В разделе материалов: 380
Показано материалов: 176-180 |
Страницы: « 1 2 ... 34 35 36 37 38 ... 75 76 » |
|
Герцог нахмурился: сравнение было оскорбительным.
- Ваше величество обладает достаточно твердым и хорошим характером, чтобы не впутывать в государственные дела то, что вы изволите называть семейными делами.
- Шуазель, я должен вам об этом рассказать: это ужасно забавно. Знаете ли вы, что там вас очень боятся?
- - Это означает, что меня ненавидят, сир.
- Если угодно, да. Так вот эта сумасбродная графиня поставила меня перед выбором: отправить ее в Бастилию или поблагодарить вас за ваши услуги.
- Так что же, сир?
- Признайтесь, герцог, что было бы обидно пропустить зрелище, которое Версаль представлял собою сегодня утром. Я еще со вчерашнего дня забавляюсь, наблюдая за тем, как по дорогам мчатся гонцы, как вытягиваются лица... Третья королевская шлюха со вчерашнего дня - королева Франции. Это презабавно!
- Но каков конец, сир?
- Конец, дорогой мой герцог, будет все тот же, - отвечал Людовик XV, снова становясь серьезным. - Вы меня знаете: я делаю вид, что сдаюсь, но никогда не уступаю. Пусть женщины делят медовый пряник, который я им время от времени подбрасываю, что когда-то проделывали с Цербером. А мы будем жить спокойно, дружно, всегда вместе. И раз уж мы взялись выяснять отношения, прошу вас иметь в виду: какие бы слухи ни ходили, какое бы письмо я ни написал.., непременно приезжайте в Версаль... Пока я говорю с вами так, как теперь, герцог, мы будем добрыми друзьями.
Король протянул министру руку, тот поклонился, не выказывая ни признательности, ни обиды.
- А теперь примемся за дело, если ничего не имеете против, дорогой герцог.
- Я к услугам вашего величества, - сказал Шуазель, раскрывая портфель.
- Для начала - несколько слов о фейерверке.
- Это было большое бедствие, сир.
- По чьей вине?
- По вине судьи Биньона.
- Много было крику?
- Да, много.
- Так надо было, может быть, отстранить от должности Биньона.
- Одного из членов Парламента едва не раздавили в толпе, поэтому Парламент принял это дело близко к сердцу. Однако генеральный адвокат Сегье произнес блистательную речь и доказал, что причина этого несчастья - роковое стечение обстоятельств. Ему долго аплодировали, и теперь дело улажено.
- Тем лучше! Перейдем к Парламенту, герцог... Вот в чем нас упрекают!..
- Меня, сир, упрекают в том, что я поддержал д'Эгийона, а не де ла Шалоте, но кто меня упрекает? Те самые люди, которые радостно распространили слухи о письме вашего величества. Вы только подумайте, сир: д'Эгийон превысил свои полномочия в Англии; иезуиты действительно были изгнаны; де ла Шалоте был прав; ваше величество сами открыто признали невиновность генерального прокурора. Нельзя так просто опровергать слова короля! В присутствии его министра - куда ни шло, но только не всенародно!
- А пока Парламент считает себя сильным...
- Он в самом деле силен. Еще бы! Членов Парламента бранят, сажают в тюрьму, оскорбляют, объявляют невиновными - еще бы им не быть сильными! Я не обвинял д'Эгийона в том, что он начал дело ла Шалоте, но я никогда не прощу ему того, что он оказался не прав.
- Герцог! Герцог! Зло восторжествовало. Давайте подумаем, как облегчить положение... Как обуздать этик наглецов?..
- Как только прекратятся интриги канцлера, как только д'Эгийон лишится поддержки, волнение Парламента уляжется само собой.
- Но ведь это означало бы, что я уступил, герцог!
- Разве вас, ваше величество, представляет д'Эгийон.., а не я?
Довод был убедительный, и король это понял.
- Вам известно, - сказал он, - что я не люблю вызывать неудовольствие у своих слуг, даже если они допустили оплошность... Однако оставим это дело, хотя оно меня и огорчает: время покажет, кто был прав... Поговорим теперь о внешней политике... Говорят, я собираюсь воевать?
- Сир, если бы вам и пришлось воевать, это была бы война справедливая и необходимая.
- С англичанами... Дьявольщина!
- Уж не боится ли ваше величество англичан?
- На море...
- Будьте покойны, ваше величество: герцог де Праслен, мой кузен и ваш морской министр, вам подтвердит, что располагает шестидесятые четырьмя кораблями, не считая тех, которые строятся на верфях, и строительных материалов еще на дюжину, их можно построить за год... Наконец, пятьдесят фрегатов первого класса, что весьма внушительно для войны на море. А для сухопутной войны мы подготовлены еще лучше, у нас есть Фонтенуа.
- Очень хорошо. Но чего ради я должен воевать с англичанами, дорогой герцог? Правительство аббата Дюбуа было гораздо менее удачным, нежели ваше, однако ему всегда удавалось избегать войны с Англией.
- Еще бы, сир! Аббат Дюбуа получал от англичан шесть тысяч ливров в месяц. - Герцог!..
- У меня есть тому доказательство, сир.
- Пусть так. Однако в чем вы видите причину войны?
- Англия хочет захватить всю Индию: я был вынужден отдать вашим офицерам самые строгие, самые жесткие приказания. Первая же стычка там повлечет за собой протест Англии. Я твердо убежден, что мы его не примем. Необходимо заставить уважать правительство вашего величества силой, как когда-то его уважали благодаря подкупу.
- Не будем горячиться. Кто знает, что там будет, в этой Индии? Это так далеко!
Герцог с досады стал кусать себе губы.
- Есть еще более вероятный casus belli <Повод к войне (лат.)> для нас, сир, - заметил он.
- Что еще?
- Испанцы претендуют на право владения Малуинскими и Фолклендскими островами... Порт Эгмон незаконно был захвачен англичанами, и испанцы выгнали их; отсюда - ярость Англии: она предупреждает испанцев, что готова пойти на крайние меры, если ее требования не будут удовлетворены.
- Ну, раз испанцы не правы, дайте им возможность объясниться.
- Сир, а семейный пакт? Зачем вы настаивали на подписании этого пакта? Ведь он тесно связывает всех европейских Бурбонов и объединяет их против Англии.
Король опустил голову.
- Не беспокойтесь, сир, - продолжал Шуазель, - у вас великолепная армия, внушительные морские силы, у вас есть деньги, наконец. Я сумею добыть денег так, чтобы не возмущать народ. Если нам придется воевать, война принесет славу вашему величеству, и я предполагаю такое расширение территории, для которого найдется и повод, и объяснение. |
|
- Я вас слушаю, - сказал он.
- Одну минуту. Обращаю ваше внимание на то, сир, что я готова была уехать и ни о чем не просила.
- Я обратил на это внимание.
- Но раз я остаюсь, я кое о чем попрошу.
- О чем же? Остается только узнать.
- Да вы и так отлично знаете!
- Отставки господина де Шуазеля?
- Совершенно верно.
- Это невозможно, графиня.
- Лошадей!
- Вот упрямая!
- Подпишите приказ о заточении меня в Бастилию или указ об отставке министра.
- Может быть, стоит поискать золотую середину? - спросил король.
- Спасибо за ваше великодушие, сир. Кажется, я все-таки уеду.
- Графиня! Вы - настоящая женщина!
- К счастью, да.
- И вы говорите о политике, как женщина, строптивая и разгневанная. У меня нет оснований давать отставку де Шуазелю.
- Я понимаю: он - кумир вашего Парламента, он же и поддерживает его членов, когда они восстают против вас.
- Нужен же в конце концов повод!
- Повод нужен слабому человеку.
- Графиня! Де Шуазель - честный человек, а честные люди - редкость.
- Этот честный человек продает вас англичанам, которые отнимают у вас последнее золото.
- Вы преувеличиваете, графиня.
- Совсем немного.
- О Господи! - вскричал раздосадованный Людовик XV.
- До чего же я глупа! - воскликнула графиня. - Какое мне дело до Парламента, до Шуазелей, до его кабинета министров! Какое мне дело до короля - ведь я его крайнее средство!
- Опять вы за свое!
- Как всегда, сир!
- Графиня! Я прошу у вас два часа на размышление.
- Десять минут, сир. Я ухожу в свою комнату, просуньте записку с ответом под дверь: вот бумага, вот чернила. Если через десять минут ответа не будет или если ответ меня не удовлетворит, - прощайте, сир! Забудьте обо мне. Я уеду. В противном случае...
- В противном случае?..
- Поверните задвижку, и дверь откроется.
Людовик XV из приличия поцеловал графине ручку. Уходя, она вызывающе улыбнулась королю.
Король не противился ее уходу, и графиня заперлась в соседней комнате.
Спустя пять минут аккуратно сложенный лист бумаги показался между шелковым шнуром, которым была обшита дверь, и шерстяным ковром.
Графиня с жадностью прочла записку, торопливо написала несколько слов де Ришелье, ожидавшему во дворике под навесом и рисковавшему обратить на себя внимание, томясь столь долгим ожиданием.
Маршал развернул бумагу, прочел и, несмотря на почтенный возраст, бегом бросился в большой двор к своей карете.
- Кучер, в Версаль! - приказал он. - Гони во весь опор!
Вот что было сказано в записке, брошенной через окошко де Ришелье:
«Я потрясла дерево: портфель упал».
Глава 7
КОРОЛЬ ЛЮДОВИК XV И ЕГО МИНИСТР ЗАНИМАЮТСЯ ДЕЛОМ
На следующий день Версаль был в большем волнении. Люди подавали друг другу таинственные знаки, выразительно пожимали руки или же, напротив, скрестив руки на груди, поднимали глаза к небу, что свидетельствовало об их скорби или удивлении.
Де Ришелье в окружении многочисленных сторонников находился в приемной короля в Трианоне. Было около десяти часов.
Разодетый граф Жан Дю Барри беседовал со старым маршалом, и говорил он весело, если судить по его цветущему виду.
Около одиннадцати король торопливо прошел в свой кабинет, ни с кем не заговорив.
В пять минут двенадцатого де Шуазель вышел из кареты и прошел через галерею, зажав под мышкой портфель.
Это вызвало большое движение: придворные отворачивались, делая вид, что оживленно беседуют, только бы не пришлось здороваться с министром.
Герцог не обратил внимания на этот маневр. Он прошел в кабинет, где король листал досье, попивая шоколад.
- Здравствуйте, герцог, - дружелюбно проговорил король. - Как вы себя чувствуете?
- Сир! Господин де Шуазель чувствует себя хорошо, а вот министр тяжело болен. Он явился просить ваше величество, не дожидаясь, пока вы сами об этом заговорите, принять его отставку. Я благодарю ваше величество за то, что вы позволили мне самому сказать об этом. Я весьма признателен за эту последнюю милость.
- Какая отставка, герцог? Что это значит?
- Сир! Ваше величество подписали вчера поданный госпожой Дю Барри приказ о моем смещении. Эта новость облетела весь Париж и весь Версаль. Зло восторжествовало. Однако я решил не оставлять службу у вашего величества, не получив на то приказа и дозволения. Я был назначен официально и могу считать себя смещенным только на основании официального документа.
- Как, герцог? - со смехом вскричал король: строгая и достойная манера держаться де Шуазеля пугала его - Как вы, умнейший человек, формалист, этому поверили?
- Сир, да ведь вы подписали... - с удивлением начал было министр.
- Что?
- Письмо, которое находится у графини Дю Барри.
- Ах, герцог, неужели вам никогда не приходилось добиваться мира? Счастливый вы человек!.. Впрочем, госпожа де Шуазель - образцовая супруга. |
|
- Прежде всего, я богата; мне никто не нужен.
- Вы хотите, чтобы я об этом пожалел, графиня.
- И потом, я не так спесива, как эти дамы, у меня нет таких желаний, исполнение которых тешило бы мое самолюбие. Я всегда хотела одного: любить своего поклонника, будь то мимикетер, будь то король. С той минуты, как я перестаю его любить, я ничем больше не дорожу.
- Будем надеяться, что вы еще хоть немножко мною дорожите, графиня.
- Я не договорила, сир.
- Продолжайте, графиня.
- Я хочу еще сказать вашему величеству, что я хороша собой, молода, я еще лет десять буду привлекательной; я буду не только счастливейшей женщиной, но и наиболее почитаемой с того самого дня, когда я перестану быть любовницей вашего величества. Вы улыбаетесь, сир. Я сержусь еще и потому, что вы не хотите поразмыслить над тем, что я вам говорю. Дорогой король! Когда вам и вашему народу надоедали другие ваши фаворитки и вы их прогоняли, народ вас за это превозносил, а впавшей в немилость гнушался, как в стародавние времена. Так вот, я не буду дожидаться отставки. Я уйду сама, и все об этом узнают. Я пожертвую сто тысяч ливров бедным, проведу неделю в покаянии в одном из монастырей, и не пройдет и месяца, как мое изображение украсит все церкви наравне с кающейся Магдалиной.
- Вы это серьезно, графиня? - спросил король.
- Взгляните на меня, сир, и решите сами, серьезно я говорю или нет.
- Неужели вы способны на такой мелкий поступок, Жанна? Сознаете ли вы, что тем самым вы ставите меня перед выбором?
- Нет, сир. Если бы я ставила вас перед выбором, я сказала бы вам: «Выбирайте между тем-то и тем-то».
- А вы?
- А я вам говорю: «Прощайте, сир» - вот и все. На сей раз король побледнел от гнева.
- Вы забываетесь, графиня! Берегитесь...
- Чего, сир?
- Я вас отправлю в Бастилию.
- Меня?
- Да, вас. А в Бастилии вы соскучитесь еще скорее, чем в монастыре.
- Ах, сир, - умоляюще сложив руки, пропела графиня, - неужели вы мне доставите удовольствие...
- Какое удовольствие?
- Отправить меня в Бастилию.
- Что вы сказали?
- Это будет слишком большая честь для меня.
- То есть как?
- Ну да: я втайне честолюбива и мечтаю стать столь же известной, как господин де ла Шалоте или господин де Вольтер. Для этого мне как раз не хватает Бастилии. Немножко Бастилии - и я буду счастливейшей из женщин. Это будет для меня удобным случаем написать мемуары о себе, о ваших министрах, о ваших дочерях, о вас самом и рассказать грядущим поколениям о всех добродетелях Людовика Возлюбленного. Напишите указ о заточении без суда и следствия, сир. Вот вам перо и чернила.
Она подвинула к королю письменный прибор, стоявший на круглом столике.
Оскорбленный король на минуту задумался, потом поднялся.
- Ну хорошо. Прощайте, графиня! - проговорил он.
- Лошадей! - закричала графиня. - Прощайте, сир! Король шагнул к двери.
- Шон! - позвала графиня. Явилась Шон.
- Мои вещи, дорожных лакеев и почтовую карету, - приказала она. - Живей! Живей!
- Почтовую карету? - переспросила потрясенная Шон. - Что случилось, Боже мой?
- Случилось то, дорогая, что если мы немедленно не уедем, его величество отправит нас в Бастилию Мы не должны терять ни минуты. Поторапливайся, Шон, поторапливайся.
Ее упрек поразил Людовика XV в самое сердце. Он вернулся к графине и взял ее за руку.
- Простите мне, графиня, мою резкость, - проговорил он.
- Откровенно говоря, сир, я удивляюсь, почему вы не пригрозили мне сразу виселицей.
- Графиня!..
- Ну конечно! Ведь воров приговаривают к повешению.
- И что же?
- Разве я не краду место у госпожи де Граммон?
- Графиня!
- Ах, черт побери! Вот в чем мое преступление, сир!
- Послушайте, графиня, будьте благоразумны: вы привели меня в отчаяние.
- А теперь?
Король протянул ей свои руки.
- Мы оба были не правы. Давайте теперь простим Друг друга.
- Вы в самом деле хотите помириться, сир?
- Клянусь честью.
- Ступай, Шон.
- Будут ли какие-нибудь приказания? - спросила молодая женщина у сестры.
- Почему же нет? Мои приказания остаются в силе.
- Графиня...
- Пусть ждут новых распоряжений.
- Хорошо. Шон вышла.
- Так вы меня еще любите? - обратилась графиня к королю.
- Больше всего на свете.
- Подумайте хорошенько о том, что вы говорите, сир. Король в самом деле задумался, но ему некуда было отступать. Кстати, ему было интересно посмотреть, как далеко могут зайти требования победителя. |
|
Вот как взялась за дело графиня, имея в виду королевскую дичь, которую она собиралась заманить в свои сети.
Она была, как мы, кажется, уже говорили, в весьма смелом дезабилье вроде тех, в какие Буше одевает своих пастушек.
Вот только она была ненарумянена: король Людовик XV терпеть этого не мог.
Как только лакей доложил о его величестве, графиня набросилась на румяна и стала с остервенением натирать ими щеки.
Король еще из приемной увидал, чем занималась графиня.
- Ах, злодейка! - воскликнул он, входя. - Она красится!
- А-а, здравствуйте, сир, - проговорила графиня, не отрывая от зеркала глаз и не прерывая своего занятия, даже после того, как король поцеловал ее в шейку.
- Значит, вы меня не ждали, графиня? - спросил король.
- Почему, сир?
- Ну, раз вы так пачкаете свое личико!..
- Напротив, сир, я была уверена в том, что дня не пройдет, как я буду иметь честь увидеть ваше величество.
- Как странно вы это говорите, графиня!
- Вы находите?
- Да. Вы серьезны, как господин Руссо, когда слушает свою музыку.
- Вы правы, сир, я в самом деле должна сообщить вашему величеству нечто весьма серьезное.
- Я вижу, к чему вы клоните, графиня.
- Неужели?
- Да, сейчас начнутся упреки.
- Я - упрекать вас? Да что вы, сир!.. И за что, скажите на милость?
- За то, что я не пришел вчера вечером.
- Сир! Справедливости ради согласитесь, что у меня нет намерения отбирать ваше величество.
- Жанетта, ты сердишься.
- Нисколько, сир, меня рассердили.
- Послушайте, графиня: уверяю вас, что я не переставал о вас думать.
- Да что вы?
- И вчерашний вечер показался мне вечностью.
- Вот как? Да ведь я, сир, по-моему, ни о чем вас не спрашивала. Ваше величество проводит свои вечера там, где ему нравится, это никого не касается.
- Я был в своей семье, графиня, в семье.
- Сир, я об этом даже не узнавала.
- Почему?
- Что значит почему? Согласитесь, что с моей стороны это было бы непристойно.
- Так вы, значит, не сердитесь на меня за это? - вскричал король. - На что же вы сердитесь? Отвечайте мне по чести.
- Я на вас не сержусь, сир.
- Однако вы сказали, что вас кто-то рассердил?..
- Да, меня рассердили, сир, это правда.
- Чем же?
- Тем, что я стала чем-то вроде крайнего средства.
- Вы - «крайнее средство»? Что вы говорите?
- Да, да, я! Графиня Дю Барри! Милая Жанна, очаровательная Жанночка, соблазнительная Жаннетточка, как говорит ваше величество. Я - крайнее средство.
- В чем же это выражается?
- А в том, что мой король, мой любовник бывает у меня тогда, когда госпожа де Шуазель и госпожа де Граммон им пресытились.
- Ох, графиня!..
- Клянусь честью, хотя бы я от этого проиграла, но я скажу откровенно, что у меня на сердце. Рассказывают, что госпожа де Граммон частенько вас подстерегала у входа в спальню. А я поступлю иначе, нежели благородная герцогиня. Я стану поджидать на выходе, и как только первый же Шуазель или первая Граммон попадется мне в руки... Пусть поберегутся!
- Графиня! Графиня!
- Что же вы от меня хотите! Я дурно воспитана. Я - любовница Блеза, прекрасная бурбонка, как вы знаете.
- Графиня! Шуазели сумеют за себя отомстить.
- Ну и что же? Лишь бы они мстили так же, как я.
- Вас поднимут на смех.
- Вы правы.
- Ах!
- У меня есть одно чудесное средство, и я хочу к нему прибегнуть.
- Что вы задумали?.. - с беспокойством спросил король.
- Я просто-напросто удалюсь. Король пожал плечами.
- Вы мне не верите, сир?
- Признаюсь откровенно, нет.
- Вы просто не даете себе труда поразмыслить. Вы путаете меня с другими.
- То есть, как?
- Ну конечно! Госпожа де Шатору хотела быть для вас богиней. Госпожа де Помпадур мечтала быть королевой. Другие хотели стать богатыми, могущественными, пытались унижать придворных дам, пользуясь вашей благосклонностью. Я не страдаю ни одним из этих недостатков.
- Вы правы - А достоинств много.
- Вы и тут правы.
- Вы говорите не то, что думаете.
- Ах, графиня! Я более, чем кто бы то ни было, знаю, чего вы стоите.
- Пусть так. Послушайте: то, что я скажу, не должно поколебать вашего убеждения.
- Говорите. |
|
- Вы ничего не хотите попросить у меня для герцога д'Эгийона?
- Признаться, нет! Этот чудак сумеет попросить об этом самолично.
- Вы, кстати, тоже будете там. А теперь моя очередь.
- Ваша очередь - для чего?
- Просить.
- Отлично!
- Что получу я?
- Что пожелаете.
- Я хочу получить все.
- Разумно.
- И получу?
- Что за вопрос! Однако будете ли вы удовлетворены? Только ли об этом вы станете просить?
- Об этом и еще кое о чем.
- Говорите.
- Вы знаете барона де Таверне?
- Нас связывает сорокалетняя дружба.
- У него есть сын?
- И дочь.
- Совершенно верно.
- И что же?
- Все - Как - все?
- «Кое-что», которое я у вас прошу... Я об этом попрошу вас в свое время.
- Превосходно!
- Мы уговорились, герцог.
- Да, графиня.
- Подписано?
- Гораздо лучше: мы поклялись друг другу.
- Ну так повалите это дерево.
- У меня есть для этого средства.
- Какие?
- Мой племянник.
- Кто еще?
- Иезуиты.
- Ах, ах!
- Я на всякий случай и план приготовил, так, небольшой.
- Можно с ним ознакомиться?
- Увы, графиня,..
- Да, да, вы правы.
- Вы ведь знаете, что тайна...
- Залог успеха! Я заканчиваю вашу мысль.
- Вы восхитительны!
- Однако я тоже хочу попробовать потрясти дерево.
- Очень хорошо! Потрясите, графиня, это не помешает.
- И у меня есть средство.
- ..которое вы считаете прекрасным!
- Я за него ручаюсь.
- Что это за средство?
- Скоро увидите, герцог, вернее...
- Что?
- Нет, вы не увидите.
Столь изящно эти слова мог выговорить только такой прелестный ротик. Потерявшая было голову графиня вдруг словно опомнилась; она торопливо оправила атласные волны юбки, которые в целях дипломатии вздыбились, словно бушующее море.
Герцог был отчасти моряком и привык к капризам океана. Он от души рассмеялся, расцеловал графине ручки и угадал со свойственной ему проницательностью, что аудиенция окончена.
- Когда вы начнете валить дерево, герцог? - спросила графиня.
- Завтра. А вы когда приметесь его трясти? В эту минуту со двора донесся шум подъехавшей кареты, и почти тотчас же раздались крики «Да здравствует король!»
- А я, - отвечала графиня, выглядывая в окно, - я начну сию минуту!
- Браво!
- Идите по черной лестнице, герцог, и ждите во дворе. Через час получите мой ответ.
Глава 6
КРАЙНЕЕ СРЕДСТВО ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ЛЮДОВИКА XV
Король Людовик XV не был до такой степени благодушным, чтобы с ним можно было каждый день говорить о политике.
В самом деле, политика ему надоедала. В дурные минуты он отделывался с помощью веского довода, на который нечего было ответить:
«Да вся эта машинка будет крутиться, пока я жив!»
Когда обстоятельства благоприятствовали, окружающие старались ими воспользоваться. Однако монарх, как правило, наверстывал то, что терял в минуты хорошего расположения.
Графиня Дю Барри так хорошо знала короля, что, подобно рыбакам, изучившим море, никогда не пускалась в плавание, если ей не благоприятствовала погода.
Однако в то время, когда король приехал навестить ее в Люсьенн, он был в прекраснейшем расположении духа. Король был накануне не прав, он знал наверное, что его будут бранить. Значит, в этот день он был хорошей добычей.
Но как бы доверчива ни была дичь, на которую идет охота, у нее все-таки есть некоторый инстинкт самосохранения, и охотнику следует это иметь в виду. Впрочем, инстинкт ничего не значит, если охотник опытный! |
|