В разделе материалов: 380
Показано материалов: 276-280 |
Страницы: « 1 2 ... 54 55 56 57 58 ... 75 76 » |
|
- Скомпрометирован, и очень сильно. Вот уже целую неделю я не был в Версале, так что вчера графиня даже послала за мной в мой Ганноверский особняк, чтобы справиться, не болен ли я. И вы знаете, что ответил Рафте? Что я настолько хорошо себя чувствую, что даже не ночевал дома. Впрочем, я отказываюсь от своих прав, у меня нет никаких амбиций, я уступаю вам место вождя и готов помочь вам занять его. Вы все это начали, вы зачинщица, вы посеяли дух возмущения в умах, вам и жезл командующего.
- Но только после их высочеств, - почтительно произнесла герцогиня.
- Оставьте нам пассивную роль, - сказала принцесса Аделаида. - Мы поедем навестить нашу сестру Луизу в Сен-Дени; она задержит нас у себя, и мы не вернемся ночевать в Версаль. И никто ничего не сможет сказать.
- Ну конечно! Что тут можно сказать! - отозвался герцог. - Или действительно нужно иметь извращенный ум.
- Я займусь уборкой сена в Шантеру, - сказала графиня.
- Браво! - вскричал герцог. - В добрый час. Вот прекрасный предлог!
- А у меня, - сказала де Гемене, - заболел ребенок, и я никуда не выезжаю, потому что ухаживаю за ним.
- А я сегодня вечером что-то чувствую себя усталой, - подхватила г-жа де Поластрон. - И если Троншен не пустит мне кровь, завтра я могу опасно заболеть.
- Ну а я, - сказала величественно г-жа де Мирпуа, - не поеду в Версаль потому, что не хочу, вот моя причина: свобода выбора.
- Прекрасно, превосходно! - сказал Ришелье, - но нужно поклясться.
- Как? Нужно поклясться?
- Конечно, в заговорах всегда клянутся: начиная с заговора Катилины до заговора Селламара, в котором я имел честь принимать участие, всегда давали клятву.
Правда, это ничего не меняло, но традицию нужно соблюдать. Итак, давайте поклянемся! Это придаст заговору торжественность, вы сами в том убедитесь.
Он протянул руку и, окруженный группой дам, торжественно произнес: «Клянусь!»
Все присутствующие повторили за ним клятву, за исключением принцесс, которые незаметно исчезли.
- Ну, вот и все, - сказал герцог. - Заговорщики произнесли клятву, и больше ничего делать не надо.
- Как же она будет разгневана, когда окажется в пустом зале! - вскричала де Гемене.
- Гм! Король, конечно, отправит нас в ссылку, - заметил Ришелье.
- Да что вы, герцог! - отозвалась де Гемене. - Что же будет со двором, если нас сошлют? Разве при дворе не ожидают прибытия его величества короля Дании? Кого же ему представят? Разве не готовятся к приезду ее высочества? Кому ее будут показывать?
- Кроме того, весь двор сослать нельзя, всегда кого-нибудь выбирают...
- Я прекрасно знаю, что всегда кого-нибудь выбирают, более того: мне везет, всегда выбирают именно меня. Уже выбирали четыре раза, ведь это мой пятый заговор, сударыни.
- Ну что вы, герцог! - сказала де Граммон. - Не огорчайтесь, на этот раз в жертву принесут меня.
- Или господина Шуазеля, - добавил маршал, - берегитесь, герцогиня!
- Господин де Шуазель, как и я, вынесет немилость, но не потерпит оскорбления.
- Сошлют не вас, герцог, не вас, герцогиня, и не господина де Шуазеля, - сказала де Мирпуа, - сошлют меня. Король не простит мне, что я была менее любезна с графиней, чем с маркизой.
- Это правда, - сказал герцог, - вас всегда называли фавориткой фаворитки. Бедная госпожа де Мирпуа! Нас сошлют вместе!
- Нас всех отправят в ссылку, - сказала, поднимаясь, г-жа де Гемене, - потому что, надеюсь, ни одна из нас не изменит своего решения.
- И данной клятве, - добавил герцог.
- Кроме того, - сказала де Граммон, - на всякий случай я приму меры...
- Меры?.. - переспросил герцог.
- Да. Ведь чтобы быть завтра вечером в Версале, ей необходимы три вещи.
- Какие же?
- Парикмахер, платье, карета.
- Да, конечно, вы правы.
- И что же?
- А то, что она не приедет в Версаль к десяти часам. Король потеряет терпение, отпустит двор, и представление ко двору этой дамы будет отложено Бог знает на какой срок из-за церемоний по поводу приезда ее высочества.
Взрыв аплодисментов и возгласы «браво» приветствовали этот новый эпизод заговора. Но, аплодируя больше других, герцог де Ришелье и г-жа де Мирпуа обменялись взглядами. Старые придворные поняли, что им обоим пришла в голову одна и та же мысль.
В одиннадцать часов вечера все заговорщики мчались в своих экипажах по дороге в Версаль или в Сен-Жермен, залитой изумительным лунным светом.
Только герцог де Ришелье взял лошадь своего курьера и, в то время как его карета с задернутыми шторами на виду у всех следовала по дороге в Версаль, сам он во весь опор верхом скакал в Париж по проселочной дороге.
Глава 4
НИ ЦИРЮЛЬНИКА, НИ ПЛАТЬЯ, НИ КАРЕТЫ
Было бы дурным тоном со стороны графини Дю Барри, если бы она отправилась на церемонию представления ко двору в парадную залу версальского дворца прямо из своих покоев.
К тому же Версаль был неподходящ для столь торжественного дня.
И, что самое главное, это не было в обычаях того времени. Избранники выезжали с большой пышностью либо из своего особняка в Версале, либо из своего дома в Париже.
Графиня Дю Барри выбрала второй путь.
Уже в одиннадцать часов утра она прибыла на улицу Валуа в сопровождении графини де Беарн, которую она постоянно держала во власти своей улыбки или же под замком; к ране графини беспрестанно прикладывали все возможные снадобья, какими только располагала медицина и химия.
Накануне Жан Дю Барри, Шон и Доре принялись за дело. Те, кто не видел их в действии, с трудом могут представить себе, насколько велика власть золота и мощь человеческого разума.
Одна из них заручилась услугами парикмахера, другая подгоняла портних. Жан заказывал карету, а также взял на себя труд приглядывать за швеями и доставить к сроку парикмахера. Графиня, выбиравшая цветы, кружева и брильянты, была завалена футлярами и каждый час получала с курьером вести из Версаля о том, что был отдан приказ зажечь огни в салоне королевы; никаких изменений не ожидалось.
Часа в четыре вернулся бледный, возбужденный, но радостный Жан Дю Барри.
- Ну как дела? - спросила графиня.
- Все будет готово к сроку.
- А парикмахер?
- Я встретился у него с Доре. Мы обо всем условились. Я сунул ему в руку чек на пятьдесят луидоров. Он ужинает здесь ровно в шесть часов. С этой стороны мы можем быть спокойны.
- Как платье?
- Платье будет изумительное. Шон наблюдает за работой. Двадцать шесть мастериц пришивают жемчужины, ленты и отделку. И так, полотно за полотном, будет выполнена эта чудесная работа, которую любой другой, кроме нас, получил бы только через неделю.
- Что значит полотно за полотном?
- Это значит, сестричка, что всего расшивают тринадцать полотен. По две мастерицы на каждое полотно: одна берется справа, другая - слева; они украшают его аппликациями и камнями. Соберут же эти полотна вместе в последнюю минуту. Работы осталось часа на два. В шесть вечера у нас будет платье.
- Вы уверены, Жан? |
|
Герцогиня осеклась на полуслове, заметив обращенный на нее взгляд короля.
- А о ком вы говорили, герцогиня? - возобновил разговор маршал, притворяясь, что никак не может догадаться, кто эта дама, о которой шел разговор.
- Ну.., имя мне не называли.
- Как жаль! - сказал маршал - Однако я догадалась, догадайтесь и вы.
- Если бы все присутствующие дамы были смелыми и верными принципам чести старинного французского дворянства, - с горечью сказала де Гемене, - они отправились бы с визитом к провинциалке, которой пришла в голову столь блестящая идея - сломать себе ногу.
- Ах, Боже мой! Конечно, это прекрасная мысль, - сказал герцог де Ришелье, - но нужно знать, как зовут эту прелестную даму, которая избавила нас от такой великой опасности. Ведь нам больше ничего не угрожает, не правда ли, дорогая графиня?
- Опасность миновала, ручаюсь вам: дама в постели с перевязанной ногой и не может сделать ни шага.
- А что если эта особа найдет себе другую поручительницу? - спросила де Гемене. - Она ведь очень предприимчива.
- Не беспокойтесь, поручительницу отыскать не так-то просто.
- Еще бы, черт ее подери! - сказал маршал, грызя одну из тех чудесных конфеток, которым, как поговаривали, он был обязан своей вечной молодостью.
Король взмахнул рукой. Все замолчали.
Голос короля, внятный и столь знакомый каждому, прозвучал в салоне:
- Прощайте, дамы и господа!
Все поднялись с мест, и в галерее началось оживление. Король сделал несколько шагов к двери, затем, повернувшись в ту минуту, когда выходил из зала, произнес:
- Кстати, завтра в Версале состоится представление ко двору.
Его слова прозвучали среди присутствующих как удар грома.
Король обвел взглядом группу дам - они побледнели и переглянулись.
Король вышел, не прибавив ни слова.
Но как только он удалился в сопровождении свиты и многочисленных придворных, состоявших у него на службе, среди принцесс и прочих присутствующих, оставшихся в зале после его ухода, поднялась буря.
- Представление ко двору! - помертвев, пролепетала герцогиня де Граммон. - Что хотел сказать его величество?
- Герцогиня, - спросил маршал с такой ядовитой улыбкой, которую не могли простить ему даже лучшие друзья, - это, случайно, не то представление, о котором вы говорили?
Дамы кусали губы от досады.
- Нет! Это невозможно! - глухим голосом проговорила герцогиня де Граммон.
- А вы знаете, герцогиня, сейчас так хорошо лечат переломы!
Господин де Шуазель приблизился к своей сестре и сжал ей руку предупреждающим жестом, но герцогиня была слишком задета, чтобы обращать внимание на предупреждения.
- Это оскорбительно! - вскричала она.
- Да, это оскорбление! - повторила за ней де Гемене.
Господин де Шуазель, убедившись в своем бессилии, отошел.
- Ваши высочества! - продолжала герцогиня, обращаясь к трем дочерям короля. - Мы можем надеяться только на вас. Вы, первые дамы королевства, неужели вы потерпите, чтобы всем нам было навязано - в единственном неприступном убежище благопристойных дам - такое общество, которое унизило бы даже наших горничных? Принцессы, не отвечая, грустно опустили головы.
- Ваши высочества! Ради Бога! - повторила герцогиня.
- Король - повелитель, только он может принимать решения, - сказала, вздохнув, принцесса Аделаида.
- Хорошо сказано, - поддержал ее герцог Ришелье.
- Но тогда будет скомпрометирован весь французский двор! - вскричала герцогиня. - Ах, господа, как мало вы заботитесь о чести ваших фамилий!
- Сударыни! - сказал г-н де Шуазель, пытаясь обратить все в шутку. - Раз все это становится похожим на заговор, вы ничего не будете иметь против, если я удалюсь? И, уходя, уведу с собой господина Сартина.
- Вы с нами, герцог? - продолжал г-н де Шуазель, обращаясь к Ришелье.
- Пожалуй, нет, - ответил маршал. - Я остаюсь: я обожаю заговоры.
Господин де Шуазель скрылся, уводя г-на де Сартина, Те немногие мужчины, которые еще оставались в зале, последовали их примеру.
Вокруг принцесс остались лишь герцогиня де Граммон де Гемене, герцогиня Айенская, г-жа де Мирпуа, г-жа ж Поластрон и еще десять дам, с особым жаром участвовавших в споре, вызванном пресловутым представлением ко двору.
Герцог де Ришелье был среди присутствовавших единственным мужчиной.
Дамы смотрели на него с беспокойством, как если бы он был троянцем в стане греков.
- Я представляю свою дочь, графиню д'Эгмон, - сказал он им. - Не обращайте на меня внимания.
- Сударыни! - сказала герцогиня де Граммон. - Есть способ выразить протест против бесчестья, которому нас хотят подвергнуть, и я воспользуюсь этим способом.
- Что же это за способ? - спросили в один голос все дамы.
- Нам сказали, - продолжала герцогиня де Граммон, - что король - властелин.
- А я ответил на это: хорошо сказано, - подтвердил герцог.
- Король - повелитель в своем доме, это правда. Но зато у себя дома властвуем мы сами. А кто может помешать мне сказать сегодня кучеру: «В Шантеру», вместо того чтобы приказать ему: «В Версаль»?
- Все это так, - сказал герцог де Ришелье, - но чего вы добьетесь своим протестом?
- Кое-кого это заставит задуматься, - вскричала г-жа де Гемене, - если вашему примеру, герцогиня, последуют многие!
- А почему бы нам всем не последовать примеру герцогини? - спросила г-жа де Мирпуа.
- Ваши высочества! - сказала герцогиня, вновь обращаясь к дочерям короля. - Вы, дочери Франции, должны показать пример двору!
- А король не рассердится на нас? - спросила принцесса Софья.
- Разумеется, нет! Как вашим высочествам может это прийти в голову! Король, наделенный тонкими чувствами, неизменным тактом, будет, напротив, признателен вам. Верьте мне - он никого не неволит.
- Даже напротив, - подхватил герцог Ришелье, намекая во второй или третий раз на вторжение, которое, как поговаривали, совершила герцогиня де Граммон в спальню короля, - это его неволят, его пытаются взять силою.
При этих словах в рядах дам произошло движение, которое походило на то, что происходит в роте гренадеров, когда разрывается бомба.
Наконец все пришли в себя.
- Правда, король ничего не сказал, когда мы закрыли для графини свою дверь, - сказала принцесса Виктория, осмелевшая и разгоряченная кипением страстей в собрании, - но может статься, что по столь торжественному поводу...
- Ну какие тут могут быть сомнения, - продолжала настаивать герцогиня де Граммон. - Конечно, все могло бы случиться, если бы отсутствовали только вы одни, ваши высочества. Но когда король увидит, что никого из нас нет.
- Никого! - вскричали дамы.
- Да, никого! - повторил старый маршал.
- Значит, вы тоже участвуете в заговоре? - спросила принцесса Аделаида.
- Ну конечно, именно поэтому я прошу дать мне слово.
- Говорите, герцог, говорите! - воскликнула герцогиня де Граммон.
- Нужно действовать по порядку, - сказал герцог. - Совсем недостаточно крикнуть: «Мы все, все!» Та, что громче всех «Я это сделаю», когда наступит время, поступит совсем иначе. Как я только что имел честь заявить вам, я принимаю участие в заговоре, поэтому я опасаюсь, что останусь в одиночестве, как это уже случалось со мной неоднократно, когда я участвовал в заговорах при покойном короле или в период Регентства.
- Право же, герцог, - насмешливо проговорила герцогиня де Граммон, - вы, кажется, забыли, где находитесь. В стране амазонок вы претендуете на роль вождя.
- Поверьте, что у меня есть некоторое право на пост, который вы у меня оспариваете, - возразил герцог. - Вы ненавидите Дю Барри - ну, вот я и назвал имя, но ведь никто этого не слышал, не правда ли? - вы ненавидите Дю Барри сильнее, чем я, но я компрометирую себя в гораздо большей степени, нежели вы.
- Вы скомпрометированы, герцог? - удивилась г-жа де Мирпуа.
|
|
Глава 3
ПЯТЫЙ ЗАГОВОР МАРШАЛА РИШЕЛЬЕ
Король, как обычно, вернулся ко двору в Марли.
Меньший раб этикета, нежели Людовик XIV, который во время придворных церемоний искал повода для проявления своей королевской власти, Людовик XV в каждом кружке придворных искал новостей, до которых был охоч, и особенно разнообразия лиц - это развлечение он предпочитал всем остальным, тем паче если эти лица были приветливыми.
Вечером того дня, когда состоялась только что описанная нами встреча, и через два часа после того, как де Беарн, согласно своему обещанию, которое на сей раз она сдержала, расположилась в кабинете графини Дю Барри, король играл в карты в голубом салоне.
Слева от него сидела герцогиня Айенская, справа - де Гемене.
Король, казалось, был чем-то озабочен, из-за чего и проиграл восемьсот луидоров. Проигрыш заставил его вернуться к занятиям более серьезным - будучи достойным потомком Генриха IV, Людовик XV предпочитал выигрывать. В девять часов король отошел от карточного стола к окну для беседы с сыном экс-канцлера Малерба. От противоположного окна за их беседой с беспокойством наблюдал господин де Монеу, разговаривавший с Шуазелем.
Как только король отошел, у камина образовался кружок. Вернувшись с прогулки по саду, принцессы Аделаида, Софья и Виктория устроились здесь со своими фрейлинами и придворными.
Так как вокруг короля - вне всякого сомнения занятого делами, ибо серьезность де Малерба была общеизвестна, - собрались офицеры, сухопутные и морские, высокородные дворяне, вельможи и высшие чиновники, застывшие в почтительном ожидании, кружок у камина был вполне удовлетворен. Прелюдией к более оживленной беседе служили колкости, представлявшие лишь разведку перед боем.
Основную часть женщин, входящих в эту группу, представляли, кроме трех дочерей короля, графиня де Граммон, де Гемене, де Шуазель, де Мирпуа и де Поластрон.
В то мгновение, когда мы остановили взгляд на этой группе, принцесса Аделаида рассказывала историю про одного епископа, которого пришлось заключить в исправительное заведение прихода. История, от пересказа которой мы воздержимся, была достаточно скандальная, особенно в устах принцессы королевского рода, но эпоха, которую мы пытаемся описать, отнюдь не была, как известно, осенена знаком богини Весты.
- Вот так раз! - сказала принцесса Виктория. - А ведь всего месяц назад этот епископ сидел здесь, с нами.
- У его величества можно было бы встретиться кое с кем и похуже, - сказала де Граммон, - если бы сюда наконец получили доступ те, кто, ни разу не побывав здесь, так жаждет сюда попасть.
При первых словах герцогини и особенно по тону, каким эти слова были произнесены, все поняли, о ком она говорила и в каком направлении пойдет беседа.
- К счастью, хотеть и мочь - не одно и то же, не правда ли, герцогиня? - спросил, вмешиваясь в беседу, невысокий мужчина семидесяти четырех лет, который с виду казался пятидесятилетним - так он был статен, такой молодой у него был голос, такая изящная походка, такие живые глаза, такая белая кожа и такие красивые руки.
- А, вот и господин де Ришелье, который первым бросается на приступ, как при осаде Маона, и который одержит победу и в нашей беседе! - сказала герцогиня. - Опять пытаетесь гренадерствовать, дорогой герцог?
- Пытаюсь? Ах, герцогиня, вы меня обижаете, скажите: я все такой же гренадер.
- Так что же, разве я что-нибудь не так сказала, герцог?
- Когда?
- Только что.
- А о чем, собственно, вы говорили?
- О том, что двери короля не открывают силой.
- Как и занавески алькова. Я всегда с вами согласен, графиня, всегда согласен.
Намек герцога заставил некоторых дам закрыть лица веерами и имел успех, хотя хулители былых времен и поговаривали, что остроумие герцога устарело.
Герцогиня де Граммон заметно покраснела, потому что эпиграмма была направлена главным образом против нее.
- Итак, - сказала она, - если герцог говорит нам подобные вещи, я не буду продолжать свою историю, но предупреждаю вас: вы много потеряете, если только не попросите маршала рассказать вам что-нибудь еще.
- Как я могу осмелиться прервать вас в тот момент, когда вы, возможно, собираетесь позлословить о ком-нибудь из моих знакомых! - воскликнул герцог. - Боже упаси! Я напряг весь оставшийся у меня слух.
Кружок вокруг герцогини стал еще теснее Герцогиня де Граммон бросила взгляд в сторону окна, чтобы убедиться, что король все еще там. Король по-прежнему стоял на том же месте, но, продолжая беседу с де Малербом, он не упускал из виду образовавшуюся группу, и его взгляд встретился со взглядом герцогини де Граммон.
Герцогиня почувствовала, что храбрости у нее поубавилось из-за того выражения, которое, как ей показалось, она заметила в глазах короля, но, начав, она не захотела остановиться на полпути.
- Знайте же, - продолжала герцогиня де Граммон, обращаясь главным образом к трем принцессам, - что некая дама - имя ведь ничего не значит, правда? - пожелала недавно увидеть всех нас - нас. Божьих избранниц, во всей нашей славе, лучи которой заставляют ее умирать от ревности.
- Где она хотела нас увидеть?
- В Версале, в Марли, в Фонтенбло.
- Так, так, так.
- Бедное создание из всех наших больших собраний видела лишь обед короля, на который разрешено поглазеть зевакам: им позволено из-за ограды смотреть, как кушает его величество вместе с приглашенными, причем не останавливаясь, а проходя мимо, повинуясь движению жезла дежурного распорядителя.
Герцог де Ришелье шумно втянул понюшку табаку из табакерки севрского фарфора.
- Но чтобы видеть нас в Версале, в Марли, в Фонтенбло, нужно быть представленной ко двору, - сказал герцог.
- Дама, о которой идет речь, как раз и домогается представления ко двору.
- Держу пари, что ее ходатайство удовлетворено, - сказал герцог. - Король так добр!
- К сожалению, чтобы быть представленной ко двору, недостаточно разрешения короля, нужен также кто-то, кто мог бы вас представить.
- Да, нечто вроде крестной, - сказала де Гемене и стала напевать:
И лишь подруга Блеза - вот бедняжка! -
Лежит в постели, захворавши тяжко...
- Дайте же герцогине самой закончить начатую ей историю! - остановил ее герцог.
- Ну что ж, продолжайте, герцогиня, - сказала принцесса Виктория. - Вы нас так заинтриговали, а теперь не хотите договаривать.
- Что вы! Напротив, я непременно хочу рассказать историю до конца. Когда у вас нет крестной, ее нужно отыскать. «Ищите и обрящете», - сказано в Евангелии Искали так хорошо, что в конце концов нашли Но какую крестную, Бог мой! Провинциальную кумушку, наивную и бесхитростную Ее чуть ли не силой вытащили из ее захолустья, исподволь подготовили, приласкали, принарядили.
- Прямо мурашки по телу, - сказала де Гемене - И вдруг, когда провинциалочка уже почти готова, разнеженная и принаряженная, она сваливается с лестницы...
- И что же?.. - спросил герцог де Ришелье.
- Она сломала ногу.
- «Ха-ха-ха-ха-ха-ха!» - пропела герцогиня, добавляя еще две строчки к двустишию г-жи де Мирпуа.
- Значит, представление ко двору...
- Можете забыть о нем, дорогая моя.
- Вот что значит судьба! - сказал маршал, воздев руки к небу.
- Извините, - сказала принцесса Виктория, - но мне очень жаль бедную провинциалку.
- Что вы, ваше высочество! - возразила графиня. - Вам следовало бы ее поздравить: из двух зол она выбрала меньшее. |
|
- Прекрасно; мне больше нечего желать.
- Очень рада.
- А патент полковника для моего сына?
- Его величество вручит вам его сам.
- А обязательство по оплате расходов на полк?
- В патенте это будет указано.
- Отлично. Теперь остался только вопрос о винограднике.
- Во сколько вы оцениваете эти четыре арпана?
- Шесть тысяч ливров за арпан. Это были прекрасные земли.
- Я выпишу вам вексель на двенадцать тысяч ливров, которые с теми двенадцатые, что вы уже получили, как раз составят двадцать четыре тысячи.
- Вот письменный прибор, - сказала графиня, указывая на названный ею предмет.
- Я буду иметь честь передать его вам.
- Мне?
- Да.
- Зачем?
- Чтобы вы соблаговолили написать его величеству небольшое письмо, которое я буду иметь честь продиктовать вам. Вы - мне, я - вам.
- Справедливо, - сказала де Беарн.
- Соблаговолите взять перо.
Старуха придвинула стол к креслу, приготовила бумагу, взяла перо и застыла в ожидании. Дю Барри продиктовала:
«Сир! Радость, которую я испытываю, узнав, что сделанное мною предложение быть крестной моего дорогого друга графини Дю Барри при ее представлении ко двору...»
Старуха вытянула губы и стряхнула перо.
- У вас плохое перо, - сказала фаворитка короля, - нужно его заменить.
- Не нужно, оно приспособится.
- Вы думаете?
- Да.
Дю Барри продолжала:
«...дает мне смелость просить Ваше Величество отнестись ко мне благосклонно, когда завтра, буде на то Ваше соизволение, я предстану перед Вами в Версале. Смею надеяться, сир, что Ваше Величество окажет мне честь, приняв меня благосклонно, как представительницу дома, все мужчины которого проливали кровь на службе у принцев Вашего высочайшего рода».
- Теперь подпишите, пожалуйста. Графиня подписала:
«Анастазия-Евгения-Родольф, графиня де Беарн»
Старуха писала твердой рукой; буквы, величиной с полдюйма, ложились на бумагу, усыпая ее вполне небрежно-аристократическим количеством орфографических ошибок.
Старуха, держа в одной руке только что написанное ею письмо, другой протянула чернильницу, бумагу и перо графине Дю Барри, которая выписала мелким прямым и неразборчивым почерком вексель на двадцать одну тысячу двенадцать ливров - чтобы компенсировать потерю виноградников, и девять тысяч - чтобы заплатить гонорар Флажо.
Затем она написала записку Бемеру и Бассанжу, королевским ювелирам, с просьбой вручить подателю письма гарнитур из брильянтов и изумрудов, названный «Луиза», так как он принадлежал принцессе, приходившейся дофину теткой, которая продала его с целью выручить деньги на благотворительность.
Покончив с этим, крестная и крестница обменялись бумагами.
- Теперь, дорогая графиня, - сказала Дю Барри, - докажите мне свое хорошее ко мне отношение.
- С удовольствием.
- Я уверена, что вы согласитесь переехать в мой дом. Троншен вылечит вас меньше чем за три дня. Поедемте со мной, вы испробуете также мое превосходное масло.
- Поезжайте, графиня, - сказала осторожная старуха, - мне еще нужно закончить здесь некоторые дела, прежде чем я присоединюсь к вам.
- Вы отказываете мне?
- Напротив, я согласна, но не могу ехать теперь. В аббатстве пробило час. Дайте мне время до трех часов; ровно в пять я буду в замке Люсьенн.
- Вы позволите моему брату в три часа заехать за вами в своей карете?
- Конечно.
- Ну, а теперь отдыхайте.
- Не бойтесь. Я дворянка, я дала вам слово и, даже если это будет стоить мне жизни, буду с вами завтра в Версале.
- До свидания, дорогая крестная!
- До свидания, очаровательная крестница!
На сем они расстались: старуха - по-прежнему лежа на подушках и держа рук) на бумагах, а Дю Барри - еще более легкокрылая, чем до прихода сюда, но с сердцем, слегка сжавшимся оттого, что не смогла взять верх над старой любительницей процессов - она, которая ради собственного удовольствия бивала короля Франции!
Проходя мимо большого зала, она заметила Жана, который для того, очевидно, чтобы никто не усмотрел чего-либо подозрительного в его столь долгом здесь пребывании, только что начал наступление на вторую бутылку вина.
Увидев невестку, он вскочил со стула и подбежал к ней.
- Ну что? - спросил он.
- Вот что сказал маршал Саксонский его величеству, показывая на поле битвы при Фонтенуа: «Сир! Пусть это зрелище скажет вам, какой ценой и какими страданиями достается победа».
- Значит, мы победили? - спросил Жан.
- Еще одно удачное выражение. Но оно дошло к нам из античных времен: «Еще одна такая победа, и мы проиграем».
- У нас есть поручительница?
- Да, но она обойдется нам почти в миллион.
- Ого! - произнес Дю Барри со страшной гримасой.
- Черт возьми, выбора у меня не было!
- Но это возмутительно!
- Ничего не поделаешь. Не вздумайте возмущаться, потому что, если случится, что вы будете недостаточно почтительны, мы можем вообще ничего не получить или же это будет стоить нам вдвое дороже - Ну и ну! Вот так женщина!
- Это римлянка.
- Это гречанка - Не важно! Гречанка или римлянка - будьте готовы в три часа забрать ее отсюда и привезти ко мне в Люсьенн. Я буду спокойна только, когда посажу ее под замок.
- Я не двинусь отсюда ни на шаг, - сказал Жан - А мне надо поспешить все приготовить, - сказала графиня и, бросившись к карете, крикнула:
- В Люсьенн! Завтра я скажу. «В Марли!»
- Какая разница? - сказал Жан, следя глазами за удалявшейся каретой. - Так или иначе, мы дорого обходимся Франции. Это лестно для Дю Барри.
|
|
- То есть?
. - Бывает простое покраснение, волдырь, рана. Я, конечно, не врач, но каждый из нас хоть раз в жизни обжигался - У меня рана, графиня.
- Боже мой! Как же, должно быть, вы мучаетесь! Хотите, я приложу к ране мое целебное масло?
- Конечно, графиня. Вы его принесли?
- Нет, но я его пришлю.
- Очень вам признательна.
- Мне только нужно убедиться в том, что ожог действительно серьезный.
Старуха стала отнекиваться.
- Ах нет, графиня, - сказала она. - Я не хочу, чтобы вашим глазам открылось подобное зрелище.
«Так, - подумала Дю Барри, - вот и попалась».
- Не бойтесь, - проговорила она, - меня не пугает вид ран.
- Графиня! Я хорошо знаю правила приличия...
- Там, где речь идет о помощи ближнему, забудем о приличиях.
Внезапно, она протянула руку к покоившейся на кресле ноге графини.
Старуха от страха громко вскрикнула, хотя Дю Барри едва прикоснулась к ней.
«Хорошо сыграно!» - прошептала графиня, наблюдавшая за каждой гримасой боли на исказившемся лице де Беарн.
- Я умираю, - сказала старуха. - Ах, как вы меня напугали!
Побледнев, с потухшими глазами, она откинулась, как будто теряя сознание.
- Вы позволите? - настаивала фаворитка.
- Да, - согласилась старуха упавшим голосом.
Графиня Дю Барри не стала терять ни секунды: она вынула первую булавку из бинтов, которые закрывали ногу, затем быстро развернула ткань. К ее огромному удивлению, старуха не сопротивлялась.
«Она ждет, пока я доберусь до компресса, тогда она начнет кричать и стонать. Но я увижу ногу, даже если мне придется задушить эту старую притворщицу», - сказала себе фаворитка.
Она продолжала снимать повязку. Де Беарн стонала, но ничему не противилась.
Компресс был снят и перед глазами Дю Барри предстала настоящая рана. Это не было притворством, и здесь кончалась дипломатия де Беарн. Мертвенно-бледная и кровоточащая, обожженная нога выглядела достаточно красноречиво. Беарн смогла заметить и узнать Шон, но тогда в своем притворстве она поднималась до высоты Порции и Муция Сцеволы.
Дю Барри застыла в безмолвном восхищении. Придя в себя, старуха наслаждалась своей полной победой; ее хищный взгляд не отпускал графиню, стоявшую перед ней на коленях.
Графиня Дю Барри с деликатной заботой женщины, рука которой так облегчает страдания раненых, вновь наложила компресс, устроила на подушку ногу больной и, усевшись рядом с ней, сказала:
- Ну что ж, графиня, вы еще сильнее, чем я предполагала. Я прошу у вас прощения за то, что с самого начала не приступила к интересующему меня вопросу так, как это нужно было, имея дело с женщиной вашего нрава. Скажите, каковы ваши условия?
Глаза старухи блеснули, но это была лишь молния, которая мгновенно погасла.
- Выразите яснее ваше желание, - сказала она, - и я скажу, могу ли я чем-либо быть вам полезной.
- Я хочу, - ответила графиня, - чтобы вы представили меня ко двору в Версале, даже если это будет стоить мне часа тех ужасных страданий, которые вы испытали сегодня утром Де Беарн выслушала, не моргнув глазом.
- И это все?
- Все. Теперь ваша очередь.
- Я хочу, - сказала де Беарн с твердостью, убедительно показывавшей, что договор заключался на равных правах, - я хочу иметь гарантию, что выиграю двести тысяч ливров - Но если вы выиграете, вы получите, как мне казалось, четыреста тысяч ливров.
- Нет, потому что я считаю своими те двести тысяч, которые оспаривают у меня Салюсы. Остальные двести тысяч будут как бы дополнением к той чести, которую вы оказали мне своим знакомством.
- Эти двести тысяч ливров будут вашими. Что еще?
- У меня есть сын, которого я нежно люблю. В нашем доме всегда умели носить шпагу, но, рожденные, чтобы командовать, мы, как вы понимаете, могли быть лишь посредственными солдатами. Мой сын должен командовать ротой. Обещайте, что в следующем году ему будет пожалован чин полковника.
- Кто будет оплачивать расходы на полк?
- Король. Вы понимаете, что, если я истрачу на это двести тысяч ливров моего выигрыша, завтра я стану такой же бедной, как сегодня.
- Итак, в целом это составляет шестьсот тысяч ливров.
- Четыреста тысяч, и это в том случае, если полк стоит двести тысяч, а это означало бы оценить его слишком дорого.
- Хорошо. Ваши требования будут удовлетворены.
- Я должна еще просить короля возместить мне убытки за виноградник в Турени - за четыре добрых ар-пана, которые инженеры короля отобрали у меня одиннадцать лет назад для строительства канала.
- Вам за них заплатили.
- Да, но, по словам эксперта, я могла бы получить вдвое больше того, что за него дали.
- Хорошо. Вам заплатят за него еще столько же. Все?
- Извините. Я совсем не так богата, как вы, должно быть, себе представляете. Я должна Флажо что-то около девяти тысяч ливров.
- Девять тысяч ливров?
- Это необходимо. Флажо - прекрасный советчик.
- Охотно верю, - сказала графиня. - Я заплачу эти девять тысяч ливров из своего кармана. Я надеюсь, вы согласитесь, что я очень покладиста?
- Вы неподражаемы, но, как мне кажется, я тоже доказала вам свою уступчивость.
- Если бы вы знали, как я жалею, что вы так обожглись! - с улыбкой сказала Дю Барри.
- А я не жалею, - возразила любительница процессов, - потому что, несмотря на эго несчастье, надеюсь, моя преданность придаст мне сил, чтобы быть вам полезной, как если бы ничего не случилось.
- Подведем итоги, - сказала Дю Барри.
- Подождите.
- Вы что-нибудь забыли?
- Да, сущую безделицу.
- Я вас слушаю.
- Я совсем не ожидала, что мне придется предстать перед нашим великим королем. Увы! Версаль и его красоты уже давно стали мне чужды. В итоге у меня нет платья.
- Я это предусмотрела. Вчера, после вашего ухода, уже начали шить платье для представления, и я была достаточно осмотрительна, заказав его не у своей портнихи, чтобы не загружать ее работой. Завтра в полдень оно будет готово.
- У меня нет брильянтов.
- Господа Бемер и Басанж завтра представят вам по моему письму гарнитур стоимостью в двести тысяч ливров, который послезавтра они купят у вас за те же двести тысяч ливров. Таким образом, вам будет выплачено вознаграждение. |
|