В категории материалов: 124
Показано материалов: 31-35 |
Страницы: « 1 2 ... 5 6 7 8 9 ... 24 25 » |
|
- Ну вот, - вздохнул Горанфло, - опять расходы.
- Итак?
- Итак, поехали на мулах.
- Браво, куманек, вы начинаете образовываться. Поручите Баярда и Панурга заботам хозяина, а я пойду за мулами.
Горанфло старательно выполнил данное ему поручение: за четыре дня, проведенные им с Панургом, он оценил если не достоинства осла, то, во всяком случае, его недостатки. Монах заметил, что тремя главными недостатками, присущими Панургу, были три порока, к которым он и сам имел наклонность, а именно: леность, чревоугодие и сластолюбие. Это наблюдение тронуло сердце монаха, и он не без сожаления расставался со своим ослом. Однако брат Горанфло был не только лентяй, обжора и бабник, прежде всего он был эгоистом и потому предпочитал скорее расстаться с Панургом, чем распрощаться с Шико, ибо в кармане последнего, как мы уже говорили, лежал кошелек.
Шико вернулся с двумя мулами, на которых они в этот день покрыли расстояние в двадцать лье; вечером од с радостью увидел трех мулов, стоявших у дверей кузницы.
- Ax! - впервые вырвался у него вздох облегчения, - Ax! - вслед за ним вздохнул Горанфло.
Но наметанный глаз Шико подметил, что на мулах нет сбруи, а возле них - господина и его двух лакеев, Мулы стояли в своем природном наряде, то есть с них было снято все, что можно было снять, а что касается до господина и лакеев, то они исчезли.
Более того, вокруг мулов толпились неизвестные люди, которые их осматривали и, по-видимому, оценивали. Здесь были: лошадиный барышник, кузнец и два монаха-францисканца; они вертели бедных животных из стороны в сторону, смотрели им в зубы, заглядывали в уши, щупали ноги; одним словом - всесторонне изучали.
Дрожь пробежала по телу Шико.
- Шагай туда, - сказал он Горанфло, - подойди в францисканцам, отведи их в сторону и хорошенько расспроси. Я надеюсь, что у монахов не может быть секретов от монаха. Незаметно выведай у них, откуда взялись эти мулы, какую цену за них просят и куда девались их хозяева, потом вернешься и все мне расскажешь, Горанфло, обеспокоенный тревожным состоянием своего друга, крупной рысью погнал своего мула к кузнице и, спустя несколько минут вернулся, - Вот и всего делов, - сказал он. - Во-первых, знаете ли вы, где мы находимся?
- А, смерть Христова! Мы едем по дороге в Лион, - сказал Шико, - и это единственное, что мне нужно знать.
- Пусть так, но вам еще нужно знать, по крайней мере вы так говорили, куда подевались хозяева этих мулов.
- Ну да, выкладывай.
- Тот, что смахивает на дворянина...
- Ну, ну!
- Тот, что смахивает на дворянина, поехал отсюда в Авиньон по короткой дороге через Шато-Шинон и Прива.
- Один?
- Как один?
- Я спрашиваю, он один свернул на Авиньон?
- Нет, с лакеем.
- А другой лакей?
- А другой лакей поехал дальше, по старой дороге.
- В Лион?
- В Лион.
- Чудесно. А почему дворянин поехал в Авиньон? Я полагал, что он едет в Рим. Однако, - задумчиво сказал Шико, словно разговаривая сам с собой, - я у тебя спрашиваю то, чего ты не можешь знать.
- А вот и нет... Я знаю, - ответил Горанфло. - Ну и удивлю же я вас!
- А что ты знаешь?
- Он едет в Авиньон, потому что его святейшество папа послал в Авиньон легата, которому доверил все полномочия.
- Добро, - сказал Шико, - все ясно... А мулы?
- Мулы устали; они их продали кузнецу, а тот хочет перепродать францисканцам.
- За сколько?
- По пятнадцати пистолей за голову, - На чем же они поехали?
- Купили лошадей. - У кого?
- У капитана рейтаров, он занимается здесь ремонтом, - Клянусь святым чревом, куманек! - воскликнул Шико. - Ты драгоценный человек, только сегодня я тебя оценил по-настоящему!
Горанфло самодовольно осклабился.
- Теперь, - продолжал Шико, - заверши то, что ты так прекрасно начал.
- Что я должен сделать?
Шико спешился и вложил узду своего мула в руку Горанфло.
- Возьми наших мулов и предложи их обоих францисканцам за двадцать пистолей. Они должны отдать тебе предпочтение.
- И они мне его отдадут, - заверил Горанфло, - иначе я донесу на них ихнему аббату.
- Браво, куманек, ты уже образовался.
- Ну, а мы, - спросил Горанфло, - мы-то на чем поедем?
- На конях, смерть Христова, на конях!
- Вот дьявол! - выругался монах, почесывая ухо.
- Полно, - сказал Шико, - ты такой наездник!
- Как когда, - вздохнул Горанфло. - Но где я вас найду?
- На городской площади.
- Ждите меня там.
И монах решительным шагом направился к францисканцам, в то время как Шико боковой улочкой вышел на главную площадь маленького городка.
Там на постоялом дворе под вывеской «Отважный петух» он нашел капитана рейтаров, распивавшего прелестное легкое оксерское вино, которое доморощенные знатоки путают с бургундским. Капитан сообщил гасконцу дополнительные сведения, по всем пунктам подтверждавшие донесение Горанфло.
Шико незамедлительно договорился с ремонтером о двух лошадях, и бравый капитан тут же внес их в список павших в пути. Благодаря такому непредвиденному падежу, Шико смог заполучить двух коней за тридцать пять пистолей.
Теперь оставалось только сторговать седла и уздечки, но тут Шико увидел, как из боковой улицы на площадь вышел Горанфло с двумя седлами на голове и двумя уздечками в руках.
- Ото! - воскликнул гасконец. - Что сие означает, куманек?
- Разве вы не видите? - ответил Горанфло. - Это седла и уздечки с наших мулов.
- Так ты их удержал, преподобный отче? - сказал Шико, расплываясь в улыбке.
- Ну да, - сказал монах.
- И ты продал мулов?
- По десять пистолей за голову.
- И тебе заплатили?
- - Вот они, денежки.
И монах тряхнул карманом, в котором дружно зазвякали всевозможные монеты.
- Клянусь святым чревом! - воскликнул Шико. - Ты великий человек, куманек.
- Такой уж, какой есть, - с притворной скромностью подтвердил Горанфло.
- За дело! - сказал Шико.
- Но я хочу пить, - пожаловался монах.
- Ладно, пей, пока я буду седлать, только смотри не напейся. |
|
«Бездельник», прибавив к его окончанию букву «и», которая, как известно, является признаком множественного числа.
- Ну да, бездельники, - согласился Горанфло, - конечно, бездельники. А почему бы и нет?
- Человек рожден для труда, - наставительно сказал гасконец.
- А монах для отдохновения, - возразил брат Горанфло, - монах - исключение из рода человеческого.
И, довольный этим доводом, сразившим, по-видимому, даже самого Шико, Горанфло с великим достоинством вышел из-за стола и улегся в постель, которую Шико из страха, как бы монах не допустил какой-нибудь оплошности, приказал поставить в своей комнате.
И в самом деле, если бы брат Горанфло не спал таким крепким, сном, то он мог бы увидеть, как Шико, едва рассвело, встал с постели, подошел к окну и, укрывшись за портьерой, принялся наблюдать за дорогой.
Вдруг он отпрянул от окна, несмотря на свою портьеру, и проснись брат Горанфло в эту минуту, он услышал бы, как стучат подковы трех мулов по вымощенной булыжником дороге.
Шико тут же подскочил к спящему монаху и принялся трясти его за плечо, пока тот не проснулся.
- Неужели мне не дадут ни минуты покоя? - забормотал Горанфло, проспавший десять часов кряду.
- Вставай, вставай, - торопил Шико. - Быстро, одеваемся и едем.
- А завтрак? - осведомился монах.
- Ждет нас на дороге в Монтеро.
- Что это такое - Монтеро? - спросил монах, совершенно невежественный в географии.
- Монтеро, - ответил гасконец, - это город, где завтракают. Вам этого довольно?
- Да, - коротко отозвался Горанфло.
- Тогда, куманек, - сказал Шико, - я спущусь вниз расплатиться за нас и за наших животных. Если через пять минут вы не будете готовы, я уеду без вас.
Утренний туалет монаха недолог, но у Горанфло он все же занял шесть минут. Поэтому, выйдя из ворот постоялого двора, он увидел, что Шико, пунктуальный, как швейцарец, уже скачет по дороге. Горанфло взобрался на Панурга, а Панург, воодушевленный двойной порцией овса и отрубей, которую ему отпустили по приказанию Шико, сам, не дожидаясь ничьих указаний, взял с места галопом и вскоре скакал бок о бок с лошадью Шико.
Гасконец стоял на стременах, прямой, как жердь.
Горанфло также привстал и увидел на горизонте трех мулов, исчезающих за гребнем холма.
Монах тяжело вздохнул, подумав, как это печально, что его судьба зависит от чьей-то чужой воли.
- На этот раз Шико сдержал слово: они позавтракали в Монтеро.
Весь день был похож на предыдущий, как одна капля воды на другую, да и следующий день прошел примерно одинаково. Поэтому мы смело можем опустить подробности. Горанфло, плохо ли, хорошо ли, но уже начинал привыкать к кочевому образу жизни, когда на четвертые сутки к вечеру он заметил, что Шико постепенно утрачивает свою обычную веселость. Уже с полудня гасконец потерял всякий след трех всадников на мулах, поэтому он поужинал в дурном настроении и плохо спал ночью.
Горанфло ел и пил за двоих, распевал свои лучшие песенки, но Шико оставался мрачным и в разговоры не вступал.
Едва рассвело, он был уже на ногах и расталкивал своего спутника. Монах оделся, и от самых ворот они поскакали рысью, а вскоре перешли на бешеный галоп.
Но все было напрасно - мулы не появлялись на горизонте.
К полудню и конь и осел выбились из сил.
На мосту Вильнев-ле-Руа Шико подошел к будке сборщика мостовой пошлины со всех тварей, имеющих копыта.
- Вы не видели трех всадников на мулах? - спросил он. - Они должны были проехать нынче утром.
- Нынче утром не проезжали, сударь, - ответил сборщик. - Они проехали вчера рано вечером.
- Вчера?
- Да, вчера вечером, в семь часов.
- Вы их приметили?
- Проклятие! Как обычно примечают проезжающих.
- Я вас спрашиваю, не помните ли вы, что это были за люди?
- Мне показалось, что один из них господин, остальные двое - лакеи.
- Это они, - сказал Шико.
И дал сборщику экю. Затем пробормотал про себя:
- Вчера вечером, в семь часов. Клянусь святым чревом, они обогнали меня на двенадцать часов! Мужайся, друг Горанфло!
- Послушайте, господин Шико, - сказал монах, - я-то еще держусь, но Панург уже совсем с ног валится.
Действительно, бедное животное, выбившееся из сил за последние два дня, дрожало всем телом, и эта дрожь невольно сообщалась его всаднику.
- Да и ваша лошадь, - продолжал Горанфло, - посмотрите, в каком она состоянии.
И вправду, благородный скакун, каким бы он ни был горячим, а может быть, именно поэтому, был весь в пене, густой пар валил из его ноздрей, а из глаз, казалось, вот-вот брызнет кровь.
Шико, быстро осмотрев обоих животных, по-видимому, согласился с мнением своего товарища.
Горанфло облегченно вздохнул.
- Слушайте, брат сборщик, - сказал Шико, - мы должны сейчас принять великое решение.
- Но вот уже несколько дней, как мы только этим и занимаемся, - воскликнул Горанфло, лицо которого вытянулось еще прежде, чем он услышал, что ему грозит.
- Мы должны расстаться, - сказал Шико, хватая, как говорится, быка за рога.
- Ну вот, - сказал Горанфло, - вечно все та же шутка! А зачем нам расставаться?
- Вы слишком медлительны, куманек.
- Клянусь богоматерью! - воскликнул Горанфло. - Я несусь как ветер, нынче утром мы скакали галопом пять часов кряду.
- И все же этого недостаточно.
- Тогда поехали, быстрей поедешь, скорей прибудешь. Ведь я предполагаю, что мы в конце концов куда-нибудь да прибудем?
- Моя лошадь не может идти, в ваш осел отказывается от службы.
- Тогда что же делать?
- Оставим их здесь и заберем на обратном пути. лом?
- Ну а мы сами? Вы что, хотите тащиться пешедралом?
- Мы поедем на мулах.
- А где их взять?
- Мы их купим. |
|
И монах направил в небеса взгляд, казалось говоривший: «Господи, господи, какое преступление я совершил, что ты наслал на меня такую казнь?» Вдруг Шико, выехав на вершину холма, так резко осадил коня, что захваченное врасплох животное присело на задние ноги, крупом едва не коснувшись земли.
Горанфло, худший наездник, чем Шико, и к тому же вместо уздечки располагавший только поводком, Горанфло, говорим мы, продолжал скакать вперед.
- Стой! Кровь Христова! Стой! - кричал Шико. Но ослом овладело желание скакать галопом, а ослы весьма неохотно расстаются со своими желаниями.
- Остановись! - кричал Шико. - Иначе, даю слово, я пошлю тебе пулю вдогонку.
«Какой дьявол вселился в этого человека, - спрашивал себя Горанфло, - какая муха его укусила?» Но голос Шико звучал все более и более грозно, и монаху уже чудился свист догонявшей его пули, поэтому он решился на маневр, выполнение которого значительно облегчалось его посадкой в седле; маневр этот состоял в том, чтобы соскользнуть с осла на землю.
- Вот и все! - сказал он, храбро скатываясь на свои мощные ягодицы и обеими руками сжимая поводок. Осел сделал еще несколько шагов, но волей-неволей должен был остановиться.
Тогда Горанфло начал искать глазами Шико, надеясь увидеть на его лице восхищение, которое не могло там не появиться при виде маневра, так лихо выполненного монахом.
Но Шико спрятался за скалой и оттуда продолжал делать предостерегающие и угрожающие знаки.
Эти призывы к осторожности заставили монаха понять, что на сцене есть и еще какие-то действующие лица. Он посмотрел вперед и увидел на дороге, на расстоянии пятисот шагов, трех всадников на мулах, едущих спокойной рысцой.
Горанфло с первого взгляда узнал путников, выехавших утром из Парижа через Бурдельские ворота, тех, кого Шико так прилежно высматривал из-за дерева.
Шико, не двигаясь, выждал, пока три всадника не скроются из вида, и тогда, только тогда подошел к своему спутнику, который сидел там, где упал, и крепко сжимал в руках поводок Панурга.
- Да растолкуйте же мне наконец, любезный господин Шико, - сказал Горанфло, уже начинавший терять терпение, - чем мы занимаемся; только что требовалось скакать сломя голову, а теперь надо сидеть, где сидишь.
- Мой добрый друг, - сказал Шико, - я лишь хотел узнать, хорошей ли породы ваш осел и не обманули ли меня, заставив выложить за него двадцать два ливра. Теперь испытание закончено, и я доволен выше головы.
Как вы понимаете, монах не был обманут таким ответом и собрался было показать это своему спутнику, но природная леность одержала верх, шепнув ему на ухо, что с Шико лучше не спорить.
И монах ограничился тем, что, не скрывая своего дурного настроения, сказал:
- А, плевать на все! Но я чертовски устал и зверски голоден.
- Что ж, за этим дело не станет, - успокоил его Шико, игриво похлопывая по плечу. - Я тоже устал, я тоже голоден и в первом постоялом дворе, который встретится на нашем пути, мы...
- Что мы?.. - сказал Горанфло, не веря в такой счастливый поворот своей горемычной судьбы.
- А то, - продолжал Шико. - Мы закажем свиную поджарку, одно или два фрикасе из кур и кувшин самого лучшего вина, какое только есть в погребе.
- И вправду? Неужто на этот раз вы не обманете?
- Даю слово, куманек.
- Тогда поехали, - сказал монах, поднимаясь с земли. - Сейчас же поехали искать этот благословенный уголок. Шевели ногами, Панург, у тебя на обед будут отруби.
Осел радостно заревел.
Шико сел на коня, Горанфло пошел пешком, ведя осла в поводу.
Вскоре путники увидели столь необходимый им постоялый двор. Он находился на дороге между Корбеем и Мелоном. Но, к большому удивлению Горанфло, уже издали любовавшемуся этим желанным приютом, Шико приказал ему сесть на осла и повернул по дороге налево, в обход постоялого двора. Впрочем, Горанфло, чья сообразительность все время совершенствовалась, тут же понял, чем была вызвана эта причуда: перед воротами стояли три мула тех путешественников, за которыми Шико, по-видимому, следил.
«Так, значит, от прихоти каких-то трех проходимцев, - подумал Горанфло, - будет зависеть все наше путешествие, даже часы наших трапез? Как это печально».
И он сокрушенно вздохнул.
Со своей стороны, Панург, увидев, что они удаляются от прямой линии, которую даже ослы считают кратчайшим расстоянием между двумя точками, остановился и уперся в землю всеми четырьмя копытами, словно собираясь пустить корни на том месте, где он стоит.
- Видите, - жалостно сказал Горанфло, - даже мой осел отказывается идти.
- Ах, вот как! Отказывается идти? Ну погоди же! - ответил Шико.
И, подойдя к кизиловой изгороди, он выломал из нее гибкий и довольно внушительный прут, длиною в пять футов и с дюйм толщиной.
Панург не принадлежал к числу тех глупых четвероногих, которые не интересуются происходящим вокруг и, не умея предвидеть события, замечают палку только тогда, когда удары обрушиваются на их спину. Он следил за действиями Шико, и они, несомненно, внушали ослу немалое уважение, и как только Панургу показалось, что он разгадал намерения гасконца, он тотчас же расслабил ноги и бойко двинулся вперед.
- Он пошел! Он пошел! - закричал Горанфло своему спутнику.
- Все равно, для того, кто путешествует в компании осла и монаха, добрая палка всегда пригодится, - изрек Шико.
И взял кизиловый прут с собой.
Глава 29
О ТОМ, КАК БРАТ ГОРАНФЛО ОБМЕНЯЛ СВОЕГО ОСЛА НА МУЛА, А МУЛА - НА КОНЯ
Мытарства Горанфло, по крайней мере в этот день, подходили к концу: сделав крюк, два друга снова выехали на большую дорогу и остановились на постоялом дворе, соперничающим с тем придорожным приютом, который они объехали, и удаленным от него на расстояние три четверти лье.
Шико занял комнату, выходившую на дорогу, и распорядился, чтобы ужин был подан в комнату. Но по всему было видно, что пища не являлась для гасконца первостепенной заботой. Зубами он работал вполсилы, зато смотрел во все глаза и слушал во все уши. Так продолжалось до десяти часов; поскольку к этому часу Шико не увидел и не услышал ничего подозрительного, он снял осаду, наказал засыпать своему коню и ослу монаха двойную порцию овса и отрубей и оседлать их, как только засветает.
Услышав этот наказ, Горанфло, который уже битый час казался спящим, а на самом деле пребывал в состоянии сладостной истомы, вызываемой сытным обедом, орошенным достаточным количеством бутылок доброго вина, тяжело вздохнул.
- Как только засветает? - переспросил он.
- Э, клянусь святым чревом! - сказал Шико. - Ты должен иметь привычку подниматься с рассветом.
- Почему? - поинтересовался Горанфло.
- А утренние мессы?
- Аббат освободил меня от них по слабости здоровья, - ответил монах.
Шико пожал плечами и произнес одно лишь слово: |
|
Что касается Шико, то он вскочил на своего коня с самоуверенностью опытного наездника, и оба всадника, не медля ни минуты, рысью поскакали по дороге в Мелон.
Они одним махом проделали четыре лье и остановились передохнуть. Монах тут же растянулся па земле под жаркими солнечными лучами и заснул. Шико же занялся подсчетом времени, которое уйдет на дорогу, и определил, что если они будут делать по десять лье за день, то расстояние в сто двадцать лье они покроют за двенадцать дней.
Панург кончиками губ ощипывал кустик чертополоха.
Десять лье - вот и все, что разумно можно было потребовать от соединенных усилий осла и монаха.
Шико покачал головой.
- Это невозможно, - пробормотал он, глядя на Горанфло, который безмятежно спал на придорожном откосе, как на мягчайшем пуховике, - нет, это невозможно; если этот долгополый хочет ехать со мной, он должен делать не менее пятнадцати лье в день.
Как видите, с некоторого времени на брата Горанфло начали сыпаться всяческие напасти.
Шико толкнул монаха локтем, чтобы разбудить и, когда тот пробудится, сообщить свое решение.
Горанфло открыл глаза.
- Что, мы уже в Мелоне? - спросил он. - Я проголодался.
- Нет, куманек, - сказал Шико, - нет еще, и вот поэтому-то я вас и разбудил. Нам необходимо поскорее туда добраться. Мы двигаемся слишком медленно, клянусь святым чревом, мы двигаемся слишком медленно!
- Ну, а почему, собственно, скорость нашего передвижения так огорчает вас, любезный господин Шико? Дорога жизни нашей идет в гору, ибо она заканчивается па небе, подниматься по ней нелегко. К тому же что нас гонит? Чем дольше мы будем в пути, тем больше времени проведем вместе. Разве я странствую не ради распростри пения веры Христовой, а вы, разве вы путешествуете не для собственного удовольствия? Ну вот, чем медленнее мы поедем, тем надежнее будет внедряться в сердца святая вера, чем медленнее мы поедем, тем больше развлечений достанется на вашу долю. К примеру, я посоветовал бы подзадержаться в Мелоне на недельку; уверяют, что там готовят превосходные паштеты из угрей, а мне хотелось бы сделать беспристрастное и аргументированное сравнение мелонского паштета с паштетами других французских провинций. Что вы на это скажете, господин Шико?
- Скажу, - ответил гасконец, - что я совсем другого мнения: по-моему, нам надо двигаться как можно быстрее и, чтобы наверстать упущенное время, не полдничать в Мелоне, а прямо поужинать в Монтеро.
Горанфло недоуменно уставился на своего товарища по путешествию.
- Поехали, поехали! В дорогу! - настаивал Шико. Монах, который лежал, вытянувшись во всю длину, положив руки под голову, ограничился тем, что приподнялся и, утвердившись в своем седалище, жалобно застонал.
- Тогда, куманек, - продолжал Шико, - коли вы хотите остаться и путешествовать на свой собственный лад, дело ваше, хозяйское.
- Нет, нет, - поспешно сказал Горанфло, напуганный призраком одиночества, от которого он только что чудом ускользнул, - я поеду с вами, господин Шико, я вас люблю и никогда не оставлю.
- Раз так, в седло, куманек, в седло!
Горанфло подвел своего осла к межевому столбику и утвердился на его спине, но на этот раз сел не верхом, а боком - на женский манер. Он заявил, что в такой позиции ему будет удобнее вести беседу. На самом же деле монах, предвидя, что его ослу придется бежать с удвоенной скоростью, разумно решил иметь под рукой две дополнительные точки опоры: гриву и хвост.
Шико поскакал крупной рысью; осел с ревом последовал за ним.
Первые минуты скачки были ужасны для Горанфло; к счастью, та часть тела, которая служила ему основной опорой, имела столь обширную площадь, что монаху легче было сохранять равновесие, чем любому другому наезд-пику.
Время от времени Шико привставал на стременах и смотрел вперед; не обнаружив на горизонте того, что ему было нужно, он давал шпоры коню.
Сначала Горанфло думал только о том, как бы не слететь на землю, и поэтому оставлял без внимания эти свидетельства нетерпения, показывавшие, что Шико кого-то разыскивает. Но когда он мало-помалу освоился и «выработал дыхание», как говорят пловцы, странное поведение гасконца бросилось ему в глаза.
- Эй, любезный господин Шико, - спросил он гасконца, - кого вы ищете?
- Никого, - ответил Шико. - Я просто гляжу, куда мы едем.
- Но ведь мы едем в Мелон, как мне кажется. Вы мне сами это сказали, вы мне даже обещали...
- Нет, мы не едем, куманек, мы не едем, мы стоим на месте, - отозвался Шико, пришпоривая коня.
- Как это мы не едем! - возмутился монах. - Да мы не сходим с рыси.
- В галоп! В галоп! - приказал гасконец, переводя своего коня в галоп.
Панург, увлеченный примером, также помчался галопом, но с плохо скрытой злостью, не предвещавшей его всаднику ничего доброго.
У Горанфло перехватило дыхание.
- Скажите, скажите, пожалуйста, господин Шико! - закричал он, как только снова обрел дар речи. - Вы зовете это путешествием для развлечения, но я совсем не развлекаюсь, лично я.
- Вперед! Вперед! - ответил Шико.
- Но у осла такие жесткие бока.
- Хорошие наездники галопируют только стоя на стременах.
- Да, но я, я не выдаю себя за хорошего наезд-пика.
- Тогда оставайтесь!
- Нет, черт возьми! - закричал Горанфло. - Ни за что на свете!
- Ну, раз так, слушай меня, и вперед! Вперед! И Шико, снова пришпорив коня, погнал его еще с большей скоростью.
- Панург хрипит! - кричал Горанфло. - Панург останавливается.
- Тогда прощай, куманек! - сказал Шико.
Горанфло на секунду чуть было не поддался искушению ответить теми же словами, но вспомнил, что лошадь, которую он проклинал в глубине сердца, унесет на своей спине не только его неумолимого спутника, но вместе с ним и кошелек, спрятанный у того в кармане. Поэтому он подчинился судьбе и, бешено колотя сандалиями в бока разъяренного осла, заставил его возобновить галоп.
- Я убью моего бедного Панурга, - жалобно кричал монах, взывая к корысти Шико, раз уж ему, по-видимому, не удалось повлиять на чувство сострадания гасконца, - я его убью, определенно убью.
- Что делать, убейте его, куманек, убейте, - хладнокровно отвечал Шико, ни на секунду не замедляя скачки. - Мы купим мула.
Панург, словно уразумев угрозу, содержащуюся в этих словах, свернул с большой дороги и вихрем помчался по высохшей боковой тропинке, идущей над самым обрывом. По этой тропинке Горанфло и пешим не осмелился бы пройти.
- Помогите! - кричал монах. - Помогите! Я свалюсь в реку!
- Нет никакой опасности, - отвечал Шико, - ручаюсь, что вы не утонете, даже если и свалитесь.
- О! - лепетал Горанфло. - Я умру, наверняка умру. И подумать только, все это случилось потому, что я стал сомнамбулой. |
|
- Увы! Я ничего не помню, я с ума схожу, голова у меня битком набита, а желудок пуст. Наставьте меня на путь истинный, господин Шико!
- Ты мне говорил что-то о странствиях? - Да, говорил, я сказал, что достопочтенный отец приор отправил меня постранствовать.
- В каком направлении? - осведомился Шико.
- В любом, куда я захочу, - ответил монах.
- И ты идешь?..
- Куда глаза глядят. - Горанфло воздел руки к небу. - Уповая на милость божью! Господин Шико, не оставьте меня в беде, ссудите меня парой экю на дорогу.
- Я сделаю лучше, - сказал Шико.
- Ну-ка, ну-ка, что вы сделаете?
- Как я вам сказал, я тоже путешествую.
- Правда, вы мне это говорили.
- Ну и вот, я беру вас с собой.
Горанфло недоверчиво посмотрел на Шико, это был взгляд человека, не смеющего верить в свалившееся на него счастье.
- Но при условии, что вы будете вести себя разумно, тогда я вам позволю оставаться закоренелым греховодником. Принимаете мое предложение?
- Принимаю ли я! Принимаю ли я!.. А хватит ли у нас денег на путешествие?
- Глядите сюда, - сказал Шико, вытаскивая длинный кошелек с приятно округлившимися боками. Горанфло подпрыгнул от радости, - Сколько? - спросил он.
- Сто пятьдесят пистолей.
- И куда мы направляемся?
- Это ты увидишь, кум.
- Когда мы позавтракаем?
- Сейчас же.
- Но на чем я поеду? - с беспокойством спросил Горанфло.
- Только не па моей лошади, клянусь телом Христовым. Ты ее раздавишь.
- А тогда, - растерянно сказал Горанфло, - что же мы будем делать?
- Нет ничего проще. Ты пузат, как Силен, и такой же пьяница. Ну и, чтобы сходство было полным, я куплю тебе осла.
- Вы мой король, господин Шико; вы мое солнышко! Только выберите осла покрепче. Вы мой бог. Ну, а теперь, где мы позавтракаем?
- Здесь, смерть Христова, прямо здесь. Взгляни, что там за надпись над этой дверью, и прочти, если умеешь читать.
И в самом деле, дом, находившийся перед ними, представлял собой нечто вроде постоялого двора. Горанфло посмотрел в ту сторону, куда был направлен указующий перст Шико, и прочел:
- «Здесь: ветчина, яйца, паштет из угрей и белое вино».
Трудно описать, как преобразилось лицо Горанфло при виде этой вывески: оно разом ожило, глаза расширились, губы растянулись, обнажив двойной ряд белых и жадных зубов. В знак благодарности монах весело воздел руки к небу и, раскачиваясь всем своим грузным телом в некоем подобии ритма, затянул следующую песенку, которую можно извинить только восторженным состоянием певца:
Когда осла ты расседлал,
Когда бутылку в руки взял,
Осел на луг несется,
Вино в стаканы льется.
Но в городе и на селе
Счастливей нет монаха,
Когда монах навеселе
Пьет и пьет без страха.
Он пьет за деньги и за так,
И дом родной ему кабак.
- Отлично сказано! - воскликнул Шико. - Ну, а теперь, возлюбленный брат мой, не теряя ни минуты, пожалуйте за стол, а я тем временем пущусь на поиски осла.
Глава 28
О ТОМ, КАК БРАТ ГОРАНФЛО ПУТЕШЕСТВОВАЛ НА ОСЛЕ ПО ИМЕНИ ПАНУРГ, И КАК ВО ВРЕМЯ ЭТОГО ПУТЕШЕСТВИЯ ОН ПОСТИГ МНОГОЕ ТАКОЕ, ЧЕГО РАНЬШЕ НЕ ВЕДАЛ
Прежде чем покинуть гостеприимный кров «Рога изобилия», Шико плотно позавтракал, и только поэтому он на сей раз с таким безразличием отнесся к своему собственному желудку, о котором наш гасконец, какой бы он ни был дурак или каким бы дураком он ни притворялся, всегда проявлял не меньшую заботу, чем любой монах.
К тому же недаром говорится - великие страсти подкрепляют наши силы, а Шико обуревала поистине великая страсть.
Он привел брата Горанфло в маленький домик и усадил за стол, на котором перед монахом тут же воздвигли некое подобие башни из ветчины, яиц и бутылок с вином. Достойный брат с присущими ему рвением и обстоятельностью взялся за разрушение этой крепости.
Тем временем Шико отправился по соседним дворам на поиски осла для своего спутника. Он нашел это миролюбивое создание, предмет вожделений Горанфло, дремлющим между быком и лошадью в конюшне у одной крестьянской семьи в Со. Облюбованный Шико ослик был четырехлетком серо-бурого цвета, его довольно упитанное тело покоилось на четырех ногах, имеющих форму веретен. В те времена такой осел стоил двадцать ливров, щедрый Шико дал двадцать два и увел животное, провожаемый благословениями хозяев.
Он вернулся с победой и даже втащил живой трофей в комнату, где пировал Горанфло, уже ополовинивший паштет из угрей и опорожнивший три бутылки вина. Монах, восхищенный видом своего будущего скакуна и размягченный к тому же винными парами, предрасполагающими к нежным чувствам, расцеловал животное в обе щеки и торжественно всунул ему в рот длинную корку хлеба - лакомство, заставившее ослика зареветь от удовольствия.
- Ого! - сказал Горанфло. - У этой твари божьей чудесный голосок. Мы как-нибудь споем дуэтом. Спасибо, дружок Шико, спасибо.
И немедленно нарек осла Панургом.
Бросив взгляд на стол, Шико убедился, что с его стороны не будет тиранством, если он предложит монаху оторваться от трапезы.
И он провозгласил решительным голосом, которому Горанфло не мог противостоять:
- Поехали, куманек, в дорогу, в дорогу! В Мелоне нас ждет полдник.
Хотя Шико говорил повелительным тоном, но он сумел сдобрить свой строгий приказ щепоткой надежды, поэтому Горанфло повторил без всяких возражений;
- В Мелон! В Мелон!
И тотчас же встал из-за стола и с помощью стула вскарабкался на своего осла, у которого вместо седла была простая кожаная подушка с двумя ременными петлями, заменявшими стремена. В эти петли монах просунул свои сандалии, затем взял в правую руку поводья, левой - гордо подбоченился и выехал из ворот постоялого двора, величественный, как господь бог, сходство с которым Шико не без оснований в нем улавливал. |
|