В разделе материалов: 245
Показано материалов: 226-230 |
Страницы: « 1 2 ... 44 45 46 47 48 49 » |
|
Король восседал на стуле из черного дерева с золотыми инкрустациями, поставив босые ноги па цветочный ковер. Он держал на коленях семь или восемь маленьких щенят-спаньелей, их влажные мордочки нежно щекотали королевские ладони. Двое слуг почтительно разбирали на пряди и завивали подобранные сзади, как у женщины, волосы короля, его закрученные кверху усы, его редкую клочковатую бородку. Третий слуга осторожно накладывал на лицо его величества слой жирной розовой помады, приятной на вкус и источающей невероятно соблазнительный запах.
Генрих сидел, закрыв глаза, и с величественным и глубокомысленным видом индийского божества позволял производить над своей особой все эти манипуляции.
- Сен-Люк, - бормотал он, - где же Сен-Люк? Сен-Люк вошел. Шико взял его за руку и подвел к королю.
- Держи, - сказал он Генриху III, - вот он, твой дружок Сен-Люк. Прикажи ему помазаться или, правильнее сказать, вымазаться твоей помадой, ибо, если ты не примешь этой необходимой предосторожности, случится беда: либо тебе, пахнущему так хорошо, будет казаться, что он дурно пахнет, либо ему, который ничем не пахнет, будет казаться, что ты слишком уж благоухаешь. Ну-ка, подайте сюда гребенки и притирания, - добавил Шико, располагаясь в большом кресле напротив короля, - я тоже хочу помазаться.
- Шико! Шико! - воскликнул Генрих. - У вас очень сухая кожа, она потребует изрядного количества помады, а ее и для меня-то едва хватает; ваши волосы так жестки, что мои гребешки поломают о них все зубья.
- Моя кожа высохла в непрестанных битвах за тебя, неблагодарный король! И кудри мои жестки только потому, что ты меня постоянно огорчаешь, и от этого они все время стоят дыбом. Однако если ты отказываешь мне в помаде для щек, то есть для моей внешней оболочки, пусть будет Так, сын мой, вот все, что я могу сказать.
Генрих пожал плечами с видом человека, не расположенного развлекаться шуточками столь низкого пошиба.
- Оставьте меня в покое, - сказал он, - вы песете вздор.
Затем повернулся к Сен-Люку.
- Ну как, сын мой, прошла твоя голова? Сен-Люк поднес руку ко лбу и испустил жалобный вздох.
- Вообрази, - продолжал Генрих, - я видел Бюсси д'Амбуаза. Ай! Сударь, - воскликнул он, обращаясь к куаферу, - вы меня обожгли.
Куафер бросился на колени.
- Вы видели Бюсси д'Амбуаза? - переспросил Сен-Люк, внутренне трепеща.
- Да, - ответил король, - можешь ты понять, как эти растяпы, которые на него впятером набросились, ухитрились упустить его из рук? Я прикажу колесовать их. Ну а если бы ты был с ними, как ты думаешь, Сен-Люк?
- Государь, вероятно, и мне посчастливилось бы не больше, чем моим товарищам.
- Полно! Зачем ты так говоришь? Ставлю тысячу золотых экю, что на каждые шесть попаданий Бюсси у тебя было бы десять. Черт возьми! Надо посмотреть, как это у тебя получается. Ты все еще дерешься на шпагах, малыш?
- Ну конечно, государь.
- Я спрашиваю, часто ли ты упражняешься в фехтовании.
- Почти ежедневно, когда здоров, но когда болен я ни на что не гожусь.
- Сколько раз тебе удавалось задеть меня?
- Мы фехтовали примерно наравне, государь.
- Да, но я фехтую лучше Бюсси. Клянусь смертью Христовой, сударь, - сказал Генрих брадобрею, - вы мне оторвете ус.
Брадобреи упал на колени.
- Государь, - попросил Сен-Люк, - укажите мне лекарство от болей в сердце.
- Ешь побольше, - ответил король.
- О государь, мне кажется, вы ошибаетесь.
- Нет, уверяю тебя.
- Ты прав, Валуа, - вмешался Шико, - я и сам испытываю сильные боли не то в сердце, не то в желудке, не знаю точно где, в потому выполняю твое предписание.
Тут раздались странные звуки, словно часто-часто защелкала зубами обезьяна.
Король обернулся и взглянул па шута.
Шико, в одиночку проглотив обильный ужин, заказанный им на двоих от имени короля, весело лязгая зубами, что-то поглощал из чашки японского фарфора.
- Вот как! - воскликнул Генрих. - Черт возьми, что вы там делаете, господин Шико?
- Я принимаю помаду внутрь, - ответил Шико, - раз уж наружное употребление мне запрещено.
- Ах, предатель! - возмутился король и так резко дернул головой, что намазанный помадой палец камердинера угодил ему прямо в рот.
- Ешь, сын мой, - с важностью проговорил Шико. - Я не такой деспот, как ты; наружное или внутреннее - все равно, оба употребления я тебе разрешаю.
- Сударь, вы меня задушите, - сказал Генрих камердинеру.
Камердинер упал на колени, как это проделали до пего куафер и брадобрей.
- Пусть позовут капитана гвардейцев! - закричал Генрих. - Пусть немедленно позовут капитана.
- А зачем он тебе понадобился, твой капитан? - осведомился Шико. Он обмакнул палец в содержимое фарфоровой чашки и хладнокровно обсасывал его.
- Пусть он нанижет Шико на шпагу и приготовит из его тела, каким бы оно ни было костлявым, жаркое для моих псов.
Шико вскочил на ноги и нахлобучил шляпу задом наперед.
- Клянусь смертью Христовой! - завопил он. - Бросить Шико собакам, скормить дворянина четвероногим скотам! Добро, сын мой, пусть он только появится, твой капитан, и мы увидим.
С этими словами шут выхватил из вожен свою длинную шпагу и так потешно принялся размахивать ею перед куафером, брадобреем и камердинером, что король не мог удержаться от смеха.
- Но я голоден, - жалобно сказал он, - а этот плут один съел весь ужин.
- Ты привередник, Генрих, - ответил Шико. - Я приглашал тебя за стол, но ты не пожелал. На худой конец, тебе остался бульон. Что до меня, то я уже утолил свой голод и иду спать.
Пока шла эта словесная перепалка, появился старик Гаспар и вручил своему господину ключ от комнаты.
- И я тоже иду, - сказал Сен-Люк. - Я чувствую, что больше не могу держаться на ногах, еще немного - и я нарушу всякий этикет и в присутствии короля свалюсь в нервном припадке. Меня всего трясет.
- Держи, Сен-Люк, - сказал король, протягивая молодому человеку двух своих щенков, - возьми их с собой, непременно возьми.
- А что прикажете с ними делать?
- Положи их с собой в постель, болезнь оставит тебя и перейдет па них.
- Благодарствую, государь, - сказал Сен-Люк, водворяя щенков обратно в корзину. - Я не доверяю вашим предписаниям.
- Ночью я навещу тебя, Сен-Люк, - пообещал король.
- О, ради бога, не утруждайте себя, государь, - взмолился Сен-Люк. - Вы можете меня разбудить внезапно, а говорят, от этого случается эпилепсия.
С этими словами Сен-Люк отвесил королю поклон и вышел из комнаты. Пока дверь не закрылась, король в знак дружеского расположения усердно махал вслед ему рукой.
Шико исчез еще раньше.
Двое или трое придворных, присутствовавших при вечернем туалете короля, в свою очередь, покинули опочивальню.
Возле короля остались только слуги. Они наложили на его лицо маску из тончайшего полотна, пропитанную благовонными маслами. В маске были прорезаны отверстия для носа, глаз и рта. На лоб и уши короля почтительно натянули шелковый колпак, украшенный серебряным шитьем.
Затем короля облекли в ночную кофту из розового атласа, стеганного на вате и подбитого шелком, на руки натянули перчатки из кожи, такой мягкой, что на ощупь ее можно было принять за шерсть. Перчатки доходили до локтей, изнутри они были покрыты слоем ароматного масла, придававшего им особую эластичность, секрет которой нельзя было разгадать, не вывернув перчатки на-изнанку. |
|
- Что это за юноша? - подозрительно спросил он у Сен-Люка.
- Разве вы забыли, ваше величество? Заперев меня здесь, вы милостиво разрешили мне вызвать одного из моих пажей.
- Да, конечно, - ответил Генрих.
- Ну, я и воспользовался вашим дозволением, государь.
- Ах, вот как!
- Ваше величество раскаиваетесь в том, что даровали мне это развлечение? - осведомился Сен-Люк.
- Нет, сын мой, нет. Напротив. Забавляйся, сделай милость. Как ты себя чувствуешь?
- Государь, - сказал Сен-Люк, - меня сильно лихорадит.
- Оно и видно. У тебя все лицо пылает, мой мальчик. Пощупаем пульс, ты знаешь, ведь я кое-что смыслю в медицине.
Сен-Люк неохотно протянул руку.
- Ну, да, - сказал король, - пульс прерывистый, возбужденный.
- О государь, - простонал Сен-Люк, - я и вправду серьезно болен.
- Успокойся. Я пришлю к тебе моего придворного врача.
- Благодарствуйте, государь, я не выношу Мирона.
- Я сам буду ухаживать за тобой.
- Государь, я не допущу...
- Я прикажу постелить мне постель в твоей спальне, Сен-Люк. Мы проболтаем всю ночь, у меня накопилась уйма всякой всячины, которой я хотел бы с тобой поделиться.
- Ах! - в отчаянии воскликнул Сен-Люк. - Вы называете себя человеком, сведущим в медицине, вы называете себя моим другом и хотите мне помешать выспаться. Клянусь смертью Христовой, лекарь, у вас странная манера обращаться с вашими пациентами! Клянусь смертью Христовой, государь, вы как-то уж слишком по-своему любите своих друзей!
- Как! Ты хочешь остаться наедине со всеми твоими страданиями?
- Государь, со мной Жан, мой паж.
- Но он спит.
- Вот потому-то я и предпочитаю, чтобы за мной ухаживали слуги; по меньшей мере, они не мешают мне спать.
- Ну хоть позволь мне вместе с ним бодрствовать у твоего изголовья, клянусь, я заговорю с тобой, только если ты проснешься.
- Государь, я просыпаюсь злющий как черт, и надо очень привыкнуть ко мне, чтобы простить все глупости, которые я наболтаю перед тем, как окончательно прийти в себя.
- Ну хотя бы приди побудь при моем вечернем туалете.
- А потом мне будет дозволено вернуться к себе и лечь в постель?
- Ну само собой.
- Коли так, извольте! Но предупреждаю, я буду жалким придворным, даю вам слово. Меня уже сейчас чертовски клонит ко сну.
- Ты волен зевать, сколько тебе вздумается.
- Какой деспотизм! - сказал Сен-Люк. - Ведь в вашем распоряжении все остальные мои приятели.
- Как же, как же! В хорошеньком они состоянии. Бюсси отделал их лучше некуда. У Шомберга продырявлена ляжка, у д'Эпернона запястье разрезано, как испанский рукав. Келюс все еще не может прийти в себя после вчерашнего удара эфесом шпаги по голове и сегодняшних объятий. Остаются д'О - а он надоел мне до смерти - и Можирон, который вечно на меня ворчит. Ну, пошли, разбуди этого спящего красавца, в пусть он тебе подаст халат.
- Государь, не соблаговолит ли ваше величество покинуть меня на минуту?
- Для чего это?
- Уважение...
- Ну, какие пустяки.
- Государь, через пять минут я буду у вашего величества.
- Через пять минут, согласен. Но не более пяти минут, ты слышишь, а за эти пять минут припомни для меня какие-нибудь забавные истории, и мы постараемся посмеяться.
С этими словами король, получивший половину того, что он хотел получить, вышел, удовлетворенный тоже наполовину.
Дверь еще не успела закрыться за ним, как паж внезапно встрепенулся и одним прыжком очутился у портьеры.
- Ах, Сен-Люк, - сказал он, когда шум королевских шагов затих, - вы меня снова покидаете. Боже мой! Какое мучение! Я умираю от страха. А что, если меня обнаружат?
- Милая моя Жанна, - ответил Сен-Люк, - Гаспар, который перед вами, защитит вас от любой нескромности. - И он показал ей на старого слугу.
- Может быть, мне лучше уйти отсюда? - краснея, предложила молодая женщина.
- Если таково ваше непременное желание, Жанна, - печально проговорил Сен-Люк, - я прикажу проводить вас во дворец Монморанси, ибо только мне одному воспрещается покидать Лувр. Но если вы будете столь же добры, сколь вы прекрасны, если вы отыщете в своем сердце хоть какие-то чувства к несчастному Сен-Люку, пусть хотя бы простое расположение, вы подождете здесь несколько минут. У меня невыносимо разболится голова, нервы, внутренности, королю надоест видеть перед собой такую жалкую фигуру, и он отошлет меня в постель.
Жанна опустила глаза.
- Ну хорошо, - сказала она, - я подожду, но скажу вам, как король: не задерживайтесь.
- Жанна, моя ненаглядная Жанна, вы восхитительны. Положитесь на меня, я вернусь к вам, как только предоставится малейшая возможность. И, знаете, мне пришла в голову одна мысль, я ее хорошенько обдумаю и, когда вернусь, расскажу вам.
- О том, как выбраться отсюда?
- Надеюсь.
- Тогда идите.
- Гаспар, - сказал Сен-Люк, - не пускайте сюда никого. Через четверть часа заприте дверь на ключ и ключ принесите мне в опочивальню короля. Потом отправляйтесь во дворец Монморанси и скажите, чтобы там не беспокоились о госпоже графине, а сюда возвращайтесь только завтра утром.
Эти распоряжения, которые Гаспар выслушал с понимающей улыбкой, пообещав выполнить все в точности, вызвали на щеках Жанны новую волну яркого румянца.
Сен-Люк взял руку своей жены и запечатлел на ней нежный поцелуй, затем решительными шагами направился в комнату Генриха, который начинал уже выказывать беспокойство.
Оставшись одна, Жанна, вся дрожа от нервного напряжения, укрылась за пышными складками балдахина кровати, притаившись в уголке постели. Мечтая, волнуясь, сердясь, новобрачная машинально вертела в руках сарбакан и тщетно пыталась найти выход из нелепого положения, в которое она попала.
При входе в королевскую опочивальню Сен-Люка оглушил терпкий, сладострастный аромат, пропитавший все помещение. Ноги Генриха утопали в ворохах цветов, которым срезали стебли из боязни, как бы они - не приведи бог! - не побеспокоили нежную кожу его величества: розы, жасмин, фиалки, левкои, несмотря на холодное время года, покрывали пол, образуя мягкий, благоухающий ковер.
В комнате с низким, красиво расписанным потолком, как мы уже говорили, стояли две кровати, одна из них - особенно широкая, хотя и была плотно придвинута изголовьем к стене, занимала собой чуть ли не третью часть помещения.
На шелковом покрывале этой кровати красовались шитые золотом мифологические персонажи, они изображали историю Кенея, или Кениды, превращавшегося то в мужчину, то в женщину, и, как можно себе представить, для изображения этой метаморфозы художнику приходилось до предела напрягать свою фантазию. Балдахин из посеребренного полотна оживляли различные фигуры, вышитые шелком и золотом; ту его часть, которая, примыкая к стене, образовывала изголовье постели, украшали королевские гербы, вышитые разноцветными шелками и золотой канителью.
Окна были плотно закрыты занавесями из того же шелка, что и покрывало постели, этой же материей были обиты все кресла и диваны. С потолка, посредине комнаты, на золотой цепи свисал светильник из позолоченного серебра, в котором пылало масло, источавшее тонкий аромат. Справа у постели золотой сатир держал в руке канделябр с четырьмя зажженными свечками из розового воска. Эти ароматические свечи, по толщине не уступавшие церковным, вместе со светильником довольно хорошо освещали комнату. |
|
- Вы не отвечаете, а отмахиваетесь от ответа.
- Как бы то ни было, я повторяю: их вызвал на это Бюсси.
- Бюсси?
- Да.
- Где же?
- На балу у Сен-Люка.
- Бюсси вызвал сразу пятерых? Полноте! Бюсси - храбрец, но он не сумасшедший, - Клянусь смертью Христовой! Вам говорят - я лично был свидетелем его поведения. И потом - Бюсси еще не на такое способен. Вы тут мне его невинным агнцем расписали, а он ранил Шомберга в ляжку, д'Эпернона в руку, а Келюса чуть не уложил па месте.
- В самом деле? - приятно удивился герцог. - А вот об этом он умолчал. При первой встрече не премину его поздравить.
- А я, - сказал король, - я никого не намерен поздравлять, но я примерно накажу этого забияку.
- Тогда я, - возразил герцог, - я, на которого ваши друзья замахиваются, не только нападая на Бюсси, но и дерзая поднять руку непосредственно на мою особу, тогда я наконец узнаю, действительно ли я ваш брат и действительно ли никто во Франции, кроме вашего величества, не имеет права смотреть мне прямо в лицо и не опустить глаза, если не из почтения, то хотя бы из страха.
В эту минуту, привлеченный громкими, срывающимися на крик голосами обоих братьев, появился Бюсси в нарядном костюме из зеленого атласа с розовыми бантами.
- Государь, - сказал он, отвесив Генриху III глубокий поклон, - позвольте засвидетельствовать вам мое нижайшее почтение.
- Клянусь богом! Вот и он! - воскликнул Генрих.
- Ваше величество, мне послышалось, что вы оказали мне высокую честь, упомянув мое имя? - спросил Бюсси.
- Да, - ответил король, - рад вас видеть, ибо что бы там мне ни говорили, но ваше лицо пышет здоровьем.
- Государь, доброе кровопускание весьма освежает кожу, и поэтому нынче вечером я должен выглядеть особенно свежим.
- Ну хорошо, если на вас напали, сеньор де Бюсси, если вас покалечили, обратитесь ко мне с жалобой, и я вас рассужу.
- Позвольте, государь, - сказал Бюсси, - на меня по нападали, меня не калечили, мне не на что жаловаться.
Генрих остолбенел от изумления и уставился па герцога Анжуйского.
- А вы что мне говорили? - спросил он.
- Я сказал, что у Бюсси сквозная рана в бедре от удара шпагой.
- Это правда, Бюсси?
- Поскольку брат вашего величества так утверждает, значит, это правда. Первый принц крови не может лгать.
- И, получив удар шпагой в бедро, вы ни на кого не жалуетесь? - сказал Генрих.
- Я стал бы жаловаться, государь, только в том случае, если бы мне отрубили правую руку, чтобы я не смог отомстить сам за себя, да и тогда, - добавил неисправимый дуэлянт, - я, по всей вероятности, рассчитался бы с обидчиком левой рукой.
- Наглец, - пробормотал Генрих.
- Государь, - обратился к нему герцог Анжуйский, - вы только что толковали о правосудии. Ну что ж, окажите нам правосудие, ничего другого мы не просим. Велите учинить расследование, назначьте судей, и пусть они определят, кто устроил засаду и кто готовил убийство.
Генрих покраснел.
- Нет, - ответил он, - я и на этот раз предпочел бы не знать, кто прав, кто виноват, и объявить всем полное помилование. Я хотел бы примирить этих заклятых врагов, но, к сожалению, Шомберга и д'Эпернона раны удерживают в постели. Впрочем, господин герцог, кто из моих друзей, по-вашему, был самым неистовым? Скажите, вам это нетрудно определить, ведь, по вашим словам, они и на вас нападали.
- По-моему, Келюс, государь, - сказал герцог Анжуйский.
- Даю слово, вы правы, - сказал Келюс. - Я не прятался за чужие спины, ваше высочество тому свидетель.
- Раз так, - провозгласил Генрих, - пускай господин де Бюсси и господин де Келюс помирятся от лица всех участников.
- О! - воскликнул Келюс. - Что это значит, государь?
- Это значит: я хочу, чтобы вы обнялись с господином де Бюсси, обнялись здесь, на моих глазах, и немедленно.
Келюс нахмурился.
- В чем дело, синьор? - прогнусавил Бюсси, повернувшись к Келюсу и размахивая руками в подражание бурной жестикуляции итальянца Панталоне. - Неужели вы откажете мне в этой милости?
Выходка была столь неожиданной и Бюсси вложил в нее столько шутовского усердия, что даже король рассмеялся. Тогда Бюсси приблизился к Келюсу.
- Давай, Монсу, - сказал он, - такова воля короля. - И обвил руками шею миньона.
- Надеюсь, эта церемония нас ни к чему не обязывает? - прошептал Келюс на ухо Бюсси.
- Не волнуйтесь, - также шепотом ответил Бюсси. - Рано или поздно, но мы встретимся.
Весь красный и растрепанный, Келюс, дрожа от ярости, отпрянул назад.
Генрих нахмурил брови, но Бюсси, все еще изображая Панталоне, сделал пируэт и покинул залу совета.
Глава 6
О ТОМ, КАК СОВЕРШАЛСЯ МАЛЫЙ ВЕЧЕРНИЙ ТУАЛЕТ КОРОЛЯ ГЕНРИХА III
После этой, начавшейся трагедией и закончившейся комедией, сцены, отголоски которой, подобно эху, вылетели из Лувра и распространились по всему городу, король в великом гневе последовал в свои покои; сопровождавший его Шико назойливо осаждал своего господина просьбами об ужине.
- Я не голоден, - бросил король, перешагивая через порог своей опочивальни.
- Возможно, - ответил Шико, - но я, я взбешен до крайности, и меня мучит желание кого-то или что-то укусить, ну хотя бы зажаренную баранью ножку.
Король, сделав вид, что ничего не слышит, расстегнул свод плащ, положил его на постель, снял шляпу, приколотую к волосам длинными черными булавками, и швырнул на кресло. Затем устремился в переднюю, в которую выходила дверь из комнаты Сен-Люка, смежной с королевской опочивальней.
- Жди меня здесь, шут, - приказал он, - я вернусь.
- О, не спеши, сын мой, - сказал Шико, - не торопись. Мне бы даже хотелось, - продолжал он, прислушиваясь к удаляющимся шагам Генриха, - чтобы ты подольше там оставался и дал бы мне время подготовить тебе маленький сюрприз.
Когда шум шагов совсем затих, Шико открыл дверь в переднюю и крикнул; «Эй, кто там есть!» Подбежал слуга.
- Король изменил свое решение, - сказал Шико, - он велел подать сюда изысканный ужин на две персоны, для пего и для Сен-Люка. И советовал особое внимание обратить на вино. Теперь поторапливайтесь.
Слуга повернулся на каблуках и со всех ног помчался выполнять приказ Шико, ничуть не сомневаясь, что он исходит от самого короля.
Тем временем Генрих III, как мы уже говорили, прошел в комнату, отведенную Сен-Люку; последний, будучи предупрежден о королевском визите, лежал в постели и слушал, как читает молитвы старик слуга, последовавший за ним в Лувр и разделивший его заточение. В углу, на позолоченном кресле, опустив голову па руки, глубоким сном спал паж, приведенный Бюсси.
Одним взглядом король охватил всю эту картину. |
|
- Ах, боже мой, да; боюсь, что это все.
- Ну тогда я уже выполнил ваше поручение.
- То есть как?
- Я угадал, что с вами случилось, и уже заранее все растолковал вашей супруге.
- И что она сказала?
- Поначалу не хотела мне верить, но, - добавил Бюсси, скользнув взглядом по оконной нише, - я надеюсь, она в конце концов сдастся перед очевидностью. Итак, попросите у меня чего-нибудь другого, чего-нибудь трудного, даже невозможного, я буду счастлив выполнить любую вашу просьбу.
- Тогда, мой дорогой друг, ссудите часа на два гиппогрифа у славного рыцаря Астольфа, приведите его сюда под мое окно, я вскочу на его круп сзади вас, и вы меня отвезете к моей жене. А потом, коли вздумается, можете лететь на луну.
- Дорогой друг, - сказал Бюсси, - можно все сделать гораздо проще: я приведу гиппогрифа к вашей супруге и доставлю ее сюда, к вам.
- Сюда?
- Конечно, сюда.
- В Лувр?
- В самый Лувр. Разве это не кажется вам еще более забавным? Отвечайте!
- Смерть Христова! Безусловно.
- И вы перестанете скучать?
- Даю слово, перестану.
- Ибо здесь вы во власти смертной скуки, не правда ли? Вы мне жаловались на скуку.
- Спросите у Шико. С сегодняшнего утра он мне опостылел, и я предложил ему обменяться парочкой ударов на шпагах. Этот бездельник рассердился так уморительно, что я чуть со смеху не лопнул. Хорошо еще, я человек незлобивый, и все же если так будет продолжаться дальше, то либо я его заколю, чтобы малость порассеяться, либо он меня.
- Чума на вашу голову! Этим не шутят, вы знаете, что Шико превосходный фехтовальщик. Вы томитесь в своей тюрьме, но подумайте - в гробу вам будет еще скучнее.
- Честное слово, вот в этом я не уверен.
- Полноте, - с улыбкой сказал Бюсси. - Хотите, я оставлю вам своего пажа?
- Мне?
- Да, вам. Это прелестный мальчик.
- Спасибо, - сказал Сен-Люк, - пажи мне противны. Король предложил допустить ко мне любого моего пажа, но я отказался. Предложите вашего мальчика королю, который устраивает свой дом. Что до меня, то, когда я выберусь отсюда, я буду жить как на Зеленом празднестве в замке Шенонсо: меня будут обслуживать одни женщины, и я сам подберу для них костюмы.
- Ба! - настаивал Бюсси. - А все же попробуйте.
- Бюсси, - с досадой сказал Сен-Люк, - с вашей стороны нехорошо так издеваться надо мной.
- Ну, уступите мне, сделайте милость.
- Ни за что.
- Говорю вам, я знаю, чего вам недостает.
- Нет, нет и нет. Тысячу раз нет.
- Эй, паж! Подойдите сюда!
- Смерть Христова! - воскликнул Сен-Люк. Паж покинул свое убежище и приближался к ним, весь пунцовый от смущения.
- О! О! - прошептал Сен-Люк. Узнав Жанну в костюме пажа де Бюсси, он потерял дар речи.
- Ну как, - осведомился Бюсси, - отослать его обратно?
- Нет, истинный бог, нет! - воскликнул Сен-Люк. - Ах, Бюсси, Бюсси, клянусь вам в вечной дружбе!
- Не забывайте, Сен-Люк, что если вас и не слышат, то все же на вас смотрят.
- Ваша правда, - отозвался Сен-Люк.
И уже сделав два стремительных шага к жене, он отпрянул на три шага назад. Действительно, господин де Нанси, удивленный весьма выразительной пантомимой, которую невольно разыграл Сен-Люк, начал было прислушиваться к их разговору, но тут мысли капитана отвлек сильный шум, донесшийся из застекленной галереи.
- Ах, боже мой! - воскликнул господин де Нанси. - Видно, его величество изволит гневаться на кого-то.
- Очень похоже на это, - подхватил Бюсси, изобразив на лице испуг. - Но на кого? Неужели на герцога Анжуйского, с которым я пришел в Лувр?
Капитан поправил шпагу на бедре и двинулся к галерее, откуда, сквозь своды и стены, доносились возбужденные голоса.
- Ну, скажите, разве я не хорошо все устроил? - спросил Бюсси.
- А что там происходит? - поинтересовался Сен-Люк.
- Король и герцог Анжуйский рвут друг друга на куски. Это должно быть прелюбопытнейшее зрелище; я мчусь туда, чтобы ничего не пропустить. А вы воспользуйтесь суматохой, но только не вздумайте бежать. Все равно это бесполезно, король вас из-под земли достанет. Лучше спрячьте сего благолепного отрока, которого я вам оставляю, куда-нибудь в безопасное место. Есть у вас потайной шалаш?
- Найдется, клянусь богом, а впрочем, если бы и не нашелся, я бы его сам построил. По счастью, я прикидываюсь больным и не выхожу из спальни, - В таком случае прощайте, Сен-Люк. Сударыня, не забывайте меня в своих молитвах.
И Бюсси, как нельзя более довольный шуткой, которую ему удалось сыграть с Генрихом III, вышел из королевской передней и направил свои стопы в галерею, где король, багровый от гнева, убеждал герцога Анжуйского, белого от ярости, что главным зачинщиком событий прошлой ночи был Бюсси.
- Я вас заверяю, государь, - горячился герцог Анжуйский, - д'Эпернон, Шомберг, д'О, Можирон и Келюс подкарауливали его у Турнельского дворца.
- Кто вам это сказал?
- Я их сам видел, государь. Собственными глазами видел.
- В кромешной тьме, не правда ли? Ночью было темно, как в печке.
- Ну я распознал их не по лицам.
- А тогда почему же вы их распознали? По спинам, что ли?
- Нет, государь, по голосам.
- Они с вами говорили?
- Если бы только говорили! Они меня приняли за Бюсси и напали на меня.
- На вас?
- Да, на меня.
- А что за нелегкая вас понесла к Сент-Антуанским воротам?
- Какое это имеет значение?
- Хочу знать, и все тут. Нынче у меня разыгралось любопытство.
- Я шел к Манасесу.
- К Манасесу, к еврею!
- А вы-то небось навещаете Руджиери, отравителя.
- Я волен навещать кого вздумается. Я - король. |
|
- Ждите меня здесь, - сказал он Жанне.
- Ах, боже мой, вы меня бросаете одну! - всполошилась молодая женщина.
- Так надо, - ответил Бюсси. - Я должен разведать дорогу и подготовить ваш выход на сцену.
Глава 5
О ТОМ, ЧТО ПРЕДПРИНЯЛА БЫВШАЯ ДЕВИЦА ДЕ БРИССАК, НЫНЕ ГОСПОЖА ДЕ СЕН-ЛЮК, ДАБЫ ПРОВЕСТИ СВОЮ ВТОРУЮ БРАЧНУЮ НОЧЬ НЕ ТАК, КАК ОНА ПРОВЕЛА ПЕРВУЮ
Бюсси направился в столь любимую некогда Карлом IX оружейную палату, после нового распределения луврских покоев ставшую опочивальней короля Генриха III, который украсил комнату по своему вкусу. Карл IX, король-охотник, король-кузнец, король-поэт, собрал в ней оленьи рога, аркебузы, манускрипты, книги и ручные тиски. Генрих III велел установить два ложа из шелка и бархата и развесить по стенам фривольные картинки, реликвии, освященные папой скапулеры, мешочки с ароматическими веществами, привезенные с Востока, и коллекцию превосходных фехтовальных рапир.
Бюсси знал, что Франсуа испросил у своего брата аудиенцию в галерее, а значит, короля в опочивальне нет; ему также было известно, что смежная с опочивальней комната, которую прежде занимала кормилица короля Карла IX, теперь отведена под спальню очередного королевского фаворита. А так как Генрих III отличался непостоянством в своих привязанностях, то в этом помещении побывали в последовательном порядке Сен-Мегрен, Можирон, д'О, д'Эпернон, Келюс и Шомберг. По предположению Бюсси, сейчас там должен был обитать Сен-Люк, к которому, как мы уже видели, король воспылал нежностью столь сильной, что даже решился похитить своего любимчика у его законной супруги.
Генрих III был странным созданием, он сочетал в себе поверхностность и глубокомыслие, трусость и отвагу. Всегда скучающий, всегда возбужденный, всегда мечтательный, он вечно искал развлечений: днем любил шум, движение, игры, физические упражнения, шутовство, маскарады, интриги, ночью ему нужны были яркий свет, болтовня, молитвы или оргии. Генрих являл собой, быть может, единственный образчик такого человеческого типа в нашем современном мире. Этому античному гермафродиту следовало родиться в одном из городов Востока, среди немых рабов, евнухов, янычаров, философов и софистов, тогда его царствование ознаменовало бы некую промежуточную эпоху между Нероном и Гелиогабалом, время утонченного разврата и неведомых доселе безумств.
Итак, Бюсси, заподозрив, что Сен-Люка держат в бывшей комнате кормилицы, постучал в двери передней, общей для этой комнаты и для королевской опочивальни.
Капитан гвардейцев отворил ему.
- Господин де Бюсси! - удивленно воскликнул он.
- Да, он самый, любезный господин де Нанси. Я послан от короля к господину де Сен-Люку.
- Прекрасно, - ответил офицер. - Известите господина де Сен-Люка, что к нему пришли от короля, Через оставшуюся полуотворенной дверь Бюсси бросил взгляд своему пажу.
Затем, снова повернувшись к господину де Нанси, спросил:
- Что он там делает, бедняга Сен-Люк?
- Играет в карты с Шико в ожидании короля, который сейчас дает аудиенцию герцогу Анжуйскому по просьбе его высочества.
- Не позволите ли вы моему пажу обождать меня здесь? - спросил Бюсси у начальника караула.
- А почему бы нет? - ответил капитан.
- Входите, Жан, - обратился Бюсси к молодой женщине.
И показал рукой на оконную нишу, куда Жанна и поспешила укрыться.
Едва она успела забиться в нишу, как появился Сен-Люк. Господин де Нанси деликатно отошел на расстояние, не позволявшее ему слышать разговор, - Чего еще хочет от меня король? - насупившись, спросил Сен-Люк. - Ах, это вы, господин де Бюсси?
- Собственной персоной, милейший Сен-Люк, и прежде всего... - тут Бюсси понизил голос, - прежде всего благодарю за услугу, которую вы мне оказали.
- Ах, - сказал Сен-Люк, - право, не стоит благодарности. Мне было не по себе при мысли, что такого храбреца зарежут, словно кабана. Но ведь я полагал, вы уже на том свете.
- Меня чуть-чуть туда не отправили; однако надо сказать, что в таких делах «чуть-чуть» имеет большое значение.
- А как вам удалось уцелеть?
- С Шомбергом и д'Эперноном я расквитался прелестным ударом шпаги и, по моему разумению, вернул им долг с лихвой. Ну а Келюс должен благодарить кости своего черепа. У него оказался самый крепкий череп из всех, которым до сих пор доводилось подвернуться мне под руку.
- Ах, расскажите мне, пожалуйста, все во всех подробностях. Это меня развлечет, - сказал Сен-Люк, зевая с риском вывихнуть себе челюсть.
- К сожалению, сейчас у меня нет времени, мой дорогой Сен-Люк. К тому же я пришел сюда совсем по другому делу. Вы здесь очень скучаете, не правда ли?
- По-королевски, этим все сказано.
- Вот и отлично, я пришел подразвлечь вас. Черт побери! Услуга за услугу.
- Вы правы, услуга, которую вы мне оказываете, никак не меньше той, что вам оказал я. От скуки умирают так же хорошо, как и от шпаги; тянется это подольше, но зато выходит вернее.
- Бедный граф! - посочувствовал Бюсси. - Я вижу, вы здесь па положении узника.
- И самого настоящего. Король полагает, что его может развлечь только такой весельчак, как я. Король слишком добр, так как со вчерашнего дня я скорчил ему больше гримас, чем его обезьяна, и наговорил больше дерзостей, чем его шут.
- Ну что ж, посмотрим. Может быть, настал и мой черед вам услужить? Что бы вы хотели?
- Конечно, - сказал Сен-Люк, - вы могли бы посетить мой дом или, точнее говоря, дом маршала де Бриссака и успокоить бедную малютку, несомненно она в большой тревоге, и мое поведение кажется ей весьма и весьма подозрительным.
- И что ей сказать?
- Э, проклятие! Опишите ей все, что вы видели, скажите, что я узник, запертый в четырех стенах, и общаться со мной можно только через окошечко, что со вчерашнего дня король неустанно твердит мне о дружбе, как Цицерон, который о ней писал, и о добродетели, как Сократ, а кстати сказать, Сократ и на самом деле был добродетельным.
- И что вы ему на это отвечаете? - смеясь, спросил Бюсси.
- Смерть Христова! Я ему отвечаю, что, если говорить о дружбе, я неблагодарная свинья, а что касается добродетели, то я убежденный распутник, но все напрасно - король, тяжко вздыхая, упорно продолжает бубнить свое: «Ах, Сен-Люк, неужели дружба - всего лишь призрак? Ах, Сен-Люк, неужели добродетель - всего лишь пустой звук?» Впрочем, надо отдать ему справедливость, раз сказав все это по-французски, он тут же все повторяет уже по-латыни, а затем произносит в третий раз по-гречески.
При этом выпаде паж, на которого Сен-Люк не обращал никакого внимания, рассмеялся.
- А что вы хотите, мой друг? Он пытается вас растрогать. Bis repetita placent <Повторять дважды хорошо (лат.)> и тем более ter <Трижды (лат.)>. И это все, чем я могу вам служить? |
|