В категории материалов: 188
Показано материалов: 156-160 |
Страницы: « 1 2 ... 30 31 32 33 34 ... 37 38 » |
|
- Я как раз шла к госпоже, чтобы сказать... Она замолчала.
- Чтобы сказать что? Боже, какой у тебя растерянный вид, Николь!
- Я растеряна, а госпожа утомлена; должно быть, мы обе страдаем.
Это «мы» не понравилось Андре; она нахмурила брови и проронила:
- А!
Николь не было дела до восклицаний, хотя интонация Андре должна была бы навести ее на размышления.
- Раз госпожа настаивает, я позволю себе начать, - продолжала она.
- Ну, ну, послушаем, - отвечала Андре.
- Я хочу выйти замуж, госпожа, - заявила Николь.
- Да? - удивилась Андре. - Не рано ли тебе об этом думать, ведь тебе еще нет семнадцати?
- Госпоже тоже только шестнадцать лет.
- И что же?
- А то, что хотя госпоже только шестнадцать, разве она не подумывает о браке?
- С чего вы взяли? - сухо спросила Андре. Николь раскрыла рот, чтобы сказать дерзость, но она хорошо знала Андре, она понимала, что едва начатому объяснению немедленно будет положен конец, поэтому, она спохватилась.
- Да нет, откуда мне знать, о чем думает госпожа, я простая крестьянка и живу так, как того требует природа.
- Как странно ты изъясняешься! - Странно? Разве не естественно любить кого-нибудь и отдаваться любимому?
- Пожалуй. Так что же?
- Ну вот, я люблю одного человека.
- А этот человек тебя любит?
- Надеюсь, госпожа.
Николь поняла, что сомнение прозвучало слишком вяло, необходимо было отвечать уверенно.
- Я в этом убеждена, - поправилась она.
- Прекрасно! Мадмуазель не теряет времени даром в Таверне, как я вижу!
- Надо же подумать о будущем. Вы - барышня и можете получить наследство от какого-нибудь богатого родственника. А я сирота и могу надеяться только на то, что сама кого-нибудь найду.
Все это казалось Андре настолько естественным, что она мало-помалу забыла о том, что вначале сочла эти разговоры неприличными. Кроме того, врожденная доброта взяла верх.
- Так за кого же ты собираешься замуж? - спросила она.
- Госпожа знает его, - отвечала Николь, не сводя прекрасных глаз с Андре.
- Я его знаю?
- Отлично знаете.
- Кто же это? Ну не томи меня!
- Боюсь, что мой выбор будет неприятен госпоже.
- Неприятен?
- Да!
- Так ты сама находишь его неподходящим?
- Я этого не сказала.
- Тогда смело говори, - ведь господа обязаны интересоваться судьбой тех, кто хорошо им служит, а я тобой довольна.
- Госпожа очень добра.
- Ну так говори скорее и застегни мне корсет. Николь собралась с силами.
- Это... Жильбер, - проговорила она, проницательно глядя на Андре.
К великому удивлению Николь, Андре и бровью не повела.
- Жильбер! А, малыш Жильбер, сын моей кормилицы?
- Он самый, госпожа.
- Как? Ты собираешься выйти за этого мальчика?
- Да, госпожа, за него.
- А он тебя любит?
Николь подумала, что настала решительная минута.
- Да он сто раз мне это говорил! - отвечала она.
- Ну так выходи за него, - спокойно предложила Андре. - Не вижу к тому никаких препятствий. Ты осталась без родителей, он - сирота. Вы оба вольны решать свою судьбу.
- Конечно, - пролепетала Николь, ошеломленная тем, что все произошло не так, как она ожидала. - Как! Госпожа позволяет?..
- Ну разумеется. Правда, вы оба еще очень молоды.
- Значит, мы будем вместе больше времени.
- Вы оба бедны.
- Мы будем работать.
- Что он будет делать? Он ведь ничего не умеет. На этот раз Николь не сдержалась: лицемерие хозяйки вывело ее из себя.
- С позволения госпожи, она несправедлива к бедному Жильберу, - заявила она.
- Вот еще! Я отношусь к нему так, как он того заслуживает, а он бездельник.
- Он много читает, стремится к знанию...
- Он злобен, - продолжала Андре.
- Только не по отношению к вам, - возразила Николь. |
|
В комнату хлынул свет, и утомленные веки мадмуазель де Таверне дрогнули.
Она проснулась и хотела было подняться, однако почувствовала сильную усталость и, сраженная пронзительной болью, вскрикнув, уронила голову на подушку.
- О Господи! Что с вами, госпожа? - прошептала Николь.
- Который теперь час? - спросила Андре, протирая глаза.
- Уж поздно, госпожа должна была встать час тому назад.
- Не понимаю, Николь, что со мной творится, - проговорила Андре, обводя взглядом комнату, словно желая убедиться, что она у себя. - Меня всю ломает, и такая боль в груди!
Прежде чем ответить, Николь пристально на нее посмотрела.
- Должно быть, простуда после сегодняшней ночи, - предположила она.
- После сегодняшней ночи? - удивленно переспросила Андре. - О, так я даже не раздевалась? - оглядев себя, произнесла она. - Как это могло случиться?
- Ну, конечно! - вскричала Николь. - Пусть госпожа постарается вспомнить!
- Я ничего не помню, - схватившись за голову, пробормотала Андре. - Что со мною было? Должно быть, я схожу с ума!
Она села в кровати, в другой раз обводя комнату блуждавшим взглядом.
Затем, сделав над собой усилие, произнесла:
- А, да, вспоминаю: вчера я так устала.., это, наверное, из-за грозы; потом...
Николь указала пальцем на смятую кровать, на которой, несмотря на беспорядок, продолжало лежать покрывало.
Андре замолчала. Она вспомнила о незнакомце, так странно на нее смотревшем.
- И что потом? - не скрывая удивления, спросила Николь, - должно быть госпожа вспомнила?
- Потом, - продолжала Андре, - я задремала, сидя за клавесином. Начиная с этого времени я ничего не помню. По всей вероятности, я как во сне поднялась к себе и без сил упала на кровать не раздеваясь.
- Надо было меня позвать, - слащавым голосом пропела Николь, - разве это не входит в мои обязанности?
- Я об этом не подумала, а может, у меня на это не было сил, - простодушно отвечала Андре.
- Лицемерка! - пробормотала Николь. - Однако госпожа, должно быть, довольно долго оставалась за клавесином, потому что, прежде чем вы вернулись к себе, я услыхала внизу какой-то шум и спустилась...
Николь замолчала в надежде заметить какое-нибудь движение Андре или румянец - Андре оставалась спокойной, а лицо - зеркало души - было безмятежным.
- Я спустилась... - повторила Николь.
- И что же? - спросила Андре.
- Госпожи не было в гостиной. Андре подняла голову: в ее прекрасных глазах можно было прочесть удивление - и только!
- Как странно! - воскликнула она.
- Однако это было именно так.
- Ты говоришь, меня не было в гостиной, но я никуда не выходила.
- Надеюсь, госпожа меня простит! - отвечала Николь.
- Так где же я была?
- Госпоже это должно быть известно лучше меня, - пожав плечами, отвечала Николь.
- Думаю, что ты ошибаешься, Николь, - как можно Мягче возразила Андре. - Я не сходила с места. Мне только кажется, что было холодно, потом я почувствовала тяжесть, и мне было трудно передвигаться.
- О! - насмешливо воскликнула Николь. - В тот момент, когда я увидела госпожу, она шла довольно скоро.
- Ты меня видела?
- Да.
- Только что ты сказала, что меня не было в гостиной.
- Я и не говорю, что видела вас в гостиной.
- Так где же?
- В передней, у лестницы.
- Это была я?
- Госпожа собственной персоной, я неплохо знаю госпожу, - проговорила Николь, добродушно посмеиваясь.
- Тем не менее я уверена, что не выходила из гостиной, - Андре простодушно надеялась найти ответ в своей памяти.
- А я не сомневаюсь, что видела госпожу в передней. Я тогда подумала, - добавила она и удвоила внимание, - что госпожа возвращается из сада с прогулки. Вчера вечером после грозы была такая чудесная погода! Приятно прогуляться ночью: свежий воздух, аромат цветов, не так ли, госпожа?
- Ты прекрасно знаешь, что я боюсь выходить по ночам, - с улыбкой возразила Андре, - я такая трусиха!
- Можно гулять не одной, - подхватила Николь, - тогда и бояться нечего.
- С кем же прикажешь мне гулять? - спросила Андре, не подозревая, что камеристка задавала все эти вопросы неспроста.
Николь решила не продолжать дознание. Хладнокровие Андре казалось ей верхом лицемерия и обескураживало ее.
Она сочла за благо перевести разговор на другую тему.
- Госпожа говорит, что плохо себя чувствует? -» - спросила она.
- Да, мне очень плохо, - отвечала Андре. - Я совершенно разбита, я чувствую себя очень уставшей без всякой на то причины. Вчера вечером я не делала ничего особенного. Уж не заболеваю ли я?
- Может, госпожа чем-нибудь огорчена? - продолжала Николь.
- И что же? - воскликнула Андре.
- А то, что огорчения производят нередко такое же действие, что и усталость. Уж я-то знаю!
- Так ты чем-то опечалена, Николь? Слова эти прозвучали с такой пренебрежительной небрежностью, что Николь не сдержалась.
- Да, госпожа, у меня неприятности, - опустив глаза, проговорила она.
Андре лениво поднялась с постели, собираясь переодеться.
- Расскажи! - приказала она. |
|
- ..то вы бы мне отказали!
Николь задумалась. Потом, сжав кулаки и заскрежетав зубами, процедила:
- Думаю, что ты прав, Жильбер. Мне кажется, я тоже поднимаюсь в гору, о которой ты говорил; думаю, что мне тоже начинают открываться новые дали. Вероятно, я тоже могу кое-чего достигнуть. И уж, во всяком случае, мне недостаточно быть только женой ученого или философа. А теперь, Жильбер, ступайте к лестнице и постарайтесь не свернуть себе шею. Хотя мне начинает казаться, что это было бы большим счастьем кое для кого, а может, и для вас самого.
Повернувшись к Жильберу спиной, девушка начала раздеваться, словно его тут не было.
Жильбер стоял в нерешительности: озаренная пламенем ревности и гнева, Николь была просто очаровательна! Однако он твердо решил порвать с Николь: она могла погубить не только его любовь, но и честолюбивые планы. Итак, он устоял.
Спустя несколько минут Николь, не слыша за спиной ни малейшего звука, обернулась: в комнате никого не было.
- Удрал! - прошептала она. - Удрал... Она поспешила к окну: во всем доме не было ни огонька.
- Где же сейчас госпожа? - проговорила Николь. Девушка бесшумно спустилась по лестнице, подкралась к двери хозяйки и прислушалась.
- Ага! - прошептала Николь. - Она легла одна и спит. Подождем до завтра! О, уж завтра-то я узнаю, любит она его или нет!
Глава 11
ХОЗЯЙКА И КАМЕРИСТКА
Николь вернулась к себе в крайнем возбуждении. Девушка понимала, что, пытаясь показать свою стойкость и лукавство, она на самом деле только хвасталась тем, что может стать опасной, а также старалась казаться порочной. Богатое воображение и развращенный дурными книгами ум давали выход ее пылавшим чувствам. Душа ее горела. Будучи от природы самолюбивой, она умела иногда сдержать слезы, но горечь оседала в ее душе и разъедала ее изнутри, подобно кипящему свинцу.
Только в улыбке можно было прочитать то, что переполняло ее сердце. Первые же оскорбления Жильбера были встречены презрительной усмешкой, которая выдавала всю боль ее души. Разумеется, Николь была далеко не добродетельна, у нее не было никаких принципов. Но она не могла не придавать значения своему поражению. Отдаваясь Жильберу душой и телом, она думала, что осчастливит его. Холодность и самодовольство Жильбера принижали ее в собственных глазах. Она только что была жестоко наказана за свою оплошность и тяжело переживала боль наказания. Она стремительно вскочила, словно от удара кнута, и дала себе слово, что сполна воздаст Жильберу за причиненное ей зло.
Молодая, крепкая, полная сил, умевшая забывать обиду, столь желанная для того, кто хотел бы повелевать любимой женщиной, Николь уснула, составив предварительно план мести. Для этого были призваны все демоны, гнездившиеся в ее юном сердечке.
В конце концов ей стало казаться, что мадмуазель де Таверне еще более провинилась, чем Жильбер. Знатная девушка, напичканная предрассудками, кичившаяся знатным происхождением, в монастыре Нанси обращалась в третьем лице к принцессам, говорила «вы» графиням, «ты» - маркизам и не замечала остальных. Она напоминала холодностью статую, но под мраморной оболочкой скрывалась чувствительная натура. Николь забавляла мысль, что статуя эта могла бы вдруг обратиться в смешную и жалкую жену деревенского Пигмалиона - Жильбера.
Надобно отметить, что Николь обладала редким даром, которым природа наделила всех женщин. Николь считала, что уступает в умственном отношении только Жильберу, зато превосходит всех остальных. Если не принимать во внимание этого превосходства духа, который ее любовник имел над ней благодаря пяти-шести годам, в течение которых он прочел несколько книг, то это она - камеристка нищего барона - чувствовала себя униженной, отдавшись крестьянину.
Что же тогда должна была чувствовать ее хозяйка, если она в самом деле отдавалась Жильберу? Николь поразмыслила и решила, что если она расскажет то, чему явилась свидетельницей, точнее, то, о чем она догадывалась, господину де Таверне, это будет величайшей глупостью. Во-первых, зная характер господина де Таверне, она могла предположить, что он надает оплеух Жильберу и вышвырнет его вон, а потом посмеется над этой историей. Во-вторых, ей был известен нрав Жильбера, и она понимала, что он никогда ей этого не простит и найдет способ для коварной мести.
А вот заставить Жильбера страдать из-за Андре, подчинить себе их обоих, наблюдать за тем, как они то бледнеют, то краснеют под ее взглядом, стать настоящей хозяйкой положения и, возможно, заставить Жильбера пожалеть о том времени, когда ручка, которую он нежно целовал, была жесткой только снаружи - вот что тешило ее самолюбие и казалось соблазнительным. Вот на чем она решила остановиться.
С этими мыслями она и уснула.
Солнце уже поднялось, когда она проснулась - свежая, бодрая, отдохнувшая. Она провела за туалетом, как обычно, около часа: менее ловкие или более старательные руки потратили бы вдвое больше времени на то, чтобы расчесать ее длинные густые волосы. Николь принялась изучать свои глаза в треугольном зеркальце, о котором мы уже упоминали. Глаза показались ей красивее, чем когда-либо. Продолжая осмотр, она перешла от глаз к соблазнительному ротику: губы не потеряли своей яркости и были сочны, словно спелые вишни. Носик был небольшой и слегка вздернутый. Шея, которую она самым тщательным образом прятала от солнечных лучей, белела подобно лепесткам лилии. Но верхом совершенства были ее прекрасная грудь и дерзкие очертания бедер.
Убедившись в том, что все так же хороша собой, Николь подумала, что могла бы пробудить в Андре ревность. Пусть не подумает читатель, что она была окончательно испорченной, ведь речь шла не о капризе или пустой фантазии: эта идея пришла ей в голову только потому, что она была уверена, что мадмуазель де Таверне влюблена в Жильбера.
Готовая и душой и телом к сражению, она распахнула Дверь в комнату Андре. Хозяйка приказывала ей входить к ней по утрам в том случае, если до семи утра Андре не вставала с постели.
Едва войдя в комнату, Николь замерла от удивления.
Андре была бледна, ее лоб был в испарине, ко лбу прилипло несколько волосков. Она с трудом дышала, вытянувшись на кровати. Забывшись тяжелым сном, она покусывала во сне губы с выражением страдания на лице.
Простыни были скомканы, было видно, что она металась во сне. Вероятно, она не успела снять с себя перед сном все одежды. Теперь она спала, подложив одну руку под голову, а другой прикрывала белоснежную грудь.
Время от времени ее неровное дыхание прерывалось стонами, она хрипела от боли.
Некоторое время Николь наблюдала за ней в полном молчании, качая головой: она отдавала должное красоте Андре и понимала, что у нее не могло быть достойных соперниц.
Николь направилась к окну и распахнула ставни. |
|
- Несомненно. Так почти всегда бывает: говорим то, что думаем, пока говорим.
- Значит, сейчас...
- Сейчас я на полгода старше; я узнал то, чего не знал тогда, я догадываюсь о том, чего пока не знаю. Сейчас я думаю иначе.
- Так вы лжец, лицемер, болтун! - забывшись, вскричала Николь.
- Не больше чем путешественник, у которого спрашивают его мнение о пейзаже, когда он еще в долине, а потом задают ему тот же вопрос, когда он уже поднялся на вершину горы, которая скрывала от него убегающую даль. Теперь я лучше вижу местность, только и всего.
- Так вы не женитесь на мне?
- Я вам никогда не говорил, что собираюсь на вас жениться, - презрительно усмехнулся Жильбер.
- Однако я думала, - воскликнула в отчаянии девушка, - что Николь Леге - достойная пара для Себастьяна Жильбера.
- Любой человек достоин другого, - возразил Жильбер, - но природа и образование наделяют их разными способностями. По мере того, как развиваются эти способности, люди все более отдаляются друг от Друга.
- Так значит, у вас более развиты способности, чем у меня, и потому вы от меня удаляетесь?
- Вот именно. Вы, Николь, еще не умеете рассуждать, зато уже начинаете понимать.
- Да, - в отчаянии вскричала Николь, - да, я понимаю!
- Что вы понимаете?
- Я поняла: вы бесчестный человек!
- Возможно. Многие рождаются с низменными инстинктами, но для того и дана человеку воля, чтобы их исправить. Руссо тоже при рождении был наделен низменными инстинктами, однако ему удалось от них избавиться. Я последую примеру Руссо.
- О Господи! - воскликнула Николь. - Как я могла полюбить такого человека?
- А вы меня и не любили, - холодно возразил Жильбер, - я вам приглянулся, только и всего. Вы только что вышли тогда из монастыря, где видели одних семинаристов, способных разве что рассмешить вас, да военных, которых вы боялись. Мы с вами были зелены, невинны, мы оба страстно желали повзрослеть. Природа громко заговорила в нас. Когда кровь закипает от низменных желаний, мы ищем утешения в книгах, а они лишь раззадоривают. Помните, Николь: когда мы с вами читали вместе одну из таких книг, вы не то чтобы уступили, - я ведь ни о чем вас и не просил, а вы ни в чем не отказывали, - мы сумели найти разгадку этой тайны. Месяц или два продолжалось то, что называется счастьем. Месяц или два мы жили полнокровной жизнью. Неужели за то, что мы были счастливы, проведя вместе два месяца, мы должны быть несчастны и мучить друг Друга всю оставшуюся жизнь? Знаете, Николь, если бы человек был обязан брать на себя подобное обязательство только за то, что любит или любим, ему пришлось бы навсегда отказаться от свободы выбора, что само по себе абсурдно.
- Вы что же, вздумали философствовать? - усмехнулась Николь.
- А почему бы нет? - спросил Жильбер.
- Значит, для философов нет ничего святого?
- Напротив. Существует разум.
- Ага! Когда я хотела остаться честной девушкой...
- Простите, теперь слишком поздно об этом говорить. Николь то бледнела, то краснела, словно по капле теряла кровь оттого, что по ней безжалостно проехались колесом.
- Будешь с вами честной! - проворчала она. - Не вы ли мне говорили, что женщина всегда остается порядочной, если хранит верность своему избраннику? Вы помните эту свою теорию брака?
- Я называл это союзом, Николь, принимая во внимание, что вообще не собираюсь жениться.
- Вы никогда не женитесь?
- Нет, я собираюсь стать ученым, философом. А наука требует уединения для духа, как философия - для плоти.
- Господин Жильбер! Я уверена, что заслуживаю более завидной доли, чем связать себя с таким ничтожеством, как вы!
- Подведем итоги, - поднимаясь, предложил Жильбер. - Мы попусту теряем время: вы - говоря мне колкости, я - выслушивая их. Вы меня любили, потому что вам этого хотелось, не так ли?
- Совершенно верно.
- Ну так это недостаточная причина для того, чтобы делать меня несчастным, потому что вы лишь исполнили свою прихоть.
- Глупец! - вскричала Николь. - Ты считаешь меня развратной и думаешь, что тебе нечего меня бояться?
- Мне вас бояться, Николь? Что вы говорите? Да что вы мне можете сделать? Вы ослепли от ревности.
- От ревности? Я ревную? - неестественно рассмеялась Николь. - Вы ошибаетесь, если думаете, что я ревнива. И с какой стати мне ревновать? Да найдется ли в целой округе кто-нибудь привлекательнее меня? Мне бы еще такие руки, как у госпожи; впрочем, они сразу же побелеют, как только я перестану заниматься тяжелой работой. Разве я не сравняюсь тогда с госпожой? А волосы! Только взгляните, какие у меня волосы, - она потянула за ленточку, и волосы рассыпались по плечам, - я могу в них спрятаться, как в плащ, с головы до пят. Я высока, хорошо сложена. - Николь кокетливо подбоченилась, - у меня зубы - словно жемчуг. - Она взглянула в зеркальце, висевшее у изголовья. - Когда я хочу произвести на кого-нибудь впечатление, я улыбаюсь и вижу, как этот человек краснеет, трепещет под моим взглядом. Вы были моим первым мужчиной, это правда. Но вы далеко не первый, кому я строила глазки.
Послушай, Жильбер, - продолжала она еще более угрожающим тоном, зловеще улыбаясь. - Ты смеешься? Можешь мне поверить, что лучше тебе не наживать в моем лице врага. Не заставляй меня оступаться: я иду по узкой тропинке, на которой меня удерживают полузабытые советы моей матушки да зыбкие воспоминания детских молитв. Если мне будет суждено хоть раз пренебречь своим целомудрием, - берегись, Жильбер! Тебе придется пожалеть не только о том, что ты сделал для себя, но и раскаяться в несчастьях, которые ты приносишь окружающим!
- В добрый час! - усмехнулся Жильбер. - Вы сейчас на такой высоте, Николь, что я убежден...
- В чем же?
- ...что если бы я сейчас согласился на вас жениться...
- То что?.. |
|
Пока Николь поднималась по лестнице, она успокоилась. Овладев собой, она чувствовала себя сильной. Жильберу, вздрагивавшему от внутреннего напряжения, напротив, никак не удавалось восстановить привычное хладнокровие.
Он чувствовал, как раздражение поднималось в нем по мере того, как Николь успокаивалась.
В наступившей тишине Николь бросила на Жильбера полный страсти взгляд и, не скрывая досады, спросила:
- Значит, вы влюблены в госпожу и обманываете меня?
- Кто вам сказал, что я влюблен в госпожу? - спросил Жильбер.
- Еще бы! Вы ведь бегаете к ней на свидания?
- Кто вам сказал, что я шел к ней на свидание?
- А зачем же вы отправились в дом? Не к колдуну ли вы шли?
- Возможно. Вам известно, что я честолюбив.
- Вернее сказать - завистлив.
- Это одно и то же, только названия разные.
- Не нужно разговор о вещах превращать в спор о словах. Итак, вы больше не любите меня?
- Напротив, я вас люблю.
- Почему же вы меня избегаете?
- Потому что при встречах со мной вы ищете повода для ссоры.
- Ну конечно, я думаю, как бы с вами поссориться, будто мы только и делаем, что встречаемся с вами на каждом шагу!
- Я всегда был нелюдимым - вам это должно быть известно.
- Чтобы в поисках одиночества карабкаться по лестнице... Простите, я никогда об этом не слыхала.
Жильбер проиграл первое очко.
- Скажите откровенно, Жильбер, если можете, признайтесь, что больше меня не любите или любите нас обеих...
- А если так, что вы на это скажете? - спросил Жильбер.
- Я бы сказала, что это чудовищно!
- Да нет, это просто ошибка.
- Вашего сердца?
- Нашего общества. Существуют страны, где мужчины могут иметь семь или восемь жен.
- Это не по-христиански, - в волнении отвечала Николь.
- Зато по-философски, - высокомерно парировал Жильбер.
- Господин философ! Вы бы согласились, если бы я вслед за вами завела еще одного любовника?
- Мне не хотелось бы по отношению к вам быть жестоким тираном. Кроме того, я не хотел бы сдерживать ваши сердечные порывы... Святая свобода заключается в том, чтобы уважать свободу выбора другого человека. Смени вы любовника, Николь, я не смог бы требовать от вас верности, которой, по моему глубокому убеждению, в природе не существует.
- Ах, теперь вы сами видите, что не любите меня! - вскричала Николь.
Жильбер был силен в разглагольствованиях - и не потому, что обладал логическим умом. Он знал все-таки больше, чем знала Николь. Николь читала иногда для развлечения; Жильбер читал не только забавные книги, но и такие, из которых мог извлечь пользу.
В споре Жильбер постепенно обретал хладнокровие, которое стало изменять Николь.
- У вас хорошая память, господин философ? - иронически улыбаясь, спросила Николь.
- Не жалуюсь, - парировал Жильбер.
- Помните, что вы говорили мне полгода назад, когда мы с госпожой приехали из Аннонсиад?
- Нет, напомните.
- Вы мне сказали: «Я беден». Это было в тот день, когда мы вместе читали «Танзая» среди развалин старого замка.
- Что же дальше?
- В тот день вы трепетали...
- Вполне возможно: я по натуре робок. Однако я делаю все возможное, чтобы избавиться от этого недостатка, как, впрочем, и от остальных.
- Так вы скоро станете совершенством! - рассмеялась Николь.
- Во всяком случае, я стану сильным, потому что сила приходит с мудростью.
- Где вы это вычитали, скажите на милость?
- Не все ли равно? Вспомните лучше, что я вам говорил под сводами старого замка.
Николь чувствовала, что все больше ему проигрывает.
- Вы сказали мне тогда: «Я беден, Николь, никто меня не любит, никто не знает, что у меня вот здесь», и прижали руку к сердцу.
- Вот тут вы ошибаетесь: при этих словах я, должно быть, постучал себя по лбу. Сердце - это всего лишь насос для перекачивания крови. Раскройте «Философский словарь» на статье «Сердце» и прочтите, что там написано.
Жильбер удовлетворенно выпрямился. Испытав унижение в разговоре с путешественником, он теперь отыгрывался на Николь.
- Вы правы, Жильбер, вы в самом деле постучали себя по лбу. При этом вы сказали: «Меня здесь держат за дворового пса, даже Маон счастливее меня». Я вам тогда ответила, что вас нельзя не любить; если бы вы были моим братом, я бы любила вас». Эти слева исходили как будто из сердца, а не из головы. Хотя, возможно, я ошибаюсь; я не читала «Философского словаря».
- Вы ошиблись, Николь.
- Вы обняли меня. «Вы сирота, Николь, - сказали вы мне, - я тоже одинок. Бедность и низкое происхождение сближают нас больше, чем брата и сестру. Полюбим же друг друга, Николь, как если бы мы и впрямь были братом и сестрой. Кстати, в таком случае общество запретило бы нам любить друг друга так, как я мечтаю быть любим». Потом вы меня поцеловали...
- Вполне вероятно.
- Вы действительно думали тогда то, что говорили?
|
|