В категории материалов: 197 Показано материалов: 166-170 |
Страницы: « 1 2 ... 32 33 34 35 36 ... 39 40 » |
- Без сомнения. Он любезен, относится ко мне дружески, развлекает меня.
- Вы знаете, если бы брат слышал вас, - проговорил король, слегка задетый, - то я не взялся бы мирить вас, даже не попробовал бы.
- Государь, можете ли вы помешать принцу ревновать меня к первому встречному? А ведь господин де Гиш вовсе не первый встречный.
- Опять! Предупреждаю вас, что я, как добрый брат, проникнусь наконец предубеждением к господину де Гишу.
- Ах, государь, - сказала принцесса, - умоляю вас, не заражайтесь ни симпатиями, ни предубеждениями принца! Оставайтесь королем. Так будет лучше и для вас и для всех.
- Вы очаровательная насмешница, сестра, и я понимаю, почему даже те, над кем вы смеетесь, обожают вас.
- Уж не поэтому ли, государь, вы, кого я избрала своим защитником, собираетесь перейти на сторону моих преследователей?
- Я ваш преследователь? Храни меня бог!
- В таком случае, - томно продолжала она, - исполните мою просьбу.
Отпустите меня в Англию.
- Нет, никогда! - воскликнул Людовик XIV.
- Значит, я здесь пленница?
- Да, вы в плену у Франции.
- Что же мне тогда делать?
- Извольте, сестра, я вам скажу.
- Слушаю, выше величество.
- Вместо того чтобы окружать себя ветреными друзьями... вместо того чтобы смущать нас вашим уединением, будьте всегда с нами, будем жить дружною семьею. Слов нет, господин де Гиш очень любезный кавалер; но мы, хотя и не обладаем его умом...
- Государь, зачем эта скромность?
- Нет, я говорю правду. Можно быть королем и в то же время понимать, что имеешь меньше шансов нравиться, чем тот или иной придворный.
- Я готова поклясться, государь, что вы не верите ни одному сказанному вами слову.
Король с нежностью посмотрел на принцессу.
- Можете вы обещать мне не проводить время в вашей комнате с чужими и дарить свои досуги нам? Хотите, заключим наступательный и оборонительный союз против общего врага?
- Да, государь, но верный ли вы союзник?
- Увидите.
- А когда начнется наш союз?
- Сегодня.
- Я сама составлю договор!
- Хорошо.
- А вы подпишите?
- Не читая.
- О, если так, государь, обещаю вам чудеса. Ведь вы светило двора, и когда вы появитесь на нашем небосклоне...
- Ну?..
- Все засияет.
- О, принцесса, принцесса! - воскликнул Людовик XIV. - Вы знаете, что весь свет исходит от вас. Правда, я избрал своим девизом солнце, но это только эмблема.
- Государь, вы льстите вашей союзнице, следовательно, собираетесь ее обмануть, - сказала принцесса, грозя королю тонким пальчиком.
- Как! Вы считаете, что я вас обманываю, уверяя вас в своей дружбе?
- Да.
- А что же побуждает вас сомневаться?
- Одна вещь.
- Одна-единственная?
- Да.
- Какая же? Я был бы очень несчастлив, если бы не мог справиться с одной-единственной вещью.
- Эта вещь не в вашей власти, государь, она сильнее даже самого господа бога.
- Что это за вещь?
- Прошлое.
- Я не понимаю вас, принцесса, - сказал король именно потому, что прекрасно понял.
Принцесса взяла его за руку.
- Государь, - улыбнулась она, - я имела несчастье так долго не нравиться вам, что часто спрашиваю себя, как могли вы избрать меня своей невесткой?
- Вы мне не нравились?
- Полно, не отрицайте!
- Позвольте!
- Нет, нет, я ведь помню.
- Наш союз начинается с настоящей минуты! - воскликнул король с непритворным пылом. - Не будем вспоминать о прошлом, ни вы, ни я. У меня перед глазами настоящее. Вот оно. Смотрите!
Он подвел принцессу к зеркалу, где отразилась раскрасневшаяся красавица, при виде которой не устоял бы даже святой.
- Но все-таки я боюсь, - прошептала она, - что у нас не выйдет крепкого союза.
- Вы хотите, чтобы я принес клятву? - спросил король, возбужденный тем оборотом, какой приняла их беседа.
- О, я не отказалась бы от клятвы! - сказала принцесса. - С ней дело всегда кажется вернее.
Король склонил колени, а она с улыбкою, какую не передать ни художнику, ни поэту, отдала ему обе руки, к которым он прижал свое пылающее лицо. Ни он, ни она не находили слов.
Король почувствовал, как принцесса отнимает у него руки, легко скользнувшие по его щекам. Он тотчас же встал и вышел из комнаты.
Придворным бросился в глаза его яркий румянец, и они заключили, что сцена была бурная. Но шевалье де Лоррен поспешил заметить:
- Успокойтесь, господа! Когда его величество в гневе, он бледнеет.
|
- Да, государь.
- Так надо позвать врача.
- Нет, доктора бессильны против моей болезни.
- Вы меня пугаете.
- Государь, я хочу просить у вашего величества разрешения вернуться в Англию.
Король удивился еще больше.
- В Англию! Что вы говорите, сестра моя?!
- Я вынуждена сказать это, государь, - решительно проговорила внучка Генриха IV.
Ее прекрасные черные глаза засверкали.
- Мне очень прискорбно обращаться к вашему величеству с такой просьбой. Но я очень несчастна при дворе вашего величества. Я хочу вернуться к своим родным.
- Сестра! Сестра!
Король подошел к ней ближе.
- Выслушайте меня, государь, - продолжала молодая женщина, мало-помалу очаровывая собеседника своей красотой. - Я привыкла страдать. Еще в ранней молодости меня унижали, пренебрегали мною. О, не возражайте, государь! - сказала она с улыбкой.
Король покраснел.
- Итак, говорю я, я могла бы подумать, что бог произвел меня на свет для этого, меня, дочь могущественного короля; но, поскольку он лишил моего отца жизни, он мог точно так же лишить меня гордости. Я много страдала и причиняла большие страдания моей матери. Но я дала клятву, что, если когда-нибудь достигну независимого положения, хотя бы положения простой труженицы, своими руками зарабатывающей хлеб, я не потерплю унижения. Это время настало. Я достигла того положения, какое мне принадлежит по праву рождения; я приблизилась к трону. Я думала, что, сочетаясь браком с французским принцем, я найду в нем родственника, друга, равного, но вижу, что нашла в нем только властелина. И это меня возмущает, государь. Моя мать ничего об этом не узнает. Вы же, кого я так почитаю и... так люблю...
Король затрепетал; ни один женский голос не волновал его так, как голос принцессы.
- Вы, государь, все знаете, раз вы пришли сюда, и, может быть, поймете меня. Если бы вы не пришли, я бы сама пошла к вам. Я хочу, чтобы мне позволили уехать. Надеюсь, - что вы настолько деликатны, что поймете меня и окажете мне покровительство.
- Сестра, сестра! - пробормотал король, смешавшись от этого стремительного натиска. - Подумали ли вы о всех последствиях затеянного вами шага?
- Государь, я ни о чем не думаю, я просто подчиняюсь чувству. На меня нападают, я инстинктивно защищаюсь.
- Но что вам сделали, скажите, пожалуйста?
Принцесса, как можно видеть, прибегла к обычному женскому приему: из обвиняемой она стала обвинительницей. Прием этот служит верным признаком вины, но женщины всегда умеют извлечь из него выгоду.
Король и не заметил, как, придя к ней с вопросом: "Что вы сделали моему брату?" - вместо того спросил: "Что вам сделали?"
- Что мне сделали? - переспросила принцесса. - О, государь, надо быть женщиной, чтобы понять это. Меня заставили лить слезы.
И своим тоненьким жемчужно-белым пальчиком она вытерла свои затуманенные глаза и снова принялась плакать.
- Сестра моя, успокойтесь, умоляю вас, - сказал король, подходя к ней и взяв ее влажную и трепещущую ручку.
- Государь, прежде всего меня лишили друга моего брата. Милорд Бекингэм был приятный и веселый гость, земляк, знавший все мои привычки, почти товарищ, с которым мы в кругу других наших друзей провели столько счастливых дней в моем чудном Сент-Джемсском парке.
- Но ведь он был влюблен в вас, сестра!
- Пустой предлог! Какое имеет значение, - сказала она серьезным тоном, - был ли герцог Бекингэм влюблен в меня или нет? Разве мне опасен влюбленный?.. Ах, государь, далеко не достаточно, чтобы мужчина был влюблен.
И она улыбнулась так нежно, так лукаво, что король почувствовал, как его сердце сначала забилось, потом замерло.
- Но позвольте, ведь брат ревновал! - перебил король.
- Хорошо, я это понимаю, это причина. Он ревновал, и Бекингэма прогнали.
- Почему же прогнали?..
- Ну, удалили, устранили, уволили, назовите это как вам будет угодно, государь. Так или иначе, один из первых дворян Европы был вынужден покинуть французский двор Людовика XIV, словно деревенский парень, из-за какого-то взгляда или букета. Это недостойно самого галантного двора...
Простите, государь, я забыла, что, говоря так, я посягаю на вашу верховную власть.
- Поверьте, сестра, что вовсе не я удалил герцога Бекингэма... Он мне очень нравится.
- Не вы? - подхватила принцесса. - А, тем лучше!
Она так сумела подчеркнуть слова тем лучше, как будто хотела сказать тем хуже.
Наступило долгое молчание.
Потом принцесса снова заговорила:
- Итак, господин Бекингэм уехал... теперь я знаю, почему он был удален и кем... Мне казалось, что после этого наступит спокойствие... Но нет... Принц находит новый предлог. И вот...
- И вот, - с оживлением произнес король, - является другой. Очень естественно. Вы прекрасны, и вас всегда будут любить.
- В таком случае, - воскликнула принцесса, - около меня всегда будет пустыня. О, я знаю, что этого-то и хотят, это-то мне и готовят. Но нет: я предпочитаю вернуться в Лондон. Там меня знают и ценят. Там я не буду бояться, что моих друзей назовут моими любовниками. Фи, какое недостойное подозрение! Принц потерял в моих глазах весь престиж, с тех пор как я увидела в нем тирана.
- Перестаньте, успокойтесь! Вся вина моего брата в том, что он любит вас.
- Любит меня? Принц любит меня? Ах, государь!..
И Генриетта громко расхохоталась.
- Принц никогда не полюбит женщину, - сказала она. - Принц слишком любит самого себя. Пет, к несчастью для меня, принц принадлежит к худшему разряду ревнивцев: он ревнив без любви.
- Признайтесь, однако же, - сказал король, который чувствовал явное возбуждение от этого волнующего разговора, - признайтесь, что Гиш любит вас.
- Ах, государь, я, право, не знаю!
- Вы должны видеть это. Влюбленный всегда выдает себя.
- Господин де Гиш ничем себя не выдал.
- Сестра, сестра, вы слишком усердно защищаете господина де Гиша.
- Я? Бог с вами, государь, недоставало только, чтобы и вы начали подозревать меня.
- Нет, нет, принцесса, - с живостью возразил король, - не огорчайтесь, не плачьте! Успокойтесь, умоляю вас.
Но она плакала, крупные слезы текли по ее рукам. Король стал поцелуями осушать их.
Принцесса взглянула на него так грустно и так нежно, что Людовик был поражен в самое сердце.
- Вы не питаете никаких чувств к Гишу? - спросил он с беспокойством, не подходившим к его роли посредника.
- Никаких, решительно никаких.
- Значит, я могу успокоить брата?
- Ах, государь, его ничем не успокоишь. Не верьте, что он ревнует.
Ему наговорили, он наслушался дурных советов. У принца беспокойный характер.
- Когда дело касается вас, не мудрено беспокоиться.
Принцесса опустила глаза и замолчала. Король тоже. Он все еще держал ее руку.
Как показалось обоим, это молчание тянулось целую вечность.
Принцесса потихоньку высвободила руку. Теперь она была уверена в победе. Поле битвы осталось за нею.
- Принц жалуется, - робко проговорил, король, - что вы предпочитаете его обществу и его беседе общество других.
- Государь, принц только смотрится в зеркало да придумывает козни против женщин с шевалье де Лорреном. Понаблюдайте сами, государь.
- Хорошо, я понаблюдаю. Но какой ответ передать моему брату?
- Ответ? Мой отъезд.
- Опять вы повторяете ото слово! - неосторожно воскликнул король, как будто десятиминутная беседа должна была изменить намерения принцессы.
- Государь, я не могу быть здесь счастливой, - произнесла она. - Господин де Гиш мешает принцу. Что же, и его вышлют?
- Если нужно, то почему же нет? - с улыбкою отвечал Людовик XIV.
- Ну, а после господина де Гиша... о котором я, впрочем, буду сожалеть, предупреждаю вас, государь...
- Вы будете о нем сожалеть?
|
Филипп был слаб, как женщина; он стал жаловаться, что никто его не любит и даже родная мать перешла на сторону его врагов.
- Ваша мать просто смотрит дальше, чем вы, и перестала уговаривать вас, потому что вы ее не слушаете.
- Я пойду к королю! - закричал он.
- Я только что собиралась вам это предложить. Я сейчас жду его величество: он всегда посещает меня в это время. Расскажите все ему.
Она еще не договорила этих слов, как Филипп услышал шум открываемой в соседней комнате двери и быстрые шаги короля. Принц испугался и поспешно выбежал в боковую дверь, оставив королеву одну. Анна Австрийская расхохоталась и смеялась до прихода короля.
Как заботливый сын, Людовик зашел осведомиться о здоровье королевы матери. Кроме того, он хотел сообщить ей, что приготовления к отъезду в Фонтенбло закончены.
Услышав ее смех, он успокоился и сам засмеялся.
Анна Австрийская взяла его за руку и весело сказала:
- Знаете, я ужасно горжусь тем, что я испанка.
- Почему, ваше величество?
- Потому что испанки, во всяком случае, лучше англичанок.
- Не понимаю.
- Скажите, с тех пор как вы женились, вам приходилось когда-нибудь упрекать королеву?
- Ни разу.
- А ведь все-таки прошло уже некоторое время, как вы женаты. А ваш брат женат всего две недели...
- И что же?
- И уже второй раз жалуется на принцессу.
- Как, опять Бекингэм?
- Нет, теперь Гиш.
- Вот как! Значит, принцесса порядочная кокетка.
- Боюсь, что так.
- Бедный братец! - рассмеялся король.
- Я вижу, вы прощаете кокетство?
- Когда речь идет о принцессе, прощаю, ибо по сути своей принцесса не кокетлива.
- Может быть, но брат вашего величества из-за этого теряет голову.
- Чего же он хочет?
- Он собирается утопить Гиша.
- Какая жестокость!
- Не смейтесь, он в самом деле доведен до отчаяния. Придумайте какой-нибудь выход.
- Охотно сделаю все, что могу, чтоб спасти Гиша.
- Если бы брат слышал вас, он составил бы Против вас заговор, как ваш дядя против вашего отца.
- Нет, Филипп меня любит, и я его люблю. Мы с ним не станем ссориться. Но, однако же, как быть?
- Вы должны запретить принцессе кокетничать, а Гишу ухаживать.
- Только-то? Ну, мой брат составил себе чересчур высокое понятие о королевской власти... шутка сказать: исправить женщину! Мужчину - еще куда ни шло.
- Как же вы приметесь за дело?
- Гиш человек благоразумный, я сумею его убедить одним словом.
- А принцесса?
- Это будет потруднее. Тут одного слова мало. Придется сочинить для нее целую проповедь.
- И надо спешить.
- О, я обещаю приложить все старания. Да вот сегодня после обеда репетиция балета.
- И вы будете говорить проповедь, танцуя?
- Да, матушка.
- И обещаете обратить ее на путь истинный?
- Я искореню ересь либо убеждением, либо огнем.
- В добрый час! Только не впутывайте меня в это дело. Принцесса ни за что мне этого не простила бы. Я ведь свекровь, мне надо ладить с невесткой.
- Государыня, король возьмет все на себя. Знаете, я передумал. Не лучше ли пойти к принцессе и поговорить с ней?
- Это, пожалуй, слишком торжественно.
- Так что же? Для проповеди нужна торжественность, а то ведь скрипки могут заглушить добрую половину моих доводов. Кроме того, надо же помешать брату в его свирепых замыслах... Принцесса теперь у себя?
- Я думаю.
- Какие же главные пункты обвинения?
- Вот они, в двух словах: вечно музыка... постоянные посещения Гиша... подозрение в том, что от мужа прячутся...
- Доказательства?
- Никаких.
- Хорошо. Так я иду. - И король принялся рассматривать в зеркалах свой нарядный костюм и прекрасное лицо, ослепительное, словно алмазы на платье.
- Принц опять дуется и прячется? - спросил он.
- Да, огонь и вода не убегают друг от друга с такой стремительностью, как эти двое.
- Матушка, целую ваши ручки, самые красивые во всей Франции.
- Желаю успеха, государь... Будьте миротворцем.
- Я не прибегаю к услугам посла, - отвечал Людовик. - Значит, я буду иметь успех.
Он со смехом ушел и всю дорогу поправлял то костюм, то парик.
Глава 14
ПОСРЕДНИК
Когда король появился у принцессы, все ощутили живейшее беспокойство.
Собиралась гроза, и шевалье де Лоррен, сновавший среди группы придворных, с оживлением и радостью замечал и оценивал все предвещавшие ее признаки. Как и предсказывала Анна Австрийская, участие короля придало событию торжественный характер.
В те времена, в 1662 году, размолвка между братом короля и его супругой и вмешательство короля в семейные дела брата были событием немаловажным. Не мудрено, что самые смелые люди, окружавшие графа де Гиша, с ужасом разбежались во все стороны. Да и сам граф, поддавшись общей панике, удалился к себе.
Как ни был король занят предстоящим делом, это не помешало ему окинуть взглядом знатока два ряда молодых хорошеньких придворных дам, выстроившихся в галереях и скромно опустивших перед ним глаза.
Все они краснели, чувствуя на себе королевский взгляд. Только одна фрейлина, с длинными шелковистыми волосами и нежной кожей, побледнела и пошатнулась, хотя подруга то и дело подталкивала ее локтем. Это была Лавальер, которую Монтале подбодрила таким способом, ибо она сама никогда не чувствовала недостатка в храбрости.
Король невольно оглянулся. Все головы, успевшие приподняться, снова опустились. Только белокурая головка осталась неподвижною: казалось, Лавальер истощила весь запас своих сил.
Войдя к принцессе, Людовик застал свою невестку полулежащей на подушках. Она встала и сделала реверанс, пробормотав несколько слов признательности за честь, которую ей оказали. Потом она снова уселась, но слабость и бессилие были явно притворными, поскольку очаровательный румянец играл на ее щеках, а глаза, слегка покрасневшие от нескольких недавно пролитых слезинок, только загорелись еще ярче.
Король сел и сейчас же благодаря своей наблюдательности заметил следы беспорядка в комнате и следы волнения на лице принцессы. Он принял веселый и непринужденный вид.
- Милая сестра, - начал он, - в котором часу вам угодно будет приступить сегодня к репетиции балета?
Принцесса медленно и томно покачала своей очаровательной головкой.
- Ах, государь, - сказала она, - будьте милостивы, извините меня на этот раз; я только что собиралась предупредить ваше величество, что сегодня я не в состоянии участвовать в репетиции.
- Как! - произнес король с некоторым изумлением. - Разве вам нездоровится, милая сестра? |
- Этого я не говорю, ваше высочество.
- Ты не говоришь, но я говорю. Бекингэм никогда не осмелился бы сделать и четверти того, что мы видели.
- Чего же именно?..
- Да как же! Спрятаться для того, чтобы танцевать, прикинуться больной, чтобы наедине пообедать с ним!
- Нет, нет, ваше высочество!
- Да, да! - восклицал принц, подзадоривая сам себя, как капризный ребенок. - Только я не намерен это терпеть.
- Ваше высочество, выйдет скандал...
- Э, черт возьми! Со мною не стесняются, а я должен стесняться? Подожди меня, шевалье, я сейчас.
Принц скрылся в соседней комнате и спросил у слуги, вернулась ли из капеллы королева-мать.
Анна Австрийская была счастлива. В ее семье царило согласие, народ был в восторге от молодою короля, государственные доходы увеличивались, внешний мир был обеспечен, - словом, все сулило ей спокойное будущее.
Иногда она упрекала себя при воспоминании о бедном юноше, которого она приняла, как мать, и прогнала, как мачеха.
Неожиданно к ней вошел герцог Орлеанский.
- Матушка, - вскричал он, закрывая за собой дверь, - так не может продолжаться!
Анна Австрийская Подняла на него свои прекрасные глаза и вздохнула.
- О чем вы говорите?
- О принцессе.
- Верно, этот сумасшедший Бекингэм прислал ей какое-нибудь прощальное письмо?
- Ах нет, матушка, дело вовсе не в Бекингэме. Принцесса уже нашла ему заместителя.
- Филипп, что вы говорите? Ваши слова крайне легкомысленны.
- Разве вы не заметили, что господин де Гиш то и дело бывает у нее, что он постоянно с ней?
Королева всплеснула руками и расхохоталась.
- Филипп, - сказала она, - вы положительно больны.
- От этого мне не легче, матушка, я очень страдаю.
- И вы требуете, чтобы вас лечили от болезни, которая существует только в вашем воображении? Вы желали бы, ревнивец, чтобы вас поддержали, одобрили ваше поведение, хотя ваша ревность не имеет никаких оснований.
- Ну вот, теперь вы начинаете говорить про этого то же самое, что говорили про того.
- Да ведь и вы, сын мой, - сухо проговорила королева, - ведете себя по отношению к этому совершенно так же, как и по отношению к тому.
Немного задетый, принц поклонился.
- Но если я вам приведу факты, вы поверите?
- Сын мой, во всем прочем, кроме ревности, я поверила бы вам без всякой ссылки на факты, но в отношении ревности я этого не обещаю.
- Значит, я понимаю ваши слова так, что ваше величество приказывает мне молчать и забыть обо всем.
- Никоим образом, вы мой сын, и мой материнский долг - быть к вам снисходительной.
- Ах, доведите до конца свою мысль: вы должны быть снисходительны ко мне как к безумцу.
- Не преувеличивайте, Филипп, и берегитесь представить свою жену как существо испорченное.
- Но факты!
- Я слушаю.
- Сегодня утром в десять часов у принцессы играла музыка.
- Невинная вещь.
- Господин де Гиш разговаривал с него наедине...
Да, я и забыл вам сказать, что последнюю неделю он следует за нею, как тень.
- Друг мой, если бы они делали что-нибудь дурное, они бы прятались.
- Прекрасно! - вскричал герцог. - Я только и ждал, чтобы вы это сказали. Запомните же хорошенько. Сегодня утром, повторяю, я захватил их врасплох и совершенно ясно выразил им свое неудовольствие.
- И будьте уверены, что этого достаточно, а может быть, вы даже переусердствовали в своем неудовольствии. Эти молодые женщины обидчивы. Упрекнуть их в ошибке, которую они не совершали, иногда все равно, что сказать, что они могли бы ее сделать.
- Хорошо, хорошо, подождите. Запомните, что вы сказали, матушка: "сегодняшнего урока достаточно, и если бы они делали что-нибудь дурное, то прятались бы".
- Да, я это запомню.
- Ну так вот, раскаиваясь, что утром я погорячился, и воображая, что Гиш дуется и сидит у себя, я отправился к принцессе. Угадайте же, что я там застал? Снова музыку, танцы и де Гиша. Его там прятали.
Анна Австрийская нахмурила брови.
- Это нехорошо, - заметила она. - Что же сказала принцесса?
- Ничего.
- А Гиш?
- Тоже... Впрочем, нет... Он пробормотал какую-то дерзость...
- Какой же вы сделали вывод, Филипп?
- Что я одурачен, что Бекингэм был только ширмой, а настоящий герой Гиш.
Анна пожала плечами.
- А дальше?
- Я хочу удалить Гиша так же, как Бекингэма, и буду просить об этом короля, если только...
- Если только?
- Если только вы, матушка, сами не возьметесь за это, вы, такая умная и добрая.
- Нет, я не стану.
- Что вы говорите, матушка!
- Послушайте, Филипп, я не намерена каждый день говорить людям неприятности. Молодежь меня слушается, по это влияние очень легко потерять...
А главное, ничто ведь не доказывает виновности Гиша.
- Он мне не нравится.
- А это уж ваше личное дело.
- Хорошо, коли так, я знаю, что мне делать! - пылко проговорил принц.
Анна посмотрела на него с беспокойством.
- Что же вы придумали? - спросила она.
- А вот что: как только он придет ко мне, я велю утопить его у себя в бассейне.
Произнеся эту свирепую угрозу, принц ожидал, что королева придет в ужас, но Анна осталась совершенно спокойной.
- Ну что же, утопите, - сказала она. |
- Сейчас увидите. Минуточку терпения... Теперь видите?
- Я вижу... одного, двух... четырех музыкантов с инструментами, а за ними самого де Гиша. Что он тут делает?
- Он ждет, чтобы открыли дверь на фрейлинскую лестницу. Тогда он поднимется к принцессе, и у нее за обедом будет новая музыка.
- А ведь это прекрасно, то, что ты говоришь.
- Вы так считаете, ваша милость?
- Тебе это сказал господин Маликорн?
- Он самый.
- Значит, он тебя любит?
- Он любит его высочество принца.
- Ради чего же?
- Он хочет поступить на службу к принцу.
- Черт возьми, придется взять его. Интересно, сколько же он дал тебе за это?
- Это секрет, но его можно продать, ваша милость.
- Я тебе плачу за него сто пистолей. Держи!
- Благодарю, ваша милость! Смотрите. Дверь отворяется, женщина впускает музыкантов...
- Это Монтале?
- Тише, сударь, не произносите громко этого имени. Назвать Монтале все равно что назвать Маликорна. Не поладили с одним, не поладите с другой.
- Хорошо. Я ничего не видел.
- А я ничего не получал, - сказал камердинер, пряча кошелек.
Удостоверившись, что де Гиш вошел к принцессе, шевалье вернулся к принцу, который успел великолепно нарядиться и весь сиял.
- Говорят, - вскричал шевалье, - что король избрал солнце своей эмблемой; по совести, ваше высочество, эта эмблема больше подходит вам.
- Ну что же Гиш? - спросил он.
- Не найден! Бежал, испарился. Ваша утренняя выходка напугала его.
Его нигде нет.
- Черт возьми, этот пустоголовый способен, пожалуй, взять лошадей да и укатить в свое поместье. Бедный малый! Ну да ничего, мы вызовем его обратно. Давай обедать.
- Погодите, ваше высочество, сегодня уж такой день, что мне приходят в голову разные счастливые мысли. И вот теперь у меня новая мысль.
- Какая?
- Ваше высочество, принцесса на вас сердиться, и она права. Вам надо чем-нибудь порадовать ее. Ступайте к ней обедать.
- О, ведь это могут принять за слабость!
- Какая же это слабость, это доброта! Принцесса томится, роняет слезы в тарелку. У нее красные глаза. А мужу не следует доводить до слез жену.
Идите же, ваше высочество, идите!
- Да ведь я велел подать обедать сюда.
- Полноте, полноте, ваше высочество! Мы тут умрем со скуки. У меня сердце не на месте, как вспомню, что принцесса там одна. Да и вам будет не по себе, хоть вы и напускаете на себя суровость. Возьмите и меня с собой; это будет прелестно. Ручаюсь, что мы повеселимся. Ведь вы провинилась сегодня утром.
- Шевалье, шевалье! Ты даешь мне дурной совет!
- Я даю вам хороший совет. Притом же вы сейчас неотразимы: вам так идет ваше лиловое платье с золотым шитьем. Ваша внешность поразит принцессу больше, чем ваш поступок. Вы очаруете принцессу. Решайтесь же, ваше высочество.
- Ты меня убедил, идем.
И принц направился с шевалье на половину принцессы. Шевалье успел шепнуть на ухо лакею:
- Поставь людей у запасного выхода! Чтобы никто не мог удрать! Живо!
И за спиной герцога он вошел в переднюю покоев принцессы.
Лакеи хотели было доложить об их прибытии, но шевалье, улыбаясь, сказал:
- Не докладывайте. Его высочество хочет сделать сюрприз.
Глава 13
ПРИНЦ РЕВНУЕТ К ДЕ ГИШУ
Принц шумно распахнул двери, как человек, входящий с самыми добрыми намерениями, не сомневающийся, что доставит удовольствие, или как ревнивец, рассчитывающий застать врасплох.
Принцесса, покоренная звуками музыки, бросила начатый обед и танцевала, забыв обо всем.
Ее кавалером был де Гиш. Он стоял на одном колене, подняв руки и полузакрыв глаза, как испанские танцоры, с горящим взглядом и ласкающими жестами. Принцесса порхала вокруг него, улыбающаяся, соблазнительная.
Монтале восхищалась. Лавальер, сидя в уголке, мечтательно смотрела на танцующих.
Невозможно описать, какое действие произвело на этих счастливых людей появление принца. И так же трудно описать, как подействовал на Филиппа вид этих счастливых людей.
Граф де Гиш не в силах был встать. Принцесса замерла, не докончив па, не способная вымолвить ни слова. А шевалье де Лоррен, прислонившись к косяку, спокойно улыбался, как человек, испытывающий самое простодушное восхищение.
Бледность принца, судорожные подергивания его рук и ног прежде всего поразили присутствующих. Звуки музыки сменились глубокой тишиной.
Воспользовавшись всеобщим молчанием, шевалье де Лоррен почтительно приветствовал принцессу и де Гиша, стараясь соединить их в этом приветствии как хозяев.
Принц, подойдя к ним, хрипло проговорил:
- Очень рад, очень рад. Я шел сюда, думая застать вас больною и грустною, а застал в разгаре удовольствий. Отрадно видеть. Кажется, мой дом самый веселый дом на свете.
Потом, повернувшись к де Гишу, он прибавил:
- Я не знал, что вы такой прекрасный танцор, граф.
Потом, снова обратившись к жене, продолжал:
- Будьте любезнее со мной. Когда у вас устраивается такое веселье, приглашайте и меня... А то я совсем заброшен.
Де Гиш успел вполне овладеть собою и с врожденной гордостью, которая так шла ему, произнес:
- Ваше высочество, вы хорошо знаете, что моя жизнь в вашем распоряжении. Когда потребуется отдать ее, я готов. А сегодня нужно только танцевать под пенье скрипки, и я танцую.
- И вы правы, - холодно сказал принц. - А вы не замечаете, принцесса, что ваши дамы похищают у меня друзей. Ведь господин де Гиш не ваш друг, сударыня, а мой. Если вы хотите обедать без меня, у вас есть ваши дамы.
Зато, когда я обедаю один, при мне должны быть мои кавалеры; не обирайте меня совсем.
Принцесса почувствовала и упрек и урок. Она вся покраснела.
- Ваше высочество, - возразила она, - до приезда во Францию я не знала, что принцессы занимают там такое же положение, как женщины в Турции.
Я не знала, что здесь запрещено видеть мужчин. Но если такова ваша воля, я буду ей покоряться. Может быть, вы пожелаете загородить мои окна железными решетками, так, пожалуйста, не стесняйтесь.
Эта реплика, вызвавшая улыбку у Монтале и де Гиша, снова наполнила гневом сердце принца.
- Очень мило, - проговорил он, едва сдерживаясь. - Как почтительно со мной обращаются в моем собственном доме!
- Ваше высочество, ваше высочество, - шепнул шевалье на ухо принцу так, чтобы все видели, что он его успокаивает.
- Пойдем! - ответил ему принц, так резко повернувшись, что чуть не толкнул принцессу.
Шевалье последовал за ним в его кабинет, где принц, бросившись на стул, дал полную волю своей ярости.
Шевалье поднял глаза к небу, сложил руки и не произносил ни слова.
- Твое мнение? - спросил принц.
- О, ваше высочество, положение очень серьезное.
- Это ужасно! Такая жизнь не может больше продолжаться.
- Что за несчастье, в самом деле! - воскликнул шевалье. - А мы-то надеялись, что после отъезда этого шального Бекингэма все будет спокойно.
- А стало еще хуже! |
|