|
Прошло десять минут, в течение которых д'Артаньян тщетно пытался ра-
зобрать сквозь наружный конверт адрес на письме.
Кардинал возвратился бледный и, видимо, озабоченный. Он молча подсел
опять к письменному столу и начал что-то обдумывать. Д'Артаньян внима-
тельно следил за ним, стараясь прочесть его мысли. Но лицо кардинала бы-
ло столь же непроницаемо, как конверт пакета, который он отдал мушкете-
ру.
"Эге! - подумал д'Артаньян. - Он, кажется, сердит. Уж не на меня ли?
Он размышляет. Не собирается ли он отправить меня в Бастилию? Только
смотрите, монсеньер, при первом же слове, которое вы скажете, я вас за-
душу и сделаюсь фрондером. Меня повезут с триумфом, как Бруселя, и Атос
назовет меня французским Брутом. Это будет недурно".
Пылкое воображение гасконца уже рисовало ему всю выгоду, какую он
сможет извлечь из такого положения.
Но он ошибся. Мазарини заговорил с ним ласковее прежнего.
- Вы правы, дорогой д'Артаньян, - сказал он, - вам еще нельзя ехать.
"Ага", - подумал д'Артаньян.
- Верните мне, пожалуйста, письмо.
Д'Артаньян подал письмо. Кардинал проверил, цела ли печать.
- Вы мне понадобитесь сегодня вечером, - сказал Мазарини. - Приходите
через два часа.
- Через два часа, монсеньер, - возразил д'Артаньян, - у меня назначе-
но свидание, которое я не могу пропустить.
- Не беспокойтесь, - сказал Мазарини, - это по одному и тому же делу.
"Прекрасно, - подумал д'Артаньян, - я так и думал".
- Итак, возвращайтесь в пять часов и приведите с собой милейшего гос-
подина дю Валлона. Но только оставьте его в приемной: я хочу поговорить
с вами наедине.
Д'Артаньян молча поклонился, думая про себя:
"Оба дают одно и то же приказание, оба назначают одно и то же время,
оба в Пале-Рояле. Понимаю. Вот тайна, за которую господин де Гонди зап-
латил бы сто тысяч ливров".
- Вы задумались? - спросил Мазарини с тревогой.
- Да, я думаю о том, надо ли нам вооружиться или нет.
- Вооружитесь до зубов, - сказал кардинал.
- Хорошо, монсеньер, будет исполнено.
Д'Артаньян поклонился, вышел и поспешил домой передать своему другу
лестные отзывы Мазарини, чем доставил Портосу несказанное удовольствие.
VII
БЕГСТВО
Несмотря на признаки волнения в городе, Пале-Рояль представлял самое
веселое зрелище, когда д'Артаньна явился туда к пяти часам дня. И не
удивительно: раз королева возвратила народу Бруселя и Бланмениля, ей те-
перь действительно нечего было бояться, потому что народу больше нечего
было от нее требовать. Возбуждение горожан было остатком недавнего вол-
нения: надо было дать ему время утихнуть, подобно тому как после бур и:
требуется иногда несколько дней для того, чтобы море совсем успокоилось.
Устроено было большое празднество, поводом к которому послужил приезд
ланского победителя. Приглашены были принцы и принцессы; уже с полудня
двор наполнился их каретами. После обеда у королевы должна была состо-
яться игра.
Анна Австрийская пленяла всех в этот день своим умом и грацией; ни-
когда еще не видели ее такой веселой. Жажда мести придавала блеск ее
глазам и озаряла лицо улыбкой.
Когда встали из-за стола, Мазарини скрылся. Д'Артаньян уже был на
своем посту, дожидаясь кардинала в передней. Тот появился с сияющим ли-
цом, взял его за руку и ввел в кабинет.
- Мой дорогой д'Артаньян, - сказал министр, садясь, - я окажу вам
сейчас величайшее доверие, какое только министр может оказать офицеру.
Д'Артаньян поклонился.
- Я надеюсь, - сказал он, - что министр окажет мне его безо всякой
задней мысли и в полном убеждении, что я действительно достоин доверия.
- Вы достойнее всех, мой друг, иначе бы я к вам не обратился.
- В таком случае, - сказал д'Артаньян, - признаюсь вам, монсеньер,
что я уже давно жду подобного случая. Скажите же мне скорее то, что со-
бирались сообщить.
- Сегодня вечером, любезный д'Артаньян, - продолжал Мазарини, -
судьба государства будет в ваших руках.
Он остановился.
- Объяснитесь, монсеньер, я жду.
- Королева решила проехаться с королем в СенЖермен.
- Ага, - сказал д'Артаньян, - иначе говоря, королева хочет уехать из
Парижа.
- Вы понимаете, женский каприз...
- Да, я очень хорошо понимаю, - сказал д'Артаньян.
- За этим-то она и призвала вас к себе сегодня утром и приказала вам
снова явиться в пять часов.
- Стоило требовать с меня клятвы, что я никому не скажу об этом сви-
дании, - прошептал д'Артаньян. - О, женщины! Даже будучи королевами, они
остаются женщинами!
- Вы, может быть, не одобряете этого маленького путешествия, дорогой
господин д'Артаньян? - спросил Мазарипп с беспокойством.
- Я, монсеньер? - сказал д'Артаньян. - А почему бы?
- Вы пожимаете плечами.
- Это у меня такая привычка, когда я говорю с самим собой, монсеньер.
- Значит, вы одобряете?
- Я не одобряю и не осуждаю, монсеньер: я только жду ваших приказа-
ний.
- Хорошо. Итак, я остановил свои выбор на вас. Я вам поручаю отвезти
короля и королеву в Сен-Жермен.
"Ловкий плут!" - подумал д'Артаньян
- Вы видите, - продолжал Мазарини, видя бесстрастие д'Артаньяна, -
как я вам уже говорил, в ваших руках будет судьба государства.
- Да, монсеньер, и я чувствую всю ответственность такою поручения.
- Но все же вы предлагаете его?
- Я согласен на все.
- Вы считаете это дело возможным?
- Все возможно.
- Могут на вас напасть дорогой?
- Весьма вероятно.
- Как же вы поступите в этом случае?
- Я пробьюсь сквозь ряды нападающих.
- А если не пробьетесь?
- В таком случае - тем хуже для них: я пройду по их трупам.
- И вы доставите короля и королеву здравыми и невредимыми в Сен-Жер-
мен?
- Да.
- Вы ручаетесь жизнью?
- Ручаюсь.
- Вы герой, мой дорогой! - сказал Мазарини, с восхищением глядя на
мушкетера.
Д'Артаньян улыбнулся.
- А я? - спросил Мазарини после минутного молчания, пристально глядя
на д'Артаньяна.
- Что, монсеньер?
- Если я тоже захочу уехать?
- Это будет труднее.
- Почему так?
- Ваше преосвященство могут узнать.
- Даже в этом костюме? - сказал Мазарини.
И он сдернул с кресла плащ, прикрывавший полный костюм всадника,
светло-серый с красным, весь расшитый серебром. |
|
В молельню вошла королева
- Это вы, господин Д'Артаньян, - сказала она, устремив на офицера
ласковый и в то же время грустный взгляд. - Это вы, и я вас узнаю.
Взгляните и вы на меня, я королева. Узнаете вы меня?
- Нет, ваше величество, - ответил д'Артаньян.
- Разве вы забыли уже, - сказала Анна Австрийская тем чарующим тоном,
какой она умела придать своему голосу, когда хотела этого, - как некогда
одной королеве понадобился храбрый и преданный дворянин и как она нашла
этого дворянина? Для этого дворянина, который, быть может, думает, что
его забыли, она сохранила место в глубине своего сердца. Знаете вы это?
- Нет, ваше величество, я этого не знаю, - сказал мушкетер.
- Тем хуже, сударь, - произнесла Анна Австрийская, - тем хуже; я хочу
сказать - для королевы, так как ей опять понадобилась такая же храбрость
и преданность.
- Неужели, - возразил Д'Артаньян, - королева, окруженная такими пре-
данными слугами, такими мудрыми советниками, такими выдающимися по зас-
лугам и положению людьми, удостоила обратить свой взор на простого сол-
дата?
Анна поняла скрытый упрек, который только смутил, но не рассердил ее.
Самоотверженность и бескорыстие гасконского дворянина много раз застав-
ляли ее чувствовать угрызения совести, он превзошел ее благородством.
- Все, что вы говорите о людях, окружающих меня, может быть и верно,
- сказала она, - но я могу довериться только вам, господин Д'Артаньян. Я
знаю, что вы служите господину кардиналу, но послужите немного мне, и я
позабочусь о вас. Скажите, не согласились ли бы вы сделать для меня то
же, что сделал некогда для королевы дворянин, вам неизвестный.
- Я сделаю все, что прикажет ваше величество, - сказал Д'Артаньян.
Королева на минуту задумалась; в ответе мушкетера ей послышалась из-
лишняя осторожность
- Вы, может быть, любите спокойствие? - спросила она.
- Я не знаю, что это такое: я никогда не отдыхал, ваше величество.
- Есть у вас друзья?
- У меня их было трое: двое покинули Париж, и я не знаю, где они на-
ходятся. Со мной остался только один, по этот человек, кажется, из тех,
что знали дворянина, о котором ваше величество удостоили рассказать мне.
- Отлично! - сказала королева. - Вы вдвоем с вашим другом стоите це-
лой армии.
- Что я должен сделать, ваше величество?
- Приходите еще раз, в пять часов, и я вам скажу; во не говорите ни
единой душе о свидании, которое я вам назначила.
- Слушаюсь, ваше величество.
- Поклянитесь на распятии.
- Ваше величество, я никогда не нарушал своего слова. Что я сказал,
то сказал.
Королева, не привыкшая к такому языку, необычному в устах ее придвор-
ных, вывела заключение, что д'Артаньян вложит все свое усердие в испол-
нение ее плана, в осталась этим очень довольна. На самом деле это была
одна из хитростей гасконца, подчас желавшего скрыть под личиной солдатс-
кой резкости и прямоты свою проницательность.
- Ваше величество ничего мне больше сейчас не прикажет? - спросил он.
- Нет, - отвечала Анна Австрийская, - до пяти часов вы свободны и мо-
жете идти.
Д'Артаньян поклонился и вышел.
"Черт возьми, - подумал он, - я, кажется, и в самом деле им очень ну-
жен".
Так как полчаса уже прошло, то он прошел по внутренней галерее и пос-
тучался к кардиналу.
Бернуин впустил его.
- Я к вашим услугам, монсеньер, - произнес д'Артаньян, входя в каби-
нет кардинала.
По своему обыкновению, он сразу осмотрелся кругом и заметил, что пе-
ред Мазарини лежит запечатанный конверт. Но конверт этот лежал верхней
стороной вниз, так что нельзя было рассмотреть, кому он адресован.
- Вы от королевы? - спросил Мазарини, пытливо поглядывая на мушкете-
ра.
- Я, монсеньер? Кто вам это сказал?
- Никто, но я знаю.
- Очень сожалею, но должен сказать вам, монсеньер, но вы ошибаетесь,
- бесстыдно заявил гасконец, помнивший данное им Анне Австрийской обеща-
ние.
- Я сам видел, как вы шли по галерее.
- Это оттого, что меня провели по потайной лестнице.
- А зачем?
- Не знаю; вероятно, тут какое-нибудь недоразумение.
Мазарини знал, что нелегко заставить д'Артаньяна сказать то, чего тот
не хочет говорить; поэтому он на время отказался от попыток проникнуть в
его тайну.
- Поговорим о моих делах, - сказал кардинал, - раз о своих вы гово-
рить не желаете.
Д'Артаньян молча поклонился.
- Любите вы путешествовать? - спросил Мазарини.
- Я почти всю жизнь провел в дороге.
- Вас ничто в Париже не удерживает?
- Меня ничто не может удержать, кроме приказа свыше.
- Хорошо. Вот письмо, которое надо доставить по адресу.
- По адресу, монсеньер? Но я не вижу никакого адреса.
Действительно, на конверте не было никакой надписи.
- Письмо в двух конвертах, - сказал Мазарини.
- Понимаю. Я должен вскрыть верхний, когда прибуду в назначенное мне
место.
- Совершенно верно. Возьмите его и отправляйтесь. У вас есть друг,
господин дю Валлон, которого я очень ценю. Возьмите его с собой.
"Черт возьми, - подумал д'Артаньян, - он знает, что мы слышали вче-
рашний разговор, и хочет удалить нас из Парижа".
- Вы колеблетесь? - спросил Мазарини.
- Нет, монсеньер, я тотчас же отправлюсь. Но только я должен попро-
сить вас об одной вещи.
- О чем же? Говорите.
- Пройдите к королеве, ваше преосвященство.
- Когда?
- Сейчас.
- Зачем?
- Чтобы сказать ей следующее: "Я посылаю д'Артаньяна по одному делу,
и он должен сейчас же отправиться в путь".
- Видите, вы были у королевы! - сказал Мазарини.
- Я уже имел честь докладывать вашему преосвященству, что тут, веро-
ятно, какое-нибудь недоразумение.
- Что это значит? - спросил кардинал.
- Могу я повторить вашему преосвященству мою просьбу?
- Хорошо, я иду. Подождите меня здесь.
Мазарини взглянул, не забыл ли он какого-нибудь ключа в замке, и вы-
шел. |
|
Анна, трепеща от гнева и вся красная от негодования, вышла из кабине-
та, сильно хлопнув дверью. Мазарини даже не обернулся. Вернувшись к се-
бе, королева бросилась в кресло и залилась слезами. Вдруг ее осенила
мысль.
- Я спасена! - воскликнула она, вставая. - О да, я знаю человека, ко-
торый сумеет увезти меня из Парижа; я слишком долго не вспоминала о нем.
Да, - продолжала она задумчиво, по в каком-то радостном возбуждении, -
как я неблагодарна. Я двадцать лет оставляла в забвении человека, кото-
рого давно должна была бы сделать маршалом Франции. Моя свекровь осыпала
золотом, почестями и ласками Кончини, который погубил ее; король сделал
Витри маршалом Франции за убийство; а я даже не вспоминала и оставила в
бедности этого благородного д'Артаньяна, который меня спас.
Она подбежала к письменному столу и поспешно набросала несколько
слов.
VI
СВИДАНИЕ
Д'Артаньян спал эту ночь в комнате Портоса, как все ночи с начала
возмущения. Шпаги свои они держали у изголовья, а пистолеты клали на
стол так, чтобы они были под рукой.
Под утро д'Артаньяну приснилось, что все небо покрылось желтым обла-
ком, из которого полил золотой дождь, и что он подставил свою шляпу под
кровельный желоб.
Портосу снилось, что дверца его кареты оказалась слишком мала, чтобы
вместить его полный герб.
В семь часов их разбудил слуга без ливреи, принесший д'Артаньяну
письмо.
- От кого? - спросил гасконец.
- От королевы, - отвечал слуга.
- Ого! - произнес Портос, приподымаясь на постели. - Ну и что там?
Д'Артаньян попросил слугу пройти в соседнюю комнату и, как только
дверь затворилась, вскочил с постели и поспешно прочел записку. Портос
смотрел на него, выпучив глаза и не решаясь заговорить.
- Друг Портос, - сказал наконец д'Артаньян, протягивая ему письмо, -
вот наконец твой баронский титул и мой капитанский патент. Читай и суди
сам.
Портос протянул руку, взял письмо и прочел дрожащим голосом:
"Королева желает переговорить с господином д'Артаньяном, которого
просит последовать за подателем этого письма".
- Что же, - произнес Портос, - я не вижу тут ничего особенного.
- А я вижу, и очень много, - возразил Д'Артаньян. - Если уж позвали
меня, то, значит, дела плохи. Подумай, что должно было произойти, чтобы
через двадцать лет королева вспомнила обо мне!
- Правда, - согласился Портос.
- Наточи свою шпагу, барон, заряди пистолеты и задай лошадям овса.
Ручаюсь, что еще сегодня у нас будет дело; а главное - никому ни слова.
- Не готовят ли нам западню, чтобы избавиться от нас? - спросил Пор-
тос, уверенный, что его будущее величие уже теперь многим не дает покоя.
- Если это западня, - возразил д'Артаньян, - то я ее разгадаю, будь
покоен. Если Мазарини итальянец, то я гасконец.
Д'Артаньян в один миг оделся. Портос, по-прежнему лежавший в постели,
уже застегивал ему плащ, когда в дверь снова постучали.
Вошел другой слуга.
- От его преосвященства кардинала Мазарини, - произнес он.
Д'Артаньян посмотрел на Портоса.
- Дело осложняется, - сказал тот. - С чего же начинать?
- Не беда, - отвечал Д'Артаньян, прочитав записку кардинала, - все
устраивается отлично - его преосвященство назначает мне свидание через
полчаса.
- А, тогда все в порядке.
- Друг мой, - сказал Д'Артаньян, обращаясь к слуге, - передайте его
преосвященству, что через полчаса я буду к его услугам.
Слуга поклонился и вышел.
- Хорошо, что этот не видал того, - заметил д'Артаньян.
- Значит, ты думаешь, они прислали за тобой не по одному и тому же
делу?
- Не думаю, а уверен в этом.
- Однако, Д'Артаньян, торопись. Не забывай, что тебя ждет королева, а
после королевы кардинал, а после кардинала я.
Д'Артаньян позвал слугу Анны Австрийской.
- Я готов, мой друг, - сказал он, - проводите меня.
Слуга провел его окольными улицами, и через несколько минут они всту-
пили через маленькую калитку в дворцовый сад, а затем по потайной лест-
нице д'Артаньяна ввели в молельню королевы.
Лейтенант мушкетеров испытывал безотчетное волнение: в нем не было
больше юношеской самоуверенности, и благодаря приобретенной им опытности
он понимал всю важность совершающихся событий.
Через минуту легкий шум нарушил тишину молельни. Д'Артаньян вздрог-
нул, увидев, как чья то рука приподымает портьеру. По форме, белизне и
красоте он узнал эту руку, которую ему однажды, так давно, дозволили по-
целовать. |
|
Всю ночь в городе чувствовалось глухое оживление, а наутро снова поя-
вились серые и черные плащи, патрули из вооруженных торговцев и шайки
нищих.
Королева провела ночь в беседе с глазу на глаз с принцем Конде; его
ввели к ней в полночь в молельню, откуда он вышел только около пяти ча-
сов утра.
В пять часов королева прошла в кабинет кардинала: она еще не ложи-
лась, а кардинал уже встал.
Он писал ответ Кромвелю, так как прошло уже шесть дней из десяти,
назначенных им Мордаунту.
"Что же, - думал он, - я заставлю его немного подождать. Но ведь гос-
подин Кромвель лучше других знает, что такое революция, и извинит меня".
Итак, он с удовольствием перечитывал первый параграф своего ответа,
когда послышался тихий стук в дверь, соединявшую его кабинет с апарта-
ментами королевы. Через эту дверь Анна Австрийская могла во всякое время
приходить к нему. Кардинал встал и отпер дверь.
Королева бы на в домашнем платье, но она еще могла позволить себе
быть небрежно одетой, ибо, подобно Диане де Пуатье и Нипон де Лапкло,
долго сохраняла красоту. В это же утро она была особенно хороша, и глаза
ее сияли от радости.
- Что случилось, ваше величество, - спросил несколько обеспокоенный
Мазарини, - у вас такой торжествующий и довольный вид?
- Да, Джулио, - ответила она, - я могу торжествовать, так как нашла
средство раздавить эту гидру.
- Вы великий политик, моя королева, - сказал Мазарини. - Какое же вы
нашли средство?
Он спрятал свое письмо, сунув его под другие бумаги.
- Они хотят отобрать у меня короля, вы знаете это? - сказала короле-
ва.
- Увы, да. А меня повесить.
- Они не получат короля.
- Значит, и меня не повесят, benone [20].
- Слушайте, я хочу уехать с вами и увезти с собой короля. Но я хочу,
чтобы это событие, которое сразу изменит наше положение, произошло так,
чтоб о нем знали только трое: вы, я и еще третье лицо.
- Кто же это третье лицо?
- Принц Конде.
- Значит, он приехал? Мне сказали правду!
- Да. Вчера вечером.
- И вы с ним уже виделись?
- Мы только что расстались.
- Он принимает участие в этом деле?
- Он дал мне этот совет.
- А Париж?
- Принц принудит его к сдаче голодом.
- Ваш проект великолепен. Но я вижу одно препятствие.
- Какое?
- Невозможность осуществить его.
- Пустые слова. Нет ничего невозможного.
- Да, в мечтах.
- Нет, на деле. Есть у нас деньги?
- Да, немного, - сказал Мазарини, боясь, чтобы Анна Австрийская не
заставила его раскошелиться.
- Есть у нас войско?
- Пять или шесть тысяч человек.
- Хватит у нас мужества?
- Безусловно.
- Значит, дело нетрудное. О, понимаете ли вы, Джулио? Париж, этот не-
навистный Париж, проснувшись без короля и королевы, увидит, что его пе-
рехитрили, что ему грозит осада и голод, что у него нет другой защиты,
кроме его вздорного парламента и тощего, кривоногого коадъютора!
- Прекрасно, прекрасно, - произнес Мазарини, - я понимаю, какое это
произведет действие, но не вижу средств привести ваш план в исполнение.
- Я найду средство.
- Вы знаете, что это означает? Междоусобная война, война ожесточенная
и беспощадная!
- Да, да, война, - сказала Анна Австрийская, - и я хочу обратить этот
мятежный город в пепел; я залью пожар кровью; я хочу, чтобы ужасающий
пример заставил вечно помнить и преступление, и постигшую его кару. О,
как я ненавижу Париж!
- Успокойтесь, Анна, что за кровожадность! Будьте осторожны; времена
Малатесты и Каструччо Кастракани прошли. Вы добьетесь того, что вас
обезглавят, прекрасная королева, а это будет жаль.
- Вы смеетесь?
- Ничуть не смеюсь. Война с целым народом опасна. Поглядите на своего
брата Карла Первого; ему пришлось плохо, очень плохо.
- Да, но мы во Франции, и я испанка.
- Тем хуже, per Baccho [21], тем хуже; я предпочел бы, чтобы вы были
француженкой, а я французом: тогда нас не так бы ненавидели.
- Во всяком случае, вы одобряете мой план?
- Да, если только его возможно осуществить.
- Конечно, возможно. Говорю вам: готовьтесь к отъезду!
- Ну, я-то всегда к нему готов, но только мне никак не удается уе-
хать... и на этот раз я вряд ли уеду.
- А если я уеду, поедете вы со мной?
- Постараюсь.
- Вы меня убиваете своей трусостью, Джулио. Чего вы боитесь?
- Многого.
- Например?
Лицо Мазарини было все время насмешливым. Теперь оно омрачилось.
- Анна, - сказал он, - вы женщина и можете оскорблять мужчин, так как
уверены в своей безнаказанности. Вы обвиняете меня в трусости, но я не
так труслив, как вы, ибо не хочу бежать. Против кого восстал народ? Про-
тив вас или против меня? Кого он хочет повесить? Вас пли меня? А я не
склоняюсь перед бурей, хоть вы и обвиняете меня в трусости. Я не сорви-
голова, это не в моем вкусе, по я тверд. Берите пример с меня: меньше
шума и больше дела. Вы громко кричите, - значит, ничего но достигнете.
Вы хотите бежать...
Мазарини пожал плечами, взял королеву под руку и подвел ее к окну.
- Смотрите, - сказал он.
- Что? - спросила королева, ослепленная своим упрямством.
- Ну, что же вы видите в это окно? Если глаза меня не обманывают, там
горожане в панцирях и касках, с добрыми мушкетами, как во времена Лиги;
и они смотрят на это окно так внимательно, что увидят вас, если вы под-
нимете занавеску. Теперь посмотрите в другое окно. Что вы видите? Воору-
женный алебардами народ, который караулит выходы. Все ворота, двери, да-
же отдушины погребов охраняются, и я скажу вам, как говорил мне Ла Раме
о Бофоре: "Если вы не птица и не мышь, вы не выйдете отсюда".
- Но ведь Бофор бежал!
- Хотите и вы бежать таким же способом?
- Значит, я пленница?
- Конечно! - воскликнул Мазарини. - Я уже битый час вам это доказы-
ваю.
С этими словами кардинал преспокойно сел за стол и занялся письмом к
Кромвелю. |
|
- Уже около четверти часа, - поспешно ответил д'Артаньян, делая знак
Портосу не выдавать его.
Мазарини заметил этот взгляд и понял, что д'Артаньян все видел и слы-
шал; но он был ему благодарен за ложь.
- Положительно, д'Артаньян, - сказал он, - вы тот человек, какого я
ищу, и вы можете рассчитывать, равно как и ваш друг, на мою благодар-
ность.
Затем, поклонившись обоим с самой приятной улыбкой, он вернулся спо-
койно к себе в кабинет, так как с появлением Гонди шум на дворе затих,
словно по волшебству.
V
В НЕСЧАСТЬЕ ВСПОМИНАЕШЬ ДРУЗЕЙ
Анна Австрийская в страшном гневе прошла в свою молельню.
- Как, - воскликнула она, ломая свои прекрасные руки, - народ смот-
рел, как Конде, первый принц крови, был арестован моею свекровью, Марией
Медичи; он видел, как моя свекровь, бывшая регентша, была изгнана карди-
налом; он видел, как герцог Вандомский, сын Генриха Четвертого, был зак-
лючен в крепость; он молчал, когда унижали, преследовали, заточали таких
больших людей... А теперь из-за какого-то Бруселя... Боже, что происхо-
дит в королевстве?
Сама того не замечая, королева затронула жгучий вопрос. Народ
действительно не сказал ни слова в защиту принцев и поднялся за Бруселя:
это потому, что Брусель был плебей, и, защищая его, народ инстинктивно
чувствовал, что защищает себя.
Мазарини шагал между тем по кабинету, изредка поглядывая на разбитое
вдребезги венецианское зеркало.
- Да, - говорил он, - я знаю, это печально, что пришлось так усту-
пить. Ну что же, мы еще отыграемся. Да и что такое Брусель? Только имя,
не больше.
Хоть Мазарини и был искусным политиком, в данном случае он все же
ошибался. Брусель был важной особой, а не пустым звуком.
В самом деле, когда Брусель на следующее утро въехал в Париж в
большой карете и рядом с ним сидел Лувьер, а на запятках стоял Фрике, то
весь народ, еще не сложивший оружия, бросился к нему навстречу. Крики:
"Да здравствует Брусель!", "Да здравствует наш отец! - оглашали воздух.
Мазарини слышал в этих криках свой смертный приговор. Шпионы кардинала и
королевы приносили со всех сторон неприятные вести, которые кардинал
выслушивал с большой тревогой, а королева со странным спокойствием. В
уме королевы, казалось, зрело важное решение, что еще увеличивало беспо-
койство Мазарини. Он хорошо знал гордую монархиню и опасался роковых
последствий решения, которое могла принять Анна Австрийская.
Коадъютор пользовался теперь в парламенте большим влиянием, чем ко-
роль, королева и кардинал, вместе взятые. По его совету был издан парла-
ментский эдикт, приглашавший народ сложить оружие и разобрать баррикады;
он знал теперь, что достаточно одного часа, чтобы народ снова вооружил-
ся, и одной ночи, чтобы снова воздвиглись баррикады.
Планше вернулся в свою лавку, уже не боясь быть повешенным: победите-
лей не судят, и он был убежден, что при первой попытке арестовать его
народ за него вступится, как вступился за Бруселя.
Рошфор вернул своих новобранцев шевалье д'Юмьеру; правда, двух не
хватало, но шевалье был в душе фрондер и не захотел ничего слушать о
вознаграждении.
Нищий возвратился на паперть св. Евстафия; он опять подавал святую
воду и просил милостыню. Никто не подозревал, что эти руки только что
помогли вытащить краеугольный камень из-под здания монархического строя.
Лувьер был горд и доволен. Он отомстил ненавистному Мазарини и немало
содействовал освобождению своего отца из тюрьмы; его имя со страхом пов-
торяли в ПалеРояле, и он, смеясь, говорил отцу, снова водворившемуся в
своей семье:
- Как вы думаете, отец, если бы я теперь попросит! у королевы долж-
ность командира роты, исполнила бы она мою просьбу?
Д'Артаньян воспользовался наступившим затишьем, чтобы отослать в ар-
мию Рауля, которого с трудом удерживал дома во время волнения, так как
он непременно хотел сражаться на той или на другой стороне. Сначала Ра-
уль не соглашался, но когда Д'Артаньян произнес имя графа де Ла Фер, Ра-
уль, сделав визит герцогине де Шеврез, отправился обратно в армию.
Один Рошфор не был доволен исходом дела. Он письмом пригласил герцога
Бофора приехать, и тот мог теперь явиться, но - увы! - в Париже царило
спокойствие.
Рошфор отправился к коадъютору, чтобы посоветоваться, не написать ли
принцу, чтобы тот задержался. Немного подумав, Гонди ответил:
- Пусть себе принц едет.
- Значит, не все еще кончено? - спросил Рошфор.
- Мы только начинаем, дорогой граф.
- Почему вы так думаете?
- Потому что я знаю королеву: она не захочет признать себя побежден-
ной.
- Значит, она что-то готовит?
- Надеюсь.
- Вы что-нибудь знаете?
- Я знаю, что она написала принцу Конде, прося его немедленно оста-
вить армию и явиться в Париж.
- Ага! - произнес Рошфор. - Вы правы, пусть герцог Бофор приезжает.
Вечером того дня, когда происходил этот разговор, распространился
слух, что принц Конде прибыл.
В самом приезде не было ничего необыкновенного, а между тем он наде-
лал много шуму. Произошло это вследствие болтливости герцогини де Лонг-
виль, узнавшей, как передавали, кое что от самого принца Конде, которого
все обвиняли в более чем братской привязанности к своей сестре, герцоги-
не.
Таким образом, раскрылось, что королева строит какие-то козни.
В самый вечер прибытия принца наиболее осведомленные граждане, эшеве-
ны и старшины кварталов, уже ходили по своим знакомым, говоря всем:
- Почему бы нам не взять короля и не поместить его в городской рату-
ше? Напрасно мы предоставляем его воспитание нашим врагам, дающим ему
дурные советы. Если бы он, например, воспитывался под руководством гос-
подина коадъютора, то усвоил бы себе национальные принципы и любил бы
народ. |
|