В категории материалов: 263 Показано материалов: 116-120 |
Страницы: « 1 2 ... 22 23 24 25 26 ... 52 53 » |
В молельню вошла королева - Это вы, господин Д'Артаньян, - сказала она, устремив на офицера ласковый и в то же время грустный взгляд. - Это вы, и я вас узнаю. Взгляните и вы на меня, я королева. Узнаете вы меня? - Нет, ваше величество, - ответил д'Артаньян. - Разве вы забыли уже, - сказала Анна Австрийская тем чарующим тоном, какой она умела придать своему голосу, когда хотела этого, - как некогда одной королеве понадобился храбрый и преданный дворянин и как она нашла этого дворянина? Для этого дворянина, который, быть может, думает, что его забыли, она сохранила место в глубине своего сердца. Знаете вы это? - Нет, ваше величество, я этого не знаю, - сказал мушкетер. - Тем хуже, сударь, - произнесла Анна Австрийская, - тем хуже; я хочу сказать - для королевы, так как ей опять понадобилась такая же храбрость и преданность. - Неужели, - возразил Д'Артаньян, - королева, окруженная такими пре- данными слугами, такими мудрыми советниками, такими выдающимися по зас- лугам и положению людьми, удостоила обратить свой взор на простого сол- дата? Анна поняла скрытый упрек, который только смутил, но не рассердил ее. Самоотверженность и бескорыстие гасконского дворянина много раз застав- ляли ее чувствовать угрызения совести, он превзошел ее благородством. - Все, что вы говорите о людях, окружающих меня, может быть и верно, - сказала она, - но я могу довериться только вам, господин Д'Артаньян. Я знаю, что вы служите господину кардиналу, но послужите немного мне, и я позабочусь о вас. Скажите, не согласились ли бы вы сделать для меня то же, что сделал некогда для королевы дворянин, вам неизвестный. - Я сделаю все, что прикажет ваше величество, - сказал Д'Артаньян. Королева на минуту задумалась; в ответе мушкетера ей послышалась из- лишняя осторожность - Вы, может быть, любите спокойствие? - спросила она. - Я не знаю, что это такое: я никогда не отдыхал, ваше величество. - Есть у вас друзья? - У меня их было трое: двое покинули Париж, и я не знаю, где они на- ходятся. Со мной остался только один, по этот человек, кажется, из тех, что знали дворянина, о котором ваше величество удостоили рассказать мне. - Отлично! - сказала королева. - Вы вдвоем с вашим другом стоите це- лой армии. - Что я должен сделать, ваше величество? - Приходите еще раз, в пять часов, и я вам скажу; во не говорите ни единой душе о свидании, которое я вам назначила. - Слушаюсь, ваше величество. - Поклянитесь на распятии. - Ваше величество, я никогда не нарушал своего слова. Что я сказал, то сказал. Королева, не привыкшая к такому языку, необычному в устах ее придвор- ных, вывела заключение, что д'Артаньян вложит все свое усердие в испол- нение ее плана, в осталась этим очень довольна. На самом деле это была одна из хитростей гасконца, подчас желавшего скрыть под личиной солдатс- кой резкости и прямоты свою проницательность. - Ваше величество ничего мне больше сейчас не прикажет? - спросил он. - Нет, - отвечала Анна Австрийская, - до пяти часов вы свободны и мо- жете идти. Д'Артаньян поклонился и вышел. "Черт возьми, - подумал он, - я, кажется, и в самом деле им очень ну- жен". Так как полчаса уже прошло, то он прошел по внутренней галерее и пос- тучался к кардиналу. Бернуин впустил его. - Я к вашим услугам, монсеньер, - произнес д'Артаньян, входя в каби- нет кардинала. По своему обыкновению, он сразу осмотрелся кругом и заметил, что пе- ред Мазарини лежит запечатанный конверт. Но конверт этот лежал верхней стороной вниз, так что нельзя было рассмотреть, кому он адресован. - Вы от королевы? - спросил Мазарини, пытливо поглядывая на мушкете- ра. - Я, монсеньер? Кто вам это сказал? - Никто, но я знаю. - Очень сожалею, но должен сказать вам, монсеньер, но вы ошибаетесь, - бесстыдно заявил гасконец, помнивший данное им Анне Австрийской обеща- ние. - Я сам видел, как вы шли по галерее. - Это оттого, что меня провели по потайной лестнице. - А зачем? - Не знаю; вероятно, тут какое-нибудь недоразумение. Мазарини знал, что нелегко заставить д'Артаньяна сказать то, чего тот не хочет говорить; поэтому он на время отказался от попыток проникнуть в его тайну. - Поговорим о моих делах, - сказал кардинал, - раз о своих вы гово- рить не желаете. Д'Артаньян молча поклонился. - Любите вы путешествовать? - спросил Мазарини. - Я почти всю жизнь провел в дороге. - Вас ничто в Париже не удерживает? - Меня ничто не может удержать, кроме приказа свыше. - Хорошо. Вот письмо, которое надо доставить по адресу. - По адресу, монсеньер? Но я не вижу никакого адреса. Действительно, на конверте не было никакой надписи. - Письмо в двух конвертах, - сказал Мазарини. - Понимаю. Я должен вскрыть верхний, когда прибуду в назначенное мне место. - Совершенно верно. Возьмите его и отправляйтесь. У вас есть друг, господин дю Валлон, которого я очень ценю. Возьмите его с собой. "Черт возьми, - подумал д'Артаньян, - он знает, что мы слышали вче- рашний разговор, и хочет удалить нас из Парижа". - Вы колеблетесь? - спросил Мазарини. - Нет, монсеньер, я тотчас же отправлюсь. Но только я должен попро- сить вас об одной вещи. - О чем же? Говорите. - Пройдите к королеве, ваше преосвященство. - Когда? - Сейчас. - Зачем? - Чтобы сказать ей следующее: "Я посылаю д'Артаньяна по одному делу, и он должен сейчас же отправиться в путь". - Видите, вы были у королевы! - сказал Мазарини. - Я уже имел честь докладывать вашему преосвященству, что тут, веро- ятно, какое-нибудь недоразумение. - Что это значит? - спросил кардинал. - Могу я повторить вашему преосвященству мою просьбу? - Хорошо, я иду. Подождите меня здесь. Мазарини взглянул, не забыл ли он какого-нибудь ключа в замке, и вы- шел. |
Анна, трепеща от гнева и вся красная от негодования, вышла из кабине- та, сильно хлопнув дверью. Мазарини даже не обернулся. Вернувшись к се- бе, королева бросилась в кресло и залилась слезами. Вдруг ее осенила мысль. - Я спасена! - воскликнула она, вставая. - О да, я знаю человека, ко- торый сумеет увезти меня из Парижа; я слишком долго не вспоминала о нем. Да, - продолжала она задумчиво, по в каком-то радостном возбуждении, - как я неблагодарна. Я двадцать лет оставляла в забвении человека, кото- рого давно должна была бы сделать маршалом Франции. Моя свекровь осыпала золотом, почестями и ласками Кончини, который погубил ее; король сделал Витри маршалом Франции за убийство; а я даже не вспоминала и оставила в бедности этого благородного д'Артаньяна, который меня спас. Она подбежала к письменному столу и поспешно набросала несколько слов. VI
СВИДАНИЕ Д'Артаньян спал эту ночь в комнате Портоса, как все ночи с начала возмущения. Шпаги свои они держали у изголовья, а пистолеты клали на стол так, чтобы они были под рукой. Под утро д'Артаньяну приснилось, что все небо покрылось желтым обла- ком, из которого полил золотой дождь, и что он подставил свою шляпу под кровельный желоб. Портосу снилось, что дверца его кареты оказалась слишком мала, чтобы вместить его полный герб. В семь часов их разбудил слуга без ливреи, принесший д'Артаньяну письмо. - От кого? - спросил гасконец. - От королевы, - отвечал слуга. - Ого! - произнес Портос, приподымаясь на постели. - Ну и что там? Д'Артаньян попросил слугу пройти в соседнюю комнату и, как только дверь затворилась, вскочил с постели и поспешно прочел записку. Портос смотрел на него, выпучив глаза и не решаясь заговорить. - Друг Портос, - сказал наконец д'Артаньян, протягивая ему письмо, - вот наконец твой баронский титул и мой капитанский патент. Читай и суди сам. Портос протянул руку, взял письмо и прочел дрожащим голосом: "Королева желает переговорить с господином д'Артаньяном, которого просит последовать за подателем этого письма". - Что же, - произнес Портос, - я не вижу тут ничего особенного. - А я вижу, и очень много, - возразил Д'Артаньян. - Если уж позвали меня, то, значит, дела плохи. Подумай, что должно было произойти, чтобы через двадцать лет королева вспомнила обо мне! - Правда, - согласился Портос. - Наточи свою шпагу, барон, заряди пистолеты и задай лошадям овса. Ручаюсь, что еще сегодня у нас будет дело; а главное - никому ни слова. - Не готовят ли нам западню, чтобы избавиться от нас? - спросил Пор- тос, уверенный, что его будущее величие уже теперь многим не дает покоя. - Если это западня, - возразил д'Артаньян, - то я ее разгадаю, будь покоен. Если Мазарини итальянец, то я гасконец. Д'Артаньян в один миг оделся. Портос, по-прежнему лежавший в постели, уже застегивал ему плащ, когда в дверь снова постучали. Вошел другой слуга. - От его преосвященства кардинала Мазарини, - произнес он. Д'Артаньян посмотрел на Портоса. - Дело осложняется, - сказал тот. - С чего же начинать? - Не беда, - отвечал Д'Артаньян, прочитав записку кардинала, - все устраивается отлично - его преосвященство назначает мне свидание через полчаса. - А, тогда все в порядке. - Друг мой, - сказал Д'Артаньян, обращаясь к слуге, - передайте его преосвященству, что через полчаса я буду к его услугам. Слуга поклонился и вышел. - Хорошо, что этот не видал того, - заметил д'Артаньян. - Значит, ты думаешь, они прислали за тобой не по одному и тому же делу? - Не думаю, а уверен в этом. - Однако, Д'Артаньян, торопись. Не забывай, что тебя ждет королева, а после королевы кардинал, а после кардинала я. Д'Артаньян позвал слугу Анны Австрийской. - Я готов, мой друг, - сказал он, - проводите меня. Слуга провел его окольными улицами, и через несколько минут они всту- пили через маленькую калитку в дворцовый сад, а затем по потайной лест- нице д'Артаньяна ввели в молельню королевы. Лейтенант мушкетеров испытывал безотчетное волнение: в нем не было больше юношеской самоуверенности, и благодаря приобретенной им опытности он понимал всю важность совершающихся событий. Через минуту легкий шум нарушил тишину молельни. Д'Артаньян вздрог- нул, увидев, как чья то рука приподымает портьеру. По форме, белизне и красоте он узнал эту руку, которую ему однажды, так давно, дозволили по- целовать. |
Всю ночь в городе чувствовалось глухое оживление, а наутро снова поя- вились серые и черные плащи, патрули из вооруженных торговцев и шайки нищих. Королева провела ночь в беседе с глазу на глаз с принцем Конде; его ввели к ней в полночь в молельню, откуда он вышел только около пяти ча- сов утра. В пять часов королева прошла в кабинет кардинала: она еще не ложи- лась, а кардинал уже встал. Он писал ответ Кромвелю, так как прошло уже шесть дней из десяти, назначенных им Мордаунту. "Что же, - думал он, - я заставлю его немного подождать. Но ведь гос- подин Кромвель лучше других знает, что такое революция, и извинит меня". Итак, он с удовольствием перечитывал первый параграф своего ответа, когда послышался тихий стук в дверь, соединявшую его кабинет с апарта- ментами королевы. Через эту дверь Анна Австрийская могла во всякое время приходить к нему. Кардинал встал и отпер дверь. Королева бы на в домашнем платье, но она еще могла позволить себе быть небрежно одетой, ибо, подобно Диане де Пуатье и Нипон де Лапкло, долго сохраняла красоту. В это же утро она была особенно хороша, и глаза ее сияли от радости. - Что случилось, ваше величество, - спросил несколько обеспокоенный Мазарини, - у вас такой торжествующий и довольный вид? - Да, Джулио, - ответила она, - я могу торжествовать, так как нашла средство раздавить эту гидру. - Вы великий политик, моя королева, - сказал Мазарини. - Какое же вы нашли средство? Он спрятал свое письмо, сунув его под другие бумаги. - Они хотят отобрать у меня короля, вы знаете это? - сказала короле- ва. - Увы, да. А меня повесить. - Они не получат короля. - Значит, и меня не повесят, benone [20]. - Слушайте, я хочу уехать с вами и увезти с собой короля. Но я хочу, чтобы это событие, которое сразу изменит наше положение, произошло так, чтоб о нем знали только трое: вы, я и еще третье лицо. - Кто же это третье лицо? - Принц Конде. - Значит, он приехал? Мне сказали правду! - Да. Вчера вечером. - И вы с ним уже виделись? - Мы только что расстались. - Он принимает участие в этом деле? - Он дал мне этот совет. - А Париж? - Принц принудит его к сдаче голодом. - Ваш проект великолепен. Но я вижу одно препятствие. - Какое? - Невозможность осуществить его. - Пустые слова. Нет ничего невозможного. - Да, в мечтах. - Нет, на деле. Есть у нас деньги? - Да, немного, - сказал Мазарини, боясь, чтобы Анна Австрийская не заставила его раскошелиться. - Есть у нас войско? - Пять или шесть тысяч человек. - Хватит у нас мужества? - Безусловно. - Значит, дело нетрудное. О, понимаете ли вы, Джулио? Париж, этот не- навистный Париж, проснувшись без короля и королевы, увидит, что его пе- рехитрили, что ему грозит осада и голод, что у него нет другой защиты, кроме его вздорного парламента и тощего, кривоногого коадъютора! - Прекрасно, прекрасно, - произнес Мазарини, - я понимаю, какое это произведет действие, но не вижу средств привести ваш план в исполнение. - Я найду средство. - Вы знаете, что это означает? Междоусобная война, война ожесточенная и беспощадная! - Да, да, война, - сказала Анна Австрийская, - и я хочу обратить этот мятежный город в пепел; я залью пожар кровью; я хочу, чтобы ужасающий пример заставил вечно помнить и преступление, и постигшую его кару. О, как я ненавижу Париж! - Успокойтесь, Анна, что за кровожадность! Будьте осторожны; времена Малатесты и Каструччо Кастракани прошли. Вы добьетесь того, что вас обезглавят, прекрасная королева, а это будет жаль. - Вы смеетесь? - Ничуть не смеюсь. Война с целым народом опасна. Поглядите на своего брата Карла Первого; ему пришлось плохо, очень плохо. - Да, но мы во Франции, и я испанка. - Тем хуже, per Baccho [21], тем хуже; я предпочел бы, чтобы вы были француженкой, а я французом: тогда нас не так бы ненавидели. - Во всяком случае, вы одобряете мой план? - Да, если только его возможно осуществить. - Конечно, возможно. Говорю вам: готовьтесь к отъезду! - Ну, я-то всегда к нему готов, но только мне никак не удается уе- хать... и на этот раз я вряд ли уеду. - А если я уеду, поедете вы со мной? - Постараюсь. - Вы меня убиваете своей трусостью, Джулио. Чего вы боитесь? - Многого. - Например? Лицо Мазарини было все время насмешливым. Теперь оно омрачилось. - Анна, - сказал он, - вы женщина и можете оскорблять мужчин, так как уверены в своей безнаказанности. Вы обвиняете меня в трусости, но я не так труслив, как вы, ибо не хочу бежать. Против кого восстал народ? Про- тив вас или против меня? Кого он хочет повесить? Вас пли меня? А я не склоняюсь перед бурей, хоть вы и обвиняете меня в трусости. Я не сорви- голова, это не в моем вкусе, по я тверд. Берите пример с меня: меньше шума и больше дела. Вы громко кричите, - значит, ничего но достигнете. Вы хотите бежать... Мазарини пожал плечами, взял королеву под руку и подвел ее к окну. - Смотрите, - сказал он. - Что? - спросила королева, ослепленная своим упрямством. - Ну, что же вы видите в это окно? Если глаза меня не обманывают, там горожане в панцирях и касках, с добрыми мушкетами, как во времена Лиги; и они смотрят на это окно так внимательно, что увидят вас, если вы под- нимете занавеску. Теперь посмотрите в другое окно. Что вы видите? Воору- женный алебардами народ, который караулит выходы. Все ворота, двери, да- же отдушины погребов охраняются, и я скажу вам, как говорил мне Ла Раме о Бофоре: "Если вы не птица и не мышь, вы не выйдете отсюда". - Но ведь Бофор бежал! - Хотите и вы бежать таким же способом? - Значит, я пленница? - Конечно! - воскликнул Мазарини. - Я уже битый час вам это доказы- ваю. С этими словами кардинал преспокойно сел за стол и занялся письмом к Кромвелю. |
- Уже около четверти часа, - поспешно ответил д'Артаньян, делая знак Портосу не выдавать его. Мазарини заметил этот взгляд и понял, что д'Артаньян все видел и слы- шал; но он был ему благодарен за ложь. - Положительно, д'Артаньян, - сказал он, - вы тот человек, какого я ищу, и вы можете рассчитывать, равно как и ваш друг, на мою благодар- ность. Затем, поклонившись обоим с самой приятной улыбкой, он вернулся спо- койно к себе в кабинет, так как с появлением Гонди шум на дворе затих, словно по волшебству. V
В НЕСЧАСТЬЕ ВСПОМИНАЕШЬ ДРУЗЕЙ Анна Австрийская в страшном гневе прошла в свою молельню. - Как, - воскликнула она, ломая свои прекрасные руки, - народ смот- рел, как Конде, первый принц крови, был арестован моею свекровью, Марией Медичи; он видел, как моя свекровь, бывшая регентша, была изгнана карди- налом; он видел, как герцог Вандомский, сын Генриха Четвертого, был зак- лючен в крепость; он молчал, когда унижали, преследовали, заточали таких больших людей... А теперь из-за какого-то Бруселя... Боже, что происхо- дит в королевстве? Сама того не замечая, королева затронула жгучий вопрос. Народ действительно не сказал ни слова в защиту принцев и поднялся за Бруселя: это потому, что Брусель был плебей, и, защищая его, народ инстинктивно чувствовал, что защищает себя. Мазарини шагал между тем по кабинету, изредка поглядывая на разбитое вдребезги венецианское зеркало. - Да, - говорил он, - я знаю, это печально, что пришлось так усту- пить. Ну что же, мы еще отыграемся. Да и что такое Брусель? Только имя, не больше. Хоть Мазарини и был искусным политиком, в данном случае он все же ошибался. Брусель был важной особой, а не пустым звуком. В самом деле, когда Брусель на следующее утро въехал в Париж в большой карете и рядом с ним сидел Лувьер, а на запятках стоял Фрике, то весь народ, еще не сложивший оружия, бросился к нему навстречу. Крики: "Да здравствует Брусель!", "Да здравствует наш отец! - оглашали воздух. Мазарини слышал в этих криках свой смертный приговор. Шпионы кардинала и королевы приносили со всех сторон неприятные вести, которые кардинал выслушивал с большой тревогой, а королева со странным спокойствием. В уме королевы, казалось, зрело важное решение, что еще увеличивало беспо- койство Мазарини. Он хорошо знал гордую монархиню и опасался роковых последствий решения, которое могла принять Анна Австрийская. Коадъютор пользовался теперь в парламенте большим влиянием, чем ко- роль, королева и кардинал, вместе взятые. По его совету был издан парла- ментский эдикт, приглашавший народ сложить оружие и разобрать баррикады; он знал теперь, что достаточно одного часа, чтобы народ снова вооружил- ся, и одной ночи, чтобы снова воздвиглись баррикады. Планше вернулся в свою лавку, уже не боясь быть повешенным: победите- лей не судят, и он был убежден, что при первой попытке арестовать его народ за него вступится, как вступился за Бруселя. Рошфор вернул своих новобранцев шевалье д'Юмьеру; правда, двух не хватало, но шевалье был в душе фрондер и не захотел ничего слушать о вознаграждении. Нищий возвратился на паперть св. Евстафия; он опять подавал святую воду и просил милостыню. Никто не подозревал, что эти руки только что помогли вытащить краеугольный камень из-под здания монархического строя. Лувьер был горд и доволен. Он отомстил ненавистному Мазарини и немало содействовал освобождению своего отца из тюрьмы; его имя со страхом пов- торяли в ПалеРояле, и он, смеясь, говорил отцу, снова водворившемуся в своей семье: - Как вы думаете, отец, если бы я теперь попросит! у королевы долж- ность командира роты, исполнила бы она мою просьбу? Д'Артаньян воспользовался наступившим затишьем, чтобы отослать в ар- мию Рауля, которого с трудом удерживал дома во время волнения, так как он непременно хотел сражаться на той или на другой стороне. Сначала Ра- уль не соглашался, но когда Д'Артаньян произнес имя графа де Ла Фер, Ра- уль, сделав визит герцогине де Шеврез, отправился обратно в армию. Один Рошфор не был доволен исходом дела. Он письмом пригласил герцога Бофора приехать, и тот мог теперь явиться, но - увы! - в Париже царило спокойствие. Рошфор отправился к коадъютору, чтобы посоветоваться, не написать ли принцу, чтобы тот задержался. Немного подумав, Гонди ответил: - Пусть себе принц едет. - Значит, не все еще кончено? - спросил Рошфор. - Мы только начинаем, дорогой граф. - Почему вы так думаете? - Потому что я знаю королеву: она не захочет признать себя побежден- ной. - Значит, она что-то готовит? - Надеюсь. - Вы что-нибудь знаете? - Я знаю, что она написала принцу Конде, прося его немедленно оста- вить армию и явиться в Париж. - Ага! - произнес Рошфор. - Вы правы, пусть герцог Бофор приезжает. Вечером того дня, когда происходил этот разговор, распространился слух, что принц Конде прибыл. В самом приезде не было ничего необыкновенного, а между тем он наде- лал много шуму. Произошло это вследствие болтливости герцогини де Лонг- виль, узнавшей, как передавали, кое что от самого принца Конде, которого все обвиняли в более чем братской привязанности к своей сестре, герцоги- не. Таким образом, раскрылось, что королева строит какие-то козни. В самый вечер прибытия принца наиболее осведомленные граждане, эшеве- ны и старшины кварталов, уже ходили по своим знакомым, говоря всем: - Почему бы нам не взять короля и не поместить его в городской рату- ше? Напрасно мы предоставляем его воспитание нашим врагам, дающим ему дурные советы. Если бы он, например, воспитывался под руководством гос- подина коадъютора, то усвоил бы себе национальные принципы и любил бы народ. |
- Ваше величество, поверьте в этом господину коадъютору, который у нас один из самых искусных политиков; первая же вакантная кардинальская шляпа будет, конечно, предложена ему. "Ага, видно, ты здорово нуждаешься во мне, хитрая лиса", - подумал Гонди. - Что же он пообещает нам, - сказал тихо д'Артаньян, - в тот день, когда его жизни будет угрожать опасность? Черт возьми! Если он так легко раздает кардинальские шляпы, то будем наготове, Портос, и завтра же пот- ребуем себе по полку. Если гражданская война продлится еще год, я зака- зываю себе золоченую шпагу коннетабля. - А я? - спросил Портос. - Ты, ты потребуешь себе жезл маршала де Ла Мельере, который сейчас, кажется, не особенно в фаворе. - Итак, - сказала королева, - вы серьезно опасаетесь народного восс- тания? - Серьезно, ваше величество, - отвечал Гонди, удивленный тем, что они все еще топчутся на одном месте - Поток прорвал плотину, и я боюсь, как бы он не произвел великих разрушений. - А я нахожу, - возразила королева, - что в таком случае надо создать новую плотину. Хорошо, я подумаю. Гонди удивленно посмотрел на Мазарини, который подошел к королеве, чтобы поговорить с нею. В эту минуту на площади Пале-Рояля послышался шум. Гонди улыбнулся. Взор королевы воспламенился. Мазарини сильно поблед- нел. - Что еще там? - воскликнул он. В эту минуту в залу вбежал Коменж. - Простите, ваше величество, - произнес он, - но народ прижал кара- ульных к ограде и сейчас ломает ворота. Что прикажете делать? - Слышите, ваше величество? - сказал Гонди. Рев волн, раскаты грома, извержение вулкана даже сравнить нельзя с разразившейся в этот момент бурей? криков. - Что я прикажу? - произнесла королева. - Да, время дорого. - Сколько человек приблизительно у нас в ПалеРояле? - Шестьсот. - Приставьте сто человек к королю, а остальными разгоните этот сброд. - Ваше величество, - воскликнул Мазарини, - что вы делаете? - Идите и исполняйте, - сказала королева. Коменж, привыкший, как солдат, повиноваться без рассуждений, вышел. В это мгновение послышался сильный треск; одни ворота начали пода- ваться. - Ваше величество, - снова воскликнул Мазарини - вы губите короля, себя и меня! Услышав этот крик, вырвавшийся из трусливой души кардинала, Анна Австрийская тоже испугалась. Она вернула Коменжа. - Слишком поздно, - сказал Мазарини, хватаясь за голову, - слишком поздно. В это мгновение ворота уступили натиску толпы, и во дворе послышались радостные крики. Д'Артаньян схватился за шпагу и знаком велел Портосу сделать то же самое. - Спасайте королеву! - воскликнул кардинал, бросаясь к коадъютору. Гонди подошел к окну и открыл его. На дворе была уже громадная толпа народа с Лувьером во главе. - Ни шагу дальше, - крикнул коадъютор, - королева подписывает приказ! - Что вы говорите? - воскликнула королева. - Правду, - произнес кардинал, подавая королеве перо и бумагу. - Так надо. Затем прибавил тихо: - Пишите, Анна, я вас прошу, я требую. Королева упала в кресло и взяла перо... Сдерживаемый Лувьером, народ не двигался с места, по продолжал гневно роптать. Королева написала: "Начальнику Сен-Жерменской тюрьмы приказ выпустить на свободу советника Бруселя". Потом подписала. Коадъютор, следивший за каждым движением королевы, схватил бумагу и, потрясая ею в воздухе, подошел к окну. - Вот приказ! - крикнул он. Казалось, весь Париж испустил радостный крик. Затем послышались кри- ки: "Да здравствует Брусель! Да здравствует коадъютор!" - Да здравствует королева! - крикнул Гонди. Несколько голосов подхватили его возглас, но голоса эти были слабые и редкие. Может быть, коадъютор нарочно крикнул это, чтобы показать Анне Австрийской всю ее слабость. - Теперь, когда вы добились того, чего хотели, - сказала она, - вы можете идти, господин Гонди. - Если я понадоблюсь вашему величеству, - произнес коадъютор с покло- ном, - то знайте, я всегда к вашим услугам. Королева кивнула головой, и коадъютор вышел. - Ах, проклятый священник! - воскликнула Анна Австрийская, протягивая руки к только что затворившейся двери. - Я отплачу тебе за сегодняшнее унижение! Мазарини хотел подойти к ней. - Оставьте меня! - воскликнула она. - Вы не мужчина. С этими словами она вышла. - Это вы не женщина, - пробормотал Мазарини. Затем, после минутной задумчивости, он вспомнил, что д'Артаньян и Портос находятся в соседней комнате и, следовательно, все слышали. Маза- рини нахмурил брови и подошел к портьере. Но когда он ее поднял, то уви- дел, что в кабинете никого нет. При последних словах королевы д'Артаньян схватил Портоса за руку и увлек его за собой в галерею. Мазарини тоже прошел в галерею и увидел там двух друзей, которые спо- койно прогуливались. - Отчего вы вышли из кабинета, д'Артаньян? - спросил Мазарини. - Оттого, что королева приказала всем удалиться, - отвечал д'Ар- таньян, - и я решил, что этот приказ относится к нам, как и к другим. - Значит, вы здесь уже... |
|