В категории материалов: 188
Показано материалов: 161-165 |
Страницы: « 1 2 ... 31 32 33 34 35 ... 37 38 » |
|
Он приставил лестницу и занес было ногу на первую ступеньку, как вдруг дверь Бальзамо распахнулась и сейчас же снова захлопнулась. Выйдя от Бальзамо, Андре стала спускаться совершенно бесшумно в полной темноте, словно сверхъестественная сила руководила ею и поддерживала ее.
Андре спустилась на нижнюю площадку, прошла рядом с Жильбером, задев его в темноте своим платьем, и пошла дальше.
Молодой человек подумал, что все неожиданности этой ночи уже позади, барон де Таверне спал, Ла Бри тоже был в постели, Николь - в другом флигеле, а дверь Бальзамо была уже заперта. ;
Сделав над собой усилие, он пошел следом за Андре, приноравливаясь к ее шагу.
Пройдя переднюю, Андре вошла в гостиную. Жильбер с истерзанным сердцем следовал за ней. Хотя ! Андре оставила дверь отворенной, он остановился на пороге, Андре направилась к клавесину, на котором все еще горела свеча.
Жильбер готов был от отчаяния расцарапать себе грудь: на этом самом месте всего полчаса назад он припадал к платью и руке этой женщины, даже не вызвав ее гнева. Вот о чем он мог тогда мечтать и как был счастлив!.. Теперь ему стало понятно, что снисходительность девушки объяснялась ее испорченностью, о которой Жильбер знал из романов, составлявших основную часть библиотеки барона. Распущенность Андре могла объясняться также обманом чувств, о чем ему было известно из трудов по физиологии.
- Ну что ж, - пробормотал он, перескакивая с одной мысли на другую, - если дело обстоит именно так, я вслед за остальными смогу попользоваться ее распущенностью либо извлечь выгоду из ее ослепления. Ангел пускает по ветру свои белые одежды, так почему бы мне не урвать немножко ее целомудрия?
Приняв такое решение, Жильбер устремился в гостиную. Однако едва он занес ногу над порогом, как почувствовал, что чья-то рука, словно вынырнув из темноты, крепко ухватила его за плечо.
Жильбер в ужасе повернул голову, сердце екнуло у него в груди.
- А, попался, голубчик! - прошипел ему на ухо сердитый голос. - Попробуй теперь сказать, что не бегаешь к ней на свидания, попробуй только сказать, что не любишь ее...
У Жильбера не было сил пошевелить рукой, чтобы высвободиться.
Однако его держали не настолько крепко, чтобы он не мог вырваться. Его зажала, словно в тисках, девичья рука. Это была Николь Леге.
- Что вам от меня нужно? - нетерпеливо прошептал он.
- А, ты, может, хочешь, чтоб всем было слышно? - громко заговорила она.
- Нет, нет, напротив, - процедил Жильбер сквозь зубы. - Я хочу, чтобы ты немедленно замолчала, - сказал он, увлекая Николь в переднюю.
- Ну что ж, ступай за мной.
Жильберу этого только и было нужно: следуя за Николь, он удалялся от Андре.
- Хорошо, идемте, - проговорил он. Он пошел за ней следом. Она вышла во двор, хлопнув дверью.
- А как же госпожа? - спросил он. - Она, верно, будет вас звать, чтобы вы помогли ей раздеться, когда она пойдет к себе в комнату? А вас не будет на месте...
- Вы ошибаетесь, если думаете, что меня сейчас, это волнует. Что мне до того, будет она меня звать или нет? Я должна с вами поговорить.
- Мы могли бы, Николь, отложить этот разговор до завтра: вы не хуже меня знаете, что госпожа может рассердиться...
- Пусть только попробует показать свою строгость, особенно мне!
- Николь! Я вам обещаю, что завтра...
- Он обещает!.. Знаю я твои обещания, так я тебе и поверила! Не ты ли обещал ждать меня сегодня в шесть около Мезон-Ружа? И где ты был в это время, а? Совсем в другой стороне, потому что именно ты привел в дом незнакомца. Я твоим обещаниям теперь так же верю, как священнику монастыря Аннонсиад: он давал клятву соя хранить тайну исповеди, а сам бежал докладывать о наших грехах настоятельнице.
- Николь! Подумайте о том, что вас прогонят, если заметят...
- А вас не прогонят, поклонник госпожи? Уж барон если вспылит...
- У него нет никаких оснований для того, чтобы меня прогнать, - пытался возражать Жильбер.
- Ах вот как? Он что же, сам поручил вам ухаживать за своей дочерью? Неужели он до такой степени философ?
Жильбер мог бы сейчас же доказать Николь, что если Жильбер и виноват в том, что был в доме в столь поздний час, то уж Андре-то ни при чем. Ему стоило лишь пересказать то, чему он явился свидетелем. Конечно, это могло показаться невероятным. Но благодаря тому, что женщины обычно друг о друге бывают прекрасного мнения, Николь, несомненно, поверила бы ему. Он уже приготовился к возражению, но тут другое, более серьезное соображение, чем ревность Николь, остановило его. Тайна Андре была из тех, что бывают выгодны мужчине, независимо от того, захочет он за свое молчание любви или чего-нибудь более осязаемого.
Жильбер жаждал любви. Он сообразил, что гнев Николь - ничто по сравнению с его желанием обладать Андре. Выбор был сделан: умолчать о необычном приключении той ночи.
- Раз вы настаиваете, давайте объяснимся, - предложил он.
- О, это много времени не займет! - вскричала Николь. Она была по своему характеру полной противоположностью Жильбера и совсем не умела владеть своими чувствами. - Ты прав, здесь неудобно разговаривать, идем ко мне.
- В вашу комнату? - испугался Жильбер. - Это невозможно!
- Почему?
- Нас могут застать вдвоем.
- Пойдем же! - презрительно усмехнувшись, проговорила она. - Кто нас может застать? Госпожа? В самом деле, как она может не ревновать такого красавца! Тем хуже для нее: я не боюсь тех, чья тайна мне известна. Ах, мадмуазель Андре ревнует Николь! Я не смею и мечтать о такой чести!
Ее принужденный громкий смех заставил его вздрогнуть сильнее, чем если бы услышал брань или угрозу.
- Я боюсь не госпожи, Николь, я опасаюсь за вас, - Да, правда, вы ведь любите повторять, что там, где нет скандала, нет и греха. Философы иногда бывают похожи на иезуитов: вот священник из Аннонсиад тоже так говорил, он мне это сказал раньше вас. Так вы потому и бегаете к госпоже на свидания по ночам? Ладно, ладно, довольно болтать, пойдем ко мне!
- Николь! - проговорил Жильбер, скрипнув зубами.
- Ну что?
- Замолчи!
Он сделал угрожающий жест.
- Да я не боюсь! Вы меня однажды уже побили, правда, тогда из ревности. Да, тогда вы меня любили... Это было неделю спустя после нашей первой ночи любви. Тогда я вам позволила поднять на себя руку. Теперь этому не бывать! Ведь вы не любите меня, теперь я вас ревную.
- Что же ты собираешься делать? - спросил Жильбер, схватив ее за руку.
- Я сейчас так заору, что госпожа прибежит и спросит вас, по какому праву вы собираетесь отдать Николь то, что должны теперь только ей. Пустите меня, честью вас прошу.
Жильбер выпустил руку Николь.
Подняв лестницу, он осторожно подтащил ее к флигелю и приставил к окну Николь.
- Вот что значит судьба! - проговорила Николь. - Лестница, предназначавшаяся, верно, для того чтобы влезть в комнату к госпоже, пригодится вам, чтоб выбраться из мансарды Николь Леге. Какая честь для меня!
Николь чувствовала себя победительницей, она спешила отпраздновать победу, подобно женщинам, которые, не обладая действительным превосходством, всегда дорого платят за первую победу после того, как поспешили объявить о ней во всеуслышанье.
Жильбер почувствовал, что попал в глупейшую историю: идя за девушкой, он собирался с силами в ожидании неминуемой схватки.
Будучи по природе осмотрительным, он удостоверился в следующем.
Во-первых, проходя под окнами дома, он убедился, что мадмуазель де Таверне продолжала сидеть в гостиной.
Во-вторых, придя к Николь, он отметил, что можно не без риска сломать себе шею дотянуться до первого этажа, а оттуда спрыгнуть на землю.
Комната Николь была столь же скромной, как и другие.
Она была расположена под самой крышей. Стена мансарды была оклеена зеленовато-серыми обоями. Складная кровать да большой горшок с геранью возле слухового окна - вот и все ее убранство. Андре отдала Николь огромную картонку из-под шляпки - она служила девушке и комодом, и столом.
Николь присела на край кровати, Жильбер - на угол картонки. |
|
- Молодая дама выглянула из кареты и знаком приказала Филиппу приблизиться... Он повиновался... Вот он подъехал, почтительно склонился.
- Вы слышите, о чем они говорят?
- Сейчас, сейчас! - Андре жестом остановила Бальзамо, словно умоляя его замолчать и не мешать ей.
- Я слышу! - прошептала она.
- Что говорит молодая дама?
- С нежной улыбкой на устах приказывает пришпорить коней. Говорит, что эскорт должен быть готов завтра к шести утра, так как днем она хотела бы сделать остановку.
- Где?
- Об этом как раз спрашивает мой брат... О Господи!
Она собирается остановиться в Таверне! Хочет познакомиться с моим отцом... Столь знатная особа остановится в нашем убогом доме?.. Что же нам делать? Нет ни столового серебра, ни белья...
- Успокойтесь! Я об этом позабочусь!
- Да что вы...
Привстав, девушка снова в изнеможении рухнула в кресло, тяжело дыша.
Бальзамо бросился к ней и, несколько раз взмахнув руками, заставил ее крепко уснуть. Она уронила прелестную головку на бурно вздымавшуюся грудь.
Вскоре она успокоилась.
- Наберись сил, - проговорил Бальзамо, пожирая ее восторженным взглядом. - Мне еще понадобится твое ясновидение. О знание! - продолжал он в сильнейшем возбуждении. - Ты одно никогда не подведешь! Человек всем готов жертвовать ради тебя! Господи, до чего хороша эта женщина! Она - ангел чистоты! И ты знаешь об этом, потому что именно ты способен создавать и женщин, и ангелов. Но что значит для тебя красота? Чего стоит невинность? Что могут мне дать красота и невинность сами по себе? Да пусть умрет эта женщина, столь чистая и такая прекрасная, лишь бы уста ее продолжали вещать! Пусть исчезнут все наслаждения бытия: любовь, страсть, восторг, лишь бы я мог продолжать свой путь к знанию! А теперь, моя дорогая, благодаря силе моей воли несколько минут сна восстановили твои силы так, словно ты спала двадцать лет! Проснись! Точнее, вернись к своему ясновидению. Мне еще кое-что нужно от тебя узнать.
Простерев руки над Андре, он приказал ей пробудиться.
Видя, что она покорно ждет его приказаний, он достал из бумажника сложенный вчетверо лист бумаги, в котором была завернута прядь иссиня-черных волос. Аромат исходивший от волос, пропитал бумагу настолько, что она стала полупрозрачной.
Бальзамо вложил прядь в руку Андре.
- Смотрите! - приказал он.
- О, опять эти мучения! - в тревоге воскликнула девушка. - Нет, нет, оставьте меня в покое, мне больно! О Боже! Мне было так хорошо!..
- Смотрите! - властно повторил Бальзамо и безжалостно прикоснулся стальной палочкой к ее груди.
Андре заломила руки: она пыталась освободиться из-под власти экспериментатора.
На губах ее выступила пена, словно у древнегреческой пифии, сидевшей на священном треножнике.
- О, я вижу, вижу! - вскричала она с обреченностью жертвы.
- Что именно?
- Даму!
- Ага! - злорадно пробормотал Бальзамо. - Выходит, знание далеко не так бесполезно, как например, добродетель! Месмер победил Брутуса... Ну так опишите мне эту женщину, дабы убедить меня в том, что вы правильно смотрите.
- Черноволосая, смуглая, высокая, голубоглазая, у нее удивительные нервные руки...
- Что она делает?
- Она скачет.., нет - парит на взмыленном жеребце.
- Куда она направляется?
- Туда, туда, - махнула девушка рукой, указывая на запад.
- Она скачет по дороге?
- Да.
- Это дорога на Шалон?
- Да.
- Хорошо, - одобрительно кивнул Бальзамо. - Она скачет по дороге, по которой отправлюсь и я; она направляется в Париж - я тоже туда собираюсь: я найду ее в Париже. Можете отдохнуть, - сказал он Андре, забирая у нее прядь волос, которую она до тех пор сжимала в руке.
Руки Андре безвольно повисли вдоль тела.
- А теперь, - обратился к ней Бальзамо, - ступайте к клавесину!
Андре шагнула к двери. Ноги у нее подкашивались от усталости, отказываясь идти. Она пошатнулась.
- Наберитесь сил и идите! - приказал Бальзамо. Бедняжка напоминала породистого скакуна, который из последних сил пытается исполнить волю, даже невыполнимую, безжалостного наездника.
Она двинулась вперед с закрытыми глазами. Бальзамо распахнул дверь, Андре стала медленно спускаться по лестнице,
Глава 10
НИКОЛЬ ЛЕГЕ
То время, когда Бальзамо допрашивал Андре, Жильбер провел в невыразимой тоске.
Он забился под лестницу, не осмеливаясь подняться к двери красной комнаты, чтобы подслушать, о чем там говорили. В конце концов он пришел в такое отчаяние, которое могло бы привести человека с его характером к вспышке.
Его отчаяние усугублялось от сознания бессилия и приниженности. Бальзамо был для него обыкновенным человеком; Жильбер - великий мыслитель, деревенский философ - не верил в чародеев. Но он признавал, что человек этот силен, а сам Жильбер - слаб; человек этот был храбр, а Жильбер пока - не очень... Раз двадцать Жильбер поднимался с намерением, если представится случай, оказать Бальзамо сопротивление. Раз двадцать ноги его подгибались, и он падал на колени.
Ему пришла в голову мысль пойти за приставной лестницей Ла Бри. Старик, который был в доме и поваром, и лакеем, и садовником, пользовался этой лестницей, когда подвязывал кусты жасмина и жимолости. Вскарабкавшись по ней, Жильбер не пропустил бы ни единого из уличавших Андре в грехе звуков, которые Жильбер так страстно желал услышать.
Он бросился через переднюю во двор и подбежал к тому месту, где под стеной, как ему было известно, хранилась лестница. Едва он за ней наклонился, как ему почудился шелест со стороны дома. Он обернулся.
Вглядевшись в темноту, он заметил, как в черном проеме входной двери мелькнул кто-то, похожий на привидение.
Он бросил лестницу и побежал к замку. Сердце его готово было выскочить из груди.
Впечатлительные натуры, богатые и пылкие, бывают обычно суеверны: они охотнее допускают выдумку, чем доверяют рассудку; они считают естество слишком заурядным и позволяют своим предчувствиям увлечь себя невозможному или по крайней мере идеальному. Вот почему они могут потерять от страха голову в прекрасном ночном лесу: в темных кронах им чудятся призраки и духи. Древние, среди которых было немало великих поэтов, грезили всем этим среди бела дня. А яркое солнце изгоняло саму мысль о злых духах и привидениях: поэты выдумывали смеющихся дриад и беззаботных нимф.
Жильбер вырос под хмурым небом, в стране мрачных мыслителей. Вот почему ему померещилось привидение. На сей раз, несмотря на то, что он не верил в Бога, Жильбер вспомнил о том, что ему сказала перед своим бегством подруга Бальзамо. Разве чародей не мог бы вызвать призрака, если он оказался способен совратить девушку ангельской чистоты?
Однако Жильбер руководствовался обычно не первым движением души, а, что было значительно хуже, разумом. Он призвал на помощь доводы великих философов, чтобы одолеть призраков. Статья «Привидение» из «Философского словаря» отчасти помогла ему: он испугался еще больше, зато страх его стал более мотивированным.
Если он в самом деле кого-то видел, это должно быть живое существо, которое хотело, вероятно, кого-то подстеречь.
Страх подсказывал ему, что это скорее всего господин де Таверне, однако рассудок называл другое имя.
Он бросил взгляд на второй этаж флигеля: Как уже известно читателю, света в комнате Николь не было.
Ни вздоха, ни единого шороха, ни огонька не было во всем доме, не считая комнаты незнакомца. Он смотрел во все глаза, прислушивался, но, ничего не заметив, опять взялся за лестницу. Он был убежден, что ему померещилось, потому что сердце его сильно билось и глаза застилало пеленой. Жильбер решил, что видение - не более, чем обман зрения. |
|
- Сюда... Но это ничего, он не осмелится войти.
- Почему?
- Боится! - презрительно усмехнувшись, отвечала Андре.
- Он собирается подслушивать?
- Да, он уже прижался ухом к двери... Он нас подслушивает!
- Вас это смущает?
- Да, потому что он может услышать, о чем мы говорим.
- Он из тех, кто может этим воспользоваться даже во вред той, которую любит?
- Да, забывшись в гневе или в порыве ревности... В такие минуты он способен на все!
- В таком случае давайте от него избавимся! - предложил Бальзамо.
Он решительно направился к двери, громко топая. Очевидно, Жильбер еще был не готов к атаке: услышав шаги Бальзамо и опасаясь быть застигнутым врасплох, он бросился к перилам и торопливо съехал вниз.
Андре в ужасе вскрикнула.
- Не смотрите туда, - подходя к Андре, приказал Бальзамо. - Расскажите лучше о бароне де Таверне.
- Как вам будет угодно, - вздохнув, отвечала Андре.
- Он в самом деле беден?
- Очень!
- Настолько беден, что не способен предоставить вам никаких развлечений?
- Да.
- Так вы здесь скучаете?
- Смертельно!
- Быть может, вы тщеславны?
- Нисколько.
- Вы любите своего отца?
- Да... - поколебавшись, ответила она.
- Вчера мне показалось, что есть нечто, омрачающее вашу любовь к отцу, - продолжал с усмешкой Бальзамо.
- Я не могу ему простить, что он пустил по ветру состояние моей матери. Теперь Мезон-Руж прозябает в гарнизоне и не может с достоинством носить имя своей семьи.
- Кто это Мезон-Руж?
- Мой брат Филипп.
- Почему вы зовете его Мезон-Ружем?
- Так называется, вернее, когда-то называлось наше имение. Старший сын носил имя Мезон-Руж вплоть до кончины своего отца, потом присоединил имя Таверне.
- Вы любите брата?
- Очень.
- Больше всех?
- Больше всех на свете!
- А как объяснить, что вы так горячо любите своего брата, а отца только терпите?
- У брата благородное сердце, он жизнь готов за меня отдать!
- А отец? Андре потупилась.
- Почему вы молчите?
- Не хочу отвечать.
Бальзамо и не собирался принуждать ее к ответу. Вероятно, он и так уже знал о бароне все, что хотел.
- Где сейчас шевалье де Мезон-Руж?
- Вы спрашиваете у меня, где Филипп?
- Да.
- В своем гарнизоне в Страсбурге.
- Вы его видите?
- Где?
- В Страсбурге.
- Не вижу.
- Вы хорошо знаете Страсбург?
- Нет.
- Зато я знаю. Давайте поищем вместе, вы ничего не имеете против?
- С удовольствием!
- Он в театре?
- Нет.
- Нет ли его в кафе Ла-Пласс среди офицеров?
- Нет.
- Может быть, он в своей комнате? Взгляните туда, где он живет.
- Я ничего не вижу! Мне кажется, его нет в Страсбурге.
- Вам знакома дорога?
- Нет.
- Неважно, я знаю ее хорошо. Давайте проследим его возможный путь. Нет ли его в Саверне?
- Нет.
- Может, он в Саарбрюкке?
- Нет.
- А в Нанси?
- Погодите-ка!
Девушка попыталась сосредоточиться; сердце ее отчаянно билось.
- Вижу, вижу! - обрадовалась она. - Филипп, дорогой! Какое счастье!
- Что такое?
- Дорогой Филипп! - сияя, повторяла Андре.
- Где он?
- Он проезжает город, который хорошо мне знаком.
- Какой же это город?
- Нанси! Нанси! Там мой монастырь.
- Вы уверены, что это ваш брат?
- Да, конечно: его лицо хорошо видно при свете факелов.
- Каких факелов? - удивился Бальзамо. - Откуда там факелы?
- Он едет верхом, сопровождая чудесную золоченую карету!
- Ага! - удовлетворенно воскликнул Бальзамо. - Кто в карете?
- Молодая дама... О, как она величественна! Как грациозна! Боже, до чего хороша! Странно: мне кажется, я ее где-то видела... Нет, нет, просто у нее есть что-то общее с Николь.
- Николь похожа на эту даму - столь гордую, величественную, красивую?
- Да, но только отчасти - как жасмин похож на лилию - Так... Что сейчас происходит в Нанси? |
|
- Вы будете говорить?
- Да, - отвечала Андре.
Она поднесла руку ко лбу с выражением нечеловеческого страдания.
- Что с вами? - спросил Бальзаме.
- О, мне так больно!
- Почему больно?
- Потому что вы заставляете меня видеть и говорить. Бальзамо два-три раза взмахнул руками над ее головой и тем словно ослабил слишком сильное для нее воздействие гипноза.
- Вам все еще больно? - спросил он.
- Сейчас легче, - отвечала девушка, - Хорошо. Теперь скажите мне, где вы находитесь. Глаза Андре по-прежнему оставались закрытыми. Она нахмурилась, лицо выразило сильнейшее удивление.
- Я в красной комнате, - пробормотала она.
- Кто с вами рядом?
- Вы! - вздрогнув, проговорила она.
- Что вы сейчас испытываете?
- Мне страшно! Мне стыдно!
- Отчего же? Разве нас не связывает взаимная симпатия?
- Напротив.
- Разве вам не известно, что я мог заставить вас сюда прийти из самых чистых побуждений?
- Известно.
Лицо ее просветлело, затем снова затуманилось.
- Вы недостаточно откровенны со мной, - продолжал Бальзамо. - Не можете меня простить?
- Я вижу, что вы не хотите мне зла, однако готовы причинить страдания кому-то еще.
- Вполне возможно, - прошептал Бальзамо. - Это не должно вас беспокоить, - проговорил он жестко. Лицо Андре разгладилось.
- Все ли в доме спят?
- Не знаю, - отвечала она.
- Так взгляните!
- Куда я должна смотреть?
- Начнем с вашего батюшки. Где он сейчас?
- В своей комнате.
- Чем занимается?
- Он лег.
- Спит?
- Нет, читает.
- Что именно?
- Одну из тех дурных книг, которые он и меня пытается заставить читать.
- А вы их не читаете? - Нет, - проговорила она.
- Ну хорошо. С этой стороны все спокойно. Теперь посмотрите, что делает в своей комнате Николь.
- У нее нет света.
- Разве вам нужен свет?
- Нет, если вы прикажете видеть в темноте.
- Да, я вам это приказываю!
- Я ее вижу.
- Что она делает?
- Она не одета... Осторожно толкнула дверь своей комнаты... Спускается по лестнице.
- Так... Куда она направляется?
- Стоит у входной двери. По-видимому, кого-то подкарауливает...
Бальзамо усмехнулся:
- Не вас ли она поджидает?
- Нет.
-Это главное. Когда за девушкой не шпионят ни отец, ни камеристка, ей нечего опасаться, если только...
- Нет, - перебила она Бальзамо.
- Вы читаете мои мысли?
- Да.
- Так вы ни в кого не влюблены?
- Я? - высокомерно спросила она.
- Отчего же нет? Разве вы не можете быть влюблены? Из монастыря выходят не для того, чтобы жить в заточении: вы должны быть свободны душой и телом.
Андре покачала головой.
- Мое сердце свободно, - с грустью ответила она. Душевная чистота и непорочность осветили изнутри ее лицо. Бальзамо восторженно прошептал:
- Как вы прекрасны, дорогая ясновидящая! Он прижал руки к груди в немой молитве, затем обратился к Андре:
- Однако если не любите вы, это вовсе не означает, что никто не любит вас, не так ли?
- Не знаю, - мягко возразила она.
- Как не знаете? - строго спросил Бальзамо. - Узнайте! Когда я спрашиваю, надо отвечать!
Он в другой раз прикоснулся стальной палочкой к ее груди.
Девушка вздрогнула, но не так сильно, как в первый раз.
- Да, теперь я вижу... Сжальтесь надо мной, вы меня погубите...
- Что вы видите? - спросил Бальзамо.
- Это невероятно! - воскликнула Андре.
- Что там такое?
- Я вижу молодого человека, который следит за мной, не сводит с меня глаз с тех пор, как я вернулась из монастыря.
- Кто этот юноша?
- Лица не видно; судя по одежде, он простолюдин.
- Где он сейчас?
- Внизу у лестницы. Он страдает.., плачет!
- Почему же вы не видите его лица?
- Он закрыл лицо руками.
- Смотрите сквозь ладони! Андре сделала над собой усилие.
- Жильбер! - вскрикнула она. - Я же говорила, что это невозможно!
- Отчего же невозможно?
- Он не посмеет в меня влюбиться, - отвечала она в высшей степени презрительно.
Бальзамо усмехнулся: он хорошо знал людей и понимал, что для любви нет преград.
- Что он делает на лестнице? - продолжал он.
- Сейчас, сейчас... Он поднял голову... Схватился за перила... Встал... Поднимается по лестнице!
- Куда он направляется? |
|
Андре по-прежнему не шевелилась. Она была так хороша в этот миг! Она сидела, грациозно опершись на руку. Длинные волосы свободно ниспадали, рассыпавшись по плечам. Утихнувшая было под влиянием страха, но не угаснувшая страсть Жильбера вспыхнула с новой силой. Голова его закружилась, он словно опьянел от безумной любви. Он испытывал всепожирающую потребность дотронуться до Андре. Он снова шагнул к ней.
Половица скрипнула под его нетвердой ногой: капли ледяного пота выступили у него на лбу. Однако Андре ничего не слыхала.
- Она спит, - прошептал Жильбер. - Какое счастье, что она спит!
Не пройдя и трех шагов, он опять остановился, испугавшись того, как необычно засветилась лампа, готовая по гаснуть и отбрасывавшая последние яркие отблески перед наступлением полной темноты.
Дом безмолвствовал: не доносилось ни единого звука, ни единого вздоха. Старик Ла Бри лег и, должно быть, уже заснул. Света в окне Николь тоже не было.
- Скорее! - прошептал он и снова двинулся вперед.
Его поразило, что когда вновь скрипнул паркет под его ногой, Андре опять не пошевелилась.
Жильберу показалось это очень странным, он ужаснулся.
- Она спит, - проговорил он, словно приучая себя к этой мысли, которая уже раз двадцать то покидала его, то возвращалась, как это бывает с нерешительными любовниками или трусами. А трусу не дано владеть своим сердцем!
- Она спит! Боже мой!
Терзаемый страхом и надеждой, Жильбер продолжал подходить к Андре и наконец оказался в двух шагах от нее. Дальше все происходило как во сне: если бы он захотел убежать, это было бы невозможно; оказавшись в поле притяжения, центром которого была Андре, он почувствовал, что связан по рукам и ногам, сражен - он упал на колени.
Андре по-прежнему оставалась без движения, не проронив ни звука; можно было подумать, что она обратилась в статую, Жильбер поднес к губам край ее платья.
Затем медленно, затаив дыхание, поднял голову, ловя глазами ее взгляд.
Глаза Андре были широко раскрыты, однако она ничего не видела.
Жильбер не знал, что и думать, он был раздавлен. На миг ему показалось, что она мертва. Чтобы убедиться в этом, он осмелился взять ее за руку: она была теплой, едва заметно пульсировала жилка. Но рука Андре неподвижно лежала в руке Жильбера. Испытывая сладострастное чувство от прикосновения к руке Андре, Жильбер вообразил, что она все видит, чувствует и догадывается о его безумной любви. Несчастный юноша, ослепленный любовью, поверил, что она ждала его, что ее молчание - не что иное, как одобрение, а ее неподвижность скрывает благосклонность.
Он поднес руку Андре к губам и жадно припал к ней.
Андре вздрогнула, и Жильбер почувствовал, что она отталкивает его.
- Я погиб! - пролепетал он, выпуская руку девушки. Он упал на колени и коснулся лбом пола.
Андре стремительно поднялась, словно подброшенная Пружиной, даже не взглянув на поверженного Жильбера. Он был настолько раздавлен стыдом и ужасом, что не стал вымаливать прощения, на которое, впрочем, не мог и рассчитывать.
Казалось, таинственная сила увлекает Андре к неведомой цели. Вытянув шею и высоко подняв голову, она, коснувшись плечом Жильбера, прошла мимо и направилась нетвердой походкой к выходу.
Видя, что она удаляется, Жильбер приподнялся на локте, робко обернулся и стал провожать ее изумленным взглядом. Андре приблизилась к двери, отворила ее, прошла переднюю и подошла к лестнице.
Бледный трясущийся Жильбер пополз за ней на коленях.
«Она так возмущена - подумал он, - что не удостоила меня даже гнева; она, наверное, отправилась к барону, чтоб рассказать о моем постыдном безумии, и он вышвырнет меня, как лакея!»
Все поплыло у него в глазах при мысли, что его выгонят из Таверне, что он не увидит больше той, которая была для него светом, жизнью, душой'. Отчаяние придало ему смелости: он поднялся на ноги и бросился к Андре:
- Простите меня, мадмуазель, именем всего святого, простите! - пролепетал он.
Ему показалось, что она не слыхала его. Она прошла мимо двери, которая вела в комнату ее отца.
Жильбер облегченно вздохнул.
Андре поставила ногу на первую ступеньку лестницы, затем поднялась на вторую.
- Боже, Боже! - прошептал Жильбер. - Куда же она идет? Лестница ведет в красную комнату, где поселили незнакомца, и в мансарду Ла Бри. А вдруг она позовет его, позвонит в колокольчик? Так она собирается пойти к нему?.. Это невозможно!
Жильбер в ярости сжал кулаки при мысли, что Андре могла пойти к Бальзаме.
Она остановилась у двери незнакомца. Холодный пот выступил у Жильбера на лбу. Он уцепился за прутья лестницы, чтобы не свалиться, так как все время следовал за Андре. Все, чему он явился свидетелем, о чем догадывался, представлялось ему чудовищным.
Дверь Бальзамо была приотворена. Андре толкнула ее и без стука шагнула в комнату. Ее благородные чистые черты осветились на мгновение, а в широко раскрытых глазах запрыгали золотистые отблески от лампы.
Жильберу удалось углядеть незнакомца, стоявшего посреди комнаты: он смотрел не мигая, нахмурив лоб, и повелительным жестом протягивал руку.
Дверь захлопнулась.
Жильбер почувствовал, что силы его оставляют. Одной рукой он выпустил перила, другой коснулся пылавшего лба. Он покатился подобно колесу, соскочившему с оси, и рухнул на нижние ступеньки, растянувшись на холодных плитах. Взгляд его все еще устремлялся к проклятой двери, поглотившей мечту прошлого, счастье настоящего и надежду будущего.
Глава 9
ЯСНОВИДЯЩАЯ
Бальзамо пошел навстречу девушке, вошедшей к нему уверенной поступью командора.
Ее появление могло показаться странным, однако оно ничуть не удивило Бальзамо.
- Я приказал вам уснуть, - обратился он к ней. - Вы спите?
Андре вздохнула и ничего не ответила. Бальзамо подошел к девушке, подчиняя себе ее волю.
- Ответьте мне, - сказал он. Девушка вздрогнула.
- Вы слышите меня? - спросил незнакомец. Андре кивнула.
- Отчего же вы молчите?
Андре поднесла руку к горлу, словно давая понять, что не может говорить.
- Ну хорошо! Садитесь вот сюда, - приказал Бальзамо.
Он взял ее за ту руку, которую недавно целовал Жильбер. На этот раз от одного прикосновения Андре испытала сильнейшее потрясение, свидетелями которого мы с вами уже были, когда приказ был послан ей сверху ее повелителем.
Под властным взглядом Бальзамо она отступила шага на три и упала в кресло.
- Скажите, - обратился он к ней, - вы что-нибудь видите?
Глаза Андре округлились, словно она пыталась охватить взглядом все пространство комнаты, освещенное яркими отблесками двух свечей.
- Я не прошу вас увидеть глазами, - продолжал Бальзамо, - посмотрите внутренним взором.
Выхватив из-под вышитой куртки стальную палочку, он коснулся ею трепетавшей груди Андре.
Она подскочила, будто огненное жало пронзило ее и прошло до самого сердца. Глаза у нее закрылись.
- Прекрасно! - воскликнул Бальзаме. - Вы прозрели, не так ли?
Она кивнула. |
|