В категории материалов: 184
Показано материалов: 61-65 |
Страницы: « 1 2 ... 11 12 13 14 15 ... 36 37 » |
|
XIV. О ПОЛЬЗЕ ПЕЧНЫХ ТРУБ
Было очевидно, что наши три друга, сами того не подозревая, движимые только рыцарскими побуждениями и отвагой, оказали услугу какой-то особе, которую кардинал удостаивал своим высоким покровительством. Но кто же была эта особа? Вот вопрос, который прежде всего задали себе три мушкетера. Затем, видя, что, сколько бы они ни высказывали предположений, ни одно из них не является удовлетворительным, Портос позвал хозяина и велел подать игральные кости. Портос и Арамис уселись за стол и стали играть. Атос в раздумье медленно расхаживал по комнате. Раздумывая и прогуливаясь, Атос ходил взад и вперед мимо трубы наполовину разобранной печки; другой конец этой трубы был выведен в комнату верхнего этажа. Проходя мимо, он каждый раз слышал чьи-то приглушенные голоса, которые наконец привлекли его внимание. Атос подошел ближе и разобрал несколько слов, которые показались ему настолько интересными, что он сделал знак своим товарищам замолчать, а сам замер на месте, согнувшись и приложив ухо к нижнему отверстию трубы. -- Послушайте, миледи, -- говорил кардинал, -- дело это важное. Садитесь сюда, и давайте побеседуем. -- Миледи! -- прошептал Атос. -- Я слушаю ваше высокопреосвященство, с величайшим вниманием, -- ответил женский голос, при звуке которого мушкетер вздрогнул. -- Небольшое судно с английской командой, капитан которого мне предан, поджидает вас вблизи устья Шаранты, у форта Ла-Пуэнт. Оно снимется с якоря завтра утром. -- Так, значит, мне нужно выехать туда сегодня вечером? -- Сию же минуту, то есть сразу после того, как вы получите мои указания. Два человека, которых вы увидите у дверей, когда выйдете отсюда, будут охранять вас в пути. Я выйду первым. Вы подождете полчаса и затем выйдете тоже. -- Хорошо, ваша светлость. Но вернемся к тому поручению, которое вам угодно дать мне. Я хочу и впредь быть достойной доверия вашего высокопреосвященства, а потому благоволите ясно и точно изложить мне это поручение, чтобы я не совершила какой-нибудь оплошности. Между двумя собеседниками на минуту водворилось глубокое молчание; было очевидно, что кардинал заранее взвешивал свои выражения, а миледи старалась мысленно сосредоточиться, чтобы понять то, что он скажет, и запечатлеть все в памяти. Атос, воспользовавшись этой минутой, попросил своих товарищей запереть изнутри дверь, знаком подозвал их и предложил им послушать вместе с ним. Оба мушкетера, любившие удобства, принесли по стулу для себя и стул для Атоса. Все трое уселись, сблизив головы и навострив уши. -- Вы поедете в Лондон, -- продолжал кардинал. -- В Лондоне вы навестите Бекингэма... -- Замечу вашему высокопреосвященству, -- вставила миледи, -- что после дела с алмазными подвесками, к которому герцог упорно считает меня причастной, его светлость питает ко мне недоверие. -- Но на этот раз, -- возразил кардинал, -- речь идет вовсе не о том, чтобы вы снискали его доверие, а о том, чтобы вы открыто и честно явились к нему в качестве посредницы. -- Открыто и честно... -- повторила миледи с едва уловимым оттенком двусмысленности. -- Да, открыто и честно, -- подтвердил кардинал прежним тоном. -- Все эти переговоры должны вестись в открытую. -- Я в точности исполню указания вашего высокопреосвященства и с готовностью ожидаю их. -- Вы явитесь к Бекингэму от моего имени и скажете ему, что мне известны все его приготовления, но что они меня мало тревожат: как только он отважится сделать первый шаг, я погублю королеву. -- Поверит ли он, что ваше высокопреосвященство в состоянии осуществить свою угрозу? -- Да, ибо у меня есть доказательства. -- Надо, чтобы я могла представить ему эти доказательства и он по достоинству оценил их. -- Конечно. Вы скажете ему, что я опубликую донесение Буа-Робера и маркиза де Ботрю о свидании герцога с королевой у супруги коннетабля в тот вечер, когда супруга коннетабля давала бал-маскарад. А чтобы у него не оставалось никаких сомнений, вы ему скажете, что он приехал туда в костюме Великого Могола, в котором собирался быть там кавалер де Гиз и который он купил у де Гиза за три тысячи пистолей... -- Хорошо, ваша светлость. -- Мне известно до мельчайших подробностей, как он вошел и затем вышел ночью из дворца, куда он проник переодетый итальянцем-предсказателем. Для того чтобы он окончательно убедился в достоверности моих сведений, вы скажете ему, что под плащом на нем было надето широкое белое платье, усеянное черными блестками, черепами и скрещенными костями, так как в случае какой-либо неожиданности он хотел выдать себя за привидение Белой Дамы, которое, как всем известно, всегда появляется в Лувре перед каким-нибудь важным событием... -- Это все, ваша светлость? -- Скажите ему, что я знаю также все подробности похождения в Амьене, что я велю изложить их в виде небольшого занимательного романа с планом сада и с портретами главных действующих лиц этой ночной сцены. -- Я скажу ему это. -- Передайте ему еще, что Монтегю в моих руках, что Монтегю в Бастилии, и хотя у него не перехватили, правда, никакого письма, но пытка может вынудить его сказать то, что он знает, и... даже то, чего не знает. -- Превосходно. -- И, наконец, прибавьте, что герцог, спеша уехать с острова Рэ, забыл в своей квартире некое письмо госпожи де Шеврез, которое сильно порочит королеву, ибо оно доказывает не только то, что ее величество может любить врагов короля, но и то, что она состоит в заговоре с врагами Франции. Вы хорошо запомнили все, что я вам сказал, не так ли? -- Судите сами, ваше высокопреосвященство: бал у супруги коннетабля, ночь в Лувре, вечер в Амьене, арест Монтегю, письмо госпожи де Шеврез. -- Верно, совершенно верно. У вас прекрасная память, миледи. -- Но если, несмотря на все эти доводы, -- возразила та, к кому относился лестный комплимент кардинала, -- герцог не уступит и будет по-прежнему угрожать Франции? -- Герцог влюблен, как безумец или, вернее, как глупец, -- с глубокой горечью ответил Ришелье. -- Подобно паладинам старого времени, он затеял эту войну только для того, чтобы заслужить благосклонный взгляд своей дамы. Если он узнает, что война будет стоить чести, а быть может, и свободы владычице его помыслов, как он выражается, ручаюсь вам -- он призадумается, прежде чем вести дальше эту войну. -- Но что, если... -- продолжала миледи с настойчивостью, доказывавшей, что она хотела до конца выяснить возлагаемое на нее поручение, -- если он все-таки будет упорствовать? -- Если он будет упорствовать? -- повторил кардинал. -- Это маловероятно. -- Это возможно. -- Если он будет упорствовать... -- Кардинал сделал паузу, потом снова заговорил: -- Если он будет упорствовать, тогда я буду надеяться на одно из тех событий, которые изменяют лицо государства. -- Если бы вы, ваше высокопреосвященство, потрудились привести мне исторические примеры таких событий, -- сказала миледи, -- я, возможно, разделила бы вашу уверенность. |
|
-- У вас тонкий слух, господин Атос, -- сказал кардинал, -- по теперь выслушайте то, что я скажу вам. Я прошу вас сопровождать меня не потому, что я вам не доверяю, -- я прошу об этом ради собственной безопасности. Ваши спутники -- это, разумеется, господин Портос и господин Арамис? -- Да, ваше высокопреосвященство, -- ответил Атос. Между тем оба мушкетера, до сих пор остававшиеся сзади, подъехали ближе с шляпами в руках. -- Я знаю вас, господа, -- сказал кардинал, -- я знаю вас. Мне известно, что вы не принадлежите к числу моих друзей, и это очень огорчает меня. Но я знаю также, что вы храбрые и честные дворяне и что вам можно довериться... Итак, господин Атос, окажите мне честь сопровождать меня вместе с вашими двумя спутниками, и тогда у меня будет такая охрана, которой сможет позавидовать даже его величество, в случае если мы встретим его. Каждый из мушкетеров склонил голову до самой шеи своей лошади. -- Клянусь честью, ваше высокопреосвященство, -- сказал Атос, -- вы хорошо делаете, что берете нас с собой: мы встретили дорогой несколько опасных личностей и с четырьмя из них даже имели ссору в "Красной голубятне". -- Ссору? Из-за чего же это, господа? -- спросил кардинал. -- Вы знаете, я не люблю ссор! -- Именно поэтому я и беру на себя смелость предупредить ваше высокопреосвященство о том, что произошло. Иначе вы могли бы узнать об этом от других лиц и счесть нас виновными вследствие неверного освещения событий. -- А каковы были последствия этой ссоры? -- спросил кардинал, нахмурив брови. -- Да вот мой друг Арамис, который находится перед вами, получил легкий удар шпагой в руку, что не помешает ему завтра же пойти на приступ, если ваше высокопреосвященство отдаст приказ о штурме, и вы сами сможете убедиться в этом, ваше высокопреосвященство. -- Однако же вы не такие люди, которые позволяют безнаказанно наносить себе удары шпагой, -- возразил кардинал. -- Послушайте, господа, будьте откровенны: некоторые из этих ударов вы, наверное, вернули обратно? Исповедуйтесь мне -- ведь вам известно, что я имею право отпускать грехи. -- Я, ваша светлость, -- сказал Атос, -- даже и не прикоснулся к шпаге -- я просто взял своего противника в охапку и вышвырнул его в окно... Кажется, при падении, -- продолжал Атос с некоторым колебанием, -- он сломал себе ногу. -- Ага! -- произнес кардинал. -- А вы, господин Портос? -- Я, ваша светлость, знаю, что дуэли запрещены, поэтому я схватил скамью и нанес одному из этих разбойников удар, который, надо думать, разбил ему плечо. -- Так... -- сказал кардинал. -- А вы, господин Арамис? -- У меня, ваша светлость, самый безобидный нрав, и к тому же я собираюсь постричься в монахи, что, быть может, неизвестно вашему высокопреосвященству. Поэтому я всячески удерживал моих товарищей, как вдруг один из этих негодяев нанес мне предательский удар шпагой в левую руку. Тут мое терпение истощилось, я тоже выхватил шпагу, и когда он снова бросился на меня, то мне показалось, что он наткнулся на острие всем телом. Не знаю точно, так ли это, но твердо помню, что он упал, и, кажется, его унесли вместе с двумя остальными. -- Черт возьми, -- произнес кардинал, -- три человека выбыли из строя из-за трактирной ссоры!.. Да, господа, вы не любите шутить. А из-за чего возник спор? -- Эти негодяи были пьяны, -- сказал Атос. -- Они узнали, что вечером в гостиницу прибыла какая-то женщина, и хотели вломиться к ней. -- Вломиться к ней? -- повторил кардинал. -- С какой же целью? -- По всей вероятности, с целью совершить над ней: насилие, -- ответил Атос. -- Ведь я уже имел честь сообщить вашему высокопреосвященству, что эти негодяи были пьяны. -- И эта женщина была молода и красива? -- спросил кардинал с некоторым беспокойством. -- Мы не видели ее, ваша светлость, -- ответил Атос. -- Ах, вы не видели ее? Ну, прекрасно! -- с живостью сказал кардинал. -- Вы хорошо сделали, что вступились за честь женщины, и так как я сам еду сейчас в "Красную голубятню", то узнаю, правда ли то, что вы мне сказали. -- Ваша светлость, -- гордо проговорил Атос, -- мы дворяне и не стали бы лгать даже ради спасения жизни! -- Да я и не сомневаюсь в правдивости ваших слов, господин Атос, нисколько не сомневаюсь... Однако скажите, -- добавил он, чтобы переменить разговор, -- разве эта дама была одна? -- Вместе с этой дамой в комнате был мужчина, -- сказал Атос, -- но так как, несмотря на шум, он не вышел, надо полагать, что он трус. -- "Не судите опрометчиво", говорится в Евангелии, -- возразил кардинал. Атос поклонился. -- А теперь, господа, довольно, -- продолжал кардинал. -- Я узнал то, что хотел. Следуйте за мной. Три мушкетера пропустили кардинала вперед; он опять закрыл лицо капюшоном, тронул лошадь и поехал, держась на расстоянии девяти или десяти шагов впереди своих четырех спутников. Вскоре отряд подъехал к харчевне, которая казалась пустой и молчаливой: хозяин, видимо, знал, какой прославленный гость должен был приехать к нему, и заранее спровадил докучливых посетителей. Шагов за десять до двери кардинал знаком приказал своему спутнику и трем мушкетерам остановиться. Чья-то оседланная лошадь была привязана к ставню; кардинал постучал три раза условным стуком. Какой-то человек, закутанный в плащ, сейчас же вышел из дома, обменялся с кардиналом несколькими короткими фразами, сел на лошадь и поскакал по дороге к Сюржеру, которая вела также и в Париж. -- Подъезжайте ближе, господа, -- сказал кардинал. -- Вы сказали мне правду, господа мушкетеры, -- обратился он к трем приятелям, -- и, поскольку это будет зависеть от меня, наша сегодняшняя встреча принесет вам пользу. А пока что следуйте за мной. Кардинал сошел с лошади, мушкетеры сделали то же; кардинал бросил поводья своему спутнику; три мушкетера привязали своих лошадей к ставням. Трактирщик стоял на пороге -- для него кардинал был просто офицером, приехавшим повидаться с дамой. -- Нет ли у вас внизу какой-нибудь комнаты, где бы эти господа могли подождать меня и погреться у камина? -- спросил кардинал. Трактирщик отворил дверь большой комнаты, где совсем недавно вместо прежней дрянной печурки поставили прекрасный большой камин. -- Вот эта, -- сказал он. -- Хорошо, -- сказал кардинал. -- Войдите сюда, господа, и потрудитесь подождать меня, я задержу вас не более получаса. И пока три мушкетера входили в комнату нижнего этажа, кардинал стал быстро подниматься по лестнице, не задавая больше никаких вопросов. Он, видимо, отлично знал дорогу. |
|
Благодарственные молебны служили сперва в лагере, а потом уже и по всей Франции. Итак, кардинал имел теперь возможность продолжать осаду, ничего не опасаясь, по крайней мере временно, со стороны англичан. Но, как мы только что сказали, это спокойствие оказалось лишь временным. Один из курьеров герцога Бекингэмского, по имени Монтегю, был взят в плен, и через него стало известно о существовании союза между Австрией, Испанией, Англией и Лотарингией. Этот союз был направлен против Франции. Больше того, в ставке Бекингэма, которому пришлось покинуть ее более поспешно, чем он предполагал, были найдены документы, еще раз подтверждавшие существование такого союза, и эти бумаги, как уверяет кардинал в своих мемуарах, бросали тень на г-жу де Шеврез и, следовательно, на королеву. Вся ответственность падала на кардинала, ибо нельзя быть полновластным министром, не неся при этом ответственности. Поэтому, напрягая все силы своего разностороннего ума, он днем и ночью следил за малейшими изменениями, происходившими в каком-либо из великих государств Европы. Кардиналу была известна энергия, а главное -- сила ненависти Бекингэма. Если бы угрожавший Франции союз одержал победу, все влияние его, кардинала, было бы утрачено: испанская и австрийская политика получила бы тогда своих постоянных представителей в луврском кабинете, где пока что она имела лишь отдельных сторонников, и он, Ришелье, французский министр, министр национальный по преимуществу, был бы уничтожен. Король, который повиновался ему, как ребенок, и ненавидел его, как ребенок ненавидит строгого учителя, отдал бы его в руки своего брата и королевы, ищущих личного мщения; словом, он погиб бы, и, быть может, Франция погибла бы вместе с ним... Надо было предотвратить все это. Поэтому в маленьком домике у Каменного моста, который кардинал избрал своей резиденцией, днем и ночью сменялись курьеры, причем число их возрастало с каждой минутой. Это были монахи, так неумело носившие свои рясы, что сразу можно было догадаться об их принадлежности к церкви, но к церкви воинствующей; женщины, которых несколько стесняла одежда пажей и чьи округлые формы заметны были даже под широкими шароварами; и, наконец, крестьяне с грязными руками, но со стройной фигурой, крестьяне, в которых за целую милю можно было узнать людей знатного происхождения. Бывали и другие, видимо менее приятные визиты, ибо два или три раза разносился слух, что на жизнь кардинала было совершено покушение. Правда, враги его высокопреосвященства поговаривали, будто он сам нанимал этих неловких убийц, чтобы иметь возможность, в свою очередь, применить насильственные меры в случае надобности, но не следует верить ни тому, что говорят министры, ни тому, что говорят их враги. Однако все это не мешало кардиналу, которому даже и самые ожесточенные его хулители никогда не отказывали в личной храбрости, совершать ночные прогулки, чтобы передать какие-нибудь важные приказания герцогу Ангулемскому, посоветоваться о чем-либо с королем или встретиться для переговоров с тем из посланцев, приход которого к нему в дом почему-либо был нежелателен. Что касается мушкетеров, то они, будучи не особенно заняты во время осады, содержались не слишком строго и вели веселую жизнь. Это давалось им, а в особенности нашим трем приятелям, тем легче, что, находясь в дружеских отношениях с г-ном де Тревилем, они часто получали от него особое разрешение опоздать в лагерь и явиться туда после тушения огней. И вот однажды вечером, когда д'Артаньян не мог их сопровождать, так как нес караул в траншее, Атос, Портос и Арамис, верхом на своих боевых конях, закутанные в походные плащи и держа пистолеты наготове, возвращались втроем из кабачка под названием "Красная голубятня", обнаруженного Атосом два дня назад на дороге из Ла-Жарри. Итак, они ехали, готовые каждую минуту встретить какую-нибудь засаду, как вдруг, приблизительно за четверть лье от деревни Буанар, им послышался конский топот. Все трое сейчас же остановились, образовав тесно сомкнутую группу на середине дороги. Через минуту, при свете вышедшей из-за облака луны, они увидели на повороте двух всадников, которые ехали к ним навстречу и, заметив их, тоже остановились, видимо совещаясь между собой, продолжать ли путь или повернуть обратно. Это колебание показалось трем приятелям несколько подозрительным, и Атос, выехав на несколько шагов вперед, крикнул своим властным голосом: -- Кто идет? -- А вы кто такие? -- в свою очередь, спросил один из всадников. -- Это не ответ! -- возразил Атос. -- Кто идет? Отвечайте, или мы будем стрелять! -- Не советую, господа! -- произнес тогда звучный голос, по-видимому привыкший повелевать. -- Это какой-нибудь старший офицер, который совершает ночной объезд, -- тихо сказал Атос. -- Что нам делать, господа? -- Кто вы такие? -- спросил тот же повелительный голос. -- Отвечайте, или вы пожалеете о своем неповиновении. -- Королевские мушкетеры, -- сказал Атос, все более и более убеждаясь, что человек, задающий эти вопросы, имеет право их задавать. -- Какой роты? -- Роты де Тревиля. -- Приблизьтесь на установленное расстояние и доложите мне, что вы делаете здесь в столь поздний час. Три товарища подъехали ближе, немного посбавив спеси, ибо все трое были теперь убеждены, что имеют дело с человеком, который сильнее их; вести переговоры должен был Атос. Один из двух всадников -- тот, который заговорил вторым, -- был шагов на десять впереди своего спутника. Атос знаком предложил Портосу и Арамису тоже остаться сзади и подъехал один. -- Прошу прощения, господин офицер, -- сказал Атос, -- но мы не знали, с кем имеем дело, и, как видите, были начеку. -- Ваше имя? -- спросил офицер, лицо которого было наполовину закрыто плащом. -- Однако же, сударь, -- ответил Атос, которого начинал раздражать этот допрос, -- прошу вас привести доказательство того, что вы имеете право задавать мне вопросы. -- Ваше имя? -- еще раз повторил всадник, поднимая капюшон и таким образом открывая лицо. -- Господин кардинал! -- с изумлением вскричал мушкетер. -- Ваше имя? -- в третий раз повторил кардинал. -- Атос, -- сказал мушкетер. Кардинал знаком подозвал к себе своего спутника, и тот поспешил подъехать к нему. -- Эти три мушкетера будут сопровождать нас, -- вполголоса проговорил кардинал. -- Я не хочу, чтобы в лагере знали о том, что я уезжал оттуда, и если они поедут с нами, то мы сможем быть уверены в их молчании. -- Мы дворяне, ваша светлость, -- сказал Атос. -- Возьмите с нас слово и ни о чем не беспокойтесь. Благодарение Богу, мы умеем хранить тайны! Кардинал устремил свой проницательный взгляд на смелого собеседника. |
|
-- Кто это она? -- спросил Атос. -- Констанция. -- Госпожа Бонасье! Ах да, ведь и правда... я совсем забыл, что вы влюблены, мой бедный друг! -- Но ведь из письма, найденного вами у этого убитого негодяя, вы узнали, что она находится в монастыре, -- сказал Арамис. -- В монастырях совсем не так уж плохо, и обещаю вам, что, как только кончится осада Ла-Рошели, я лично... -- Да-да, любезный Арамис, -- перебил его Атос, -- мы внаем, что ваши помыслы устремлены к религии. -- Я только временно состою в мушкетерах, -- со смирением сказал Арамис. -- По-видимому, он давно не получал известий от своей любовницы, -- прошептал Атос. -- Не обращайте внимания, это нам уже знакомо. -- Вот что! -- сказал Портос. -- По-моему, тут есть одно простое средство. -- Какое же? -- спросил д'Артаньян. -- Вы говорите, она в монастыре? -- Да. -- Так в чем же дело? Как только кончится осада, мы похитим ее из этого монастыря, и все тут. -- Но ведь прежде надо узнать, в каком монастыре она находится. -- Это правда, -- согласился Портос. -- Однако не говорили ли вы, что королева сама выбрала для нее монастырь, милый д'Артаньян? -- спросил Атос. -- Да. По крайней мере, я думаю, что это так. -- Прекрасно! Тогда Портос поможет нам в этом деле. -- Каким же образом, позвольте вас спросить? -- Да через вашу маркизу, герцогиню, принцессу. Она, должно быть, имеет огромные связи. -- Тсс! -- прошептал Портос, прижимая палец к губам. -- Я думаю, что она кардиналистка, и она ничего не должна знать. -- Если так, то я берусь получить сведения о госпоже Бонасье, -- сказал Арамис. -- Вы, Арамис? -- вскричали хором все три друга. -- Каким же образом? -- Через духовника королевы, с которым я очень дружен, -- краснея, ответил Арамис. На этом обещании четыре друга, закончившие свой скромный обед, расстались, условившись встретиться снова в тот же вечер. Д'Артаньян вернулся во францисканский монастырь, а три мушкетера отправились в ставку короля, где им предстояло еще позаботиться о своем помещении.
XIII. ХАРЧЕВНЯ "КРАСНАЯ ГОЛУБЯТНЯ"
Между тем король, который так стремился поскорее оказаться лицом к лицу с неприятелем и разделял ненависть к Бекингэму с кардиналом, имея на то больше оснований, чем последний, хотел немедленно сделать все распоряжения, чтобы прежде всего прогнать англичан с острова Рэ, а затем ускорить осаду Ла-Рошели. Однако его задержали раздоры, возникшие между де Бассомпьером и Шомбергом, с одной стороны, и герцогом Ангулемским -- с другой. Господа Бассомпьер и Шомберг были маршалами Франции и заявляли свои права на командование армией под непосредственным начальством короля; кардинал же, опасавшийся, что Бассомпьер, гугенот в душе, будет весьма слабо действовать против англичан и ларошельцев, своих братьев по вере, предлагал на этот пост герцога Ангулемского, которого король, по его настоянию, назначил заместителем главнокомандующего. В результате, чтобы предотвратить уход Бассомпьера и Шомберга из армии, пришлось поручить каждому из них командование самостоятельным отрядом: Бассомпьер взял себе северный участок -- от Лале до Домпьера, герцог Ангулемский -- западный, от Домпьера до Периньи, а Шомберг -- южный, от Периньи до Ангутена. Ставка герцога Орлеанского была в Домпьере. Ставка короля была то в Этре, то в Лажарри. И, наконец, ставка кардинала была в дюнах, у Каменного моста, в обыкновенном домике, не защищенном никакими укреплениями. Таким образом, герцог Орлеанский наблюдал за Бассомпьером, король -- за герцогом Ангулемским, а кардинал -- за Шомбергом. Затем, когда расстановка сил была закончена, командование начало принимать меры к изгнанию англичан с острова. Обстоятельства благоприятствовали этому: англичане -- хорошие солдаты, когда у них есть хорошая пища; между тем они питались теперь только солониной и скверными сухарями, отчего в лагере появилось много больных. К тому же море, очень бурное в это время года на всем побережье, ежедневно разбивало какое-нибудь маленькое судно, и берег, начиная от Эгильонского мыса до самой траншеи, после каждого прибоя бывал буквально усеян обломками шлюпок, фелюг и других судов. Все это ясно говорило о том, что даже в случае, если бы солдаты короля оставались в своем лагере, Бекингэму, сидевшему на острове только из упрямства, все равно пришлось бы не сегодня-завтра снять осаду. Однако, когда г-н де Туарак сообщил, что во вражеском лагере идут приготовления к новому приступу, король решил, что пора покончить с этим, и отдал приказ о решительном сражении. Не имея намерения подробно описывать осаду и приводя лишь те события, которые имеют непосредственную связь с рассказываемой нами историей, скажем вкратце, что это предприятие удалось, вызвав большое удивление короля и доставив громкую славу кардиналу. Англичане, теснимые шаг за шагом, терпящие поражение при каждой стычке и окончательно разбитые при переходе с острова Луа, вынуждены были снова сесть на свои суда, оставив на поле боя две тысячи человек, и среди них пятерых полковников, трех подполковников, двести пятьдесят капитанов и двадцать знатных дворян, а кроме того, четыре пушки и шестьдесят знамен, доставленных Клодом де Сен-Симоном в Париж и с торжеством подвешенных к сводам собора Парижской богоматери. |
|
-- Вы сделали вид, что даруете мне жизнь, а сами отравили меня! О, это ужасно! -- Я? -- вскричал д'Артаньян. -- Несчастный, что ты говоришь! -- Да-да, вы дали мне это вино! Вы велели мне выпить его -- вы решили отомстить мне, и это ужасно! -- Вы ошибаетесь, Бризмон, -- сказал д'Артаньян, -- вы ошибаетесь. Уверяю вас... клянусь вам... -- Но есть Бог, он покарает вас!.. О господи, пошли ему такие же мучения, какие я чувствую сейчас! -- Клянусь Евангелием, -- вскричал д'Артаньян, бросаясь к умирающему, -- я не знал, что это вино отравлено, и сам собирался пить его! -- Я не верю вам, -- сказал солдат. И в страшных мучениях он испустил последний вздох. -- Ужасно, ужасно! -- шептал Атос, между тем как Портос бил бутылки, а Арамис отдавал приказание -- правда, несколько запоздавшее -- привести духовника. -- О друзья мои, -- сказал д'Артаньян, -- вы еще раз спасли мне жизнь, и не только мне, но также и этим господам!.. Господа, -- продолжал он, обращаясь к гвардейцам, -- я попрошу вас хранить молчание о том, что вы видели. Весьма важные особы могут оказаться замешанными в эту историю, и все последствия падут тогда на нашу голову. -- Ах, сударь... -- пробормотал Планше, еле живой от страха, -- ах, сударь, выходит, что я счастливо отделался! -- Как, бездельник, ты, значит, собирался пить мое вино? -- вскричал д'Артаньян. -- За здоровье короля, сударь. Я собрался было выпить самую малость за здоровье короля, но Фурро сказал, что меня зовут. -- Это правда, -- покаялся Фурро, щелкая зубами от страха, -- я хотел отослать его, чтобы выпить без помехи. -- Господа, -- сказал д'Артаньян, обращаясь к гвардейцам, -- вы сами понимаете, что после всего случившегося наша пирушка была бы очень печальной. Поэтому примите мои извинения и давайте отложим ее до другого раза. Оба гвардейца учтиво приняли извинения д'Артаньяна и, понимая, что четыре друга хотят остаться одни, удалились. Оставшись без свидетелей, молодой гвардеец и три мушкетера переглянулись с таким видом, который ясно говорил, что каждый из них понимает всю серьезность положения. -- Прежде всего, -- предложил Атос, -- давайте уйдем из этой комнаты. Труп человека, погибшего насильственной смертью, -- это плохое соседство. -- Планше, -- сказал д'Артаньян, -- поручаю тебе тело этого бедняги. Пусть его похоронят на освященной земле. Правда, он совершил преступление, но он раскаялся в нем. И четверо друзей вышли из комнаты, предоставив Планше и Фурро заботу о погребении Бризмона. Хозяин отвел им другую комнату и подал яйца всмятку и воду, которую Атос сам набрал в колодце. Портосу и Арамису в нескольких словах рассказали суть дела. -- Как видите, милый друг, -- сказал д'Артаньян Атосу, -- это война не на жизнь, а на смерть. Атос покачал головой. -- Да-да, -- ответил он, -- я вижу. Но вы, значит, думаете, что это она? -- Я в этом уверен. -- А я должен сознаться, что все еще сомневаюсь. -- Однако же -- лилия на плече? -- Это англичанка, совершившая во Франции какое-то преступление, за которое ее заклеймили. -- Атос, Атос, уверяю вас, это ваша жена! -- повторял д'Артаньян. -- Неужели вы забыли, как сходятся все приметы? -- И все-таки я думаю, что та, другая, умерла. Я так хорошо повесил ее... На этот раз покачать головой пришлось уже д'Артаньяну. -- Но что же делать? -- спросил он. -- Нельзя вечно жить под дамокловым мечом, -- сказал Атос, -- необходимо найти выход из положения. -- Но какой же? -- Постарайтесь увидеться с ней и объясниться. Скажите ей: "Мир или война! Даю честное слово дворянина, что никогда не скажу о вас ни слова, что никогда ничего не предприму против вас. Со своей стороны, вы должны торжественно поклясться, что не будете вредить мне. В противном случае я дойду до канцлера, дойду до короля, я найду палача, я восстановлю против вас двор, я заявлю о том, что вы заклеймены, я предам вас суду, и, если вас оправдают, тогда... ну, тогда, клянусь честью, я убью вас где-нибудь под забором, как бешеную собаку! " -- Я не возражаю против этого способа, -- сказал д'Артаньян, -- но как же увидеться с ней? -- Время, милый друг, время доставит удобный случай, а случай дает человеку двойные шансы на выигрыш: чем больше вы поставили, тем больше выиграете, если только умеете ждать. -- Так-то так, но ждать, когда ты окружен убийцами и отравителями... -- Ничего! -- сказал Атос. -- Бог хранил нас до сих пор, он же сохранит нас и впредь. -- Да, нас! Конечно, мы мужчины, и, собственно говоря, для нас вполне естественно рисковать жизнью, но она!.. -- добавил он, понижая голос. |
|