В категории материалов: 184
Показано материалов: 151-155 |
Страницы: « 1 2 ... 29 30 31 32 33 ... 36 37 » |
|
В эту минуту женщина, находившаяся в комнате, вынула из кармана другой платок и заменила им тот, который ей подали. После этого обе женщины обменялись несколькими словами. Наконец ставень закрылся. Женщина, стоявшая на улице, обернулась и прошла в трех-четырех шагах от д'Артаньяна, опустив на лицо капюшон своего плаща. Но предосторожность эта запоздала -- д'Артаньян успел узнать г-жу Бонасье. Госпожа Бонасье! Подозрение, что это она, уже мелькнуло у него, когда она вынула из кармана платок. Но как мало вероятного было в том, чтобы г-жа Бонасье, пославшая за г-ном де Ла Портом, который должен был проводить ее в Лувр, вдруг в половине двенадцатого ночи бегала по улицам, рискуя снова быть похищенной! Это делалось, значит, во имя чего-то очень важного. А что может быть важно для двадцатипятилетней женщины, если не любовь? Но ради себя ли самой или какого-то третьего лица шла она на такой риск? Вот вопрос, который задавал себе д'Артаньян. Демон ревности терзал его сердце, как если бы он был уже признанным любовником. Существовало, впрочем, простое средство, чтобы удостовериться, куда спешит г-жа Бонасье. Нужно было проследить за ней. Это средство было столь простым, что д'Артаньян прибег к нему не задумываясь. Но при виде молодого человека, который отделился от стены, словно статуя, вышедшая из ниши, и при звуке его шагов г-жа Бонасье вскрикнула и бросилась бежать. Д'Артаньян погнался за ней. Для него не представляло трудности догнать женщину, путавшуюся в складках своего плаща. Он настиг ее поэтому раньше, чем она пробежала треть улицы, на которую свернула. Несчастная совсем обессилела -- не столько от усталости, сколько от страха, -- и, когда д'Артаньян положил руку ей на плечо, она упала на одно колено и сдавленным голосом вскрикнула: -- Убейте меня, если хотите! Все равно я ничего не скажу! Д'Артаньян поднял ее, охватив рукой ее стан. Но, чувствуя, как тяжело она повисла на его руке, и понимая, что она близка к обмороку, он поспешил успокоить ее, уверяя в своей преданности. Эти уверения ничего не значили для г-жи Бонасье: такие уверения можно расточать и с самыми дурными намерениями. Но голос, произносивший их, -- вот в чем была сила. Молодой женщине показалось, что она узнает этот голос. Она открыла глаза, взглянула на человека, так сильно напугавшего ее, и, узнав д'Артаньяна, вскрикнула от радости. -- Ах, это вы! -- повторяла она. -- Боже, благодарю тебя! -- Да, это я, -- сказал д'Артаньян. -- Я, которого Бог послал, чтобы оберегать вас. -- И потому только вы и следили за мной? -- спросила с лукавой улыбкой молодая женщина, насмешливый нрав которой брал уже верх. Страх ее исчез, как только она узнала друга в том, кого принимала за врага. -- Нет, -- ответил д'Артаньян, -- нет, признаюсь вам. Случай поставил меня на вашем пути. Я увидел, как женщина стучится в окно одного из моих друзей... -- Одного из ваших друзей? -- перебила его г-жа Бонасье. -- Разумеется. Арамис -- один из моих самых близких друзей. -- Арамис? Кто это? -- Да полно! Неужели вы станете уверять меня, что не знаете Арамиса? -- Я впервые слышу это имя. -- Значит, вы в первый раз приходили к этому дому?, -- Конечно. -- И вы не знали, что здесь живет молодой человек? -- Нет. -- Мушкетер? -- Да нет же, нет! -- Следовательно, вы искали не его? -- Конечно, нет. Да вы и сами могли видеть, что лицо, с которым я разговаривала, -- женщина. Это правда. Но женщина эта -- приятельница Арамиса? -- Не знаю. -- Но раз она живет у него? -- Это меня не касается. -- Но кто она? -- О, эта тайна -- не моя. -- Дорогая госпожа Бонасье, вы очаровательны, но в то же время вы невероятно таинственная женщина. -- Разве я от этого проигрываю? -- Нет, напротив, вы прелестны. -- Если так, дайте мне опереться на вашу руку. -- С удовольствием. А теперь? -- А теперь проводите меня. -- Куда? -- Туда, куда я иду. -- Но куда вы идете? -- Вы увидите, раз доведете меня до дверей. -- Нужно будет подождать вас? -- Это будет излишне. -- Вы, значит, будете возвращаться не одна? -- Быть может -- да, быть может -- нет. -- Но лицо, которое пойдет провожать вас, будет ли это мужчина или женщина? -- Не знаю еще. -- Но зато я узнаю! -- Каким образом? -- Я подожду и увижу, с кем вы выйдете. -- В таком случае -- прощайте! -- Как так? -- Вы больше не нужны мне. -- Но вы сами просили... -- Помощи дворянина, а не надзора шпиона. -- Это слово чересчур жестоко. -- Как называют того, кто следит за человеком вопреки его воле? -- Нескромным. -- Это слово чересчур мягко. -- Ничего не поделаешь, сударыня. Вижу, что приходится исполнять все ваши желания. -- Почему вы лишили себя заслуги исполнить это желание сразу же? -- А разве нет заслуги в раскаянии? -- Вы в самом деле раскаиваетесь? -- И сам не знаю... Одно я знаю: я готов исполнить все, чего пожелаете, если вы позволите мне проводить вас до того места, куда вы идете. -- И затем вы оставите меня? -- Да -- И не станете следить за мной? -- Нет. -- Честное слово? -- Слово дворянина! -- Тогда дайте вашу руку -- и идем! Д'Артаньян предложил г-же Бонасье руку, и молодая женщина оперлась на нее, уже готовая смеяться, но еще дрожа. Так они дошли до конца улицы Лагарп. Здесь г-жа Бонасье как будто заколебалась, как колебалась раньше на улице Вожирар, но затем по некоторым признакам, по-видимому, узнала нужную дверь. -- А теперь, -- сказала она, подходя к этой двери, -- мне надо сюда. Тысячу раз благодарю за благородную помощь. Вы оградили меня от опасностей, которым я подвергалась бы, если бы была одна. Но настало время выполнить ваше обещание. Я пришла туда, куда мне было нужно. -- А на обратном пути вам нечего будет опасаться? -- Разве только воров. -- А разве это пустяк? -- А что они могут отнять у меня? У меня нет при себе ни одного денье. -- Вы забываете прекрасный вышитый платок с гербом. -- Какой платок? -- Тот, что я подобрал у ваших ног и вложил вам в карман. -- Молчите, молчите, несчастный! -- воскликнула молодая женщина. -- Или вы хотите погубить меня? -- Вы сами видите, что вам еще грозит опасность, раз одного слова достаточно, чтобы привести вас в трепет, и вы признаете, что, если б это слово достигло чьих-нибудь ушей, вы бы погибли. Послушайте, сударыня, -- воскликнул д'Артаньян, схватив ее руку и пронизывая ее пламенным взглядом, -- послушайте, будьте смелее, доверьтесь мне! Неужели вы не прочли в моих глазах, что сердце мое исполнено расположения и преданности вам? -- Я это чувствую. Поэтому вы можете расспрашивать меня о всех моих тайнах, но чужие тайны -- это другое дело. -- Хорошо, -- сказал д'Артаньян. -- Но я раскрою их. Раз эти тайны могут влиять на вашу судьбу, они должны стать и моими. -- Сохрани вас Бог от этого! -- воскликнула молодая женщина, и в голосе ее прозвучала такая тревога, что д'Артаньян невольно вздрогнул. -- Умоляю вас, не вмешивайтесь ни во что, касающееся меня, не пытайтесь помочь мне в выполнении того, что на меня возложено. |
|
Предаваясь любовным мечтам, разговаривая с ночным небом и улыбаясь звездам, д'Артаньян шел вверх по улице Шерш-Миди, или Шасс-Миди, как ее называли в те годы. Оказавшись поблизости от дома, где жил Арамис, он решил зайти к своему другу, чтобы объяснить ему, зачем он посылал к нему Планше с просьбой немедленно прийти в мышеловку. Если Арамис был у себя, когда пришел Планше, он, без сомнения, поспешил на улицу Могильщиков и, не застав там никого, кроме разве что двух своих товарищей, не мог понять, что все это должно было значить. Необходимо было объяснить, почему д'Артаньян позвал своего друга. Вот что громко говорил себе д'Артаньян. В глубине души он видел в этом удобный повод поговорить о прелестной г-же Бонасье, которая целиком заполнила если не сердце его, то мысли. Не от того, кто влюблен впервые, можно требовать умения молчать. Первой любви сопутствует такая бурная радость, что ей нужен исход, иначе она задушит влюбленного. Уже два часа, как Париж погрузился во мрак, и улицы его начинали пустеть. Все часы Сен-Жерменского предместья пробили одиннадцать. Было тепло и тихо. Д'Артаньян шел переулком, находившимся в том месте, где сейчас пролегает улица Асса. Воздух был напоен благоуханием, которое ветер доносил с улицы Вожирар, из садов, освеженных вечерней росой и прохладой ночи. Издали, хоть и заглушенные плотными ставнями, доносились песни гуляк, веселившихся в каком-то кабачке. Дойдя до конца переулка, д'Артаньян свернул влево. Дом, где жил Арамис, был расположен между улицей Кассет и улицей Сервандони. Д'Артньян миновал улицу Кассет и издали видел уже дверь дома своего друга, над которой ветви клена, переплетенные густо разросшимся диким виноградом, образовывали плотный зеленый навес. Внезапно д'Артаньяну почудилось, что какая-то тень свернула с улицы Сервандони. Эта тень была закутана в плащ, и д'Артаньяну сначала показалось, что это мужчина. Но низкий рост, неуверенность походки и движений быстро убедили его, что перед ним женщина. Словно сомневаясь, тот ли это дом, который она ищет, женщина поднимала голову, чтобы лучше определить, где она находится, останавливалась, делала несколько шагов назад, снова шла вперед. Д'Артаньян был заинтригован. "Не предложить ли ей свои услуги? -- подумал он. -- Судя по походке, она молода... возможно, хороша собой. Конечно! Но женщина, бегающая по улицам в такой поздний час, могла выйти только на свидание со своим возлюбленным. Черт возьми! Помешать свиданию -- дурной способ, чтобы завязать знакомство". Молодая женщина между тем продвигалась вперед, отсчитывая дома и окна. Это, впрочем, не требовало ни особого труда, ни времени. В той части улицы было только три дома, и всего два окна выходило на эту улицу. Одно из них было окно небольшой пристройки, параллельной флигелю, который занимал Арамис, второе было окно самого Арамиса. "Клянусь Богом! -- подумал д'Артаньян, которому вдруг вспомнилась племянница богослова. -- Клянусь Богом, было бы забавно, если б эта запоздалая голубка искала дом нашего друга! Но я душу готов отдать в заклад, что похоже на то. Ну, дорогой мой Арамис, на этот раз я добьюсь правды!" И д'Артаньян, стараясь занимать как можно меньше места, укрылся в самом темном углу подле каменной скамьи, стоявшей в глубине какой-то ниши. Молодая женщина подходила все ближе. Сомнений в том, что она молода, уже не могло оставаться; помимо походки, выдавшей ее почти сразу, обличал ее и голос: она слегка кашлянула, и по этому кашлю д'Артаньян определил, что голосок у нее свежий и звонкий. И тут же он подумал, что кашель этот -- условный сигнал. То ли на этот сигнал было отвечено таким же сигналом, то ли, наконец, она и без посторонней помощи определила, что достигла цели, только женщина вдруг решительно направилась к окну Арамиса и трижды с равными промежутками постучала согнутым пальцем в ставень. -- Ну конечно, она стучится к Арамису! -- прошептал д'Артаньян. -- Вот оно что, господин лицемер! Знаю я теперь, как вы изучаете богословие! Не успела женщина постучать, как внутренняя рама раскрылась, и сквозь ставень мелькнул свет. -- Ага... -- проговорил подслушивавший не у дверей, а у окна, -- ага, посетительницу ожидали! Сейчас раскроется ставень, и дама заберется через окно. Прекрасно! Но, к великому удивлению д'Артаньяна, ставень оставался закрытым. Огонь, мелькнувший на мгновение, исчез, и все снова погрузилось во мрак. Д'Артаньян решил, что это ненадолго и продолжал стоять, весь превратившись в зрение и слух. Он оказался прав. Через несколько секунд изнутри раздались два коротких удара в ставень. Молодая женщина, стоявшая на улице, в ответ стукнула один раз, и ставень раскрылся. Можно себе представить, как жадно д'Артаньян смотрел и слушал. К несчастью, источник света был перенесен в другую комнату. Но глаза молодого человека успели привыкнуть к темноте. Да кроме того, глаза гасконцев, как уверяют, обладают способностью, подобно глазам кошек, видеть во мраке. Д'Артаньян увидел, что молодая женщина вытащила из кармана какой-то белый сверточек и поспешно развернула его. Это был платок. Развернув его, она указала своему собеседнику на уголок платка. Д'Артаньяну живо представился платочек, найденный им у ног г-жи Бонасье и заставивший его вспомнить о платке, который обронил Арамис. Какую, черт возьми, роль играл этот платок? С того места, где стоял молодой гасконец, он не мог видеть лицо Арамиса, -- он ни на минуту не усомнился, что именно Арамис беседует с дамой, стоящей под окном. Любопытство взяло верх над осторожностью, и, пользуясь тем, что внимание обоих действующих лиц этой сцены было целиком поглощено платком, он выбрался из своего убежища с быстротой молнии, однако бесшумно, перебежал улицу и прильнул к такому месту стены, откуда взор его мог проникнуть в глубину комнаты Арамиса. Заглянув в окно, д'Артаньян чуть не вскрикнул от удивления: не Арамис разговаривал с ночной посетительницей, а женщина. К сожалению, д'Артаньян, хотя и мог в темноте различить контуры ее фигуры, не мог разглядеть ее лицо. |
|
XI. ИНТРИГА ЗАВЯЗЫВАЕТСЯ
Выйдя от г-на де Тревиля, д'Артаньян в задумчивости избрал самую длинную дорогу для возвращения домой. О чем же думал молодой гасконец, так далеко уклоняясь от своего пути, поглядывая на звезды и то улыбаясь, то вздыхая? Он думал о г-же Бонасье. Ученику-мушкетеру эта молодая женщина казалась чуть ли не идеалом возлюбленной. Хорошенькая, полная таинственности, посвященная чуть ли не во все придворные интриги, которые налагали на ее прелестные черты особый отпечаток озабоченности, она казалась не слишком недоступной, что придает женщине несказанное очарование в глазах неопытного любовника. Кроме того, д'Артаньян вырвал ее из рук этих демонов, собиравшихся обыскать ее и, быть может, подвергнуть истязаниям, и эта незабываемая услуга породила в ней чувство признательности, так легко переходящее в нечто более нежное. Д'Артаньян уже представлял себе -- настолько быстро летят мечты на крыльях воображения, -- как к нему приближается посланец молодой женщины и вручает записку о предстоящем свидании, а в придачу к ней и золотую цепочку или перстень с алмазом. Мы говорили уже, что молодые люди тех времен принимали без стеснения подарки от своего короля. Добавим к этому, что в те времена не слишком требовательной морали они не выказывали чрезмерной гордости и по отношению к своим возлюбленным. Их дамы почти всегда оставляли им на память ценные и долговечные подарки, словно стараясь закрепить их неустойчивые чувства неразрушимой прочностью своих даров. В те времена путь себе прокладывали с помощью женщин и не стыдились этого. Те, что были только красивы, дарили свою красоту, и отсюда, должно быть, произошла пословица, что "самая прекрасная девушка может отдать лишь то, что имеет". Богатые отдавали часть своих денег, и можно было назвать немало героев той щедрой на приключения эпохи, которые не добились бы ни чинов, ни побед на поле брани, если бы не набитые более или менее туго кошельки, которые возлюбленные привязывали к их седлу. Д'Артаньян был беден. Налет провинциальной нерешительности -- этот хрупкий цветок, этот пушок персика -- был быстро унесен вихрем не слишком-то нравственных советов, которыми три мушкетера снабжали своего друга. Подчиняясь странным обычаям своего времени, д'Артаньян чувствовал себя в Париже словно в завоеванном городе, почти так, как чувствовал бы себя во Фландрии: испанцы -- там, женщины -- здесь. И там и тут был враг, с которым полагалось бороться, была контрибуция, которую полагалось наложить. Все же мы должны сказать, что сейчас д'Артаньяном руководило более благородное и бескорыстное чувство. Правда, галантерейщик говорил ему, что он богат. Д'Артаньяну нетрудно было догадаться, что у такого простачка-мужа, каким был г-н Бонасье, кошельком, по всей вероятности, распоряжалась жена. Но все это нисколько не повлияло на те чувства, которые вспыхнули в нем при виде г-жи Бонасье, и любовь, зародившаяся в его сердце, была почти совершенно чужда какой-либо корысти. Мы говорим "почти", ибо мысль о том, что красивая, приветливая и остроумная молодая женщина к тому же и богата, не мешает увлечению и даже наоборот -- усиливает его. С достатком сопряжено множество аристократических мелочей, которые приятно сочетаются с красотой. Тонкий, сверкающий белизной чулок, кружевной воротничок, изящная туфелька, красивая ленточка в волосах не превратят уродливую женщину в хорошенькую, но хорошенькую сделают красивой, не говоря уж о руках, которые от всего этого выигрывают. Руки женщины, чтобы остаться красивыми, должны быть праздными. Кроме того, д'Артаньян -- состояния его денежных средств мы не скрыли от читателя, -- д'Артаньян отнюдь не был миллионером. Он, правда, надеялся когда-нибудь стать им, но срок, который он сам намечал для этой благоприятной перемены, был довольно отдаленный. А пока -- что за ужас видеть, как любимая женщина жаждет тысячи мелочей, которые составляют всю радость этих слабых существ, и не иметь возможности предложить ей эту тысячу мелочей! Если женщина богата, а любовник ее беден, она, по крайней мере, может сама купить себе то, чего он не имеет возможности ей преподнести. И, хотя приобретает она обычно все эти безделушки на деньги мужа, ему редко бывают за то признательны. Д'Артаньян, готовясь стать нежнейшим любовником, оставался преданнейшим другом. Всецело увлеченный прелестной г-жой Бонасье, он не забывал и о своих приятелях. Она была женщиной, с которой лестно было прогуляться по поляне Сен-Дени или по Сен-Жерменской ярмарке в сопровождении Атоса, Портоса и Арамиса, перед которыми д'Артаньян был не прочь похвастать своей победой. Затем, после долгой прогулки, появляется аппетит. Д'Артаньян с некоторого времени стал это замечать. Можно будет время от времени устраивать один из тех очаровательных обедов, когда рука касается руки, а нога -- ножки возлюбленной. И, наконец, в особо трудные минуты, когда положение становится безвыходным, д'Артаньян будет иметь возможность выручать своих друзей. А как же г-н Бонасье, которого д'Артаньян передал в руки сыщиков, громко отрекаясь от него и шепотом обещая спасение и помощь? Мы вынуждены признаться нашим читателям, что д'Артаньян и не вспоминал о нем, а если и вспоминал, то лишь для того, чтобы мысленно пожелать ему, где бы он ни находился, оставаться там, где он есть. Любовь из всех видов страсти -- самая эгоистичная. Пусть, однако, наши читатели не беспокоятся: если д'Артаньян забыл или сделал вид, что забыл своего хозяина, ссылаясь на то, что не знает, куда его отправили, мы-то не забываем о нем, и нам его местопребывание известно. Но временно последуем примеру влюбленного гасконца -- к почтенному галантерейщику мы вернемся позже. |
|
Госпожа Бонасье пристально поглядела на молодого человека. -- А если я скажу вам этот пароль, -- прошептала она, -- забудете ли вы его тотчас же после того, как воспользуетесь им? -- Честное слово, слово дворянина! -- произнес д'Артаньян тоном, не допускавшим сомнений. -- Хорошо. Я верю вам. Вы, кажется, славный молодой человек. И от вашей преданности, быть может, зависит ваше будущее. -- Я не требую обещаний и честно сделаю все, что будет в моих силах, чтобы послужить королю и быть приятным королеве, -- сказал д'Артаньян. -- Располагайте мною как другом. -- Но куда вы спрячете меня на это время? -- Нет ли у вас человека, к которому бы господин де Ла Порт мог за вами прийти? -- Нет, я не хочу никого посвящать в это дело. -- Подождите, -- произнес д'Артаньян. -- Мы рядом с домом Атоса... Да, правильно. -- Кто это -- Атос? -- Один из моих друзей. -- Но если он дома и увидит меня? -- Его нет дома, и, пропустив вас в квартиру, я ключ унесу с собой. -- А если он вернется? -- Он не вернется. В крайнем случае ему скажут, что я привел женщину и эта женщина находится у него. -- Но это может меня очень сильно скомпрометировать, понимаете ли вы это? -- Какое вам дело! Никто вас там не знает. И к тому же мы находимся в таком положении, что можем пренебречь приличиями. -- Хорошо. Пойдемте же к вашему другу. Где он живет? -- На улице Феру, в двух шагах отсюда. И они побежали дальше. Атоса, как и предвидел д'Артаньян, не было дома. Д'Артаньян взял ключ, который ему, как другу Атоса, всегда беспрекословно давали, поднялся по лестнице и впустил г-жу Бонасье в маленькую квартирку, уже описанную нами выше. -- Располагайтесь, как дома, -- сказал он. -- Погодите: заприте дверь изнутри и никому не отпирайте иначе, как если постучат три раза... вот так. -- И он стукнул три раза -- два раза подряд и довольно сильно, третий раз после паузы и слабее. -- Хорошо, -- сказала г-жа Бонасье. -- Теперь моя очередь дать вам наставление. -- Слушаю вас. -- Отправляйтесь в Лувр и постучитесь у калитки, выходящей на улицу Эшель. Попросите Жермена. -- Хорошо. А затем? -- Он спросит, что вам угодно, и вместо ответа вы скажете два слова: Тур и Брюссель. Тогда он исполнит ваше приказание. -- Что же я прикажу ему? -- Вызвать господина де Ла Порта, камердинера королевы. -- А когда он вызовет его и господин де Ла Порт выйдет? -- Вы пошлете его ко мне. -- Прекрасно. Но где и когда я увижу вас снова? -- А вам очень хочется встретиться со мной опять? -- Конечно! -- Тогда предоставьте мне позаботиться об этом и будьте спокойны. -- Я полагаюсь на ваше слово. -- Можете положиться. Д'Артаньян поклонился г-же Бонасье, бросив ей самый влюбленный взгляд, каким только можно было охватить всю ее маленькую фигурку, и, пока сходил с лестницы, услышал, как дверь позади него захлопнулась и ключ дважды повернулся в замке. Мигом добежал он до Лувра. Подходя к калитке с улицы Эшель, он услышал, как пробило десять часов. Все события, только что описанные нами, промелькнули за какие-нибудь полчаса. Все произошло так, как говорила г-жа Бонасье. Услышав пароль, Жермен поклонился. Не прошло и десяти минут, как Ла Порт был уже в комнате привратника. Д'Артаньян в двух словах рассказал ему обо всем, что произошло, и сообщил, где находится г-жа Бонасье. Ла Порт дважды повторил адрес и поспешил к выходу. Но, не сделав и двух шагов, он вдруг вернулся. -- Молодой человек, -- сказал он, обращаясь к д'Артаньяну, -- разрешите дать вам совет. -- Какой именно? -- То, что произошло, может доставить вам неприятности. -- Вы думаете? -- Я уверен. Нет ли у вас друга, у которого отстают часы? -- Ну, что же дальше? -- Навестите его, с тем чтобы потом он мог засвидетельствовать, что в половине десятого вы находились у него. Юристы называют это алиби. Д'Артаньян нашел совет благоразумным и что было сил помчался к г-ну де Тревилю. Но, не заходя в гостиную, где, как всегда, было много народу, он попросил разрешения пройти в кабинет. Так как д'Артаньян часто бывал здесь, просьбу его сразу же удовлетворили, и слуга отправился доложить г-ну де Тревилю, что его молодой земляк, желая сообщить нечто важное, просит принять его. Минут через пять г-н де Тревиль уже прошел в кабинет. Он спросил у д'Артаньяна, чем он может быть ему полезен и чему он обязан его посещением в такой поздний час. -- Простите, сударь! -- сказал д'Артаньян, который, воспользовавшись минутами, пока оставался один, успел переставить часы на три четверти часа назад. -- Я думал, что в двадцать пять минут десятого еще не слишком поздно явиться к вам. -- Двадцать пять минут десятого? -- воскликнул г-н де Тревиль, поворачиваясь к стенным часам. -- Да нет, не может быть! -- Поглядите сами, -- сказал д'Артаньян, -- и вы убедитесь. -- Да, правильно, -- произнес де Тревиль. -- Я был уверен, что уже позднее. Но что же вам от меня нужно? Тогда д'Артаньян пустился в пространный рассказ о королеве. Он поделился своими тревогами по поводу ее положения, сообщил, что он слышал относительно замыслов кардинала, направленных против Бекингэма, и речь его была полна такой уверенности и такого спокойствия, что де Тревиль не мог ему не поверить, тем более что и он сам, как мы уже говорили, уловил нечто новое в отношениях между кардиналом, королем и королевой. Когда пробило десять часов, д'Артаньян расстался с г-ном де Тревилем, который, поблагодарив его за сообщенные ему сведения и посоветовав всегда верой и правдой служить королю и королеве, вернулся в гостиную. Спустившись с лестницы, д'Артаньян вдруг вспомнил, что забыл свою трость. Поэтому он быстро поднялся обратно, вошел в кабинет и тут же сразу передвинул стрелки на место, чтобы на следующее утро никто не мог заметить, что часы отставали. Уверенный теперь, что у него есть свидетель, готовый установить его алиби, он спустился вниз и вышел на улицу. |
|
-- Но куда же вы, куда же вы, сударь? -- Я спешу вниз через окно! -- крикнул д'Артаньян. -- Так будет скорее. А ты заделай дыру в паркете, подмети пол, выходи через дверь и беги, куда я приказал. -- О сударь, сударь, вы убьетесь! -- закричал Планше. -- Молчи, осел! -- крикнул д'Артаньян. И, ухватившись рукой за подоконник, он соскочил со второго этажа, к счастью, не очень высокого; он даже не ушибся. И тут же, подойдя к входным дверям, он тихонько постучал, прошептав: -- Сейчас я тоже попадусь в мышеловку, и горе тем кошкам, которые посмеют тронуть такую мышь! Не успел молоток удариться в дверь, как шум внутри замер. Послышались шаги, дверь распахнулась, и д'Артаньян, обнажив шпагу, ворвался в квартиру г-на Бонасье, дверь которой, очевидно, снабженная пружиной, сама захлопнулась за ним. И тогда остальные жильцы этого злополучного дома, а также и ближайшие соседи услышали отчаянные крики, топот, звон шпаг и грохот передвигаемой мебели. Немного погодя все те, кого встревожил шум и кто высунулся в окно, чтобы узнать, в чем дело, могли увидеть, как снова раскрылась дверь и четыре человека, одетые в черное, не вышли, а вылетели из нее, словно стая вспугнутых ворон, оставив на полу и на углах столов перья, выдранные из их крыльев, другими словами -- лоскутья одежды и обрывки плащей. Победа досталась д'Артаньяну, нужно сказать, без особого труда, так как лишь один из сыщиков оказался вооруженным, да и то защищался только для виду. Остальные, правда, пытались оглушить молодого человека, швыряя в него стульями, табуретками и даже горшками. Но несколько царапин, нанесенных шпагой гасконца, нагнали на них страху. Десяти минут было достаточно, чтобы нанести им полное поражение, и д'Артаньян стал господином на поле боя. Соседи, распахнувшие окна с хладнокровием, свойственным парижанам в те времена постоянных мятежей и вооруженных столкновений, захлопнули их тотчас же после бегства четырех одетых в черное. Чутье подсказывало им, что пока все кончено. Кроме того, было уже довольно поздно, а тогда, как и теперь, в квартале, прилегавшем к Люксембургскому дворцу, спать укладывались рано. Д'Артаньян, оставшись наедине с г-жой Бонасье, повернулся к ней. Бедняжка почти без чувств лежала в кресле. Д'Артаньян окинул ее быстрым взглядом. То была очаровательная женщина лет двадцати пяти или двадцати шести, темноволосая, с голубыми глазами, чуть-чуть вздернутым носиком, чудесными зубками. Мраморно-белая кожа ее отливала розовым, подобно опалу. На этом, однако, кончались черты, по которым ее можно было принять за даму высшего света. Руки были белые, но форма их была грубовата. Ноги также не указывали на высокое происхождение. К счастью для д'Артаньяна, его еще не могли смутить такие мелочи. Разглядывая г-жу Бонасье, и, как мы уже говорили, остановив внимание на ее ножках, он вдруг заметил лежавший на полу батистовый платочек и поднял его. На уголке платка выделялся герб, виденный им однажды на платке, из-за которого они с Арамисом чуть не перерезали друг другу горло. Д'Артаньян с тех самых пор питал недоверие к платкам с гербами. Поэтому он, ничего не говоря, вложил поднятый им платок в карман г-жи Бонасье. Молодая женщина в эту минуту пришла в себя. Открыв глаза и в страхе оглядевшись кругом, она увидела, что квартира пуста и она одна со своим спасителем. Она сразу же с улыбкой протянула ему руки. Улыбка г-жи Бонасье была полна очарования. -- Ах, сударь, -- проговорила она, -- вы спасли меня! Позвольте мне поблагодарить вас. -- Сударыня, -- ответил д'Артаньян, -- я сделал только то, что сделал бы на моем месте любой дворянин. Поэтому вы не обязаны мне никакой благодарностью. -- О нет, нет, и я надеюсь доказать вам, что умею быть благодарной! Но что было нужно от меня этим людям, которых я сначала приняла за воров, и почему здесь нет господина Бонасье? -- Эти люди, сударыня, были во много раз опаснее воров. Это люди господина кардинала. Что же касается вашего мужа, господина Бонасье, то его нет здесь потому, что его вчера арестовали и увели в Бастилию. -- Мой муж в Бастилии? -- воскликнула г-жа Бонасье. -- Что же он мог сделать? Ведь он -- сама невинность! И какое-то подобие улыбки скользнуло по все еще испуганному лицу молодой женщины. -- Что он сделал, сударыня? -- произнес д'Артаньян. -- Мне кажется, единственное его преступление заключается в том, что он имеет одновременно счастье и несчастье быть вашим супругом. -- Но, значит, вам известно, сударь... -- Мне известно, что вы были похищены. -- Но кем, кем? Известно ли вам это? О, если вы знаете это, скажите мне! -- Человеком лет сорока -- сорока пяти, черноволосым, смуглым, с рубцом на левом виске... -- Верно, верно! Но имя его? -- Имя?.. Вот этого-то я и не знаю. -- А муж мой знал, что я была похищена? -- Он узнал об этом из письма, написанного самим похитителем. -- А догадывается ли он, -- спросила г-жа Бонасье, смутившись, -- о причине этого похищения? -- Он предполагал, как мне кажется, что здесь была замешана политика. -- Я сомневалась в этом вначале, но сейчас я такого же мнения. Итак, он ни на минуту не усомнился во мне, этот добрый господин Бонасье? -- О, ни на одну минуту! Он так гордился вашим благоразумием и вашей любовью. Улыбка еще раз чуть заметно скользнула по розовым губкам этой хорошенькой молодой женщины. -- Но как вам удалось бежать? -- продолжал допытываться д'Артаньян. -- Я воспользовалась минутой, когда осталась одна, и так как с сегодняшнего утра мне стала ясна причина моего похищения, то я с помощью простынь спустилась из окна. Я думала, что мой муж дома, и прибежала сюда. -- Чтоб искать у него защиты? -- О нет! Бедный, милый мой муж! Я знала, что он не способен защитить меня. Но так как он мог другим путем услужить нам, я хотела его предупредить. -- О чем? -- Нет, это уже не моя тайна! Поэтому я не могу раскрыть ее вам. -- Кстати, -- сказал д'Артаньян, -- простите, сударыня, что, хоть я и гвардеец, все же я вынужден призвать вас к осторожности: мне кажется, место здесь не подходящее для того, чтобы поверять какие-либо тайны. Сыщики, которых я прогнал, вернутся с подкреплением. Если они застанут нас здесь, мы погибли. Я, правда, послал уведомить трех моих друзей, но кто знает, застали ли их дома... -- Да-да, вы правы! -- с испугом воскликнула г-жа Бонасье. -- Бежим, скроемся скорее отсюда! С этими словами она схватила д'Артаньяна под руку и потянула его к двери. -- Но куда бежать? -- вырвалось у д'Артаньяна. -- Куда скрыться? -- Прежде всего подальше от этого дома! Потом увидим. Даже не прикрыв за собой дверей, они, выйдя из дома, побежали по улице Могильщиков, завернули на Королевский Ров и остановились только у площади Сен-Сюльпис. -- А что же нам делать дальше? -- спросил д'Артаньян. -- Куда мне проводить вас? -- Право, не знаю, что ответить вам... -- сказала г-жа Бонасье. -- Я собиралась через моего мужа вызвать господина де Ла Порта и от него узнать, что произошло в Лувре за последние три дня и не опасно ли мне туда показываться. -- Но ведь я могу пойти и вызвать господина де Ла Порта, -- сказал д'Артаньян. -- Конечно. Но беда в одном: господина Бонасье в Лувре знали, и его бы пропустили, а вас не знают, и двери для вас будут закрыты. -- Пустяки! -- возразил д'Артаньян. -- У какого-нибудь из входов в Лувр, верно, есть преданный вам привратник, который, услышав пароль... |
|