|
- Бедняга! - сказал д'Артаньян. - Ну, ешь, ешь!
- Ах, сударь, вы мне вторично спасаете жизнь.
Планше уселся за стол и принялся уписывать за обе щеки, как в доброе
старое время, на улице Могильщиков.
Д'Артаньян прохаживался взад и вперед по комнате, Придумывая, какую
бы пользу можно было извлечь из Планше в данных обстоятельствах. Тем
временем Планше добросовестно трудился, чтобы наверстать упущенное вре-
мя.
Наконец он испустил тот удовлетворенный вздох голодного человека, ко-
торый свидетельствует, что, заложив прочный фундамент, он собирается
сделать маленькую передышку.
- Ну, - сказал д'Артаньян, полагавший, что настало время приступить к
допросу, - начнем по порядку: известно ли тебе, где Атос?
- Нет, сударь, - ответил Планше.
- Черт! Известно ли тебе, где Портос?
- Тоже пет.
- Черт! Черт! А Арамис?
- Ни малейшего понятия.
- Черт! Черт! Черт!
- Но, - сказал Планше лукаво, - мне известно, где находится Базен.
- Как! Ты знаешь, где Базен?
- Да, сударь.
- Где же он?
- В соборе Богоматери.
- А что он делает в соборе Богоматери?
- Он там причетник.
- Базен причетник в соборе Богоматери! Ты в этом уверен?
- Вполне уверен. Я его сам видел и говорил с ним.
- Он, наверное, знает, где его господин!
- Разумеется.
Д'Артаньян подумал, потом взял плащ и шпагу и направился к двери.
- Сударь, - жалобно сказал Планше. - Неужели вы меня покинете? Поду-
майте, мне ведь больше не на кого надеяться.
- Но здесь не станут тебя искать, - сказал д'Артаньян.
- А если сюда кто войдет? - сказал осторожный Планше. - Никто не ви-
дел, как я вошел, и ваши домашние примут меня за вора.
- Это правда, - сказал д'Артаньян. - Слушай, знаешь ты какое-нибудь
провинциальное наречие?
- Лучше того, сударь, я знаю целый язык, - сказал Планше, - я говорю
по-фламандски.
- Где ты, черт возьми, выучился ему?
- В Артуа, где я сражался два года. Слушайте: "Goeden morgen, myn
heer! Ik ben begeeray te weeten the ge sond hects omstand".
- Что это значит?
- "Добрый день, сударь, позвольте осведомиться о состоянии вашего
здоровья".
- И это называется язык! - сказал д'Артаньян. - Но все равно, это
очень кстати.
Он подошел к двери, кликнул слугу и приказал позвать прекрасную Мад-
лен.
- Что вы делаете, сударь, - вскричал Планше, - вы хотите доверить
тайну женщине!
- Будь покоен, она не проговорится.
В эту минуту явилась хозяйка. Она вбежала с радостным лицом, надеясь
застать д'Артаньяна одного, но, заметив Планше, с удивлением отступила.
- Милая хозяюшка, - сказал д'Артаньян, - рекомендую вам вашего брата,
только что приехавшего из Фландрии; я его беру к себе на несколько дней
на службу.
- Моего брата! - сказала ошеломленная хозяйка.
- Поздоровайтесь же со своей сестрой, master Петер.
- Wilkom, zuster! - сказал Планше.
- Goeden day, hroer! [5] - ответила удивленная хозяйка.
- Вот в чем дело, - сказал д'Артаньян, - этот человек ваш брат, кото-
рого вы, может быть, и не знаете, но зато знаю я; он приехал из Амстер-
дама; я сейчас уйду, а вы должны его одеть; когда я вернусь, примерно
через чае, вы мне его представите, и по вашей рекомендации, хотя он не
знает ни слова по-французски, я возьму его к себе в услужение, так как
ни в чем не могу вам отказать. Понимаете?
- Вернее, я догадываюсь, чего вы желаете, и этого с меня достаточно,
- сказала Мадлен.
- Вы чудная женщина, хозяюшка, и я полагаюсь на вас.
Сказав это, д'Артаньян подмигнул Планше и отправился в собор Богома-
тери. |
|
Выходило, что Д'Артаньян знал о местопребывании Арамиса столько же,
сколько и о местопребывании Атоса и Портоса, и дело начинало казаться
ему очень затруднительным, как вдруг ему послышалось, будто в его комна-
те разбили стекло.
Он сейчас же вспомнил о своем мешке и бросился к шкафчику. Он не
ошибся: в ту минуту, как он входил в комнату, какой-то человек влезал в
окно.
- А, негодяй! - закричал д'Артаньян, приняв его за вора и хватаясь за
шпагу.
- Сударь! - взмолился этот человек. - Ради бога, вложите шпагу в нож-
ны и не убивайте меня, не выслушав. Я не вор, вовсе нет! Я честный и за-
житочный буржуа, у меня собственный дом. Меня зовут... Ай! Может ли
быть? Нет, я не ошибаюсь, вы господин д'Артаньян.
- Это ты, Планше? - вскричал лейтенант.
- К вашим услугам, - ответил Планше, сияя, - если только я еще го-
жусь.
- Может быть, - сказал д'Артаньян. - Но какого черта ты лазишь в семь
часов утра по крышам, да еще в январе месяце?
- Сударь, - сказал Планше, - надо вам знать... хотя, в сущности, вам,
пожалуй, этого и знать не надо.
- Что такое? - переспросил д'Артаньян. - Но сперва прикрой окно поло-
тенцем и задерни занавеску.
Планше повиновался.
- Ну, говори же! - сказал д'Артаньян, когда тот исполнил приказание.
- Сударь, скажите прежде всего, - спросил осторожно Планше, - в каких
вы отношениях с господином до Рошфором?
- В превосходных! Еще бы! Он теперь один из моих лучших друзей!
- А! Ну тем лучше!
- Но что общего имеет Рошфор с подобным способом входить в комнату?
- Видите ли, сударь... Прежде всего нужно вам сказать, что господин
де Рошфор в...
Планше замялся.
- Черт возьми, - сказал д'Артаньян. - Я отлично знаю, что он в Басти-
лии.
- То есть он был там, - ответил Планше.
- Как так был? - вскричал д'Артаньян. - Неужели ему посчастливилось
бежать?
- Ах, сударь, - вскричал, в свою очередь, Планше, - если это, по-ва-
шему, счастье, то все обстоит благополучно. В таком случае нужно вам
сказать, что вчера, повидимому, за господином де Рошфором присылали в
Бастилию...
- Черт! Я это отлично знаю, потому что сам ездил за ним.
- Но, на его счастье, не вы отвозили его обратно; потому что, если бы
я узнал вас среди конвойных, то поверьте, сударь, что я слишком уважаю
вас, чтобы...
- Да кончай же, скотина! Что такое случилось?
- А вот что. Случилось, что на Скобяной улице, когда карета господина
де Рошфора пробиралась сквозь толпу народа и конвойные разгоняли граж-
дан, поднялся ропот, арестант подумал, что настал удобный момент, сказал
свое имя и стал звать на помощь. Я был тут же, услышал имя графа де Рош-
фора, вспомнил, что он сделал меня сержантом Пьемонтского полка, и зак-
ричал, что этот узник - друг герцога Бофора. Тут все сбежались, остано-
вили лошадей, оттеснили конвой. Я успел отворить дверцу, Рошфор выскочил
из кареты и скрылся в толпе. К несчастью, в эту минуту проходил патруль,
присоединился к конвойным, и они бросились на нас. Я отступил к Тиктонс-
кой улице, они за мной, я вбежал в соседний дом, его оцепили, обыскали,
но напрасно - я нашел в пятом этаже одну сочувствующую нам особу, кото-
рая спрятала меня под двумя матрацами. Я всю ночь или около того оста-
вался в своем тайнике и, подумав, что вечером могут возобновить поиски,
на рассвете спустился по водосточной трубе, чтобы отыскать сначала вход,
а потом и выход в каком-нибудь доме, который бы не был оцеплен. Вот моя
история, и, честное слово, сударь, я буду в отчаянии, если она вам не по
вкусу.
- Нет, напротив, - сказал д'Артаньян, - право же, я очень рад, что
Рошфор на свободе. Но ты понимаешь, что, попадись ты теперь в руки коро-
левских солдат, тебя без пощады повесят?
- Как не понимать? Черт возьми! - воскликнул Планше. - Именно это ме-
ня и беспокоит, и вот почему я так обрадовался, что нашел вас; ведь если
вы захотите меня спрятать, то никто этого не сделает лучше вашего.
- Да, - сказал д'Артаньян. - Я, пожалуй, не против, хоть и рискую ни
много ни мало, как моим чином, если только дознаются, что я укрываю мя-
тежника.
- Ах, сударь, вы же знаете, что я рискнул бы для вас жизнью.
- Ты можешь даже прибавить, что не раз рисковал ею, Планше. Я забываю
только то, что хочу забыть. Ну а об этом я хочу помнить. Садись же и
стой спокойно; я вижу, ты весьма выразительно поглядываешь на остатки
моего ужина.
- Да, сударь, потому что буфет соседки оказался небогат сытными веща-
ми, и я с полудня съел всего лишь кусок хлеба с вареньем. Хоть я и не
презираю сладостей, когда они подаются вовремя и к месту, ужин показался
мне все же чересчур легким. |
|
Я получил от него письмо; он приглашал меня на большую охоту в своих
поместьях в сентябре тысяча шестьсот сорок шестого года. К несчастью, я
был тогда в Беарне по случаю смерти отца; письмо последовало за мной, но
я уже уехал из Беарна, когда оно пришло. Тогда оно отправилось по моим
следам и чуть не нагнало меня в Монмеди, опоздав всего на несколько
дней. В апреле оно попало наконец в мои руки, но так как шел уже апрель
тысяча шестьсот сорок седьмого года, а приглашение было на сентябрь ты-
сяча шестьсот сорок шестого года, то я не мог им воспользоваться. Надо
отыскать это письмо: оно должно лежать вместе с моими актами на именье".
Д'Артаньян открыл старый сундучок, стоявший в углу комнаты, наполнен-
ный пергаментами, относившимися к землям д'Артаньяна, которые уже с лиш-
ком двести лет как вышли из владения его предков, и вскрикнул от радос-
ти. Он узнал размашистый почерк Портоса, а под ним несколько строчек ка-
ракуль, начертанных сухой рукой его достойной супруги.
Д'Артаньян не стал терять времени попусту на перечитыванье письма,
содержание которого он знал, а прямо обратился к адресу.
Адрес был: "Замок дю Валлон".
Портос и не подумал дать более точные указания. В своей надменности
он думал, что весь свет должен знать замок, которому он дал свое имя.
- Проклятый хвастун! - воскликнул Д'Артаньян. - Он нисколько не пере-
менился! А мне именно с него-то и следовало бы начать ввиду того, что
он, унаследовав от Кокнара восемьсот тысяч ливров, не нуждается в
деньгах. Эх, самого-то лучшего у меня и не будет! Атос так пил, что, на-
верное, совсем отупел. Что касается Арамиса, то он, конечно, погружен в
свое благочестие.
Д'Артаньян еще раз взглянул на письмо. В нем была приписка, в которой
значилось следующее:
"С этой же почтой пишу нашему достойному другу Арамису в его монас-
тырь".
- В его монастырь? Отлично. Но какой монастырь? Их двести в одном Па-
риже. И три тысячи во Франции. К тому же он, может быть, поступая в мо-
настырь, в третий раз изменил свое имя? Ах, если бы я был силен в богос-
ловии, если б я мог только вспомнить предмет его тезисов, которые он так
рьяно обсуждал в Кревкере с кюре из Мондидье и настоятелем иезуитского
монастыря, я бы уже смекнул, какой доктрине он отдает предпочтение, и
вывел бы отсюда, какому святому он мог себя посвятить. А не пойти ли мне
к кардиналу и не спросить ли у него пропуск во всевозможные монастыри,
даже женские? Это действительно мысль, и, может быть, тудато он и уда-
лился, как Ахиллес. Да, по это значит с самого начала признаться в своем
бессилии и с первого шага уронить себя во мнении кардинала. Сановники
бывают довольны только тогда, когда ради них делают невозможное. "Будь
это вещь возможная, - говорят они нам, - я бы и сам это сделал". И са-
новники правы. Но не будем торопиться и разберемся толком. От него я то-
же получил письмо, от милого друга, и он даже просил меня оказать ему
какую-то услугу, что я и выполнил. Да. Но куда же я девал это письмо?
Подумав немного, д'Артаньян подошел к вешалке, где висело его старое
платье, и стал искать свой камзол 1648 года, а так как наш д'Артаньян
был парень аккуратный, то камзол оказался на крючке. Порывшись в карма-
нах, он вытащил бумажку: это было письмо Арамиса.
"Господин д'Артаньян, - писал Арамис, - извещаю вас, что я поссорился
с одним дворянином, который назначил поединок сегодня вечером на Коро-
левской площади; так как я - духовное лицо и это дело может повредить
мне, если я сообщу о ном кому-нибудь другому, а не такому верному другу,
как вы, то я прошу вас быть моим секундантом.
Войдите на площадь с новой улицы Святой Екатерины и под вторым фона-
рем вы встретите вашего противника. Я с моим буду под третьим.
Ваш Арамис"
На этот раз даже не было прибавлено: "до свидания".
Д'Артаньян пытался припомнить события: он отправился на поединок,
встретил там указанного противника, имени которого он так и не узнал,
ловко проткнул ему шпагой руку и подошел к Арамису, который, окончив уже
свое дело, вышел к нему навстречу из-под третьего фонаря.
- Готово, - сказал Арамис. - Кажется, я убил наглеца. Ну, милый друг,
если вам встретится надобность во мне, вы знаете - я вам всецело предан.
И, пожав ему руку, Арамис исчез под аркой. |
|
Произнося эти слова, д'Артаньян был, вероятно, и величествен и трога-
телен. Хозяйка бросилась к его ногам, просила прощения и своей нежностью
принудила его задержаться. Что сказать еще? Вертел крутился, огонь тре-
щал, прекрасная Мадлен рыдала; д'Артаньян сразу почувствовал соединенное
действие голода, холода и любви; он простил, а простив - остался.
Вот почему д'Артаньян жил на Тиктонской улице в гостинице "Козочка".
VII
Д'АРТАНЬЯН В ЗАТРУДНИТЕЛЬНОМ ПОЛОЖЕНИИ, НО ОДИН ИЗ НАШИХ СТАРЫХ ЗНА-
КОМЫХ ПРИХОДИТ ЕМУ НА ПОМОЩЬ
Итак, д'Артаньян в раздумье шел к себе домой, с удовольствием унося
кошелек кардинала Мазарини и мечтая о прекрасном алмазе, который некогда
принадлежал ему и теперь на мгновенье сверкнул перед ним на пальце пер-
вого министра.
"Если бы этот алмаз когда-нибудь снова попал мне в руки, - думал он,
- я бы не сходя с места превратил его в деньги и купил маленькое по-
местье возле отцовского замка; замок этот довольно приятное обиталище,
но не имеет при себе никаких угодий, кроме сада величиной с кладбище Из-
биенных Младенцев; затем я величественно дожидался бы, пока какая-нибудь
богатая наследница, соблазненная моей внешностью, предложит мне вступить
с ней в брак; потом у меня появилось бы три мальчугана: из первого я
сделал бы важного барина вроде Атоса, из второго - храброго солдата вро-
де Портоса, а из третьего - изящного аббата вроде Арамиса. Право, это
было бы куда лучше той жизни, какую я веду; но, на беду мою, господин де
Мазарини жалкий скряга и не поступится этим алмазом в мою пользу".
Что сказал бы д'Артаньян, если бы знал, что королева вручила Мазарини
алмаз для передачи ему!
Выйдя на Тиктонскую улицу, он застал там большое волнение; множество
народу столпилось возле его дома.
- Ого, - сказал он, - уж не горит ли гостиница "Козочка" или не вер-
нулся ли и впрямь муж прекрасной Мадлен?
Оказалось, ни то, ни другие; подойдя ближе, д'Артаньян увидел, что
толпа собралась не перед его домом, а перед соседним. Раздавались крики,
люди бегали с факелами, и при свете этих факелов д'Артаньян разглядел
мундиры.
Он спросил, что случилось.
Ему ответили, что какой-то горожанин с дюжиной друзей напал на каре-
ту, ехавшую под конвоем кардинальской гвардии, но явилось подкрепление,
и горожане обратились в бегство. Их предводитель скрылся в соседнем до-
ме, и теперь этот дом обыскивают.
В молодости д'Артаньян непременно бросился бы туда, где были солдаты,
и стал бы помогать им против горожан, но такой пыл давно уже остыл в
нем; к тому же у него в кармане было сто пистолей, полученных от карди-
нала, и он не хотел подвергать их разным случайностям, вмешавшись в тол-
пу.
Он пошел в гостиницу без дальнейших расспросов. Бывало, д'Артаньян
всегда желал все знать; теперь он всякий раз считал, что знает уже дос-
таточно.
Его встретила красотка Мадлен. Она его не ожидала, так как д'Артаньян
сказал ей, что проведет ночь в Лувре, и обласкала его за это непредви-
денное появление, которое пришлось тем более кстати, что она очень боя-
лась смятения на улице и теперь не располагала швейцарцем для охраны.
Она хотела завязать с д'Артаньяном разговор, рассказать обо всем слу-
чившемся; но он велел подать ужин к себе в комнату и принести туда бу-
тылку старого бургундского.
Прекрасная Мадлен была у него вышколена по-военному, - иначе говоря,
исполняла все по первому знаку; а так как д'Артаньян на этот раз собла-
говолил говорить, то его приказание было выполнено вдвое скорее обычно-
го.
Д'Артаньян взял ключ и свечу и поднялся в свою комнату; чтобы не сок-
ращать доходов хозяйки, он удовлетворился комнаткой в верхнем этаже.
Уважение, которое мы питаем к истине, вынуждает нас даже сказать, что
эта комната помещалась под самой крышей и рядом с водосточным желобом.
Д'Артаньян удалялся в эту комнату, как Ахиллес в свой шатер, когда
хотел наказать прекрасную Мадлен своим презрением.
Прежде всего он спрятал в старый шкафчик с новым замком свой мешок,
содержимое которого он не собирался пересчитывать, чтобы узнать, какую
оно составляет сумму; через минуту ему подали ужин и бутылку вина, он
отпустил слугу, запер дверь и сел за стол.
Все это было сделано д'Артаньяном вовсе не для того, чтобы предаться
размышлениям, как мог бы предположить читатель, - просто он считал, что
только делая все по очереди - можно делать все хорошо. Он был голоден -
он поужинал; потом лег спать.
Д'Артаньян не принадлежал к тем людям, которые полагают, что ночь -
добрая советчица: ночью Д'Артаньян спал. Наоборот, именно по утрам он
бывал бодр, сообразителен, и ему приходили в голову самые лучшие реше-
ния. Размышлять по утрам он уже давно не имел повода, но спал ночью
всегда.
На рассвете он проснулся, живо, по-военному, вскочил с постели и за-
шагал по комнате, соображая:
"В сорок третьем году, за полгода примерно до смерти кардинала, я по-
лучил письмо от Атоса. Где это было?.. Где же?.. Ах, это было при осаде
Безансона. Помню, я сидел в траншее. Что он мне писал? Будто поселился в
маленьком поместье, - да, именно так, в маленьком поместье. Но где? Я
как раз дочитал до этих слов, когда порыв ветра унес письмо. Следовало
мне тогда броситься за ним, хотя ветер пес его прямо в поле. Но моло-
дость - большой недостаток... для того, кто уже не молод. Я дал моему
письму улететь к испанцам, которым адрес Атоса был ни к чему, так что им
следовало прислать мне письмо обратно. Итак, бросим думать об Атосе. Пе-
рейдем к Портосу... |
|
"Он возвратился! - подумал д'Артаньян. - Тем хуже Я тем лучше".
Само собой разумеется, что д'Артаньян имел в виду мужа.
Он навел справки: лакей новый, новая служанка; хозяйка ушла гулять.
- Одна? - спросил д'Артаньян.
- С барином.
- Так барин вернулся?
- Конечно, - простодушно ответила служанка.
"Будь у меня деньги, - сказал себе д'Артаньян, - я ушел; но у меня их
нет, нужно остаться и, последовав совету моей хозяйки, разрушить брачные
планы этого неугомонного загробного жителя".
Едва он кончил свой монолог (который доказывает, о в важных случаях
жизни монолог - вещь самая тественная), как поджидавшая у дверей служан-
ка закричала:
- А вот и барыня возвращается с барином!
Д'Артаньян выглянул тоже и увидал вдали, на углу онмартрской улицы,
хозяйку, которая шла, опираясь на руку огромного швейцарца, шагавшего
развалистой походкой и приятно напомнившего Портоса его старому другу.
"Это и есть барин? - сказал про себя д'Артаньян, - он, по-моему,
очень вырос".
И д'Артаньян уселся в зале на самом видном месте. Хозяйка, войдя,
сразу заметила его и вскрикнула.
По ее голосу д'Артаньян заключил, что ему рады, Поднялся, бросился к
ней и нежно поцеловал.
Швейцарец с недоумением смотрел на бледную как полотно хозяйку.
- Ах! Это вы, сударь! Что вам угодно? - спросила она в величайшем
волнении.
- Этот господин ваш родной брат? Или двоюродный? - спросил д'Ар-
таньян, разыгрывая свою роль без малейшего смущения.
Не дожидаясь ответа, он кинулся обнимать швейцарца, который отнесся к
его объятиям очень холодно.
- Кто этот человек? - спросил он.
Хозяйка в ответ только всхлипывала.
- Кто этот швейцарец? - спросил д'Артаньян.
- Этот господин хочет на мне жениться, - едва выговорила хозяйка в
промежутке между двумя вздохами.
- Так ваш муж наконец умер?
- А фам какое тело? - вмешался швейцарец.
- Мне до этого большое тело, - ответил д'Артаньян, передразнивая его,
- потому что вы не можете жениться без моего согласия, а я...
- А фы? - спросил швейцарец.
- А я этого согласия не дам, - сказал мушкетер.
Швейцарец покраснел, как пион; на нем был красивый мундир с золотым
шитьем, а д'Артаньян был закутан в какой-то серый плащ; швейцарец был
шести футов роста, а д'Артаньян не больше пяти. Швейцарец чувствовал се-
бя дома, и д'Артаньян казался ему незваным гостем.
- Убередесь ли фы одсюда? - крикнул швейцарец, сильно топнув ногой,
как человек, который начинает сердиться всерьез.
- Я? Как бы не так! - ответил д'Артаньян.
- Не позвать ли кого-нибудь? - сказал слуга, который не мог понять,
как это такой маленький человек оспаривает место у такого большого.
- Эй, ты! - крикнул д'Артаньян, приходя в ярость и хватая парня за
ухо. - Стой на месте и не шевелись, не то я тебе уши оборву. А что до
вас, блистательный потомок Вильгельма Телля, то вы сейчас же увяжете в
узелок ваши вещи, которые мешают мне в моей комнате, и живо отправитесь
искать себе квартиру в другой гостинице.
Швейцарец громко расхохотался.
- Мне уходидь? - сказал он. - Это бочему?
- А, отлично! - сказал д'Артаньян. - Я вижу, вы понимаете по-фран-
цузски. Тогда пойдемте погулять со мной. Я вам растолкую остальное.
Хозяйка, знавшая, что д'Артаньян мастер своего дела, начала плакать и
рвать на себе волосы.
Д'Артаньян обернулся к заплаканной красотке.
- Тогда прогоните его сами, сударыня, - сказал он.
- Па! - ответил швейцарец, который не сразу уразумел предложение, ко-
торое ему сделал д'Артаньян. - Па! А фы кто такой, чтоб бредлагадь мне
идти гулять с фами?
- Я лейтенант мушкетеров его величества, - сказал д'Артаньян, - и,
значит, я - ваше начальство. Но так как дело тут не в чинах, а в праве
на постой, то обычай вам известен: едем за приказом; кто первый вернет-
ся, за тем и будет квартира.
Д'Артаньян увел швейцарца, не слушая воплей хозяйки, сердце которой,
в сущности, склонялось к прежнему любовнику; но она была бы не прочь
проучить этого гордеца-мушкетера, оскорбившего ее отказом жениться.
Противники направились прямо к Монмартрскому рву. Когда они пришли,
уже стемнело. Д'Артаньян вежливо попросил швейцарца уступить ему жилье и
больше не возвращаться; тот отрицательно мотнул головой и обнажил шпагу.
- В таком случае вы будете ночевать здесь, - сказал д'Артаньян. - Это
скверный ночлег, но я не виноват, вы его сами выбрали.
При этих словах он тоже обнажил шпагу и скрестил ее со шпагой против-
ника.
Ему пришлось иметь дело с крепкой рукой, но его ловкость одолевала
любую силу. Шпага швейцарца не сумела отразить шпаги мушкетера. Швейца-
рец был дважды ранен. Из-за холода он не сразу заметил раны, но потеря
крови и вызванная ею слабость внезапно принудили его сесть на землю.
- Так! - сказал д'Артаньян. - Что я вам говорил? Вот вам и досталось,
упрямая голова. Радуйтесь еще, если отделаетесь двумя неделями. Оставай-
тесь тут, я сейчас пришлю с лакеем ваши вещи. До свидания. Кстати, сове-
тую поселиться на улице Монторгейль, в "Кошке с клубком": там отлично
кормят, если только там еще прежняя хозяйка. Прощайте.
Очень довольный, он вернулся домой и в самом деле послал слугу отнес-
ти пожитки швейцарцу, который все сидел на том же месте, где оставил его
д'Артаньян, и не мог прийти в себя от нахальства противника.
Слуга, хозяйка и весь дом преисполнились к д'Артаньяну таким благого-
вением, с каким отнеслись бы разве только к Геркулесу, если бы он снова
явился на землю для свершения своих двенадцати подвигов.
Но, оставшись наедине с хозяйкой, д'Артаньян сказал ей:
- Теперь, прекрасная Мадлен, вам известно, чем отличается швейцарец
от дворянина. Вы-то сами воли себя как трактирщица. Тем хуже для вас,
так как из-за вашего поведения вы теряете мое уважение и своего посто-
яльца. Я выгнал швейцарца, чтобы проучить вас, но жить я здесь не стану,
я не квартирую у тех, кого презираю. Эй, малый, отнеси мой сундук в
"Бочку Амура" на улицу Бурдоне. До свидания, сударыня. |
|