пытаясь придать определенную форму своим смутным подозрениям.
Ла Моль, из-за своей незначительности, был непригоден для ее целей.
У себя Екатерина застала Маргариту - та ждала ее.
- А-а! Это вы, дочь моя! - сказала она. - Я посылала за вами вчера вечером.
- Я знаю, но меня не было дома.
- А утром?
- Утром я пришла сказать вашему величеству, что вы собираетесь совершить величайшую несправедливость.
- Какую?
- Вы собираетесь арестовать графа де Ла Моля?
- Вы ошибаетесь, дочь моя! Я никого не арестовываю - приказы об аресте отдает король, а не я.
- Не будем играть словами, когда речь идет о таком серьезном деле! Ла Моля арестуют, ведь так?
- Весьма вероятно.
- По обвинению в том, что сегодня ночью он находился в спальне короля Наваррского, убил двух стражников и ранил Морвеля?
- Да, его обвиняют в этом преступлении.
- Его обвиняют в этом несправедливо, - сказала Маргарита, - де Ла Моль невиновен.
- Де Ла Моль невиновен? - воскликнула Екатерина, подскочив от радости и поняв, что разговор с Маргаритой прольет свет на эти события.
- Да, невиновен! - повторила Маргарита. - И не может быть виновен, потому что он был не у короля.
- А где же он был?
- У меня, ваше величество.
- У вас?!
- Да, у меня.
За такое признание принцессы крови Екатерина должна была бы испепелить ее грозным взглядом, но она только скрестила руки на поясе.
- И если... - после минутного молчания сказала Екатерина, - если де Ла Моля арестуют и допросят...
- ..он скажет, где и с кем он был, - ответила Маргарита, хотя была твердо уверена в противном.
- Если так, вы правы, дочь моя: де Ла Моля арестовать нельзя.
Маргарита вздрогнула: ей показалось, что в тоне, каким ее мать произнесла эти слова, заключался таинственный и страшный смысл, но ей нечего было сказать, ибо просьба ее была удовлетворена.
- Но если у короля был не де Ла Моль, - сказала Екатерина, - значит, там был кто-то другой? Маргарита промолчала.
- Вы не знаете, кто этот другой, дочь моя? - спросила Екатерина.
- Нет, матушка, - не очень уверенно ответила Маргарита.
- Ну, не будьте же откровенны только наполовину!
- Повторяю, ваше величество, я его не знаю, - невольно бледнея, стояла на своем Маргарита.
- Хорошо, хорошо, - с равнодушным видом сказала Екатерина, - мы это узнаем. Идите, дочь моя, и будьте покойны: ваша мать стоит на страже вашей чести.
Маргарита вышла.
«Ага! Они заключили союз! - говорила себе Екатерина. - Генрих и Маргарита сговорились: муж ослеп, чтобы жена онемела. Вы очень ловки, дети мои, и воображаете, что очень сильны, но ваша сила в единении, а я разобью вас поодиночке. Кроме того, настанет день, когда Морвель сможет говорить или писать, когда он назовет имя или начертит шесть букв, - и тогда мы все узнаем. Да, но до тех пор виновный будет в безопасности!.. Самое лучшее - это разъединить эту пару теперь же».
И во исполнение этого намерения Екатерина направилась к покоям сына, где и застала его за разговором с герцогом Алансонским.
- А-а! Это вы, матушка! - нахмурив брови, сказал Карл IX.
- Почему вы не прибавили «опять»? Это слово было у вас на уме, Карл!
- То, что у меня на уме, это мое дело, - ответил Карл грубым тоном, который временами появлялся у него даже в разговоре с Екатериной. - Что вам от меня надо? Говорите скорее!
- Вы были правы, сын мой, - сказала Екатерина Карлу. - А вы, Франсуа, ошиблись.
- В чем? - спросили обе августейшие особы.
- У короля Наваррского был не Ла Моль.
- А-а! - бледнея, произнес Франсуа.
- А кто же у него был? - спросил Карл.
- Пока неизвестно, но станет известно, как только заговорит Морвель. Итак, отложим это дело, которое не замедлит выясниться, и вернемся к Ла Молю.
- Но при чем же тогда Ла Моль, матушка, если не он был у короля Наваррского?
- Да, он не был у короля Наваррского, - отвечала Екатерина, - но он был у.., королевы Наваррской.
- У королевы! - воскликнул Карл и разразился нервическим хохотом.
- У королевы! - побледнев, как мертвец, пробормотал герцог Алансонский.
- Да нет же! Нет! - возразил Карл. - Гиз говорил мне, что встретил носилки Маргариты!
- Так оно и было, - ответила Екатерина - где-то в городе у нее есть дом.
- На улице Клош-Персе! - воскликнул Карл.
- О-о! Это уж чересчур! - сказал герцог Алансонский, вонзая ногти себе в грудь. - И его рекомендовала она мне!
- Ага! Теперь я понял! - внезапно останавливаясь, сказал король. - Значит, это он защищался от нас ночью и сбросил мне на голову серебряный кувшин! Негодяй!
- Да, да! Негодяй! - повторил Франсуа.
- Вы правы, дети мои, - сказала Екатерина, не подавая виду, что ей понятно, какое чувство побуждает каждого из сыновей произнести этот приговор. - Вы правы: малейшая нескромность этого дворянина может вызвать страшный скандал и погубить честь принцессы крови! А для этого ему достаточно выпить.
- Или расхвастаться, - сказал Франсуа.
- Верно, верно, - подхватил Карл. - Но мы не можем перенести это дело в суд, если сам Анрио не согласится подать жалобу. |
Екатерина села. При таком остром уме, каким обладала она, любое обстоятельство, повернутое ее могучей рукой, могло привести ее к цели, хотя, казалось бы, оно не имеет отношения к делу. Любой удар или производит звук, или высекает искру. Звук указывает направление, искра светит.
Вошел герцог Алансонский. Разговор с Генрихом Наваррским подготовил его к предстоящему объяснению, и он был сравнительно спокоен.
Все его ответы были вполне точны. Мать приказала ему не выходить из своих покоев, а потому он ровно ничего не знает о ночных событиях. Но так как его покои выходят в тот же коридор, что и покои короля Наваррского, то он сначала уловил звук, похожий на звук отпираемой двери, потом - ругательства, потом - выстрелы. Только тогда он осмелился приоткрыть дверь и увидел бегущего человека в вишневом плаще.
Карл с матерью переглянулись.
- В вишневом плаще? - переспросил король.
- В вишневом плаще, - повторил герцог Алансонский.
- А этот вишневый плащ не вызывает у вас никаких подозрений?
Герцог Алансонский собрал все силы, чтобы ответить как можно естественнее.
- Должен признаться вашему величеству: на первый взгляд мне показалось, что это плащ одного из моих дворян, - ответил он.
- А как зовут этого дворянина?
- Де Ла Моль.
- А почему же этот де Ла Моль не был при вас, как того требует его должность?
- Я отпустил его, - ответил герцог.
- Хорошо! Идите! - сказал Карл. Герцог Алансонский направился к той же двери, в которую вошел.
- Нет, не сюда, - сказал Карл, - а вон туда. И он указал на дверь в комнату кормилицы. Карл не хотел, чтобы Франсуа и Генрих встретились. Он не знал, что они виделись; правда, то была одна минута, но этой минуты было достаточно, чтобы зять и шурин согласовали свои действия...
Когда герцог вышел, по знаку Карла впустили Генриха. Генрих не стал ждать, чтобы Карл начал его допрашивать.
- Ваше величество, - заговорил он, - вы хорошо сделали, что послали за мной, я и сам собирался идти к вам просить вас о правосудии.
Карл нахмурил брови.
- Да, о правосудии, - повторил Генрих. - Начну с благодарности вашему величеству за то, что вечером вы взяли меня с собой; теперь я знаю, что вы спасли мне жизнь. Но что я сделал? За что хотели меня убить?
- Не убить, - поспешно сказала Екатерина, - а арестовать.
- Пусть - арестовать, - ответил Генрих. - Но за какое преступление? Если я в чем-нибудь виновен, то виновен утром так же, как был виновен вчера вечером. Государь, скажите мне, какое преступление я совершил?
Карл, не зная, что ответить, посмотрел на мать.
- Сын мой, - вступила в разговор Екатерина, - у вас бывают подозрительные люди.
- Допустим, - сказал Генрих. - И эти подозрительные люди компрометируют и меня, не так ли, ваше величество?
- Да, Генрих.
- Назовите же мне их! Назовите! Устройте мне с ними очную ставку!
- Верно! - заметил Карл. - Анрио имеет право требовать объяснений.
- Я этого и требую! - продолжал Генрих, чувствуя преимущество своего положения и стремясь им воспользоваться. - Этого я и требую у моего доброго брата Карла и у моей доброй матушки Екатерины. Разве я не был хорошим мужем с тех пор, как женился на Маргарите? Спросите Маргариту. Разве я не был правоверным католиком? Спросите моего духовника. Разве я не был любящим родственником? Спросите всех, кто присутствовал на вчерашней охоте.
- Да, это правда, Анрио, - сказал король, - но все же говорят, что вы в заговоре.
- Против кого?
- Против меня.
- Государь, если бы я вступил в заговор против вас, мне осталось бы только предоставить событиям идти своим чередом, когда ваша лошадь с перебитой ногой не могла подняться, а разъяренный кабан набросился на ваше величество.
- Смерть дьяволу! А ведь он прав, матушка!
- Но все-таки кто же был у вас ночью?
- В такие времена, когда отнюдь не каждый осмеливается отвечать за себя, я не могу отвечать за других. Я ушел из моих покоев в семь часов вечера, а в десять мой брат Карл увел меня с собой, и всю ночь я провел с ним. Я не мог одновременно быть с его величеством и знать, что происходит у меня в покоях.
- Это правда, - отвечала Екатерина, - но правда и то, что кто-то из ваших людей убил двух стражников его величества и ранил де Морвеля.
- Кто-то из моих людей? - переспросил Генрих. - Кто же это? Назовите его!..
- Все обвиняют де Ла Моля.
- Де ла Моль вовсе не мой человек - он состоит на службе у герцога Алансонского, которому рекомендовала его ваша дочь.
- Но, может быть, у тебя все-таки был Ла Моль, Анрио? - спросил Карл.
- Почем же я знаю, государь? Я не скажу ни «да», ни «нет». Де Ла Моль - человек очень милый, услужливый, всецело преданный королеве Наваррской, он частенько приходит ко мне с поручениями то от Маргариты, которой он признателен за рекомендацию герцогу Алансонскому, то с поручением от самого герцога. Я не могу утверждать, что это был не Ла Моль...
- Это был он, - сказала Екатерина. - Его узнали по вишневому плащу.
- А разве у Ла Моля есть вишневый плащ? - спросил Генрих.
- Да.
- А у того человека, который так лихо расправился с двумя моими стражниками и с Морвелем...
- ..тоже был вишневый плащ? - перебил короля Генрих.
- Совершенно верно, - подтвердил Карл.
- Ничего не могу сказать, - ответил Беарнец. - Но мне кажется, что если у меня в покоях был не я, а, как вы утверждаете, Ла Моль, то следовало бы вызвать не меня, а Ла Моля и допросить его. Однако, ваше величество, - продолжал Генрих, - я хочу обратить ваше внимание на одно обстоятельство.
- На какое?
- Если бы я, видя приказ, подписанный королем, вместо того, чтобы подчиниться ему, оказал бы сопротивление, я был бы виновен и заслужил бы любое наказание. Но ведь это был не я, а какой-то незнакомец, которого приказ ни в малой мере не касался! Его хотели арестовать незаконно - он стал защищаться; быть может, защищался он чересчур усердно, но он был в своем праве!
- Однако... - пробормотала Екатерина.
- Приказ требовал арестовать именно меня? - спросил Генрих.
- Да, - ответила Екатерина, - и государь подписал его собственноручно.
- А значилось ли в приказе - в случае, если меня не будет, арестовать всякого, кто окажется на моем месте?
- Нет, - ответила Екатерина.
- В таком случае, - продолжал Генрих, - до тех пор, пока не будет доказано, что я заговорщик, а человек, находившийся у меня в комнате, мой сообщник, - этот человек невиновен.
С этими словами он повернулся к Карлу IX. |
В мучительной тревоге Маргарита вдруг услышала стук в потайную дверь и, узнав от Жийоны, пришел, велела впустить посетителя.
Генрих остановился на пороге; он нисколько не походил на оскорбленного мужа - на его тонких губах играла его обычная улыбка и ни один мускул на лице не выдавал того страшного волнения, которое он пережил несколько минут назад.
Глазами он как бы спрашивал Маргариту, не позволит ли она ему остаться с ней наедине. Маргарита поняла взгляд мужа и сделала Жийоне знак уйти.
- Я знаю, как вы привязаны к вашим друзьям, я боюсь, что принес вам неприятное известие, - заговорил Генрих.
- Какое, сударь? - спросила Маргарита.
- Один из самых милых наших людей сильно скомпрометирован.
- Кто же это?
- Милейший граф де Ла Моль.
- Граф де Ла Моль скомпрометирован! Чем же?
- Как участник событий минувшей ночи. Несмотря на умение владеть собой, Маргарита покраснела, но в конце концов пересилила себя.
- Каких событий? - спросила она.
- Как? Неужели вы не слыхали страшного шума, какой поднялся в Лувре ночью? - спросил Генрих.
- Нет.
- С чем вас и поздравляю, - с очаровательным простодушием сказал Генрих, - это говорит о том, как крепко вы спите.
- А что же здесь произошло?
- А то, что наша добрая матушка приказала Морвелю и шести стражникам арестовать меня.
- Вас? Вас?!
- Да, меня.
- Но на каком же основании?
- Кто может знать основания, которыми руководствуется столь глубокий ум, как ум вашей матушки? Я их уважаю, но не знаю.
- Так вы не ночевали дома?
- Нет, но, по правде говоря, случайно. Вы угадали, я не был дома. Вечером король пригласил меня пойти с ним в город, но пока меня не было дома, там был Другой человек.
- Кто же этот человек?
- По-видимому, граф де Ла Моль.
- Граф де Ла Моль? - с изумлением переспросила Маргарита.
- Черт возьми! Экий молодец этот малыш-провансалец! - продолжал Генрих. - Представьте себе, он ранил Морвеля и убил двух стражников!
- Ранил Морвеля и убил двух стражников? Быть не может!
- Как? Вы сомневаетесь в его храбрости?
- Нет, я только говорю, что де Ла Моль не мог быть у вас.
- Почему же он не мог быть у меня?
- Да потому, что.., потому что.., он был в другом месте, - смущенно ответила Маргарита.
- А-а! Если он может доказать свое алиби - тогда дело другое, - сказал Генрих. - Он просто скажет, где он был, и вопрос будет исчерпан.
- Где он был? - в смятении повторила Маргарита.
- Ну да!.. Сегодня его арестуют и допросят. К сожалению, против него есть улики...
- Улики! Какие же?
- Человек, оказавший такое отчаянное сопротивление, был в вишневом плаще.
- Да, такого плаща нет ни у кого, кроме Ла Моля.., хотя я знаю и другого человека...
- Конечно, знаете, я тоже... Но вот что получится: если у меня в спальне был не Ла Моль, значит, это был другой человек в таком же вишневом плаще. А ведь вы знаете, кто это?
- Боже мой!
- Вот где наш подводный камень! Вы его видите так же хорошо, как я, - доказательством тому ваше волнение. А потому потолкуем теперь так, как говорят люди о самой желанной в мире вещи - о престоле.., и.., о самом драгоценном благе - о своей жизни... Если арестуют де Муи - мы погибли!
- Я понимаю.
- А де Ла Моль никого не скомпрометирует, если только вы не считаете его способным сочинить какую-нибудь сказку. Ну, положим, он скажет, что был где-то с дамами.., почем я знаю?
- Если вы опасаетесь только этого, - отвечала Маргарита, - то можете быть спокойны.., он ничего не скажет.
- Вот как! - сказал Генрих. - Ничего не скажет, даже если ему придется заплатить за молчание смертью?
- Не скажет.
- Вы уверены?
- Ручаюсь.
- Значит, все складывается к лучшему, - вставая, сказал Генрих.
- Вы уходите? - с волнением спросила Маргарита.
- Ну конечно! Я сказал все, что хотел.
- А вы идете...
- Постарайтесь избавить всех нас от беды, в которую нас втянул этот сорванец в вишневом плаще.
- Боже мой! Боже мой! Бедный юноша! - ломая руки, горестно воскликнула Маргарита.
- Этот милый Ла Моль в самом деле очень услужлив, - уходя, сказал Генрих.
Глава 9
ПОЯСОК КОРОЛЕВЫ-МАТЕРИ
Карл вернулся домой в прекрасном расположении духа, но после десятиминутного разговора с матерью можно было подумать, что свою бледность и свой гнев она передала сыну, а его веселость взяла себе.
- Ла Моль, Ла Моль! - повторял Карл. - Надо вызвать Генриха и герцога Алансонского. Генриха - потому, что этот молодой человек был гугенотом; герцога Алансонского - потому, что Ла Моль состоит у него на службе.
- Что ж, сын мой, позовите их, если хотите, но вы ничего не узнаете. Я боюсь, что Генрих и Франсуа связаны друг с другом теснее, чем кажется. Допрашивать их - это только возбуждать у них подозрения; я думаю, было бы лучше какое-нибудь долгое и надежное испытание, рас тянутое на несколько дней. Если вы, сын мой, дадите виновным вздохнуть свободно, если вы оставите их в заблуждении, что им удалось обмануть вашу бдительность, тогда, осмелев и торжествуя, они предоставят вам более удобный случай строго наказать их, и тут-то мы все и узнаем.
Карл в нерешительности ходил по комнате, стараясь избавиться от гнева, как лошадь от удил, и судорожно сжатой рукой хватался за сердце, ужаленное подозрением.
- Нет, нет, - сказал он наконец, - не стану я ждать! Вы не понимаете, что значит ждать, когда чувствуешь, что тебя окружают призраки. Кроме того, все эти щеголи наглеют день ото дня: ночью двое каких-то дамских угодников имели дерзость оказать нам сопротивление и бунтовать против нас!.. Если Ла Моль невиновен - тем лучше для него, но я был бы не прочь узнать, где он был ночью, когда мою стражу избивали в Лувре, а меня избивали на улице Клош-Персе. Пусть позовут ко мне сначала герцога Алансонского, а потом Генриха: я хочу допросить их порознь. А вы можете остаться здесь, матушка. |
Он подошел к двери в свои покои и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Кроме того, раз Шарлотта сказала, чтобы он шел к себе, значит, было ясно, что бояться нечего. Он быстро заглянул в переднюю; она была пуста, ничто не указывало ему на какое-то происшествие.
- А Ортона-то в самом деле нет, - сказал он и прошел в следующую комнату.
Здесь все объяснилось.
Хотя на пол были вылиты реки воды, всюду виднелись большие красноватые пятна; одно кресло было сломано; полог был изрезан ударами шпаги; венецианское зеркало было пробито пулей, чья-то окровавленная рука, приложившись к стене, оставила на ней страшный отпечаток, свидетельствовавший о том, что эта безмолвная комната была свидетельницей борьбы не на жизнь, а на смерть.
Генрих блуждающим взглядом пробежал по этим разнородным следам драки и провел рукой по влажному от пота лбу.
- Да-а! - прошептал он. - Теперь я понимаю, что за услугу оказал мне король; какие-то люди приходили убить меня... А де Муи? Что они сделали с де Муи? Мерзавцы! Они его убили!
Как герцогу Алансонскому не терпелось поскорее рассказать Генриху о происшествии, так и самому Генриху не терпелось узнать, что произошло. Бросив на окружающие предметы последний мрачный взгляд, он выбежал из комнаты, выскочил в коридор, убедился, что никого нет, толкнул приоткрытую дверь, тщательно запер ее за собой и устремился к герцогу Алансонскому.
Герцог ждал его в первой комнате. Он схватил Генриха за руку и, приложив палец к губам, увлек его в кабинетик, помещавшийся в башенке, совершенно уединенный и благодаря этому недоступный для шпионства.
- Ах, брат мой, какая ужасная ночь! - сказал герцог.
- Да что случилось? - спросил Генрих.
- Вас хотели арестовать.
- Меня?
- Да, вас.
- За что?
- Не знаю. Где вы были?
- Вчера вечером король увел меня с собой в город.
- Значит, ему было известно все, - сказал герцог Алансонский. - Но если вас не было дома, кто же был у вас?
- А разве кто-нибудь у меня был? - спросил Генрих таким тоном, словно ничего не знал.
- Да, у вас был какой-то мужчина. Услыхав шум, я побежал к вам на помощь, но было слишком поздно.
- А этого мужчину арестовали? - с тревогой спросил Генрих.
- Нет, он опасно ранил Морвеля, убил двух стражников и убежал.
- Молодец де Муи! - воскликнул Генрих.
- Так это был де Муи? - быстро спросил герцог Алансонский.
Генрих понял, что допустил промах.
- По крайней мере, я так думаю, - ответил он, - потому что назначал ему свидание с целью сговориться о вашем бегстве и сказать ему, что все мои права на наваррский престол я уступаю вам.
- Если это станет известно, мы погибли, - побледнев, сказал герцог Алансонский.
- Да, Морвель, конечно, все расскажет.
- Морвель получил удар шпагой в горло; хирург, который делал ему перевязку, сказал мне, что недели полторы Морвель не сможет произнести ни одного слова.
- Неделя! Для де Муи этого больше чем достаточно, чтобы оказаться в полной безопасности.
- В конце концов это мог быть и не де Муи, - сказал герцог Алансонский.
- Вы так думаете? - спросил Генрих.
- Да. Ведь этот человек скрылся так быстро, что заметили только его вишневый плащ.
- В самом деле, - сказал Генрих, - этот вишневый плащ скорее подходит какому-нибудь дамскому угоднику, чем солдату. Никому и в голову не придет заподозрить, что под вишневым плащом скрывается де Муи.
- Да, - согласился герцог, - если кого и заподозрят, так скорее уж... Герцог запнулся.
- ..так уж скорее Ла Моля, - подхватил Генрих.
- Разумеется! Я и сам, глядя на бегущего, подумал было, что это Ла Моль.
- Ах, и вы так подумали? Тогда вполне возможно, что это и впрямь был Ла Моль.
- А он ничего не знает? - спросил герцог Алансонский.
- Ровно ничего, во всяком случае, ничего важного, - ответил Генрих.
- Брат мой, - сказал герцог, - теперь я уверен, что это был он.
- Черт возьми! - сказал Генрих. - Если так, то это очень огорчит королеву: она принимает в нем большое участие.
- Вы говорите, участие? - переспросил озадаченный герцог.
- Конечно. Разве вы забыли, Франсуа, что вам рекомендовала его ваша сестра?
- Верно, - глухим голосом ответил герцог. - Потому мне и хотелось быть ему полезным, а доказательством служит то, что я, опасаясь, как бы его вишневый плащ не навлек на него подозрений, поднялся к чему и унес плащ к себе.
- Что ж, это очень умно, - заявил Генрих. - Теперь я мог бы не только побиться об заклад, но даже поклясться, что это был Ла Моль.
- Даже на суде? - спросил Франсуа.
- Ну конечно, - ответил Генрих. - Наверное, он приходил ко мне с каким-нибудь поручением от Маргариты.
- Если бы я был уверен, что могу опереться на ваше свидетельство, я даже выступил бы против него как обвинитель, - сказал герцог Алансонский.
- Если вы, брат мой, выступите с обвинением, то вы понимаете, что я не стану вас опровергать.
- А королева? - спросил герцог Алансонский.
- Ах да! Королева!
- Надо узнать, как поведет себя она.
- Это я беру на себя.
- А знаете, ей, пожалуй, выгодно будет поддержать нас. Ведь этот молодой человек приобретет теперь громкую славу храбреца, и слава эта обойдется ему очень дешево, - он купит ее в кредит. Правда, возможно и то, что она будет стоить ему вместе с процентами и всего капитала.
- Ничего не поделаешь, черт побери! - заметил Генрих. - Ничто не дается даром в этом мире.
С улыбкой помахав герцогу Алансонскому рукой, он осторожно высунул голову в коридор; убедившись, что никто их не подслушивал, он быстро проскользнул на потайную лесенку, которая вела в покои Маргариты.
Королева Наваррская была взволнована не меньше мужа. Ночная вылазка против нее и герцогини Неверской, затеянная королем, герцогом Анжуйским, герцогом де Гизом и Генрихом, которого она тоже узнала, сильно ее встревожила. Несомненно, у них не было никаких улик против нее; привратник, которого отвязали от решетки Ла Моль и Коконнас, уверял, что не промолвил ни слова. Но четыре высоких особы, которым два простых дворянина - Ла Моль и Коконнас - оказали сопротивление, свернули со своей дороги не случайно, прекрасно зная, зачем они свернули. Остаток ночи Маргарита провела у герцогини Неверской и вернулась в Лувр на рассвете. Она легла в постель, но не заснула: она вздрагивала при малейшем шуме. |
Из-за его плеча выглянуло бледное и взволнованное лицо Беарнца.
- А-а! Вы здесь, сударыня! - нахмурив брови, сказал Карл.
- Да, сын мой. Мне надо с вами поговорить, - отвечала Екатерина.
- Со мной?
- С вами наедине.
- Что делать? - сказал Карл, оборачиваясь к зятю. - Раз уж никак невозможно избежать этого, то чем скорее, тем лучше.
- Я оставляю вас, государь, - сказал Генрих.
- Да, да, оставь нас одних, - ответил Карл. - Ты ведь теперь католик, Анрио, так сходи к обедне и помолись за меня, а я останусь слушать проповедь.
Генрих поклонился и вышел.
Карл сам предупредил вопросы матери.
- Итак, - сказал он, пытаясь обратить дело в шутку - вы ждали меня, чтобы побранить, так ведь? Черт побери! Я непочтительно разрушил ваш замысел. Но - смерть дьяволу! - не мог же я позволить арестовать и посадить в Бастилию человека, который только что спас мне жизнь! Но и ссориться с вами мне тоже не хотелось: я хороший сын. К тому же, - добавил он шепотом, - Господь Бог карает детей, которые бранятся с матерью; пример - мой брат Франциск Второй <Франциск Второй (1543 - 1560), женатый на Марии Стюарт, племяннице Гизов, всецело подпал под их влияние. Это была одна из серьезных причин, в силу которых в 1560 г, вспыхнул гугенотский Амбуазский мятеж.>. Простите меня великодушно и признайтесь, что шутка недурна.
- Ваше величество, вы ошибаетесь, - возразила Екатерина, - дело это совсем не шуточное.
- Так я и знал! Знал, что так вы и посмотрите на это, черт меня возьми!
- Государь, ваш промах разрушил тщательно продуманный план, который должен был открыть нам весьма многое.
- Ба! План!.. Неужели какой-то провалившийся план может вас смутить - вас, матушка? Вместо него вы придумаете двадцать новых, и я обещаю, что помогу вам.
- Даже если бы вы и помогли мне, теперь слишком поздно: он предупрежден и будет начеку.
- Слушайте, - сказал король, - давайте поговорим откровенно. Что вы имеете против Анрио?
- То, что он заговорщик.
- Да, я понимаю, в этом вы постоянно его обвиняете! Но кто же в той или иной степени не занимается заговорами в этом прелестном королевском жилище, именуемом Лувр?
- Но он - больше, чем кто-либо, и он тем опаснее, что об этом никто и не подозревает.
- Скажите, какой Лоренцино! <Побочный сын отца Екатерины, герцог Алессандро, был убит своим родственником Лоренцино, возглавившим заговор против него; убийца, однако, вынужден был бежать и впоследствии сам был убит.> - сказал Карл.
- Послушайте, - сказала Екатерина, помрачневшая при упоминании этого имени, вызывавшем у нее в памяти одну из самых кровавых драм флорентийской истории, - вы можете доказать мне, что я не права.
- Каким образом, матушка?
- Спросите Генриха, кто был у него в спальне сегодня ночью.
- В его спальне.., сегодня ночью?
- Да. И если он вам скажет...
- То что тогда?
- Тогда я готова буду признать, что ошибалась.
- Но если это была женщина, не можем же мы требовать...
- Женщина?
- Да.
- Женщина, которая убила двух ваших стражников и ранила де Морвеля - быть может, смертельно?
- Ого! Это уже серьезно, - сказал король. - Значит, дело было кровавое?
- Трое легли на месте.
- А тот, кто их уложил?
- Убежал цел и невредим.
- Клянусь Гогом и Магогом! - сказал Карл. - Он молодец, и вы правы, матушка: я должен знать, кто это такой.
- А я заранее говорю вам, что не узнаете, - во всяком случае, не узнаете от Генриха.
- А от вас, матушка? Не мог же этот человек удрать, не оставив никаких следов? Неужели никто не заметил чего-нибудь в его одежде?
- Заметили только, что на нем был очень элегантный вишневый плащ.
- Так, так! Вишневый плащ! - сказал Карл. - При дворе я знаю только один, столь заметный, что бросается в глаза.
- Совершенно верно, - сказала Екатерина.
- И что же? - спросил Карл.
- Подождите меня здесь, сын мой, - сказала Екатерина, - я проверю, как исполнены мои приказания.
Екатерина вышла, а Карл, оставшись один, начал рассеянно ходить взад и вперед по комнате, насвистывая охотничью песенку, заложив одну руку за камзол и опустив другую, которую лизала борзая, всякий раз как он останавливался.
А Генрих ушел от шурина сильно встревоженный и, вместо того чтобы идти, как обычно, по коридору, пошел по маленькой потайной лесенке, которая уж неоднократно упоминалась и которая вела на третий этаж. Но, поднявшись всего на четыре ступеньки, он увидел на первом повороте чью-то тень. Он остановился и взялся за рукоять кинжала. И тут же узнал женщину; она схватила его за руку, и прелестный, хорошо ему знакомый голос произнес:
- Слава Богу, государь, вы целы и невредимы! Я так за вас боялась! Но, верно, Бог услышал мои молитвы.
- Да что случилось? - спросил Генрих.
- Вы все поймете, когда войдете к себе. Не беспокойтесь об Ортоне, я приютила его у себя.
Молодая женщина быстро спустилась, как будто столкнулась с Генрихом, встретив его на лестнице случайно.
- Странно! - сказал себе Генрих. - Что же произошло? Что с Ортоном?
К сожалению г-жа де Сов уже не могла слышать его вопросов: г-жа де Сов была уже далеко.
Внезапно наверху лестницы появилась другая тень: на сей раз это была тень мужчины.
- Tсc! - произнес этот человек.
- А, это вы, Франсуа?
- Не называйте меня по имени.
- Что случилось?
- Пройдите к себе, и вы все узнаете, а потом проскользните в коридор, хорошенько осмотритесь, не подглядывают ли за вами, и зайдите ко мне - дверь будет только притворена.
И он исчез, подобно призраку в театре, который проваливается в люк.
- Вот тебе раз! - прошептал Беарнец. - Загадка остается загадкой. Но раз отгадка находится у меня, пойдем ко мне и там хорошенько все разглядим.
Однако Генрих продолжал свой путь не без волнения; он обладал восприимчивостью, этим суеверием юности. В его душе все отражалось ясно, как на гладкой поверхности, а все, что он сейчас слышал, предвещало ему беду. |
|