|
Глубокий, мягкий голос Атоса сохранил свое прежнее действие на д'Ар-
таньяна, тогда как голос Арамиса, становившийся в минуты дурного настро-
ения резким и крикливым, только раздражал его. В ответ он сказал Атосу:
- Я думаю, граф, что еще в замке Бражелон вам следовало открыться мне
и что аббат, - оказал он на Арамиса, - должен был сделать это в своем
монастыре; тогда я не бросился бы в предприятие, в котором вы должны бы-
ли стать мне поперек дороги. Но из-за моей сдержанности не следует счи-
тать меня глупцом. Если бы я захотел выяснить, какая разница между
людьми, которые к аббату д'Эрбле приходят по веревочной лестнице, и те-
ми, которые являются к нему по деревянной, я бы заставил его говорить.
- Как вы смеете вмешиваться! - воскликнул Арамис, бледнея от гнева
при мысли, что, может быть, д'Артаньян подглядел его с г-жой де Лонг-
виль.
- Я вмешиваюсь в то, что меня касается, и умею делать вид, будто не
замечаю того, до чего мне нет дела. Но я ненавижу лицемеров, а к этой
категории я причисляю мушкетеров, изображающих из себя аббатов, и абба-
тов, прикидывающихся мушкетерами. Вот, - прибавил он, указывая на Порто-
са, - человек, который разделяет мое мнение.
Портос, не произносивший до сих пор ни звука, ответил одним словом и
одним движением. Он сказал: "Да", и взялся за шпагу.
Арамис отскочил назад и извлек из ножен свою. Д'Артаньян пригнулся,
готовый напасть или защищаться.
Тогда Атос свойственным ему одному спокойным и повелительным движени-
ем протянул руку, медленно взял свою шпагу вместо с ножнами, переломил
ее на колене и отбросил обломки в сторону.
Затем, обратившись к Арамису, он сказал:
- Арамис, сломайте вашу шпагу.
Арамис колебался.
- Так надо, - сказал Атос и прибавил более тихим в мягким голосом: -
Я так хочу.
Тогда Арамис, побледнев еще больше, но покоренный этим жестом и голо-
сом, переломил в руках гибкое лезвие, затем скрестил на груди руки и
стал ждать, дрожа от ярости.
То, что они сделали, принудило отступить д'Артаньяна и Портоса. Д'Ар-
таньян совсем не вынул шпаги, а Портос вложил свою обратно в ножны.
- Никогда, - сказал Атос, медленно поднимая к небу правую руку, - ни-
когда, клянусь в этом перед богом, который видит и слышит нас в эту тор-
жественную ночь, никогда моя шпага не скрестится с вашими, никогда я не
кину на вас гневного взгляда, никогда в сердце моем по шевельнется нена-
висть к вам. Мы жили вместе, нснавпдоли и любили вместе. Мы вместе про-
ливали кровь, и, может быть, прибавлю я, между нами есть еще другая
связь, более сильная, чем дружба: мы связаны общим преступлением. Потому
что мы все четверо судили, приговорили к смерти и казнили человеческое
существо, которое, может быть, мы не имели права отправлять на тот свет,
хотя оно скорее принадлежало аду, чем этому миру. Д'Артаньян, я всегда
любил вас, как сына. Портос, мы десять лет спали рядом, Арамис так же
брат вам, как и мне, потому что Арамис любил вас, как я люблю и буду лю-
бить вас вечно. Что значит для вас Мазарини, когда мы заставляли посту-
пать по-своему такого человека, как Ришелье! Что для нас тот или иной
принц, для нас, сумевших сохранить королеве ее корону! Д'Артаньян, прос-
тите, что я скрестил вчера свою шпагу с вашей. Арамис просит в том же
извиненья у Портоса. После этого ненавидьте меня, если можете, но кля-
нусь, что, несмотря на вашу ненависть, я буду питать к вам только
чувство уважения и дружбы. А теперь вы, Арамис, повторите мои слова. И
затем, если наши старые друзья этого желают и вы желаете того же, расс-
танемся с ними навсегда.
Наступила минута торжественного молчания, которое было прервано Ара-
мисом.
- Клянусь, - сказал он, глядя спокойно и прямо, хотя голос его дрожал
еще от недавнего волнения, - клянусь, я по питаю больше ненависти к моим
былым товарищам. Я сожалею, что бился с вами, Портос. Клянусь далее, что
не только шпага моя никогда не направится на вашу грудь, но что даже в
самой сокровенной глубине моего сердца но найдется впредь и следа непри-
язни к вам. Пойдемте, Атос.
Атос сделал движение, чтобы уйти.
- О пет, нет! Не уходите! - вскричал Д'Артаньян, увлекаемый одним из
тех неудержимых порывов, в которых сказывалась его горячая кровь и при-
родная прямота души. - Не уходите, потому что я тоже хочу произнести
клятву. Клянусь, что я отдам последнюю каплю моей крови, последний живой
лоскут моей плоти, чтобы сохранить уважение такого человека, как вы,
Атос, и дружбу такого человека, как вы, Арамис.
И он бросился в объятия Атоса.
- Сын мой, - произнес Атос, прижимая его к сердцу.
- А я, - сказал Портос, - я не клянусь ни в чем, но я задыхаюсь от
избытка чувств, черт возьми! Если бы мне пришлось сражаться против вас,
мне кажется я скорее дал бы себя проткнуть насквозь, потому что я никог-
да никого не любил, кроме вас, в целом свете.
И честный Портос, заливаясь слезами, бросился в объятия Арамиса.
- Друзья мои, - сказал Атос, - вот на что я надеялся, вот чего я ждал
от таких сердец, как ваши. Да, я уже сказал и повторяю еще раз: судьбы
наши связаны нерушимо, хотя пути наши и разошлись. Я уважаю ваши взгля-
ды, Д'Артаньян, я уважаю ваши убеждения, Портос. Хотя мы сражаемся за
противоположные цели, - останемся друзьями! Министры, принцы, короли,
словно поток, пронесутся и исчезнут, междоусобная война погаснет, как
костер, но мы, останемся ли мы теми же? У меня есть предчувствие, что
да.
- Да, - сказал Д'Артаньян, - будем всегда мушкетерами, и пусть нашим
единственным знаменем будет знаменитая салфетка бастиона Сен-Жерве, на
которой великий кардинал велел вышить три лилии.
- Да, - сказал Арамис, - сторонники ли мы кардинала или фрондеры, не
все ли равно? Останемся навсегда друг другу добрыми секундантами на дуэ-
лях, преданными друзьями в важных делах, веселыми товарищами в веселье.
- И всякий раз, - сказал Атос, - как нам случится встретиться в бою,
при одном слове "Королевская площадь!" возьмем шпагу в левую руку и про-
тянем друг другу правую, хотя бы это было среди кровавой резни.
- Вы говорите восхитительно! - сказал Портос.
- Вы величайший из людей и целой головой выше нас всех! - вскричал
д'Артаньян.
Атос улыбнулся с несказанной радостью.
- Итак, решено, - сказал он. - Ну, господа, ваши руки. Христиане ли
вы хоть сколько-нибудь?
- Черт побери! - воскликнул Д'Артаньян.
- Мы будем ими на этот раз, чтобы сохранить верность нашей клятве, -
сказал Арамис.
- Ах, я готов поклясться кем угодно, хоть самим Магометом, - сказал
Портос. - Черт меня подери, если я когда-нибудь был так счастлив, как
сейчас.
И добрый Портос принялся вытирать все еще влажные глаза.
- Есть ли на ком-нибудь из вас крест? - спросил Атос.
Портос и д'Артаньян переглянулись и покачали головами, как люди, зас-
тигнутые врасплох.
Арамис улыбнулся и снял с шеи алмазный крестик на нитке жемчуга.
- Вот, - сказал он.
- Теперь, - продолжал Атос, - поклянемся на этом кресте, который нес-
мотря на алмазы, все-таки крест, - поклянемся, что бы ни случилось, веч-
но сохранять дружбу. И пусть эта клятва свяжет не только нас, но и наших
потомков. Согласны вы на такую клятву?
- Да, - ответили все в один голос.
- Ах, предатель! - шепнул д'Артаньян на ухо Арамису. - Вы заставили
нас поклясться на кресте фрондерки! |
|
- Нет, вы этого не сделаете. Я не пущу вас так. Изза вашей слабости
вы можете погубить не одного человека, не Атоса, не графа де Ла Фер, но
дело целой партии, к которой вы принадлежите и которая на вас рассчиты-
вает.
- Пусть будет по-вашему, - грустно ответил Атос. И они продолжали
свой путь.
Едва только по улице Па-де-ла-Мюль подъехали они к решетке пустынной
площади, как заметили под сводами, около улицы Святой Екатерины, трех
всадников.
Это были д'Артаньян и Портос, закутанные в плащи, из-под которых тор-
чали их шпаги. За ними следовал Планше с мушкетом через плечо.
Увидев их, Атос и Арамис сошли с лошадей.
Д'Артаньян и Портос сделали то же самое. Д'Артаньян, заметив, что Ба-
зен, вместо того чтобы держать трех лошадей на поводу, привязывает их к
кольцам под сводами, приказал и Планше сделать так же.
Затем - двое с одной стороны и двое с другой, сопровождаемые слугами,
они двинулись навстречу друг другу и, сойдясь, вежливо раскланялись.
- Где угодно будет вам, господа, выбрать место для нашей беседы? -
сказал Атос, заметив, что многие прохожие останавливаются и глядят на
них, словно ожидая, что сейчас разыграется одна из тех знаменитых дуэ-
лей, воспоминание о которых еще свежо было в памяти парижан, в особен-
ности живших на Королевской площади.
- Решетка заперта, - сказал Арамис, - но если вы любите тень деревьев
и ненарушаемое уединение, я достану ключ в особняке Роган, и мы устроим-
ся чудесно.
Д'Артаньян стал вглядываться в темноту, а Портос даже просунул голову
в решетку, пытаясь разглядеть чтонибудь во мраке.
- Если вы предпочитаете другое место, - своим благородным, чарующим
голосом сказал Атос, - выбирайте сами.
- Я думаю, что если только господин д'Эрбле достанет ключ, лучше это-
го места не найти.
Арамис сейчас же пошел за ключом, успев, однако, шепнуть Атосу, чтобы
он не подходил очень близко к д'Артаньяну и Портосу; по тот, кому он по-
дал этот совет, только презрительно улыбнулся и подошел к своим прежним
друзьям, не двигавшимся с места.
Арамис действительно постучался в особняк Роган и скоро вернулся
вместе с человеком, говорившим:
- Так вы даете мне слово, сударь?
- Вот вам, - сказал Арамис, протягивая ему золотой.
- Ах, вы не хотите дать мне слово, сударь! - сказал привратник, качая
головой.
- В чем мне ручаться? - отвечал Арамис. - Я вас уверяю, что в настоя-
щую минуту эти господа - паши друзья.
- Да, конечно, - холодно подтвердили Атос, д'Артаньян и Портос.
Д'Артаньян слышал разговор и понял, в чем дело.
- Вы видите? - сказал он Портосу.
- Что такое?
- Он не хочет дать слово.
- В чем?
- Этот человек просит Арамиса дать слово, что мы явились на площадь
не для поединка.
- И Арамис не захотел дать слово?
- Не захотел.
- Так будем осторожны.
Атос не спускал с них глаз, пока они говорили. Арамис открыл калитку
и посторонился, чтобы пропустить вперед д'Артаньяна и Портоса. Входя,
д'Артаньян зацепил эфесом шпаги за решетку и принужден был распахнуть
плащ. Под плащом обнаружились блестящие дула его пистолетов, на которых
заиграл лунный свет.
- Вы видите? - сказал Арамис, дотрагиваясь одной рукой до плеча Атоса
и указывая другой на арсенал за поясом д'Артаньяна.
- Увы, да! - сказал Атос с тяжелым вздохом.
И он пошел за ними. Арамис вошел последним и запер за собой калитку.
Двое слуг остались на улице и, словно тоже испытывая недоверие, держа-
лись подальше друг от друга.
XXXI
КОРОЛЕВСКАЯ ПЛОЩАДЬ
В молчании все четверо направились на середину площади. В это время
лупа вышла из-за туч, и так как на открытом месте их легко было заме-
тить, они решили свернуть под липы, где тень была гуще.
Кое-где там стояли скамейки. Они остановились около одной из них. По
знаку Атоса д'Артаньян и Портос сели. Атос и Арамис продолжали стоять.
Наступило молчание; каждый испытывал замешательство перед неизбежным
объяснением.
- Господа, - заговорил Атос, - наше присутствие на этом свидании до-
казывает силу нашей прежней дружбы. Ни один не уклонился, значит, ни од-
ному из нас не в чем упрекнуть себя.
- Послушайте, граф, - ответил д'Артаньян, - вместо того чтобы гово-
рить комплименты, которых, быть может, не заслуживаем ни мы, ни вы, луч-
ше объяснимся чистосердечно.
- Я ничего так не желаю, - ответил Атос. - Я говорю искренне, скажите
же откровенно и вы: можете ли вы в чем-нибудь упрекнуть меня или аббата
д'Эрбле?
- Да, - сказал д'Артаньян. - Когда я имел честь видеться с вами в ва-
шем замке Бражелон, я сделал вам предложение, которое было хорошо вами
понято. Но, вместо того чтобы ответить мне, как другу, вы провели меня,
как ребенка, и этой восхваляемой вами дружбе был нанесен удар не вчера,
когда скрестились наши шпаги, а раньше, когда вы притворялись у себя в
замке?
- Д'Артаньян, - с кротким упреком проговорил Атос.
- Вы просили меня быть откровенным, - продолжал д'Артаньян, - из-
вольте. Вы спрашиваете меня, что я думаю, и я вам это говорю. А теперь я
обращаюсь к вам, господин аббат д'Эрбле. Я говорил с вами, как говорил с
графом, и вы так же, как он, обманули меня.
- Поистине, вы странный человек, - сказал Арамис. - Вы явились ко мне
с предложениями, но разве вы их мне сделали? Нет, вы старались выведать
мои секреты - и только. Что я вам тогда сказал? Что Мазарини ничтожество
и что я не буду ему служить. Вот и все. Разве я вам сказал, что не буду
служить никому другому? Напротив, я, как мне кажется, дал вам попять,
что я на стороне принцев. Насколько мне помнится, мы с вами даже преве-
село шутили над возможностью такого вполне вероятного случая, что карди-
нал поручит вам арестовать меня. Принадлежите вы к какой-нибудь партии?
Бесспорно, да. Почему же и нам тоже нельзя примкнуть к другой партии? У
вас была своя тайна, у нас - своя. Мы не поделились ими; тем лучше, это
доказывает, что мы умеем хранить тайны.
- Я ни в чем не упрекаю вас, - сказал д'Артаньян, - и если коснулся
вашего образа действий, то только потому, что граф де Ла Фер заговорил о
дружбе.
- А что вы находите предосудительного в моих действиях? - надменно
спросил Арамис.
Кровь сразу бросилась в голову д'Артаньяну. Он встал и ответил:
- Я нахожу, что они вполне достойны питомца иезуитов.
Видя, что д'Артаньян поднялся, Портос встал также. Все четверо стояли
друг против друга с угрожающим видом.
При ответе д'Артаньяна Арамис сделал движение, словно хотел схва-
титься за шпагу.
Атос остановил его.
- Д'Артаньян, - сказал он, - вы пришли сюда сегодня, еще не остыв
после нашего вчерашнего приключения. Я надеялся, д'Артаньян, что в вашем
сердце найдется достаточно величия духа и двадцатилетняя дружба устоит
перед минутной обидой самолюбия. О, скажите мне, что это так! Можете ли
вы упрекнуть меня в чем-нибудь? Если я виноват, я готов признать свою
вину. |
|
В этот момент на соседней церкви пробило девять часов.
Д'Артаньян вздрогнул.
- В самом деле, - сказал Портос, - бьет девять, а в десять, как вы
помните, у нас свидание на Королевской площади.
- Молчите, Портос, - нетерпеливо воскликнул д'Артаньян, - не напоми-
найте мне об этом. Со вчерашнего дня я сам не свой. Я не пойду.
- Почему? - спросил Портос.
- Потому что мне очень тяжело видеть снова двух людей, по вине кото-
рых провалилось наше предприятие.
- Но ведь ни тот, ни другой не одержали над нами верх. Мой пистолет
был еще заряжен, а вы стояли оба лицом к лицу со шпагами в руке.
- Да, - сказал д'Артаньян, - но не кроется ли в свидании...
- О, вы так не думаете, д'Артаньян.
Это была правда. Д'Артаньян не считал Атоса способным на обман, а
просто искал предлога, чтобы увильнуть от свидания.
- Надо идти, - сказал великолепный сеньор де Брасье. - Иначе они по-
думают, что мы струсили. Ах, мой друг, раз мы бесстрашно выступили вдво-
ем против пятидесяти противников на большой дороге, то мы можем смело
встретиться с двумя друзьями на Королевской площади.
- Да, да, - сказал д'Артаньян, - я это знаю; но они примкнули к пар-
тии принцев, не предупредив нас о том. Атос и Арамис провели меня, и это
меня тревожит. Вчера мы узнали правду. А вдруг сегодня откроется еще
чтонибудь?
- Вы в самом деле не доверяете им? - спросил Портос
- Арамису - да, с тех пор как он стал аббатом. Вы представить себе не
можете, мои дорогой, чем он теперь стал. По его мнению, мы загораживаем
ему дорогу к сану епископа, и он, пожалуй, не прочь нас устранить.
- Арамис - другое дело; тут я не удивился бы, - сказал Портос.
- Пожалуй, господин де Бофор вздумает захватить нас.
- Это после того, как мы были у него в руках и он отпустил нас на
свободу? Впрочем, будем осторожны, вооружимся и возьмем с собой Планше с
его карабином.
- Планше - фрондер, - сказал д'Артаньян.
- Черт бы побрал эту гражданскую войну! - воскликнул Портос - Ни на
кого нельзя положиться: ни на друзей, ни на прислугу. Ах, если бы бедный
Мушкетон был здесь! Вот кто никогда бы меня не покинул.
- Да, пока вы богаты. Эх, мой друг, не междоусобные войны разъединяют
пас, а то, что мы больше не двадцатилетние юноши, то, что благородные
порывы молодости угасли, уступив место голосу холодного расчета, внуше-
ниям честолюбия, воздействию эгоизма Да, вы правы, Портос; пойдем на это
свидание, по пойдем хорошо вооруженные. Если мы не пойдем, они скажут,
что мы струсили Эй, Планше! - крикнул д'Артаньян.
Явился Планше
- Вели оседлать лошадей и захвати карабин.
- Но, сударь, на кого же мы идем?
- Ни на кого. Это простая мера предосторожности на случай, если мы
подвергнемся нападению
- Знаете ли вы, сударь, что было покушение на доброго советника Бру-
селя, этого отца народа?
- Ах, в самом деле? - спросил д'Артаньян.
- Да, но он вполне вознагражден: народ на руках отнес его домой. Со
вчерашнего дня дом его битком набит Его посетили коадъютор, Лонгвиль,
принц де Копти; герцогиня де Шеврез и госпожа де Вандом расписались у
него в числе посетителей Теперь стоит ему захотеть.
- Ну что он там захочет?
Планше запел:
Слышен ветра шепот,
Слышен свист порой
Эго Фронды ропот
"Мазарини долой!"
- Нет ничего странного, что Мазарини было бы более по сердцу, если бы
я совсем задавил его советника, - хмуро бросил д'Артаньян Портосу.
- Вы понимаете, сударь, что если вы просите меня захватить мой кара-
бин для какого-нибудь предприятия вроде того, какое замышлялось против
господина Бруселя.
- Нет, нет, будь спокоен. Но откуда у тебя все эти подробности?
- О, я получил их из верного источника - от Фрике.
- От Фрике? - сказал д'Артаньян. - Это имя мне знакомо.
- Это сын служанки Бруселя, молодец парень; за пего можно поручиться
- при восстании он своего не упустит.
- Не поет ли он на клиросе в соборе Богоматери? - спросил д'Артаньян.
- Да, ему покровительствует Базен.
- Ах, знаю, - сказал д'Артаньян, - и он прислуживает в трактире на
улице Лощильщиков.
- Совершенно верно.
- Что вам за дело до этого мальчишки? - спросил Портос.
- Гм, - сказал д'Артаньян, - я уж раз получил от него хорошие сведе-
ния, и при случае он может доставить мне и другие.
- Вам, когда вы чуть не раздавили его хозяина!
- А откуда он это узнает?
- Правильно.
В это время Атос и Арамис приближались к Парижу через предместье
Сент-Антуан. Они отдохнули в дороге и теперь спешили, чтобы не опоздать
на свидание. Базен один сопровождал их. Гримо, как помнят читатели, ос-
тался ухаживать за Мушкетоном, а затем должен был ехать прямо к молодому
виконту Бражелону, направляющемуся во фландрскую армию.
- Теперь, - сказал Атос, - нам нужно зайти в какую-нибудь гостиницу,
переодеться в городское платье, сложить шпаги и пистолеты и разоружить
нашего слугу.
- Отнюдь нет, дорогой граф. Позвольте мне не только не согласиться с
вашим мнением, но даже попытаться склонить вас к моему.
- Почему?
- Потому что свидание, на которое мы идем, - военное свидание.
- Что вы хотите этим сказать, Арамис?
- Что Королевская площадь - это только продолжение Вандомской проез-
жей дороги и ничто другое.
- Как! Наши друзья...
- Стали сейчас нашими опаснейшими врагами, Атос... Послушайтесь меня,
не стоит быть слишком доверчивым, а в особенности вам.
- О мой дорогой д'Эрбле!..
- Кто может поручиться, что д'Артаньян не винит нас в своем поражении
и не предупредил кардинала? И что кардинал не воспользуется этим свида-
нием, чтобы схватить нас?
- Как, Арамис, вы думаете, что д'Артаньян и Портос приложат руку к
такому бесчестному делу?
- Между друзьями, вы правы, Атос, это было бы бесчестное дело, но по
отношению к врагам это только военная хитрость.
Атос скрестил руки и поник своей красивой головой.
- Что поделаешь, Атос, - продолжал Арамис, - люди уж так созданы, и
не всегда им двадцать лет. Мы, как вы знаете, жестоко задели самолюбие
д'Артаньяна, слепо управляющее его поступками. Он был побежден. Разве вы
не видели, в каком он был отчаянии на той дороге? Что касается Портоса,
то, может быть, его баронство зависело от удачи всего дела. Но мы встали
ему поперек пути, и на этот раз баронства ему не видать. Кто поручится,
что пресловутое баронство не зависит от нашего сегодняшнего свидания?
Примем меры предосторожности, Атос.
- Ну а если они придут безоружными? Какой позор для пас, Арамис?
- О, будьте покойны, дорогой мой, ручаюсь вам, что этого не случится.
К тому же у нас есть оправдание: мы прямо с дороги, и мы мятежники.
- Нам думать об оправданиях! Об оправданиях перед д'Артаньяном и Пор-
тосом! О Арамис, Арамис, - сказал Атос, грустно качая головой. - Клянусь
честью, вы делаете меня несчастнейшим из людей. Вы отравляете сердце,
еще не окончательно умершее для дружеских чувств. Поверьте, лучше бы у
меня его вырвали из груди. Делайте, как хотите, Арамис. Я же пойду без
оружия, - закончил он. |
|
XXX
ЧЕТВЕРО ДРУЗЕЙ ГОТОВЯТСЯ К ВСТРЕЧЕ
- Ну что? - спросил Портос, сидевший во дворе гостиницы "Козочка", у
д'Артаньяна, который возвратился из Пале-Рояля с вытянутой и угрюмой фи-
зиономией. - Он дурно вас принял, дорогой д'Артаньян?
- Конечно, дурно. Положительно, это просто скотина! Что вы там едите,
Портос?
- Как видите, макаю печенье в испанское вино. Советую и вам делать то
же.
- Вы правы. Жемблу, стакан!
Слуга, названный этим звучным именем, подал стакан, и д'Артаньян
уселся возле своего друга.
- Как же это было?
- Черт! Вы понимаете, что выбирать выражения не приходилось. Я вошел,
он косо на меня посмотрел, я пожал плечами и сказал ему: "Ну, монсеньер,
мы оказались слабее". - "Да, я это знаю, расскажите подробности". Вы по-
нимаете, Портос, я не мог рассказать детали, не называя наших друзей; а
назвать их - значило их погубить.
"Еще бы! Монсеньер, - сказал я, - их было пятьдесят, а нас только
двое". - "Да, - ответил он, - но это не помешало вам обменяться выстре-
лами, как я слышал". - "Как с той, так и с другой стороны потратили нем-
ного пороху, вот и все". - "А шпаги тоже увидели дневной свет?" - "Вы
хотите сказать, монсеньер, ночную тьму?" - ответил я. "Так, - продолжал
кардинал, - я считал вас гасконцем, дорогой мой". - "Я гасконец, только
когда мне везет, мопсеньер". Этот ответ, как видно, ему понравился: он
рассмеялся. "Впредь мне наука, - сказал он, - давать своим гвардейцам
лошадей получше. Если бы они поспели за вами и каждый из них сделал бы
столько, сколько вы и ваш друг, - вы сдержали бы слово и доставили бы
мне его живым или мертвым".
- Ну что ж, мне кажется, это неплохо, - заметил Портос.
- Ах, боже мой, конечно, нет, дорогой мой. Но как это было сказано!
Просто невероятно, - перебил он свой рассказ, - сколько это печенье пог-
лощает вина. Настоящая губка! Жемблу, еще бутылку!
Поспешность, с которой была принесена бутылка, свидетельствовала об
уважении, которым пользовался д'Артаньян в заведении.
Он продолжал:
- Я уже уходил, как он опять подозвал меня и спросил: "У вас три ло-
шади были убиты и загнаны?" - "Да, монсеньер". - "Сколько они стоят?"
- Что же, это по-моему, похвальное намерение, - заметил Портос.
- Тысячу пистолей, - ответил я.
- Тысячу пистолей! - вскричал Портос. - О, это чересчур, и если он
знает толк в лошадях, он должен был торговаться.
- Уверяю вас, ему этого очень хотелось, этому скряге. Он подскочил на
месте и впился в меня глазами. Я тоже посмотрел на него. Тогда он понял
и, сунув руку в ящик, вытащил оттуда билеты Лионского банка.
- На тысячу пистолей?
- Ровно на тысячу, этакий скряга, ни на пистоль больше.
- И они при вас?
- Вот они.
- Честное слово, по-моему, он поступил как порядочный человек, - ска-
зал Портос.
- Как порядочный человек? С людьми, которые не только рисковали из-за
него своей шкурой, но еще оказали ему большую услугу!
- Большую услугу, какую же? - спросил Портос.
- Еще бы, я, кажется, задавил ему одного парламентского советника.
- Как! Это тот черный человечек, которого вы сшибли с ног у кладбища?
- Именно, мой милый. Понимаете ли, он очень мешал ему. К несчастью, я
не раздавил его в лепешку. Он, по-видимому, выздоровеет и еще наделает
кардиналу неприятностей.
- Вот как! А я еще осадил мою лошадь, которая чуть было не смяла его.
Ну, отложим это до следующего раза...
- Он должен был, скупец, заплатить мне за этого советника!
- Но ведь вы не совсем его задавили? - заметил Портос.
- А! Ришелье все равно сказал бы: "Пятьсот экю за советника!" Но до-
вольно об этом. Сколько вам стоили ваши лошади, Портос?
- Эх, друг мой, если б бедный Мушкетон был здесь, он назвал бы вам
точную цену в ливрах, су и денье.
- Все равно, скажите хоть приблизительную, с точностью до десяти экю.
- Вулкан и Баярд мне стоили каждый около двухсот пистолей, и если
оценить Феба в полтораста, то это, вероятно, будет полный счет.
- Значит, остается еще четыреста пятьдесят пистолей, - сказал д'Ар-
таньян удовлетворенно.
- Да, - ответил Портос, - но не забудьте еще сбрую.
- Это правда, черт возьми! А сколько стоит сбруя?
- Если положить сто пистолей на три лошади, то...
- Хорошо, будем считать, сто пистолей, - прервал д'Артаньян. - У нас
остается еще триста пятьдесят.
Портос кивнул головой в знак согласия.
- Отдадим пятьдесят хозяйке в счет нашего содержания и поделим между
собой остальные триста.
- Поделим, - согласился Портос.
- В общем, грошовое дело, - пробормотал д'Артаньян, пряча свои биле-
ты.
- Гм... - сказал Портос, - это уж всегда так. Но скажите-ка...
- Что?
- Он совершенно обо мне не спрашивал?
- Ну как же! - воскликнул д'Артаньян, боясь обескуражить своего друга
признанием, что кардинал ни словом о нем не обмолвился. - Он сказал...
- Что он сказал? - подхватил Портос.
- Подождите, я хочу припомнить его подлинные слова. Он сказал: "Пере-
дайте вашему другу, что он может спать спокойно".
- Отлично, - сказал Портос. - Ясно как день, что все-таки он собира-
ется сделать меня бароном. |
|
- О! - вскричал молодой человек. - Горе тем, кто тронул вас, батюшка!
- Жак, - произнес советник, - пойдите лучше за доктором, друг мой.
- Я слышу крики на улице, - сказала служанка, - наверное, это Фрике
привел доктора. Нет, кто-то приехал в карете!
Бланмениль выглянул в окно.
- Это коадъютор! - воскликнул он.
- Господин коадъютор! - повторил Брусель. - Ах, боже мой, да пустите
же, я пойду к нему навстречу!
И советник, забыв о своей ране, бросился бы встретить г-на де Репа,
если бы Бланмениль не остановил его.
- Ну-с, дорогой Брусель, - сказал коадъютор, входя, - что же случи-
лось? Говорят о засаде, об убийстве? Здравствуйте, господин Бланмениль.
Я заехал за своим доктором и привез его вам.
- Ах, сударь! - воскликнул Брусель. - Вы оказываете мне слишком высо-
кую честь! Действительно, меня опрокинули и растоптали мушкетеры короля.
- Вернее, мушкетеры кардинала, - возразил коадъютор. - Вернее, маза-
ринисты. Но они поплатятся за это, будьте покойны. Не правда ли, госпо-
дин Бланмениль?
Бланмениль хотел ответить, как вдруг отворилась дверь, и лакей в пыш-
ной ливрее доложил громким голосом:
- Герцог де Лонгвиль.
- Неужели? - вскричал Брусель. - Герцог здесь? Какая честь для меня!
- Ах, монсеньер! Я пришел, чтобы оплакивать участь нашего доблестного
защитника, - сказал герцог. - Вы ранены, милый советник?
- Что с того! Ваше посещение излечит меня, монсеньер.
- Но все же вы страдаете?
- Очень, - сказал Брусель.
- Я привез своего врача, - сказал герцог, - разрешите ему войти.
- Как! - воскликнул Брусель.
Герцог сделал знак лакею, который ввел человека в черной одежде.
- Мне пришла в голову та же мысль, герцог, - сказал коадъютор.
Врачи уставились друг на друга.
- А, это вы, господин коадъютор? Друзья народа встречаются на своей
территории...
- Я был встревожен слухами и поспешил сюда. Но я думаю, врачи немед-
ленно должны осмотреть нашего славного советника.
- При вас, господа? - воскликнул смущенный Брусель.
- Почему же нет, друг мой? Право, мы хотим поскорей узнать, что с ва-
ми.
- Ах, боже мой, - сказала г-жа Брусель, - там снова шумят!
- Похоже на приветствия, - сказал Бланмениль, подбегая к окну.
- Что там еще? - вскричал Брусель, побледнев.
- Ливрея принца де Конти, - воскликнул Бланмениль, - сам принц де
Конти!
Коадъютор и герцог де Лонгвиль чуть не расхохотались. Врачи хотели
снять одеяло с Бруселя. Брусель остановил их. В эту минуту вошел принц
де Конти.
- Ах, господа, - воскликнул он, увидя коадъютора, - вы предупредили
меня! Но не сердитесь, дорогой Брусель. Как только я услышал о вашем
несчастье, я подумал, что быть может, у вас нет врача, и привез вам сво-
его. Но как вы себя чувствуете? Почему говорили об убийстве?
Брусель хотел ответить, но не нашел слов: он был подавлен оказанной
ему честью.
- Ну-с, господин доктор, приступайте, - обратился принц де Конти к
сопровождавшему его человеку в черном.
- Да у нас настоящий консилиум, господа, - сказал один из врачей.
- Называйте это, как хотите, - сказал принц, - но поскорей скажите
нам, в каком состоянии наш дорогой советник.
Три врача подошли к кровати. Брусель натягивал одеяло изо всех сил,
но, несмотря на сопротивление, его раздели и осмотрели.
У него было только два ушиба: на руке и на ляжке.
Врачи переглянулись, не понимая, зачем понадобилось созвать самых
сведущих в Париже людей ради такого пустяка.
- Ну как? - спросил коадъютор.
- Ну как? - спросил принц.
- Мы надеемся, что серьезных последствий не будет, - сказал один из
врачей. - Сейчас мы удалимся в соседнюю комнату и установим лечение.
- Брусель! Сообщите о Бруселе! - кричала толпа. - Как здоровье Брусе-
ля?
Коадъютор подошел к окну" При виде его толпа умолкла.
- Друзья мои, успокойтесь! - крикнул он. - Господин Брусель вне опас-
ности. Но он серьезно равен и нуждается в покое.
Тотчас же на улице раздался крик: "Да здравствует Брусель! Да
здравствует коадъютор!"
Господин де Лонгвиль почувствовал ревность и тоже подошел к окну.
- Да здравствует Лонгвиль! - закричали в толпе.
- Друзья мои, - сказал герцог, делая приветственный знак рукой, - ра-
зойдитесь с миром. Не нужно таким беспорядком радовать наших врагов.
- Хорошо сказано, господин герцог, - сказал Брусель, - вот настоящая
французская речь.
- Да, господа парижане, - произнес принц де Конти, тоже подходя к ок-
ну за своей долей приветствий. - Господин Брусель просит вас разойтись.
К тому же ему необходим покой, и шум может повредить ему.
- Да здравствует принц де Конти! - кричала толпа.
Принц поклонился.
Все три посетителя простились с советником, и толпа, которую они рас-
пустили именем Бруселя, отправилась их провожать. Они достигли уже набе-
режной, а Брусель с постели все еще кланялся им вслед.
Старая служанка была поражена всем происшедшим и смотрела на хозяина
с обожанием. Советник вырос в ее глазах на целый фут.
- Вот что значит служить своей стране по совести, - удовлетворенно
заметил Брусель.
Врачи после часового совещания предписали класть на ушибленные места
примочки из соленой воды.
Весь день к дому подъезжала карета за каретой. Это была настоящая
процессия. Вся Фронда расписалась у Бруселя.
- Какой триумф, отец мой! - восклицал юный сын советника. Он не пони-
мал истинных причин, толкавших их людей к его отцу, и принимал всерьез
всю эту демонстрацию.
- Увы, мой милый Жак, - сказал Брусель, - боюсь, как бы не пришлось
слишком дорого заплатить за этот триумф. Наверняка господин Мазарини
составляет сейчас список огорчений, доставленных ему по моей милости, и
предъявит мне счет.
Фрике вернулся за полночь: он никак не мог разыскать врача. |
|