В категории материалов: 254
Показано материалов: 156-160 |
Страницы: « 1 2 ... 30 31 32 33 34 ... 50 51 » |
|
– Разрешите мне сказать вам, дорогой виконт, что вы плохой дипломат.
– Да я и не стремлюсь быть дипломатом, – возразил, вставая, Альбер. Я
требую опровержения этой заметки, и я его добьюсь. Вы мой друг, –
продолжал Альбер сквозь зубы, видя, что Бошан надменно поднял голову, –
и, надеюсь, вы достаточно меня знаете, чтобы понять мою настойчивость.
– Я ваш друг, Морсер. Но я могу забыть об этом, если вы будете и дальше
разговаривать в таком тоне… Но не будем ссориться, пока это возможно…
Вы взволнованы, раздражены… Скажите, кем вам доводится этот Фернан?
– Это мой отец, – сказал Альбер. – Фернан Мондего, граф де Морсер,
старый воин, участник двадцати сражений, и его благородное имя хотят
забросать грязью.
– Ваш отец? – сказал Бошан. – Это другое дело, я понимаю ваше возмущение, дорогой Альбер… Прочтём ещё раз…
И он снова перечитал заметку, на этот раз взвешивая каждое слово.
– Но где же тут сказано, что этот Фернан – ваш отец? – спросил Бошан.
– Нигде, я знаю; но другие это увидят. Вот почему я и требую опровержения этой заметки.
При слове требую Бошан поднял глаза на Альбера и, сразу же опустив их, на минуту задумался.
– Вы дадите опровержение? – с возрастающим гневом, но всё ещё сдерживаясь, повторил Альбер.
– Да, – сказал Бошан.
– Ну, слава богу! – сказал Альбер.
– Но лишь после того, как удостоверюсь, что сообщение ложное.
– Как!
– Да, это дело стоит того, чтобы его расследовать, и я это сделаю.
– Но что же тут расследовать, сударь? – сказал Альбер, выходя из себя –
Если вы не верите, что речь идёт о моём отце, скажите прямо; если же вы
думаете, что речь идёт о нём, я требую удовлетворения.
Бошан взглянул на Альбера с присущей ему улыбкой, которой он умел выражать любое чувство.
– Сударь, раз уж вам угодно пользоваться этим обращением, – возразил
он, – если вы пришли требовать удовлетворения, то с этого следовало
начать, а не говорить со мной о дружбе и о других пустяках, которые я
терпеливо выслушиваю уже полчаса. Вам угодно, чтобы мы с вами стали на
этот путь?
– Да, если вы не опровергнете эту гнусную клевету.
– Одну минуту! Попрошу вас без угроз, господин Фернан де Мондего виконт
де Морсер, – я не терплю их ни от врагов, ни тем более от друзей. Итак,
вы хотите, чтобы я опроверг заметку о полковнике Фернане, заметку, к
которой я, даю вам слово, совершенно непричастен.
– Да, я этого требую! – сказал Альбер, теряя самообладание.
– Иначе дуэль? – продолжал Бошан всё так же спокойно.
– Да! – заявил Альбер, повысив голос.
– Ну, так вот мой ответ, милостивый государь, – сказал Бошан, – эту
заметку поместил не я, я ничего о ней не знал. Но вы привлекли к ней
моё внимание, она меня заинтересовала. Поэтому она останется в
неприкосновенности, пока не будет опровергнута или же подтверждена
теми, кому ведать надлежит.
– Итак, милостивый государь, – сказал Альбер, вставая, – я буду иметь
честь прислать вам моих секундантов; вы с ними условитесь о месте и
выборе оружия.
– Превосходно, милостивый государь.
– И сегодня вечером, если вам угодно, или, самое позднее, завтра мы встретимся.
– Нет, нет! Я явлюсь на поединок, когда наступит для этого время, а по
моему мнению (я имею право выражать своё мнение, потому что вы меня
вызвали), время ещё не настало. Я знаю, что вы отлично владеете шпагой,
я владею ею сносно; я знаю, что вы из шести три раза попадаете в цель,
я – приблизительно так же, я знаю, что дуэль между нами будет серьёзным
делом, потому что вы храбры, и я… не менее. Поэтому я не желаю убивать
вас или быть убитым вами без достаточных оснований. Теперь я сам, в
свою очередь, поставлю вопрос, и ка-те-го-ри-чески. Настаиваете ли вы
на этом опровержении так решительно, что готовы убить меня, если я его
не помещу, несмотря на то, что я вам уже сказал, и повторяю и заверяю
вас своей честью: я ничего об этой заметке не знал, и никому, кроме
такого чудака, как вы, никогда и в голову не придёт, что под именем
Фернана может подразумеваться граф де Морсер?
– Я безусловно на этом настаиваю.
– Ну что ж, милостивый государь, я даю своё согласие на то, чтобы мы
перерезали друг другу горло, но я требую три недели сроку. Через три
недели я вам скажу либо «Это ложная заметка» и возьму её обратно, либо:
«Это правда», и мы вынем шпаги из ножен или пистолеты из ящика, по
вашему выбору.
– Три недели! – воскликнул Альбер – Но ведь это – три вечности бесчестия для меня!
– Если бы мы оставались друзьями, я бы сказал вам: терпение, друг, вы
стали моим врагом, и я говорю вам: а мне что за дело, милостивый
государь?
– Хорошо, через три недели, – сказал Альбер – Но помните, через три
недели уже не будет никаких отсрочек, никаких отговорок, которые могли
бы вас избавить.
– Господин Альбер де Морсер, – сказал Бошан, в свою очередь вставая, –
я не имею права выбросить вас в окно раньше, чем через три недели, а вы
не имеете права заколоть меня раньше этого времени. Сегодня у нас
двадцать девятое августа, следовательно, до двадцать первого сентября.
А пока, поверьте – и это совет джентльмена, – лучше нам не кидаться
друг на друга, как две цепные собаки.
И Бошан, сдержанно поклонившись Альберу, повернулся к нему спиной и прошёл в типографию.
Альбер отвёл душу на кипе газет, которую он раскидал яростными ударами
трости, после чего он удалился, не преминув несколько раз оглянуться в
сторону типографии.
Когда Альбер, отхлестав ни в чём не повинную печатную бумагу, проезжал
бульвар, яростно колотя тростью по передку своего кабриолета, он
заметил Морреля, который, высоко вскинув голову, блестя глазами, бодрой
походкой шёл мимо Китайских бань, направляясь к церкви Мадлен.
– Вот счастливый человек! – сказал Альбер со вздохом.
На этот раз он не ошибся.
|
|
– До свидания, виконт.
Альбер взял шляпу и вышел.
У ворот его дожидался кабриолет; стараясь сдержать свой гнев, Альбер поехал к Бошану; Бошан был в редакции.
Альбер поехал в редакцию.
Бошан сидел в тёмном, пыльном кабинете, какими всегда были и будут редакционные помещения.
Ему доложили о приходе Альбера де Морсер. Он заставил повторить это имя два раза; затем, всё ещё не веря, крикнул:
– Войдите!
Альбер вошёл.
Бошан ахнул от удивления, увидев своего друга.
Альбер шагал через кипы бумаги, неловко пробираясь между газетами всех размеров, которые усеивали крашеный пол кабинета.
– Сюда, сюда, дорогой, – сказал он, протягивая руку Альберу, – каким ветром вас занесло? Вы заблудились, как Мальчик-с-пальчик, или просто хотите со мной позавтракать? Поищите себе стул; вон там стоит один, рядом с геранью, она одна напоминает мне о том, что лист может быть не только газетным.
– Как раз из-за вашей газеты я и приехал, – сказал Альбер.
– Вы? А в чём дело?
– Я требую опровержения.
– Опровержения? По какому поводу? Да садитесь же!
– Благодарю вас, – сдержанно ответил Альбер с лёгким поклоном.
– Объясните?
– Я хочу, чтобы вы опровергли одно сообщение, которое затрагивает честь члена моей семьи.
– Да что вы! – сказал Бошан, донельзя изумлённый. – Какое сообщение?
Этого не может быть.
– Сообщение, которое вы получили из Янины.
– Из Янины?
– Да. Разве вы не понимаете, о чём я говорю?
– Честное слово… Батист, дайте вчерашнюю газету! – крикнул Бошан.
– Не надо, у меня есть.
Бошан прочёл:
– «Нам пишут из Янины» – и т. д. и т. д.
– Теперь вы понимаете, что дело серьёзное, – сказал Морсер, когда Бошан дочитал заметку.
– А этот офицер ваш родственник? – спросил журналист.
– Да, – ответил, краснея, Альбер.
– Что же вы хотите, чтобы я для вас сделал? – кротко сказал Бошан.
– Я бы хотел, Бошан, чтобы вы поместили опровержение.
Бошан посмотрел на Альбера внимательно и дружелюбно.
– Давайте поговорим, – сказал он, – ведь опровержение – это очень серьёзная вещь. Садитесь, я ещё раз прочту заметку.
Альбер сел, и Бошан с большим вниманием, чем в первый раз, прочёл строчки, вызвавшие гнев его друга.
– Вы сами видите, – сказал твёрдо, даже резко, Альбер, – в вашей газете оскорбили члена моей семьи, и я требую опровержения.
– Вы… требуете…
– Да, требую.
|
|
– А вы намерены его исправить?
– Да, в том, что касается меня.
– Я не знал, что вы такой ригорист!
– Так уж я создан.
– И вы никогда не слушаетесь добрых советов?
– Нет, слушаюсь, если они исходят от друга.
– Меня вы считаете своим другом?
– Да.
– Тогда раньше, чем посылать секундантов к Бошану, наведите справки.
– У кого?
– Хотя бы у Гайде.
– Вмешивать в это женщину? Что она может сказать мне?
– Заверить вас, скажем, что ваш отец не повинен в поражении и смерти её отца или дать вам нужные разъяснения, если бы вдруг оказалось, что ваш отец имел несчастье…
– Я уже вам сказал, дорогой граф, что не могу допустить подобного предположения.
– Значит, вы отказываетесь прибегнуть к этому способу?
– Отказываюсь.
– Решительно?
– Решительно!
– В таком случае последний вам совет.
– Хорошо, но только последний.
– Или вы его не желаете?
– Напротив, я прошу.
– Не посылайте к Бошану секундантов.
– Почему?
– Пойдите к нему сами.
– Это против всех правил.
– Ваше дело не такое, как все.
– А почему вы считаете, что мне следует отправиться к нему лично?
– Потому что в этом случае всё останется между вами и Бошаном.
– Я вас не понимаю.
– Это очень ясно: если Бошан будет склонён взять свои слова обратно, вы дадите ему возможность сделать это по доброй воле и в результате всё-таки добьётесь опровержения. Если же он откажется, вы всегда успеете посвятить в вашу тайну двух посторонних.
– Не посторонних, а друзей.
– Сегодняшние друзья – завтрашние враги.
– Бросьте!
– А Бошан?
– Итак…
– Итак, будьте осторожны.
– Значит, вы считаете, что я должен сам пойти к Бошану?
– Да.
– Один?
– Один. Если хочешь, чтобы человек поступился своим самолюбием, надо оградить это самолюбие от излишних уколов.
– Пожалуй, вы правы.
– Я очень рад.
– Я поеду один.
– Поезжайте; но ещё лучше – не ездите вовсе.
– Это невозможно.
– Как знаете, всё же это лучше того, что вы хотели сделать.
– Но если несмотря на всю осторожность, на все принятые мною меры дуэль всё-таки состоится, вы будете моим секундантом?
– Дорогой виконт, – серьёзно сказал Монте-Кристо, – однажды вы имели случай убедиться в моей готовности оказать вам услугу, но сейчас вы просите невозможного.
– Почему?
– Быть может, когда-нибудь узнаете.
– А до тех пор?
– Я прошу вашего разрешения сохранить это в тайне.
– Хорошо. Я попрошу Франца и Шато-Рено.
– Отлично, попросите Франца и Шато-Рено.
– Но если я буду драться, вы не откажетесь дать мне урок фехтования или стрельбы из пистолета?
– Нет, и это невозможно.
– Какой вы странный человек! Значит, вы не желаете ни во что вмешиваться?
– Ни во что.
– В таком случае не будем об этом говорить. До свидания, граф.
|
|
– Вчера вечером в его газете… Да вот прочтите.
Альбер протянул Монте-Кристо газету, и тот прочёл:
«Нам пишут из Янины.
До нашего сведения дошёл факт, никому до сих пор не известный или, во всяком случае, никем не оглашённый: крепости, защищавшие город, были выданы туркам одним французским офицером, которому визирь Али-Тебелин вполне доверился и которого звали Фернан».
– Ну и что же? – спросил Монте-Кристо. – Что вы нашли в этом оскорбительного для себя?
– Как, что я нашёл?
– Какое вам дело до того, что крепости Янины были выданы офицером по имени Фернан?
– А такое, что моего отца, графа де Морсер, зовут Фернан.
– И ваш отец был на службе у Али-паши?
– То есть он сражался за независимость Греции: вот в чём заключается клевета.
– Послушайте, дорогой виконт, поговорим здраво.
– Извольте.
– Скажите мне, кто во Франции знает, что офицер Фернан и граф де Морсер одно и то же лицо, и кого сейчас интересует Янина, которая была взята, если не ошибаюсь, в тысяча восемьсот двадцать втором или тысяча восемьсот двадцать третьем году?
– Вот это и подло; столько времени молчали, а теперь вспоминают о давно минувших событиях, чтобы вызвать скандал и опорочить человека, занимающего высокое положение. Я наследник отцовского имени и не желаю, чтобы на него падала даже тень подозрения. Я пошлю секундантов к Бошану, в газете которого напечатана эта заметка, и он опровергнет её.
– Бошан ничего не опровергнет.
– В таком случае мы будем драться.
– Нет, вы не будете драться, потому что он вам ответит, что в греческой армии могло быть полсотни офицеров по имени Фернан.
– Всё равно, мы будем драться. Я этого так не оставлю… Мой отец такой благородный воин, такое славное имя…
– А если он напишет: «Мы имеем основания считать, что этот Фернан не имеет ничего общего с графом де Морсер, которого также зовут Фернан»?
– Мне нужно настоящее, полное опровержение; таким я не удовлетворюсь!
– И вы пошлёте ему секундантов?
– Да.
– Напрасно.
– Иными словами, вы не хотите оказать мне услугу, о которой я вас прошу?
– Вы же знаете мои взгляды на дуэль; я вам уже высказывал их в Риме, помните?
– Однако, дорогой граф, не далее как сегодня я застал вас за упражнением, которое плохо вяжется с вашими взглядами.
– Дорогой друг, никогда не следует быть исключением. Если живёшь среди сумасшедших, надо и самому научиться быть безумным; каждую минуту может встретиться какой-нибудь сумасброд, у которого будет столько же оснований ссориться со мной, как у вас с Бошаном, и из-за невесть какой нелепости он вызовет меня, или пошлёт мне секундантов, или оскорбит меня публично; такого сумасброда мне поневоле придётся убить.
– Стало быть, вы допускаете для себя возможность дуэли?
– Ещё бы!
– Тогда почему же вы хотите, чтобы я не дрался?
– Я вовсе не говорю, что вам не следует драться; я говорю только, что дуэль – дело серьёзное и требует размышления.
– А Бошан размышлял, когда оскорбил моего отца?
– Если нет и если он признает это, вам не следует на него сердиться.
– Дорогой граф, вы слишком снисходительны!
– А вы слишком строги. Предположим… вы слышите: предположим… Только не вздумайте сердиться на то, что я вам скажу.
– Я слушаю вас.
– Предположим, что приведённый факт имел место….
– Сын не может допустить предположения, которое затрагивает честь отца.
– В наше время многое допускается.
– Этим и плохо наше время. |
|
– Почему, Филипп? – спросил Альбер; он был завсегдатаем тира, и неожиданное препятствие удивило его.
– Потому что то лицо, которое сейчас упражняется, абонирует весь тир для себя одного и никогда не стреляет при других.
– И даже при вас, Филипп?
– Вы видите, сударь, я стою здесь.
– А кто заряжает пистолеты?
– Его слуга.
– Нубиец?
– Негр.
– Так и есть.
– Вы знаете этого господина?
– Я пришёл за ним; это мой друг.
– В таком случае другое дело. Я скажу ему.
И Филипп, подстрекаемый любопытством, прошёл в тир. Через секунду на пороге появился Монте-Кристо.
– Простите, дорогой граф, что я врываюсь к вам сюда, – сказал Альбер.
– Но прежде всего должен вам сказать, что ваши слуги не виноваты: это я сам так настойчив. Я был у вас, мне сказали, что вы отправились на прогулку, но к десяти часам вернётесь завтракать. Я тоже решил до десяти погулять и случайно увидал ваш экипаж.
– Из этого я с удовольствием заключаю, что вы приехали позавтракать со мной.
– Благодарю, мне сейчас не до завтрака; быть может, позже мы и позавтракаем, но только в несколько неприятной компании!
– Что такое, не понимаю?
– Дорогой граф, у меня сегодня дуэль.
– У вас? А зачем?
– Да чтобы драться, конечно!
– Я понимаю, но ради чего? Драться можно по многим поводам.
– Затронута моя честь.
– Это дело серьёзное.
– Настолько серьёзное, что я приехал к вам просить об одной услуге.
– О какой?
– Быть моим секундантом.
– Дело нешуточное; не будем говорить об этом здесь, поедем ко мне. Али, подай мне воды.
Граф засучил рукава и прошёл в маленькую комнатку, где посетители тира обычно мыли руки.
– Войдите, виконт, – шёпотом сказал Филипп, – вам будет любопытно взглянуть.
Морсер вошёл. На прицельной доске вместо мишени были наклеены игральные карты. Издали Морсеру показалось, что там вся колода, кроме фигур, – от туза до десятки.
– Вы играли в пикет? – спросил Альбер.
– Нет, – отвечал граф, – я составлял колоду.
– Колоду?
– Да. Видите, это тузы и двойки, но мои пули сделали из них тройки, пятёрки, семёрки, восьмёрки, девятки и десятки.
Альбер подошёл ближе.
В самом деле, по совершенно прямой линии и на совершенно точном расстоянии пули заменили собой отсутствующие знаки и пробили картон в тех местах, где эти знаки должны были быть отпечатаны.
Подходя к доске, Альбер, кроме того, подобрал трех ласточек, которые имели неосторожность пролететь на пистолетный выстрел от графа.
– Чёрт возьми! – воскликнул он.
– Что поделаешь, дорогой виконт, – сказал Монте-Кристо, вытирая руки полотенцем, которое ему подал Али, – надо же чем-нибудь заполнить свой досуг. Но идёмте, я вас жду.
Они сели в карету Монте-Кристо, которая в несколько минут доставила их к воротам дома № 30.
Монте-Кристо провёл Морсера в свой кабинет и указал ему на кресло.
Оба сели.
– Теперь поговорим спокойно, – сказал граф.
– Вы видите, что я совершенно спокоен.
– С кем вы собираетесь драться?
– С Бошаном.
– С вашим другом?
– Дерутся всегда с друзьями.
– Но для этого нужна причина.
– Причина есть.
– Что он сделал?
|
|