В категории материалов: 124
Показано материалов: 46-50 |
Страницы: « 1 2 ... 8 9 10 11 12 ... 24 25 » |
|
Старый барон остановился как молнией пораженный и почти с ужасом воззрился на Жанну.
- Диана! - повторил он.
И вдруг собаки, услышав это имя, подняли головы по обе стороны от своего хозяина и испустили душераздирающий вой.
Бюсси не смог сдержать холодной дрожи, Жанна взглянула на Сен-Люка, а Сен-Люк остановился, не зная, что делать, - то ли идти дальше, то ли повернуть обратно.
- Диана! - повторил старец, словно только сейчас уразумев вопрос, который ему задали. - Да неужто вы не знаете?..
И его голос, уже слабый и дрожащий, захлебнулся в рыдании, вырвавшемся из глубины сердца.
- Но что такое? Что случилось? - воскликнула Жанна, взволнованно стиснув руки.
- Диана мертва! - закричал барон, в безудержном отчаянии вздымая руки к небу, из глаз его хлынули потоки слез.
И он опустился на первые ступени крыльца, к которому они тем временем подошли.
Обхватив голову руками, старик сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, словно желая отогнать роковое воспоминание, которое неотступно его мучило.
- Мертва! - в страхе вскричала Жанна, побледневшая как привидение.
- Мертва! - сказал Сен-Люк, охваченный состраданием к несчастному отцу.
- Мертва! - пробормотал Бюсси. - Он и его уверил, и его тоже, в ее смерти. Ах, бедный старик, как ты меня полюбишь в один прекрасный день!
- Мертва! Мертва! - твердил барон. - Они ее убили.
- Ах, мой дорогой сеньор! - пробормотала Жанна; потрясенная страшным известием, она прибегла к слезам - спасительному средству, которое не позволяет разбиться слабому женскому сердцу.
Молодая женщина обняла старика за шею, омывая его лицо горькими слезами.
Старый сеньор с трудом поднялся.
- Входите, - сказал он, - каким бы опустошенным и безутешным ни был этот дом, все равно он не утратил своего гостеприимства, покорнейше вас прошу - входите.
Жанна взяла барона под руку и, пройдя через крытую галерею и прежнее помещение для стражи, преобразованное в столовую, вместе с ним вступила в гостиную.
Слуга, скорбное лицо и красные глаза которого свидетельствовали о нежной привязанности к своему господину, шел впереди, открывая двери. Сен-Люк и Бюсси замыкали шествие.
Войдя в гостиную, старый барон, все еще поддерживаемый Жанной, сел или, скорее, упал в большое кресло резного дерева.
Слуга открыл окно, чтобы впустить свежий воздух, и не покинул комнату, а лишь отошел в темный угол.
Жанна не осмеливалась нарушить молчание. Она боялась своими вопросами снова разбередить раны старика; и все же, как все молодые и счастливые люди, она не могла поверить в несчастье, о котором услышала. Есть возраст, когда человек не способен постигнуть бездну смерти, потому что он не верит в смерть.
Тогда барон, словно угадав мысли молодой женщины, заговорил первым:
- Вы мне сказали, что вышли замуж, моя милая Жанна, значит, этот господин ваш супруг? И барон указал па Бюсси.
- Нет, сеньор Огюстен, - отвечала Жанна. - Мой муж господин де Сен-Люк.
Сен-Люк склонился перед злосчастным отцом в самом глубоком поклоне, отдавая дань не столько старости, сколько горю барона. Тот отечески приветствовал молодого человека и даже попытался изобразить улыбку; затем его потухшие глаза обратились к Бюсси.
- А этот господин, - сказал он, - ваш брат, брат вашего мужа или ваш родственник?
- Нет, любезный барон, этот господин не наш родственник, а наш друг: Луи де Клермон, граф де Бюсси д'Амбуаз, приближенный дворянин герцога Анжуйского.
Услышав имя герцога, старый барон резко выпрямился, как будто подброшенный скрытой пружиной, кинул гневный взгляд на Бюсси, и словно истощив все свои силы этим немым вызовом, со стоном упал в кресло.
- Что с вами? - забеспокоилась Жанна.
- Вы знакомы с бароном, сеньор де Бюсси? - поинтересовался Сен-Люк.
- Нет, я впервые имею честь видеть господина барона де Меридор, - спокойно ответил Бюсси; только он один понял, какое действие произвело на старца имя герцога.
- А! Вы приближенный дворянин герцога Анжуйского, - сказал барон, - вы из свиты этого чудовища, этого демона, и вы смеете открыто признаваться в этом, и у вас хватило дерзости явиться ко мне?
- Что он, с ума сошел? - тихо спросил Сен-Люк у своей жены, с удивлением глядя на барона.
- Должно быть, горе помутило его рассудок, - испуганно ответила Жанна.
Владелец Меридора сопроводил свои слова, заставившие Жанну усомниться, в полном ли он рассудке, взглядом еще более грозным, чем предыдущий; однако Бюсси, по-прежнему храня спокойствие, выдержал этот взгляд с видом самого глубокого почтения и ничего не ответил.
- Да, этого чудовища, - повторил барон де Меридор, по-видимому все более и более впадая в безумие, - убийцы моей дочери.
- Что вы сказали? - спросила Жанна.
- Несчастный сеньор! - прошептал Бюсси.
- Стало быть, вы этого не знаете, раз смотрите па меня так испуганно? - воскликнул барон, взяв за руки Жанну и Сен-Люка. - Но ведь герцог Анжуйский убил мою Диану! Герцог Анжуйский! Мое дитя! Девочку мою! Он ее убил!
И такое отчаяние прозвучало в его старческом голосе, что даже у Бюсси навернулись на глаза слезы.
- Сеньор, - сказала молодая женщина, - если это и так, хотя я не понимаю, как это могло случиться, все равно вы не вправе возлагать вину за постигшее вас ужасное несчастье на господина де Бюсси, самого верного, самого благородного рыцаря во всем дворянском сословии. Взгляните, дорогой батюшка, господин де Бюсси плачет, как мы и вместе с нами; он ничего не знал о вашей беде. Разве бы он пришел сюда, если бы мог подозревать, какой прием вы ему окажете? Ах, милый сеньор Огюстен, заклинаю вас именем вашей любимой Дианы, расскажите нам, как все это произошло.
- Так вы ничего не знаете? - спросил барон, обращаясь к Бюсси.
Бюсси молча поклонился.
- Ах, боже мой, конечно, пет, - сказала Жанна. - Никто об этом ничего не знает.
- Моя Диана мертва, а ее задушевная подруга ничего не знает об этом! Хотя верно, ведь я никому не писал, никому не говорил о ее смерти. Мне казалось, что мир должен прекратить свое существование с той минуты, когда перестала существовать моя Диана. Мне казалось, вся вселенная должна носить траур по Диане.
- Говорите, говорите, вам станет легче, - сказала Жанна.
- Тогда слушайте, - с рыданием произнес барон. - Этот подлый принц, позор французского дворянства, увидел мою Диану и, пленившись ее красотой, приказал похитить ее и отвезти в замок Боже. Там он собирался ее обесчестить, все равно как дочь своего крепостного. Но Диана, моя Диана, святое и благородное создание, предпочла смерть позору. Она выбросилась из окна в озеро, и нашли только ее вуаль, плававшую на воде.
Старик с трудом произнес последние слова сквозь душившие его рыдания. Это зрелище показалось Бюсси одним из самых душераздирающих, которые он видывал на своем веку, он - закаленный воин, привыкший и сам проливать кровь, и видеть, как другие ее проливают.
Жанна, близкая к обмороку, также смотрела на Бюсси со страхом в глазах.
- О, граф! - вскричал Сен-Люк. - Это просто чудовищно, не правда ли? Граф, вам нужно немедленно покинуть этого презренного принца! Граф, такое благородное сердце, как ваше, не может питать дружеские чувства к похитителю и убийце женщин.
Эти слова несколько приободрили старого барона, и он ждал ответа Бюсси, чтобы составить себе о нем окончательное мнение. Сочувствие Сен-Люка принесло утешение старцу. В момент великих душевных потрясений человек становится слаб, как ребенок, а один из самых верных способов утешения ребенка, укушенного любимой собачкой, состоит в том, чтобы на глазах у потерпевшего побить собаку, которая его укусила.
Но Бюсси, не отвечая Сен-Люку, сделал шаг к барону де Меридор.
- Господин барон, - сказал он, - не соблаговолите ли вы оказать мне честь и удостоить меня разговора наедине?
- Послушайтесь господина де Бюсси, любезный сеньор, - сказала Жанна, - и вы увидите, какой он добрый и как он умеет помочь в беде.
- Говорите, сударь, - разрешил барон, он невольно вздрогнул, почувствовав во взоре молодого человека что-то необычное. |
|
- Ну вот, - сказала Жанна, - вы уже сделали шаг к тому счастью, которое я вам предлагаю.
Бюсси поклонился и продолжал ехать рядом с молодыми супругами, а те, чувствуя себя обязанными ему, делали вид, что присутствие третьего человека ничуть их не стесняет. Некоторое время все трое молчали. Наконец Бюсси, которому многое еще хотелось узнать, осмелился продолжить свои расспросы. Преимущество его положения заключалось в том, что он мог спрашивать, и он, казалось, решил воспользоваться им до конца.
- А этот барон де Меридор, о котором вы мне говорили, - спросил он, - самый богатый человек в Пуату, что он из себя представляет?
- Образец дворянина, древний герой, рыцарь, который, живи он во времена короля Артура, несомненно получил бы место за Круглым столом.
- Ну и как, - спросил Бюсси, напрягая мускулы лица и сдерживая волнение в голосе, - удалось ему выдать замуж свою дочь?
- Выдать замуж свою дочь!
- Я только спрашиваю.
- Диана, замужем!
- Ну и что тут такого необыкновенного?
- Ничего, но Диана не замужем; нет сомнения, если бы она предполагала выйти замуж, я бы узнала об этом первая.
Сердце Бюсси сжалось, и горький вздох прорвался сквозь его сведенные судорогой губы.
- Стало быть, - спросил он, - Диана де Меридор живет в замке со своим отцом?
- Мы на это очень надеемся, - ответил Сен-Люк, подчеркнув голосом слово «очень», дабы показать жене, что он ее понял, разделяет ее мысли и присоединяется к ее планам.
Наступило непродолжительное молчание, в течение которого каждый думал о своем.
- Ax! - внезапно воскликнула Жанна, привстав па стременах. - Вот и башни замка. Глядите, глядите, господин де Бюсси, видите, там, среди нагих лесов, которые через какой-нибудь месяц станут такими красивыми, видите там черепичную крышу?
- О да, конечно, - сказал Бюсси, охваченный волнением, удивлявшим его самого, настолько оно было непривычным для этого отважного сердца, которое до сих пор оставалось незатронутым. - Да, я вижу. Так это и есть Меридорский замок?
По естественному ходу мысли при виде жилища знатного сеньора и вековых лесов, сияющих гордой красотой среди природы, еще не стряхнувшей с себя зимнее оцепенение, он вспомнил бедную узницу, погребенную в туманах Парижа, в душном домишке на улице Сент-Антуан. И Бюсси снова вздохнул, но это уже не был вздох безысходного отчаяния. Посулив ему счастье, госпожа де Сен-Люк подарила ему надежду.
Глава 23
ОСИРОТЕВШИЙ СТАРЕЦ
Госпожа де Сен-Люк не ошиблась: спустя два часа путники подъехали к Меридорскому замку.
Эти два часа они молчали. Бюсси спрашивал себя, не следует ли ему рассказать вновь обретенным друзьям о событиях, заставивших Диану де Меридор покинуть родное гнездо. Но стоит сделать лишь один шаг на путы к откровенному признанию, и ему придется поведать не только то, что вскоре будет известно всем, но и то, что знал лишь он один и не собирался никому открывать. Поэтому он не решился на признание, которое неминуемо повлекло бы за собой немало разных предположений и вопросов.
К тому же Бюсси хотел войти в Меридорский замок как человек совершенно неизвестный. Он хотел без всякой подготовки встретиться с бароном де Меридор и услышать, что тот скажет о графе де Монсоро и герцоге Анжуйском. Нет, он не сомневался в искренности Дианы и ни на секунду не мог заподозрить во лжи этого чистого ангела, но, может быть, Диана сама в чем-то обманывалась, и Бюсси хотел наконец убедиться, что в рассказе, выслушанном им с таким неослабным вниманием, все события были изображены правильно.
Как заметил читатель, в душе Бюсси жили два чувства, которые дают преимущество мужчине, даже если он охвачен любовным безумием. Этими двумя чувствами были - осторожность по отношению ко всем незнакомым людям и глубокое уважение к предмету любви.
Поэтому госпожа де Сен-Люк, несмотря на свою женскую проницательность, обманулась напускным безразличием Бюсси и пребывала в убеждении, что молодой человек впервые услышал имя Дианы де Меридор и оно не пробудило в нем ни воспоминаний, ни надежд. Он ожидает встретить в Меридоре заурядную провинциалочку, весьма неловкую и чрезвычайно смущенную встречей со столичными кавалерами.
Жанна заранее предвкушала, как она насладится его изумлением.
Однако она с удивлением заметила, что при звуках рога, которыми дозорный со стены предупредил об их появлении, Диана не выбежала на подъемный мост. Обычно, заслышав этот сигнал, она спешила навстречу гостям.
Но вместо Дианы из главных ворот замка вышел согбенный годами старец, опирающийся на палку.
На нем был падет балахон из зеленого бархата, отороченного лисьим мехом, у пояса сверкал серебряный свисток и позвякивала связка ключей.
Вечерний ветер развевал над его головой длинные волосы, белые, как последние снега. Он прошел по подъемному мосту, сопровождаемый двумя огромными псами немецкой породы, которые, опустив головы, неторопливо шли сзади, ни на шаг не опережая друг друга, но и не отставая ни па шаг.
- Кто там? - слабым голосом спросил барон, дойдя до замкового вала. - Кто оказал честь бедному старику своим посещением?
- Это я, это я, сеньор Огюстен! - весело закричала молодая женщина.
Ибо Жанна де Косее привыкла звать старого барона но имени, чтобы отличить от его младшего брата Гийома, умершего всего три года назад.
Жанна ожидала услышать в ответ такое же радостное восклицание, но старец медленно поднял голову и уставился на нечаянных гостей безжизненными очами.
- Вы? - сказал он. - Я вас не вижу. Кто вы?
- О, боже мой! - воскликнула Жанна. - Неужто вы меня не узнаете? Ах, правда, ведь я переодета.
- Не обессудьте, - сказал барон, - но я почти совсем не вижу. Стариковские глаза не терпят слез, и когда старики плачут, слезы выжигают им глаза.
- Ах, дорогой барон, - ответила молодая женщина, - значит, ваше зрение действительно ослабело, иначе вы бы меня признали даже в мужском платье. Стало быть, мне придется назвать себя?
- Да, непременно, ведь я сказал, что почти не различаю вас.
- Но я вас все равно обману, дорогой сеньор Огюстен: я госпожа де Сен-Люк.
- Сен-Люк? - переспросил старый барон. - Я вас не знаю, сударыня.
- Но мое девичье имя, - рассмеялась молодая женщина, - но мое девичье имя Жанна де Коссе-Бриссак.
- О господи! - воскликнул старец, пытаясь своими трясущимися руками поднять перекладину, закрывающую проезд. - О господи!
Жанна, будучи не в силах понять, почему ей оказан столь странный прием, совершенно непохожий на тот, которого она ожидала, объясняла себе поведение барона его преклонным возрастом и упадком сил. Теперь, видя, что ее наконец-то признали, она соскочила с коня и вихрем бросилась в объятия владельца Меридорского замка, как это делала еще девочкой. Однако, обнимая почтенного старца, госпожа де Сен-Люк почувствовала, что щеки его мокры: барон плакал.
«Это от радости, - подумала ока. - Сердце вечно остается молодым».
- Прошу пожаловать, - пригласил барон, после того как поцеловал Жанну.
И, словно не заметив ее двух спутников, направился к замку размеренным ровным шагом, за ним на прежнем удалении двинулись собаки, которые за это время успели обнюхать и разглядеть посетителей.
У замка был необычно печальный вид. Все ставни закрыты, слуги, там и сям попадавшиеся на глаза, - в трауре. Меридорский замок напоминал огромную гробницу.
Сен-Люк бросил на жену недоумевающий взгляд - разве таким она описывала ему приют своего детства?
Жанна поняла мужа, да ей и самой хотелось поскорее покончить с создавшейся неловкостью; молодая женщина догнала барона и взяла его за руку.
- А Диана? - спросила она. - Неужели, на свою беду, я не встречусь с ней? |
|
- Я? Даю слово, нет. Я недостаточно близок к его величеству, чтобы он доверял мне подобные поручения. Нет. Я просто нашел в Курвиле ваш браслет и понял, что вы едете впереди меня. Тогда я пришпорил коня и вскоре заметил вас, но усомнился - точно ли это вы, и невольно погнался за вами. Примите мои извинения.
- Стало быть, - сказал Сен-Люк, у которого еще по рассеялось последнее облачко сомнения, - только случай привел вас на нашу дорогу?
- Случай, - ответил Бюсси, - впрочем, теперь, когда я вас встретил, я скажу: провидение.
И под прямым взглядом и перед открытой улыбкой Бюсси в голове Сен-Люка рассеялись последние тени подозрения.
- Значит, вы путешествуете? - спросила Жанна.
- Я путешествую, - ответил Бюсси, садясь на копя.
- Но не так, как мы?
- К сожалению, нет.
- То есть, я хотела сказать, не потому, что вы впали в немилость?
- Ей-богу, до этого немногого не хватает.
- И куда вы держите путь?
- В сторону Анжера, а вы?
- И мы тоже туда.
- Ах, понимаю. Ваш замок Бриссак находится между Анжером и Сомюром, отсюда до него каких-нибудь десять лье; вы хотите укрыться в родительском гнездышке, как преследуемые голубки; это прелестно, и я позавидовал бы вашему счастью, не будь зависть столь отвратительным пороком.
- Э, господин де Бюсси, - сказала Жанна, устремив на нашего героя взгляд, исполненный признательности, - женитесь, и вы будете так же счастливы, как и мы; клянусь вам, для тех, кто любит, счастье - дело нехитрое.
И она с улыбкой взглянула на Сен-Люка, словно призывая его в свидетели.
- Сударыня, - сказал Бюсси, - я не доверяю такому счастью, и вы мне не пример, не каждой выпадает возможность сочетаться браком с любимцем короля.
- Что вы говорите, вы - всеобщий любимец?
- Когда человека любят все, сударыня, - вздохнул Бюсси, - это значит, что по-настоящему его никто не любит.
- Коли так, - предложила Жанна, обменявшись с мужем многозначительным взглядом, - позвольте мне вас женить. Прежде всего, ваш брак успокоит многих известных мне ревнивых мужей. Ну, а еще, обещаю найти вам то самое счастье, возможность коего вы отрицаете.
- Я не отрицаю возможность счастья, сударыня, - снова вздохнул Бюсси, - я отрицаю только, что счастье возможно для меня.
- Хотите, я вас женю? - настаивала госпожа де Сен-Люк.
- Если вы собираетесь подобрать мне невесту по своему вкусу, то нет, ну, а если по моему, то я не стану возражать.
- Вы говорите, как человек, твердо решивший остаться холостяком.
- Быть может.
- Значит, вы влюблены в женщину, на которой не можете жениться?
- Граф, бога ради, - сказал Бюсси, - попросите госпожу де Сен-Люк не вонзать мне в сердце тысячу кинжалов.
- Ах, вот как! Берегитесь, Бюсси, вы заставляете меня подозревать, что предмет вашей страсти - моя жена.
- Ну если бы это было так, то, во всяком случае, согласитесь, что я веду себя с исключительной деликатностью, и муж не имеет никакого права меня ревновать.
- Ваша правда, - сказал Сен-Люк, вспомнив, что это Бюсси привел жену к нему в Лувр. - Но все равно, признайтесь, что ваше сердце занято.
- Признаюсь, - сказал Бюсси.
- Ну, а что в нем - любовь или прихоть? - спросила Жанна.
- Страсть, сударыня.
- Я вас исцелю.
- Не верю.
- Я вас женю.
- Сомневаюсь.
- И я добуду для вас то счастье, которое вы заслуживаете.
- Увы, сударыня, отныне я счастлив только несчастьем.
- Я очень упряма, предупреждаю вас, - сказала Жанна.
- И я тоже, - ответил Бюсси.
- Граф, вы уступите.
- Ради бога, сударыня, - сказал молодой человек, - будем путешествовать, как добрые друзья. Сначала выберемся из этой песочницы, а потом, если вы не возражаете, переночуем в очаровательной маленькой деревушке, которая блестит на солнце там, внизу.
- Там или в каком-нибудь другом месте.
- Мне все равно, предоставляю вам выбор.
- Значит, вы нас сопровождаете?
- До того места, куда я еду, если я вас не стесняю.
- Напротив, мы очень рады. Но сделайте еще лучше: поезжайте с нами туда, куда мы едем.
- А куда вы едете?
- В Меридорский замок.
Кровь бросилась в лицо Бюсси и разом отхлынула к сердцу. Он так побледнел, что его тайна тут же обнаружилась бы, не будь Жанна в это мгновение занята - она улыбалась мужу.
Пока супруги или, скорее, влюбленные переглядывались, Бюсси сумел взять себя в руки и ответить хитростью на хитрость молодой женщины, только хитростью на свой лад: он решил не раскрывать своих намерений. Вы сказали, сударыня, в Меридорский замок, - произнес он, как только почувствовал себя в силах выговорить это название, - а что это такое? Объясните, пожалуйста.
- Владение одной из моих ближайших подруг, - ответила Жанна.
- Одной из ваших ближайших подруг.., и... - продолжал Бюсси, - она там и живет, ваша подруга?
- Несомненно, - ответила госпожа де Сен-Люк, которая не имела ни малейшего представления о том, какие события произошли в Меридоре за последние два месяца. - Но разве вы ничего не слышали о бароне де Меридор, одном из самых богатых баронов Пуату, и...
- И?.. - подхватил Бюсси, видя, что Жанна остановилась.
- И об его дочери, Диане де Меридор, самой красивой из всех баронских дочерей, которые когда-либо существовали на свете.
- Нет, сударыня, - ответил Бюсси, чуть не задохнувшись от волнения.
И наш герой, пока Жанна со значением смотрела на мужа, наш герой, повторяем мы, тихонько спрашивал себя, по какой удивительной удаче на этой дороге, без разумных на то причин, вопреки всякой логике, он встретил людей, с которыми мог говорить о Диане де Меридор, у которых могла найти отголосок единственная мысль, занимавшая его сердце. Что это? Простая случайность? Маловероятно. Ну, а если ловушка? Почти немыслимо. Сен-Люка уже не было в Париже в тот вечер, когда он проник к, графине де Монсоро и узнал, что раньше она звалась Дианой де Меридор.
- А далеко еще до этого замка, сударыня? - осведомился Бюсси.
- По-моему, около семи лье. Я готова держать пари, что нынче вечером мы ляжем спать в этом замке, а не в той маленькой деревушке, которая заманчиво блестит на солнце, хотя мне ее вид не внушает никакого доверия. Вы, конечно, поедете с нами, не правда ли?
- Да, сударыня. |
|
«Диана, послушай, похоже, Летрея и Флегетоп гонят дичь?»
«Ну если и гонят, батюшка, - ответит Диана, - то пускай себе гонят».
- Поспешим, Жанна! - воскликнул Сен-Люк. - Я хотел бы уже быть в Меридоре.
Они пришпорили лошадей. Лошади бежали крупной рысью и через каждые два-три лье внезапно останавливались, очевидно желая дать своим всадникам возможность возобновить прерванную беседу или подправить не вполне удавшийся поцелуй.
Так супруги проехали от Шартра до Мана; в Мане, чувствуя себя почти в полной безопасности, они остановились на сутки; затем, на следующее утро, после еще одной чудесной остановки на чудесном пути, по которому они следовали, они дали себе твердое слово вечером того же дня прибыть в Меридор, проехав по дороге, которая шла через пески и еловые леса, в те времена простиравшиеся от Геселара до Экомуа.
Выехав па эту дорогу, Сен-Люк уже не думал об опасности: он досконально изучил характер короля, у которого приливы кипучей деятельности сменялись ленивым безразличием; в зависимости от того, в каком расположении духа король находился в день отъезда Сен-Люка, он должен был либо отрядить вдогонку за беглецами сотню гонцов и две сотни гвардейцев с приказом схватить их живыми или мертвыми, либо лениво потянуться, не вылезая из постели, и с глубоким вздохом пробормотать:
- О предатель Сен-Люк! И почему я тебя раньше не раскусил!
Но раз беглецов не догнал ни один гонец и ни один гвардеец не показался на горизонте, то король, видимо, пребывал не в деятельном, а в ленивом настроении.
Так успокаивал себя Сен-Люк, время от времени все же оборачиваясь и оглядывая пустынную дорогу, на которой нельзя было заметить никаких признаков погони.
«Хорошо, - думал молодой супруг, - значит, буря падет на голову бедняги Шико, ведь это Шико, какой он ни на есть дурак, а может быть, именно потому, что он дурак, дал мне добрый совет. Ну, ничего, я расплачусь с ним анаграммой и постараюсь, чтобы она была поостроумнее».
И Сен-Люк вспомнил убийственную анаграмму, которую сотворил Шико из его имени еще в те дни, когда он был в фаворе у короля.
Вдруг он почувствовал, как на его руку легла рука жены. Сен-Люк вздрогнул. Это прикосновение не походило на ласку.
- Оглянись, - сказала Жанна.
Сен-Люк обернулся и заметил на горизонте всадника, который скакал по той же дороге, что и они, и, по-видимому, погонял коня.
Всадник находился на гребне холма и, четко выделяясь силуэтом на фоне блеклого неба, казался больше, чем он был в действительности. Читателям, несомненно, знаком такой оптический обман, создаваемый перспективой.
Появление всадника показалось Сен-Люку дурным предзнаменованием, потому ли, что судьба удачно выбрала самый подходящий момент для сокрушения чувства безопасности, испытываемого молодым супругом, а может быть, потому, что, несмотря па постоянно выказываемое внешнее спокойствие, в глубине души он все еще опасался непредвиденного королевского каприза.
- Да, верно, - сказал Сен-Люк, невольно бледнея, - там всадник.
- Бежим! - предложила Жанна, пришпоривая своего скакуна.
- Нет, - возразил Сен-Люк, который, несмотря на испуг, не потерял присутствия духа, - нет, насколько я могу судить, он один, и нам не пристало бежать от одного человека. Давай остановимся и дадим ему проехать, а потом продолжим наш путь.
- Но если он тоже остановится?
- Ну и пусть, тогда мы увидим, с кем имеем дело, и будем действовать сообразно этому.
- Ты прав, и чего это я испугалась, ведь мой Сен-Люк здесь, со мной, и сумеет меня защитить.
- Нет, видимо, придется бежать, - сказал Сен-Люк, бросив последний взгляд на неизвестного, который, заметив их, пустил коня в галоп, - перо у него на шляпе и брыжи под шляпой внушают мне подозрения.
- О, боже мой, но каким образом перо и брыжи могут внушать тебе подозрения? - спросила Жанна, следуя за своим мужем, который схватил ее лошадь под уздцы и повлек за собой в лес.
- Потому что перо - цвета самого модного сейчас при дворе, а брыжи - новехонького покроя; окраска такого пера не по карману манским дворянам, а накрахмаливание брыжей потребовало бы от них непосильных забот. Это значит, что нас догоняет отнюдь не соотечественник аппетитных кур, любимого блюда Шико. Скорей, скорей, Жанна, сдается мне, этот всадник - посланец моего господина.
- Поспешим! - воскликнула молодая женщина, дрожа как лист при одной мысли, что ее могут разлучить с мужем.
Но это было легче сказать, чем сделать. Огромные ели стояли тесно сомкнувшись, образовывая сплошную стену из ветвей.
К тому же лошади по грудь увязали в зыбучем песке. А всадник тем временем приближался с молниеносной быстротой; слышно было, как копыта его коня стучат по склону холма.
- Да он и в самом деле за нами гонится, господи Иисусе! - воскликнула Жанна.
- Черт возьми, - сказал Сен-Люк, осаживая лошадь. - Если это за нами он скачет, давай посмотрим, что ему от нас понадобилось, так или иначе, стоит ему спешиться, и он нас тут же нагонит.
- Он останавливается, - сказала молодая женщина.
- И даже слезает с коня, - поддержал ее Сен-Люк. - Входит в лес. Ах, ей-богу, будь он хоть сам дьявол во плоти, я прегражу ему путь.
- Подожди, - сказала Жанна, схватив мужа за руку, - подожди. Мне кажется, он что-то кричит нам.
Действительно, неизвестный, привязав своего коня к одной из елок, росших на опушке, двинулся в лес, крича во весь голос:
- Эй вы, сударь, сударь! Не убегайте, тысячу чертей, я привез одну вещицу, которую вы потеряли.
- Что он там говорит? - спросила Жанна.
- Черт возьми! Он кричит, будто мы что-то потеряли.
- Эй, сударь! - продолжал неизвестный. - Вы, вы, маленький господин, вы потеряли ваш браслет на постоялом дворе в Курвиле. Какого черта! Портрет женщины так не бросают, в особенности портрет нашей высокочтимой госпожи де Косее. Во имя вашей любимой матушки, не заставляйте меня гоняться за вами.
- Но мне знаком это голос! - воскликнул Сен-Люк.
- И потом, он ссылается на мою матушку.
- Так вы потеряли браслет с ее портретом, моя крошка?
- Ах, боже мой, да, конечно. Я заметила пропажу только сегодня утром и не могла вспомнить, где я его оставила.
- Но ведь это Бюсси! - вдруг закричал Сен-Люк.
- Граф де Бюсси! - взволнованно подхватила Жанна. - Наш друг Бюсси?
- Наш верный друг! - обрадовался ее муж, устремляясь навстречу вновь прибывшему с той же резвостью, с которой он только что пытался убежать от него.
- Сен-Люк! Значит, я не ошибся, - раздался звучный голос Бюсси, и наш герой одним прыжком оказался перед супругами.
- Добрый день, сударыня, - продолжал он, с громким смехом протягивая графине браслет, который она действительно позабыла на постоялом дворе в Курвиле, где, как мы помним, путешественники провели ночь.
- Неужели вы приехали арестовать нас по приказу короля, господин де Бюсси? - улыбаясь, спросила Жанна. |
|
Некоторые из горожан заметили, - а жители города Шартра сыздавна отличались наблюдательностью, - итак, говорим мы, некоторые из горожан заметили, как тот всадник, что был повыше ростом, сунул экю в руку какому-то честному малому и малый проводил приезжих до ближайшего постоялого двора. А по прошествии получаса оба путешественника, уже на свежих лошадях, выехали из задних ворот постоялого двора, выходивших г, открытое поле, и щеки их пылали ярким румянцем, свидетельствовавшим о пользительности бокала теплою вина, выпитого на дорогу.
Выехав на простор полей, все еще пустых, все еще холодных, но уже отливающих голубизной - первым признаком приближения весны, высокий всадник вплотную подъехал к своему спутнику и, раскрыв объятия, сказал:
- Моя маленькая женушка, поцелуй меня хорошенько. С этого часа нам уже нечего бояться.
Тогда госпожа де Сен-Люк, ибо это была она, распахнув теплый плащ, в который была закутана, грациозно склонилась с седла, положила обе руки на плечи молодому супругу и, не сводя с него глаз, выполнила просьбу, одарив его нежным и долгим поцелуем.
Может быть, заверения Сен-Люка успокоили молодую женщину, а может быть, виновником был поцелуй, которым госпожа де Сен-Люк вознаградила своего супруга, но, так или иначе, наши знакомцы в тот же день остановились на небольшом постоялом дворе в деревне Курвиль, расположенной на удалении всего лишь четырех лье от Шартра; уединенность этого строения, двойные двери в комнатах для постояльцев и множество других преимуществ были для двух влюбленных надежной порукой их безопасности.
Супруги укрылись в отведенной им маленькой комнатке и, после того как туда был подан завтрак, заперлись на ключ. Там они в полной тайне провели весь день и всю ночь, сказав хозяину, что за время долгого пути совсем выбились из сил и просят не беспокоить их до следующего утра. Нужно ли говорить, что эта просьба была свято уважена.
Именно в это утро мы и встретили господина и госпожу Сен-Люк на дороге из Шартра в Ножан.
Супруги чувствовали себя гораздо увереннее, чем па-кануне, и походили не на беглецов и даже не на влюбленных, а скорее па двух школьников. Они резвились от всей души и то и дело сворачивали с дороги - полюбоваться скалой, напоминающей конную статую, наломан, молодых веток с набухающими почками, поискать ранних мхов, нарвать подснежников, этих дозорных весны, пробившихся сквозь уже подтаявший снег. А заметив отблески солнца на переливчатом оперении дикой утки или увидев зайца, стремглав несущегося по полю, они приходили в бурный восторг.
- Смерть Христова! - неожиданно воскликнул Сен-Люк. - Как прекрасно быть свободным. Ты была когда-нибудь свободной, Жанна?
- Я-то? - весело отозвалась молодая женщина. - Да никогда в жизни. Это впервые я могу досыта наслаждаться свежим воздухом и простором. Мой отец был человеком недоверчивым, мать - домоседкой. Меня выпускали из дому только в сопровождении гувернантки, двух горничных и огромного лакея. Не помню, чтобы мне хоть раз позволили побегать по лужайке с тех пор, как взбалмошным а веселым ребенком я резвилась в больших Меридорских лесах вместе с моей доброй подружкой Дианой. Бывало, вызову ее бежать наперегонки, и мы несемся сломя голову по лесным просекам, пока не потеряем друг друга из виду. Тогда мы останавливаемся и трепещем от страха, заслышав, как хрустит валежник под ногой оленя, лани или напуганной нами косули, которая бросилась удирать со всех йог, предоставив нам с дрожью прислушиваться к молчанию лесной чащи. Но ты, мой любимый Сен-Люк, ты был свободен?
- Я, свободен?
- Конечно, мужчина...
- Да что ты! Ни разу в жизни! Я вырос в свите короля, когда он был еще герцогом Анжуйским, он увез меня в Польшу, вместе с ним я вернулся в Париж, нерушимыми правилами этикета прикованный к его особе, преследуемый слезливым голосом, который, стоило мне на минуту уединиться, тут же кричал: «Сен-Люк, друг мой, мне скучно! Приди разделить мою скуку!» Свободен! Как же! А корсет, который сдавливал мне желудок? А огромные накрахмаленные брыжи, которые в кровь обдирают шею? А эти локоны, завитые на клею? В дождь они размокают и слипаются, а всякую пыль притягивают к себе, как магнит. А шляпа, наконец, шляпа, приколотая к голове булавками, словно гвоздями прибитая? О нет, нет, моя ненаглядная Жанна, мне кажется, я был еще менее свободен, чем ты. Ты же видишь, как я радуюсь свободе. Да здравствует творец! Какая отличная штука свобода! И зачем это люди сами себя порабощают, когда они могут без этого обойтись?
- Ну а если нас схватят, Сен-Люк, - испуганно оглянувшись, сказала молодая женщина, - если пас посадят б Бастилию?
- Если нас посадят вместе, моя маленькая Жанна, будет еще полбеды. Сдается мне, что вчера мы с тобой вовсе не скучали, хотя весь день просидели взаперти, совсем как государственные преступники.
- Ну, па это не надейся, Сен-Люк, - сказала Жанна с лукавой и веселой улыбкой, - если нас схватят, не думаю, чтобы нас посадили вместе, И, попытавшись высказать так много в столь немногих словах, очаровательная молодая женщина покраснела.
- Тогда спрячемся хорошенько, - сказал Сен-Люк.
- О! Не беспокойся! - ответила Жанна. - Нам нечего бояться. Мы будем надежно укрыты; знал бы ты Меридор с его вековыми дубами, похожими на церковные колонны, подпирающие небесный свод, с его бесконечными чащобами, с его медлительными речками, струящими свои воды летом в тени зеленых аркад, а зимой - под покровом опавших листьев; а потом, большие пруды, хлебные нивы, цветники, бесконечные лужайки и маленькие башенки, вокруг которых, как пчелы вокруг ульев, с веселым шумом кружатся тысячи голубей, а потом, а потом - это еще не все, Сен-Люк, - в этом маленьком королевстве есть своя королева, у этих садов Армиды есть своя волшебница, красавица, воплощенная доброта, ни с кем не сравнимая Диана, алмазное сердце в золотой оправе. Ты ее полюбишь, Сен-Люк.
- Уже люблю, раз она тебя любила.
- О! Ручаюсь, что она меня все еще любит и никогда не перестанет любить. Не в ее характере по капризу менять свои привязанности. Только вообрази себе, как счастливо мы заживем в нашем гнездышке из цветов и мхов, которые весной зазеленеют. Диана полновластная хозяйка в доме старого барона, своего отца. Он не будет нам помехой. Это воин времен Франциска Первого, сейчас он столь же немощен и безобиден, сколь в давние времена был смел и силен. В прошлом у него одно воспоминание - его король, победитель при Мариньяно и пленник при Павии; в настоящем - только одна любовь и одна надежда - его горячо любимая Диана. Мы можем жить в Меридоре, а он об этом и знать не будет и даже ничего не заметит. А если и узнает - не беда! Мы заплатим ему за гостеприимство тем, что будем его терпеливыми слушателями и дадим ему возможность сколько угодно превозносить Диану как самую прекрасную красавицу во всем мире и восхвалять Франциска Первого как величайшего полководца всех времен и народов.
- Все будет очень мило. По я предвижу бурные ссоры.
- Какие?
- Между бароном и мной.
- Из-за кого? Неужели из-за короля Франциска Первого?
- Нет. Пусть он остается наипервейшим полководцем на земле. Из-за того, кто самая прекрасная красавица во всем мире.
- Ну, я не в счет, ведь я твоя жена.
- Ах да, это верно.
- Ты представляешь, любимый, как мы заживем. С утра убегаем в лес через маленькую дверь охотничьего домика, который Диана отведет нам под жилье. Я знаю этот домик: две башенки, связанные строением восхитительной архитектуры, возведенным при Людовике Двенадцатом. Ты обязательно будешь им любоваться, ведь ты так любишь цветы и кружева. А окна, окна! С одной стороны - вид на спокойные, сумрачные, бескрайние леса, на просеках можно заметить лань или косулю, которая щиплет траву, поднимая голову при малейшем шорохе; а с другой стороны - открытые дали, золотистые поля, красные черепичные крыши и белые стены деревень, Луара серебрится на солнце, сплошь усеянная маленькими лодочками. Потом мы поедем па озеро, до него всего три лье, там в тростниках нас будет ждать лодка. А лошади! А собаки! Мы поднимем лань в дремучих лесах, и старый барон, не подозревающий, что в его замке кто-то гостит, скажет, заслышав далекий лай: |
|