В категории материалов: 188
Показано материалов: 131-135 |
Страницы: « 1 2 ... 25 26 27 28 29 ... 37 38 » |
|
Незнакомка была вне себя от радости, узнав эту новость.
Она заплатила кучеру, как обещала, и повернулась к Жильберу:
- Клянусь, мы тоже пообедаем на ближайшей станции.
Однако и на этот раз Жильберу было не суждено пообедать.
Глава 21
ГЛАВА, В КОТОРОЙ МЫ ЗНАКОМИМСЯ С НОВЫМ ДЕЙСТВУЮЩИМ ЛИЦОМ
На холме, куда поднималась почтовая карета, находилась деревня Ла Шоссе, где должны были менять лошадей, Разбросанные в беспорядке, крытые соломой дома деревеньки расположились, казалось, по воле жителей, посреди дороги, на опушке леса, вдоль берега реки, о которой мы уже говорили и через которую были переброшены мостики и мостки напротив каждого дома.
Единственной достопримечательностью этой красивой деревушки был человек, который стоял посреди дороги, будто получив приказание свыше, и то жадно смотрел на большую дорогу, то разглядывал прекрасную лошадь серой масти с длинной гривой, привязанную к ставню хижины. Ставень при каждом движении лошади сотрясался. Она нетерпеливо встряхивала головой, так как была оседлана и ждала своего хозяина.
Время от времени незнакомцу, как мы успели это заметить, надоедало смотреть на дорогу; он подходил к лошади и изучал ее с видом знатока, позволяя себе погладить опытной рукой ее мощный круп или тонкие ноги. Всякий раз, как ему удавалось избежать удара копытом нетерпеливого животного, он возвращался на свое место и продолжал смотреть на пустынную дорогу.
Устав ждать, он постучал в ставень.
- Эй, есть тут кто-нибудь? - крикнул он.
- Кто там стучит? - спросил мужской голос. Ставень распахнулся.
- Сударь! Если ваша лошадь продается, покупатель перед вами.
- Вы же видите, что под хвостом нет соломенной затычки, - захлопывая ставень, сказал человек, по-видимому, простолюдин.
Этот ответ, казалось, не удовлетворил незнакомца, и он опять постучал.
Ему было лет сорок, он был высок и силен, с обветренным лицом и черной бородой, жилистыми руками в широких кружевных манжетах. Обшитая галуном шляпа была сдвинута набок, как это было принято у офицеров из провинции, желавших произвести впечатление на парижан. Он постучал в третий раз и нетерпеливо заговорил:
- Знаете ли, дорогой мой, вы невежливы, и если вы не отворите ставень, я его выломаю.
При этой угрозе ставень раскрылся и показалось то же лицо.
- Вам ведь сказано, что лошадь не продается, - повторил крестьянин. - Этого вам недостаточно, черт побери?
- А я говорю вам, что мне нужна скаковая лошадь.
- Если вам нужна скаковая лошадь, обратитесь на почтовую станцию. Их там штук шестьдесят, и все из конюшни его величества, у вас будет большой выбор. А эту лошадь оставьте тому, у кого, кроме нее, ничего нет.
- Повторяю вам, что мне нужна эта лошадь.
- Губа не дура - арабский скакун!
- Вот почему я и хочу купить ее.
- Очень может быть, что вы хотите ее купить, да она-то не продается.
- А чья же она? Кому она принадлежит?
- Вы очень любопытны.
- А ты чересчур скромен - Ну так вот! Лошадь принадлежит тому, кто живет у меня и любит ее, как ребенка.
- Я хочу поговорить с этим человеком.
- Она спит.
- Это женщина?
- Да.
- Хорошо! Скажи ей, что если ей нужны пятьсот пистолей, она получит их за лошадь.
- Ничего себе! - сказал крестьянин, широко раскрыв глаза. - Пятьсот пистолей! Кругленькая сумма!
- Можешь добавить, что эту лошадь хочет купить король.
- Король?
- Да, сам король.
- А вы случайно не король?
- Я его представитель.
- Вы представляете короля? - переспросил крестьянин, снимая шляпу.
- Пошевеливайся, дружок, король торопится. Силач бросил на дорогу внимательный взгляд.
- Хорошо! Когда дама проснется, - сказал крестьянин, - будьте спокойны, я замолвлю словечко.
- Прекрасно, только я не могу ждать, пока она проснется.
- Что же делать?
- Разбуди ее, черт подери!
- Я не осмеливаюсь...
- Ладно! Подожди! Я разбужу ее сам.
Человек, который утверждал, что является представителем его величества, замахнулся длинным хлыстом с серебряной ручкой.
- Этого только не хватало!
Офицер уронил занесенную было руку, так и не дотронувшись до ставня, так как заметил почтовую карету, запряженную тройкой лошадей, которые неслись рысью.
Наметанный глаз незнакомца узнал герб кареты; он бросился вперед с такой скоростью, которой мог бы позавидовать арабский скакун, которого он хотел купить.
Это была карета, в которой ехала наша незнакомка, ангел-хранитель Жильбера.
Увидев человека, который подавал знаки, кучер, не уверенный, что его лошади благополучно доберутся до почтовой станции, с удовольствием остановился.
- Шон! Дорогая Шон! - воскликнул незнакомец. - Неужели это ты? Ну, здравствуй, здравствуй!
- Да, это я, Жан, - ответила незнакомка, носившая столь странное имя, - ты что здесь делаешь?
- Черт возьми! Что за вопрос? Я жду тебя! Наш силач вспрыгнул на подножку и, обняв молодую женщину, осыпал ее поцелуями.
Вдруг он заметил Жильбера, который не догадывался об отношениях между этими людьми и имел вид побитой собаки, у которой отбирают кость.
- Так, а кого это ты подобрала?
- Молодого забавного философа, - отвечала мадмуазель Шон, не думая о том, заденут ее слова Жильбера или польстят ему.
- А где ты его нашла? |
|
- Вот достойный ответ, дитя мое! Но что вы будете делать? Ваши руки не привыкли к тяжелой работе.
- Я буду учиться, сударыня.
- Вы мне кажетесь достаточно образованным.
- Да, я знаю, что я ничего не знаю, - глубокомысленно ответил Жильбер, вспомнив слова Сократа.
- Простите мое любопытство: какую науку вы собираетесь изучать, дорогой друг?
- Сударыня! - отвечал Жильбер. - Я считаю лучшей из наук ту, которая позволяет человеку быть полезным обществу. Кроме того, человек так ничтожен, что он должен знать, в чем его слабость, чтобы познать источник своей силы. Я хотел бы понять, почему голод не позволил моим ногам двигаться утром. Я желал бы также узнать, не явился ли тот же голод причиной моей ярости, не из-за него ли меня бросало то в жар, то в холод.
- О, да из вас выйдет превосходный врач! Вы и сейчас хорошо разбираетесь в медицине. Обещаю, что через десять лет я буду лечиться только у вас.
- Постараюсь оправдать эту честь, сударыня, - сказал Жильбер.
Кучер остановил лошадей. Они подъехали к постоялому двору, так и не встретив ни одной кареты.
Молодая дама попросила узнать, когда проехал кортеж дофины. Ей ответили, что это произошло около четверти часа тому назад и что кортеж остановится в Витри, чтобы переменить лошадей и позавтракать.
На козлы сел новый кучер.
Из деревни выехали шагом, но когда поравнялись с последним домом, молодая дама обратилась к кучеру:
- Вы можете нагнать кортеж дофины?
- Конечно!
- Раньше, чем он будет в Витри?
- Черт побери, их лошади мчались рысью.
- А если пустить лошадей в галоп? Кучер посмотрел на нее.
- Я плачу в три раза больше.
- С этого надо было начать, - ответил кучер, - мы были бы уже в четверти мили от деревни.
- Вот вам задаток в шесть ливров, постарайтесь наверстать упущенное.
Кучер обернулся, молодая дама наклонилась, и монета перекочевала из рук незнакомки в карман кучера.
На спины лошадей пришелся мощный удар кнута: карета полетела, будто уносимая ветром.
Пока меняли лошадей, Жильбер успел умыться, отчего он только выиграл, и расчесал свои красивые волосы.
Молодая дама заметила: «Он вовсе недурен для будущего врача».
Она улыбнулась Жильберу.
Жильбер покраснел, будто догадываясь, что вызвало улыбку его спутницы.
После разговора с кучером незнакомка опять обратилась к Жильберу: ее очень занимали его оригинальные мысли и необычное поведение.
От души смеясь над ответами доморощенного философа, она время от времени поглядывала на дорогу.
Когда прекрасная незнакомка рукой или ногой случайно касалась Жильбера, она с удовольствием замечала, как будущий доктор краснел и опускал глаза.
Так они проехали еще одну милю. Вдруг молодая дама радостно вскрикнула и без всякого стеснения пересела на переднее сиденье, очутившись в объятиях Жильбера.
Она только что заметила кареты, сопровождавшие принцессу, - они тяжело въезжали на высокую гору. На горе стояло около двадцати карет, из которых вышли путешественники, чтобы размяться.
Сначала Жильбер отпрянул, затем прильнул к плечу незнакомки, встав на колени на переднем сиденье. Пылкий взгляд его искал мадмуазель де Таверне в толпе пигмеев, поднимавшихся на гору.
Ему показалось, что он узнал Николь по чепцу.
- Мы догнали их, сударыня, - сказал кучер, - что дальше?
- Обогнать.
- Это невозможно, сударыня. Обгонять принцессу нельзя.
- Почему?
- Это запрещено. Черт побери! Обогнать королевский кортеж! Да я угожу на каторгу.
- Послушай, друг мой, делай, что хочешь, но я должна их обогнать.
- Ваша карета не из кортежа? - спросил Жильбер; он думал, что незнакомка опаздывает и поэтому хочет как можно скорее догнать эскорт.
- Стремление к знаниям прекрасно, - ответила молодая дама, - нескромность же ничего не стоит.
- Прошу меня извинить, сударыня, - покраснев, произнес Жильбер.
- Что же нам делать? - спросила кучера незнакомка.
- Поедем за ними до Витри. Если ее высочество там остановится, мы попросим разрешения обогнать кортеж.
- Да, но тогда спросят мое имя, и станет известно... Нет, это не годится, надо придумать что-нибудь другое.
- Сударыня! - начал Жильбер. - Осмелюсь высказать свое мнение...
- Говорите, друг мой, говорите, и если ваш совет хорош, мы ему последуем.
- Нужно поехать по какой-нибудь проселочной дороге, чтобы обогнуть Витри, и тогда мы окажемся впереди ее высочества, не выказав ей неуважения.
- Устами ребенка глаголет истина, - вскричала молодая дама. - Кучер! Нет ли здесь проселочной дороги?
- Какой?
- Какой угодно, лишь бы мы обогнали ее высочество.
- Да, правда, - отвечал кучер, - справа есть дорога на Мароль; она огибает Витри и выходит на Ла Шоссе.
- Браво! - воскликнула молодая женщина. - Вот прекрасный выход из положения.
- Сударыня, - добавил кучер, - вы понимаете, что таким образом я проделаю двойной путь.
- Предлагаю два луидора, если вы будете на Ла Шоссе раньше принцессы.
- Сударыня не боится, что карета не выдержит?
- Я ничего не боюсь. Если карета сломается, я поеду верхом.
Повернув направо, карета съехала с большой дороги и попала в глубокую колею проселочной дороги, которая шла вдоль маленькой речушки. Речка эта впадала в Марну между Ла Шоссе и Мютиньи.
Кучер сдержал слово. Он сделал почти все возможное, чтобы разбить карету, но добраться вовремя, Много раз Жильбера бросало на его спутницу, а та столько же раз попадала в его объятия.
Его галантность была так ненавязчива, что незнакомка ни разу не смутилась. Он сумел удержаться от улыбки, хотя взгляд его говорил спутнице, что он восхищен ее красотой.
Ухабы скверной дороги и путешествие вдвоем очень быстро сближают в пути. Жильберу казалось, что он знает свою спутницу по меньшей мере лет десять, а молодая дама была уверена, что знает Жильбера с рождения.
К одиннадцати часам они выехали на большую дорогу между Витри и Шалоном. От гонца узнали, что принцесса остановилась в Витри не только позавтракать, но и отдохнуть часа на два, так как почувствовала себя усталой.
Гонец добавил, что его отправили на ближайшую почтовую станцию, чтобы передать приказание свитским офицерам быть готовым к трем-четырем часам пополудни. |
|
- Да.
- Там было много денег?
- У меня была только одна монета достоинством в шесть ливров, - ответил Жильбер, стыдясь выдать свое отчаяние и боясь назвать слишком большую сумму, что могло навести на мысль о том, что он приобрел их нечестным путем, - но я бы сумел их приумножить.
- Монета достоинством в шесть ливров для столь долгого путешествия! Этого хватило бы дня на два - и то только на хлеб! А какой долгий путь вас ожидал! Вы сказали, из Бар-ле-Дюка до Парижа?
- Да.
- Я думаю, что это приблизительно шестьдесят - шестьдесят пять миль.
- Я не считал мили, сударыня. Я сказал себе: я должен проделать этот путь, вот и все.
- Безумец! И вы отправились пешком?
- У меня сильные ноги.
- Какими бы сильными они ни были, в конце концов они устают, в чем вы сами смогли убедиться.
- Меня подвели не ноги, я потерял надежду.
- В самом деле, мне показалось, что вы были в полном отчаянии.
Жильбер горько усмехнулся.
- Какие же мысли вас одолевали? Вы готовы были от отчаяния биться головой и рвать на себе волосы.
- Вы так думаете, сударыня? - в замешательстве спросил Жильбер.
- Да! Я уверена, что в таком состоянии вы не услышали стука колес.
Жильбер подумал, что не мешало бы еще больше возвысить себя в глазах этой дамы, рассказав ей чистую правду. Чутье подсказывало ему, что его история могла заинтересовать незнакомку.
- В самом деле, я был в отчаянии, - сказал он.
- Отчего же? - спросила дама.
- Оттого, что не мог больше следовать за каретой, которую хотел догнать.
- Ах вот как! - с улыбкой продолжала дама. - Но это настоящее приключение. Речь идет о любви?
Жильбер покраснел, он еще не совсем овладел собой.
- Что же это за карета, мой милый Катон?
- Карета из свиты принцессы.
- Как! Что вы говорите? - воскликнула молодая дама. - Значит, принцесса впереди нас?
- Вне всякого сомнения.
- Я думала, что она еще в Нанси. Разве ее не встречают с почестями?
- Нет, нет, встречают, но, видимо, ее высочество очень торопится.
- Принцесса торопится? Кто вам сказал?
- Я так думаю.
- Вы так думаете?
- Да.
- На чем основаны ваши предположения?
- Принцесса собиралась остановиться в Таверне на два-три часа.
- И что же потом?
- А пробыла она там едва ли три четверти часа.
- Не знаете ли вы что-нибудь о письме, которое она получила из Парижа?
- Я видел господина в расшитом камзоле, который принес письмо.
- Вы знаете, как его зовут?
- Нет, я знаю только, что это губернатор Страсбурга.
- Господин де Стенвиль, зять господина Шуазеля! Ай-ай! Быстрее, кучер, быстрее!
Мощный удар кнута последовал за этим приказанием, и Жильбер почувствовал, что лошади, которые и так уже неслись галопом, помчались еще быстрее.
- Итак, - продолжала молодая дама, - принцесса впереди нас.
- Да, сударыня.
- Но она должна остановиться, чтобы позавтракать, - продолжала дама, как бы говоря сама с собой, - вот тогда мы ее и нагоним, если только ночью... Она останавливалась ночью?
- Да, в Сен-Дизье.
- В котором часу?
- Около одиннадцати.
- Это был ужин. Значит, теперь она будет завтракать! Кучер! Какой первый город мы будем проезжать?
- Витри, госпожа.
- Сколько осталось до Витри?
- Три мили.
- Где мы будем менять лошадей?
- В Воклере.
- Хорошо. Когда на дороге покажутся кареты, предупредите меня.
Пока дама разговаривала с кучером, Жильбер почувствовал ужасную слабость. Садясь в карету, дама заметила, что он побледнел и закрыл глаза.
- Бедное дитя! - вскрикнула она. - Он опять теряет сознание. Это я во всем виновата, я заставляю его разговаривать, а он умирает от голода и жажды.
Не теряя больше времени, дама вытащила из кармана в дверце хрустальный флакон, к горлышку которого был прикреплен золотой цепочкой стаканчик из позолоченного серебра.
- Выпейте немного этого южного вина, - сказала она, наполняя стакан и предлагая его Жильберу.
На этот раз Жильбер не заставил себя просить то ли потому, что стаканчик протягивала изящная ручка, то ли оттого, что пить он теперь хотел гораздо сильнее, чем в Сен-Дизье.
- Теперь съешьте бисквит, а часа через два я прикажу подать вам солидный завтрак.
- Спасибо, сударыня, - поблагодарил Жильбер.
Он проглотил бисквит так же быстро, как выпил вино.
- Прекрасно! Теперь вы немного восстановили силы, - продолжала дама, - и если вы можете мне довериться, скажите мне, зачем вы преследовали карету из эскорта ее высочества.
- Вот в двух словах вся моя история, сударыня, - сказал Жильбер. - Я жил у барона де Таверне, когда ее высочество прибыла в замок и приказала господину де Таверне следовать за ней в Париж. Он повиновался. Так как я сирота, обо мне никто не подумал, меня бросили без денег и еды. Я поклялся, что пойду в Версаль, так как все отправлялись туда. Только они намеревались доехать туда в прекрасных каретах, запряженных сильными лошадьми, а я в свои восемнадцать лет дойду туда пешком так же быстро, как они доедут в каретах. К несчастью, ноги подвели меня, или скорее судьба обернулась против меня. Если бы я не потерял деньги, я смог бы поесть, а если бы я поел ночью, утром я бы уже догнал кареты.
- Браво, вот это отвага! - вскричала дама. - Поздравляю вас, друг мой. Однако мне кажется, вы не все знаете.
- Чего я не знаю?
- В Версале одной храбростью не проживешь.
- Я дойду до Парижа.
- Париж в этом смысле очень похож на Версаль.
- Если недостаточно храбрости, я буду работать, сударыня. |
|
Кнут обвил его.
Жильбер ничего не почувствовал. От дороги между Тьеблсмоном и Воклером сворачивала проселочная дорога, по которой неслась карета, будто подхваченная ураганом. Вскоре она выскочила на дорогу, где без сознания лежал Жильбер.
Послышался душераздирающий крик.
Несмотря на нечеловеческие усилия, кучеру не удалось удержать лошадь, скакавшую впереди: она стрелой взвилась над Жильбером. Кучер успел остановить других лошадей. Из окна почтовой кареты высунулась женщина.
- Боже мой! - в ужасе закричала она. - Бедняжку, верно, задавило?
Пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь пыль, летевшую из-под копыт, кучер проговорил:
- Похоже, что так, сударыня.
- Безумец! Бедный мальчик! Стойте на месте! Сто-, ять, стоять!
Открыв дверцу, незнакомка вышла из кареты. Кучер спрыгнул с лошади и пытался вытащить из-под колес Жильбера, думая, что тот, истекая кровью, умер. Незнакомка бросилась на помощь кучеру.
- Вот это называется повезло! - вскричал кучер. - Ни царапины, ни синяка.
- Но он без сознания.
- Верно, испугался. Давайте оттащим его к обочине и поедем дальше, ведь госпожа спешит.
- Ни в коем случае! Я ни за что не брошу бедное дитя.
- Он цел и невредим, он сам придет в себя.
- Нет, нет. Такой молодой, такой несчастный! Наверное, сбежал из коллежа и предпринял путешествие, которое оказалось ему не под силу. Посмотрите, как он бледен: еще немного - и он бы умер. Нет, я ни за что его не брошу. Перенесите его на переднее сиденье.
Кучер повиновался. Незнакомка поднялась в карету. Жильбера положили на переднее сиденье, голова его покоилась на мягких подушках.
- Трогай, - приказала молодая дама, - мы потеряли десять минут, вы получите один пистоль, если наверстаете упущенное время.
Кучер угрожающе взмахнул кнутом. Услышав знакомый звук, лошади поскакали галопом.
Глава 20
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ЖИЛЬБЕР УЖЕ НЕ ОЧЕНЬ СОЖАЛЕЕТ О ПОТЕРЯННОЙ МОНЕТЕ
Когда, спустя некоторое время, Жильбер пришел в себя, он был приятно удивлен, увидев, что лежит у ног женщины, которая внимательно его разглядывала.
Это была молодая женщина лет двадцати четырех - двадцати пяти, с большими серыми глазами, вздернутым носиком и лицом, загоревшим под южным солнцем. Маленький тонко очерченный капризный рот придавал ее открытому и веселому лицу выражение осмотрительности. Красоту ее рук выгодно подчеркивали рукава из фиолетового бархата с золотыми пуговицами. Юбка серого шелка в цветочек, с пышными складками, закрывала все сиденье кареты. Еще больше Жильбер был удивлен тем, что ехал в почтовой карете.
Улыбаясь, дама внимательно изучала Жильбера. Он смотрел на нее до тех пор, пока не понял, что это не сон.
- Кажется, вам лучше, дитя мое, - сказала дама.
- Где я? - произнес Жильбер вовремя вспомнившуюся фразу, которую он часто встречал в романах.
- В безопасности, мой юный друг, - ответила дама с ярко выраженным южным акцентом. - Но вас только что едва не раздавила карета. Как могло случиться, что вы упали посреди дороги?
- Я почувствовал слабость, сударыня.
- Сипы оставили вас? А что случилось?
- Я очень долго шел.
- Вы давно в пути?
- С четырех часов дня. Со вчерашнего дня.
- И с четырех часов вы прошли?..
- Я прошел шестнадцать или восемнадцать миль.
- За двенадцать - четырнадцать часов?
- Так я же почти все время бежал!
- Куда вы направляетесь?
- В Версаль, сударыня.
- А откуда вы идете?
- Из Таверне.
- Что это, Таверне?
- Это замок, расположенный между Пьерфитом и Бар-ле-Дюком.
- Вы, наверное, не успели поесть?
- Не только не успел, сударыня, мне не на что было поесть.
- Что вы говорите?
- Я потерял деньги, когда бежал.
- Значит, вы ничего не ели со вчерашнего дня?..
- Только немного хлеба, который я взял из дома.
- Бедняжка! Почему же вы нигде не попросили дать вам поесть?
Жильбер презрительно усмехнулся.
- Потому что я горд, сударыня.
- Но когда умираешь с голоду...
- Лучше умереть, чем быть униженным.
Ответ рассудительного собеседника привел даму в восторг.
- Но кто вы, друг мой? - спросила она.
- Я сирота.
- Как вас зовут?
- Жильбер.
- Жильбер, а дальше?
- Дальше - никак.
- Ах, вот что! - сказала молодая дама, не переставая удивляться.
Жильбер подумал, что своей замысловатостью его ответы не уступали остроумию Жан-Жака Руссо.
- Вы слишком молоды, чтобы бродить по большим дорогам, - продолжала незнакомка.
- Хозяева оставили меня одного в старом замке. Я последовал их примеру и покинул замок - Без всякой цели?
- Земля круглая: говорят, что под солнцем всем хватит места.
«Наверно, это какой-нибудь незаконнорожденным, который убежал из дворянской усадьбы», - решила незнакомка.
- Вы говорите, что потеряли кошелек? - спросила она. |
|
В полночь кареты прибыли в Сен-Дизье. Жильбер надеялся, что именно там остановятся на ночлег, - ведь он пробежал шестнадцать миль за двенадцать часов.
Он сел на обочине дороги.
Оказалось, что в Сен-Дизье остановились, чтобы переменить лошадей. Жильбер услышал звон бубенцов. Кареты знатных путешественников стремительно удалялись, окруженные факелами и цветами.
Жильберу пришлось собрать все свое мужество. Невероятным усилием воли он вновь поднялся на ноги, забыв о том, что несколько минут тому назад ноги не слушались его.
- Хорошо, хорошо, - сказал он, - можете продолжать! Я сейчас тоже остановлюсь в Сен-Дизье, куплю хлеба и кусок сала, выпью стакан вина; я истрачу всего пять су, но на эти деньги я подкреплюсь лучше, чем господа.
Жильбер произнес это слово с пафосом.
Жильбер прибыл в Сен-Дизье, когда там закрывали ставни и двери домов, так как эскорт уже проехал.
Философ заметил приличный постоялый двор служанки были нарядно одеты, слуги расхаживали с бутоньерками, - и это в час ночи!
В больших фаянсовых блюдах, расписанных цветочками, было подано жаркое из птицы - проголодавшиеся путешественники отведали его.
Жильбер решительно вошел в большую залу, когда уже закрывали ставни. Ему пришлось отправиться на кухню.
Хозяйка постоялого двора наблюдала за происходившим и подсчитывала выручку.
- Простите, сударыня, - обратился к ней Жильбер, - дайте мне, пожалуйста, кусок хлеба и ветчины.
- Ветчины нет, дружок, - ответила хозяйка. - Хотите цыпленка?
- Да нет же, я попросил ветчины, потому что я ветчины хочу; я не люблю цыплят.
- Очень жаль, дружок, - сказала хозяйка, - ничего другого нет. Поверьте, - добавила она с улыбкой, - цыпленок обойдется вам не дороже ветчины. Возьмите половина или целого за десять су, он вам пригодится завтра. Мы думали, что ее высочество остановится у господина Бальи, а нам придется кормить свиту. Но кортеж не остановился, и теперь все пропадет.
Читатель может подумать, что Жильбер не мог упустить случай плотно поужинать, да и хозяйка была хороша собой. Значит, вы совсем не поняли его характера.
- Спасибо, - сказал он, - я удовлетворюсь более скромной едой, я не принц, но и не лакей.
- Ну тогда я вас угощаю, мой милый Артабан, - продолжала хозяйка, - Бог с вами.
- Я не нищий, моя милая, - сказал Жильбер, чувствуя себя униженным, - и могу заплатить.
Чтобы подкрепить свои слова делом, он с важным видом засунул руку глубоко в карман.
Напрасно Жильбер перерыл глубокий карман - он нашел там только лист бумаги, в которую была завернута монета достоинством в шесть ливров. Жильбер побледнел. Монета прорвала истертую бумагу, завалилась за еще крепкую подкладку кармана и проскочила через подвязку.
Дело в том, что Жильбер ослабил подвязки, чтобы они не стесняли его во время бега.
Монета, должно быть, лежала на берегу ручья, которым любовалась Андре.
Вода, которую Жильбер зачерпнул из этого ручья, обошлась ему в шесть франков. Когда Диоген философствовал о никчемности деревянной посуды, у него не было монеты, которая протерла бы карман и выпала на дорогу.
Хозяйка разволновалась, заметив, как Жильбер побледнел и задрожал от стыда. Другая на ее месте торжествовала бы, оттого что гордыня наказана, а она страдала за него, видя, что он находит в себе силы не терять присутствия духа.
- Послушайте, дитя мое! Поужинайте и заночуйте у нас, - предложила она, - а завтра снова отправитесь в путь, если это необходимо.
- Да, да! Необходимо, но только не завтра, а сейчас.
Ничего больше не слушая, он, схватив пакет, выбежал из дома, чтобы скрыть в ночном мраке стыд и душевную боль.
На постоялом дворе ставни закрыли. В деревне погасли последние огни, и даже уставшие за день собаки затихли.
Жильбер был совсем одинок, насколько может быть одинок человек, только что потерявший последнюю монету, единственную, которой он когда-либо обладал.
Вокруг была беспросветная тьма. Что ему было делать? Он колебался. Вернуться назад в поисках монеты, значит заранее обречь себя на бесплодные поиски; кроме того, он тогда уже не сможет догнать карету.
Жильбер решил продолжать путь, но едва он пробежал милю, как его опять стал мучить голод. На время заглушенный душевной болью, голод проснулся с новой силой, как только Жильбер ускорил шаг.
А вскоре дала о себе знать верная спутница голода - усталость. Жильбер сделал над собой невероятное усилие, и ему опять удалось догнать вереницу карет. Но, казалось, все было против него. Кареты останавливались для того, чтобы переменить лошадей; к тому же все происходило так быстро, что во время первой остановки бедный путник смог отдохнуть всего несколько минут.
И все-таки он продолжал бежать. Занималась заря. Солнце над широкой полосой облаков всходило во всем своем блеске и величии. Ожидался один из жарких дней, как это бывает месяца за два до наступления лета. Сможет ли Жильбер вынести полуденный зной?
На какое-то мгновение самолюбие Жильбера успокоилось при мысли, что лошади, люди и сам Господь Бог объединились против него. Подобно Аяксу, он погрозил небу кулаком, однако не повторил вслед за ним: «Я убегу, и боги мне не помеха», потому что знал «Одиссею» хуже, чем «Общественный договор».
Как он и ожидал, наступил момент, когда он понял, что ему не хватит сил, что положение его плачевно. Гордость бросала вызов усталости. Подгоняемый отчаянием, Жильбер напряг последние силы и настиг вереницу карет, которая скрылась вдали; он видел теперь кареты как сквозь кровавую пелену Стук колес отдавался у него в висках. С открытым ртом, с прилипшей ко лбу прядью волос, он походил на механизм, движения которого были более резкими и четкими, чем у человека. Он пробежал около двадцати двух миль. Уставшие ноги его не слушались, глаза заслонила пелена; ему казалось, что земля уходит у него из-под ног, он хотел крикнуть, но не смог, хотел устоять на ногах, так как чувствовал, что вот-вот упадет, но лишь беспомощно взмахнул руками.
Гневные крики, которые вырвались у него из груди, свидетельствовали о том, что голос к нему вернулся. Жильбер посмотрел туда, где, по его мнению, должен был находиться Париж, и обрушил ужасные проклятья на тех, кто отнял у него силы и отвагу.
Он схватился за голову, завертелся волчком и рухнул посреди дороги, утешая себя мыслью, что, подобно античному герою, боролся до конца.
Падая, он все еще бросал угрожающие взгляды и сжимал кулаки.
Глаза его закрылись, мышцы ослабли: он потерял сознание.
- С дороги, с дороги, сумасшедший! - кричал осипший голос, сопровождая свой окрик ударами кнута. Жильбер ничего не слышал.
- Уйди же с дороги, или я раздавлю тебя, черт побери! За криком последовал удар кнута, который должен был привести его в себя. |
|