В категории материалов: 124
Показано материалов: 16-20 |
Страницы: « 1 2 3 4 5 6 ... 24 25 » |
|
- Вы меня будете сопровождать, сударь? - осведомился он у Бюсси.
- Нет, сударь, я поспешу известить его высочество, что вы сейчас к нему явитесь, а вы тем временем испросите у короля дозволения уйти.
И Бюсси возвратился тем же путем, каким пришел, со своей обычной ловкостью пробираясь среди толпы придворных.
Герцог Анжуйский действительно ожидал в своем кабинете, перечитывая уже знакомое нашим читателям письмо. Заслышав шорох раздвигаемых портьер, он подумал, что это Монсоро явился по его вызову, и спрятал письмо.
Вошел Бюсси.
- Где он? - спросил герцог.
- Он сейчас будет, монсеньер.
- Он ничего не заподозрил?
- Ну, а если бы и так, если он что-то и подозревает? - сказал Бюсси. - Разве он не ваше создание? Вы извлекли его из ничтожества, разве вы не в силах сбросить его обратно?
- Без сомнения, - сказал герцог с тем озабоченным видом, который появлялся у него всякий раз, когда он чувствовал приближение важных событий и предвидел необходимость каких-то энергичных действий со своей стороны.
- Что, сегодня он кажется вам менее виновным, чем вчера?
- Напротив, во сто крат более. Его деяния относятся к преступлениям, тяжесть которых кажется тем больше, чем дольше о них размышляешь.
- Что там ни говори, - сказал Бюсси, - все сводится к одному: он вероломно похитил молодую девушку из благородного сословия и обманным путем женился на ней, используя для этого средства, недостойные дворянина; он либо сам должен потребовать расторжения брака, либо вы это сделаете за пего.
- Договорено.
- И ради отца, ради дочери, ради Меридорского замка, ради Дианы - вы даете мне слово?
- Даю.
- Подумайте - они предупреждены, они в тревоге ждут, чем кончится ваш разговор с этим человеком.
- Девица получит свободу, Бюсси, даю тебе слово.
- Ах, - сказал Бюсси, - если вы это сделаете, монсеньер, вы действительно будете великим принцем.
И, взяв руку герцога, ту самую руку, которая подписала столько лживых обещаний и нарушила столько клятв и лживых обетов, он почтительно поцеловал ее.
В это мгновение в прихожей раздались шаги.
- Вот он, - сказал Бюсси.
- Пригласите войти господина де Монсоро! - крикнул Франсуа строгим тоном, и Бюсси увидел в этой строгости доброе предзнаменование.
На этот раз молодой человек, почти уверенный в том, что он наконец достиг венца своих желаний, раскланиваясь с Монсоро, не смог погасить во взгляде торжествующий и насмешливый блеск; что до главного ловчего, то он встретил взгляд Бюсси мутным взором, за которым, как за стенами неприступной крепости, укрыл свои чувства.
Бюсси ожидал в уже известном нам коридоре, в том самом коридоре, где однажды ночью Карл IX, будущий Генрих III, герцог Алансонский и герцог де Гиз чуть не задушили Ла Моля поясом королевы-матери. Сейчас в этом коридоре и на лестничной площадке, на которую он выходил, толпились дворяне, съехавшиеся на поклон к герцогу.
Бюсси присоединился к этому жужжащему рою, и придворные торопливо расступились, давая ему место; при дворе герцога Анжуйского Бюсси пользовался почетом как из-за своих личных заслуг, так и потому, что в нем видели любимого фаворита герцога. Наш герой надежно запрятал в глубине сердца обуревавшее его волнение и ничем не выдавал смертельную тоску, затаившуюся в душе. Он ждал, чем закончится разговор, от которого зависело все его счастье, все его будущее.
Беседа сулила быть довольно оживленной. Бюсси уже достаточно знал главного ловчего и понимал, что он не из тех, кто сдается без борьбы. Однако герцогу Анжуйскому надо было только положить на Монсоро свою руку, и если тот не согнется - тем хуже для него! - тогда его сломят.
Вдруг из кабинета донеслись знакомые раскаты голоса принца. Казалось, он приказывал, Бюсси затрепетал от радости.
- Ага, - сказал он, - герцог держит свое слово.
Но за этими первыми раскатами не последовало других. Испуганные придворные замолчали, с беспокойством переглядываясь, и в коридоре наступила такая же глубокая тишина.
Тишина встревожила Бюсси, нарушила его мечтания. Надежда покидала его, и на смену ей приходило отчаяние. Он чувствовал, как медленно текут минуты, и в таком состоянии протомился около четверти часа, Внезапно двери в комнату герцога растворились, из-за портьеры донеслись веселые голоса.
Бюсси вздрогнул. Он знал, что в комнате не было никого, кроме герцога и главного ловчего и, если бы их беседа протекала так, как он ожидал, у них не могло бы быть причин для веселья.
Голоса стали слышнее, и вскоре портьера приподнялась. Монсоро вышел, пятясь задом и кланяясь. Герцог проводил его до порога комнаты со словами:
- Прощайте, наш друг. Между нами все решено.
- Наш друг! - пробормотал Бюсси. - Кровь Христова! Что это значит?
- Таким образом, монсеньер, - говорил Монсоро, все еще обратясь лицом к принцу, - ваше высочество полагает, что лучшее средство - это гласность?
- Да, да, - сказал герцог, - все эти тайны - просто детские забавы.
- Значит, - продолжал главный ловчий, - нынче вечером я представлю ее королю.
- Идите и ничего не бойтесь. Я все подготовлю. Герцог наклонился к главному ловчему и сказал несколько слов ему на ухо.
- Будет исполнено, монсеньер, - ответил тот. Монсоро отвесил последний поклон герцогу, тот оглядывал собравшихся придворных, не замечая Бюсси, закрытого портьерой, в которую он вцепился, чтобы устоять на ногах.
- Господа, - сказал Монсоро, обращаясь к придворным, которые ожидали своей очереди на аудиенцию и уже заранее склонились перед новым фаворитом, казалось затмившим блеском дарованных ему милостей самого Бюсси, - господа, позвольте мне объявить вам одну новость: монсеньер разрешил мне огласить мой брак с Дианой де Меридор, вот уже месяц моей супругой, которую я под его высоким покровительством нынче вечером представлю двору.
Бюсси пошатнулся, удар, хотя уже не внезапный, все же был так ужасен, что молодому человеку показалось, будто он раздавлен тяжестью свалившейся на него беды.
В этот момент Бюсси поднял голову, и герцог и он, оба бледные, но под наплывом совершенно противоположных чувств, обменялись взглядами: взор Бюсси выражал бесконечное презрение, в глазах герцога читался страх.
Монсоро пробирался сквозь толпу дворян, осыпаемый поздравлениями и любезностями.
Бюсси двинулся было к герцогу, но герцог, увидев это движение, поспешил опустить портьеру; за портьерой тотчас же хлопнула дверь и щелкнул ключ, поворачиваясь в замке.
Тут Бюсси почувствовал, как горячая кровь потоком прихлынула к его вискам и к сердцу. Рука его непроизвольно опустилась на рукоятку кинжала, подвешенного к поясу, и наполовину вытащила лезвие из ножен, ибо этот человек не умел сопротивляться первому порыву своих неукротимых страстей; однако та же любовь, что толкала к насилию, парализовала порыв. Горькая, глубокая, острая скорбь затушила гнев; сердце не раздулось под напором ярости - оно разбилось. |
|
Итак, господа, в ожидании сего великого дня давайте развлекаться.
- Погоди, расскажи сначала, чем ты занимался, - сказал король. - Знаешь ли ты, что я приказал разыскивать тебя во всех притонах Парижа?
- А Лувр ты хорошенько обыскал?
- Должно быть, какой-то распутник держал тебя взаперти, мой друг.
- Это невозможно, Генрих, ведь ты собрал у себя в Лувре всех распутников королевства.
- Значит, я ошибаюсь?
- Э, бог мой! Конечно, ошибаешься. Впрочем, как всегда и во всем.
- В конце концов выяснится, что ты отбывал покаяние.
- Вот именно. Я ударился было в религию, хотелось посмотреть, что это такое, и, ей-богу, сыт ею по горло. Хватит с меня монахов. Фи! Грязные скоты.
В эту минуту в комнату вошел господин де Монсоро и почтительно отвесил королю глубокий поклон.
- Ах, вот и вы, господин главный ловчий, - сказал Генрих. - Когда же вы угостите нас какой-нибудь увлекательной охотой?
- Когда будет угодно вашему величеству. Я получил известие, что в Сен-Жермен-ан-Ле полно кабанов.
- Кабан - опаснейший зверь, - сказал Шико. - Помнится, король Карл Девятый чуть не погиб, охотясь на кабана, а потом, копье такое грубое оружие, что обязательно натрет мозоли на наших маленьких ручках. Не так ли, сын мой?
Граф Монсоро косо посмотрел на Шико.
- Гляди-ка, - сказал гасконец, обращаясь к Генриху, - совсем недавно твой главный ловчий встретил волка.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что, подобно облакам поэта Аристофана, он сохранил что-то волчье в своем лице, особенно в глазах. Просто поразительно!
Граф Монсоро обернулся и, бледнея, сказал Шико:
- Господин Шико, я редко бываю при дворе и не привык иметь дело с шутами, но предупреждаю вас, что не люблю, когда меня оскорбляют в присутствии моего короля, особливо ежели речь идет о моей службе ему.
- Оно и видно, сударь, - ответил Шико, - вы полная противоположность нам, людям придворным; потому-то мы так и смеялись над последней шуткой короля.
- Над какой это шуткой? - спросил Монсоро.
- Над тем, что он назначил вас главным ловчим. Видите ли, если мой друг Генрих и менее шут, чем я, то дурак он куда больше моего.
Монсоро бросил на гасконца грозный взгляд.
- Ну, ну, - примирительно сказал Генрих, почувствовав, что в воздухе запахло ссорой, - поговорим о чем-нибудь другом, господа.
- Да, - сказал Шико, - поговорим о чудесах, творимых Шартрской богоматерью.
- Шико, не богохульствуй, - строго предупредил король.
- Мне, богохульствовать? Мне? - удивился Шико. - Полно, ты принимаешь меня за человека церкви, а я человек шпаги. Напротив, это я должен кое о чем тебя предупредить, сын мой.
- О чем именно?
- О том, что ты ведешь себя по отношению к Шартрской богоматери как нельзя более невежливо.
- С чего ты это взял?
- В этом нет сомнения: у святой девы две рубашки, они привыкли лежать вместе, а ты их разъединил. На твоем месте, Генрих, я бы соединил рубашки, и тогда у тебя будет, по меньшей мере, одно основание надеяться на чудо.
Этот довольно грубый намек на отделение короля от королевы вызвал смех у придворных.
Генрих потянулся, потер глаза и тоже улыбнулся.
- На этот раз, - проговорил он, - наш дурак дьявольски прав.
И переменил разговор.
- Сударь, - шепотом сказал Монсоро, обращаясь к Шико, - не угодно ли вам, не привлекая ничьего внимания, подождать меня вон там, в оконной нише.
- Как же, как же, сударь, - сказал Шико, - с превеликим удовольствием.
- Хорошо, тогда отойдем туда.
- С вами готов идти хоть в самую чащу леса, сударь.
- Хватит шуточек, здесь они не нужны, ведь над ними некому смеяться, - сказал Монсоро, присоединяясь к шуту, который уже ждал в указанной ему оконной нише. - Мы здесь один на один и можем поговорить откровенно. Слушайте, господин Шико, господин дурак, господин шут, дворянин запрещает вам, уразумейте хорошенько эти слова, запрещает вам над ним смеяться. Он предлагает вам поразмыслить как следует, прежде чем назначать свидания в лесу, ибо в лесах, куда вы сейчас меня приглашали, произрастает целый набор палок и прутьев, вполне пригодных для замены тех ремней, которыми вас столь отменно исхлестали по приказу герцога Майеннского.
- А, - сказал Шико, не выказывая ни малейших признаков волнения, хотя в его черных глазах мелькнул зловещий огонек, - а, сударь, вы напоминаете мне о моем долге герцогу Майеннскому и хотите, чтобы я и вам задолжал точно так же, как герцогу, и занес ваше имя в ту же рубрику моей памяти, и предоставил бы вам равные с герцогом права на мою признательность.
- Мне кажется, что среди ваших кредиторов, сударь, вы забыли назвать самого главного.
- Это меня удивляет, сударь, я всегда гордился своей отменной памятью. Кто же этот кредитор? Откройте мне, прошу вас.
- Мэтр Николя Давид.
- О! За этого вы не беспокойтесь, - сказал Шико с мрачной улыбкой, - я больше ему ничего не должен, все уплачено сполна.
В этот миг к разговору присоединился третий собеседник.
Это был Бюсси.
- А, господин де Бюсси, - сказал Шико, - прошу вас, помогите мне. Вот господин де Монсоро, который, как видите, меня «поднял» и собирается гнать, как будто я лань или олень. Скажите ему, господин де Бюсси, что он ошибается, он имеет дело с кабаном, а кабан бросается на охотника.
- Господин Шико, - ответил Бюсси, - по-моему, вы несправедливы к господину главному ловчему, думая, что он принимает вас не за того, кем вы являетесь, то есть не за благородного дворянина. Сударь, - продолжал Бюсси, обращаясь к графу, - на меня возложена честь уведомить вас, что монсеньер герцог Анжуйский желает с вами побеседовать.
- Со мной? - обеспокоился Монсоро.
- Именно с вами, сударь, - подтвердил Бюсси. Монсоро бросил на герцогского посланца острый взгляд, намереваясь проникнуть в глубины его души, но глаза и улыбка Бюсси были исполнены такой безмятежной ясности, что главному ловчему пришлось отказаться от своего намерения. |
|
- К вашим услугам, монсеньер. Где я найду ваше высочество?
- На утреннем туалете короля, завтра около полудня.
- Я там буду, монсеньер. Прощайте.
Бюсси не потерял ни секунды, и дорогу, которую герцог проделает, дремля в карете, за пятнадцать часов, он одолел за пять. С сердцем, переполненным любовью и счастьем, он мчался, чтобы как можно раньше успокоить барона, которому обещал помощь, и Диану, которой возвращал половину жизни.
Глава 34
О ТОМ, КАК ШИКО ВЕРНУЛСЯ В ЛУВР И КАК ЕГО ПРИНЯЛ КОРОЛЬ ГЕНРИХ III
Пробило еще только одиннадцать часов утра, и весь Лувр был погружен в сон. Часовые во дворе старались шагать бесшумно, всадники, сменявшие посты, ехали шагом.
Король, утомленный вчерашним паломничеством, спал, и никто не осмеливался нарушить его сон.
Два человека одновременно подъехали к главным воротам Лувра. Один восседал на свежайшем берберском жеребце, другой - на взмыленном андалузском коне. Они остановились перед воротами и невольно взглянули друг на друга, так как, прибыв с двух прямо противоположных направлений, они столкнулись лицом к лицу.
- Господин де Шико! - воскликнул тот из приезжих, кто был помоложе, склоняясь в учтивом поклоне. - Как поживаете?
- А, сеньор де Бюсси! Как нельзя лучше, сударь, - ответил Шико с непринужденностью и вежливостью настоящего дворянина, тогда как приветствие Бюсси обличало в нем большого и хорошо воспитанного вельможу.
- Вы приехали поприсутствовать на утреннем туалете короля, сударь? - осведомился Бюсси.
- И вы тоже, как я предполагаю?
- Нет, я хочу засвидетельствовать почтение монсеньеру герцогу Анжуйскому. Вы же знаете, господин де Шико, - улыбаясь, добавил Бюсси, - я не имею счастья принадлежать к любимцам его величества.
- В этом следовало бы упрекнуть короля, а не вас, сударь.
Бюсси поклонился.
- Вы вернулись издалека? - спросил он. - Я слышал, что вы путешествуете.
- Да, сударь, я охотился, - ответил Шико. - Ну, а вы, вы тоже путешествовали?
- Да, я побывал в провинции. Ну, а теперь, сударь, - продолжал Бюсси, - не соблаговолите ли вы оказать мне одну услугу?
- Даже не спрашивайте. Всякий раз, когда господин де Бюсси обращается ко мне с просьбой, какова бы она ни была, - сказал Шико, - он оказывает мне высочайшую честь.
- Отлично. Вас пропустят в луврские палаты - вы человек привилегированный, ну, а я останусь в приемной, будьте так любезны, предупредите герцога Анжуйского, что я его ожидаю.
- Если монсеньер герцог Анжуйский в Лувре, - сказал Шико, - он непременно будет присутствовать на утреннем туалете его величества. Почему бы вам, сударь, не пройти туда вместе со мной?
- Я боюсь увидеть недовольное лицо короля.
- Вот как!
- Проклятие, он до сего дня не балует меня своими милыми улыбками.
- Будьте спокойны, скоро все это переменится.
- Ах, так вы предсказываете будущее, господин де Шико?
- Иногда занимаюсь. Не унывайте, господин де Бюсси. Пойдемте.
Они вошли в Лувр и там расстались: один направился в покои короля, другой - в апартаменты, занимаемые монсеньером герцогом Анжуйским, в которых раньше, как мы, кажется, уже говорили, обитала королева Маргарита.
Генрих III только что проснулся; он позвонил в большой колокольчик, и слуги и друзья толпой устремились в королевскую опочивальню. Королю уже поднесли куриный бульон, вино с пряностями и мясной паштет, когда к своему августейшему повелителю вошел оживленный Шико и, даже не поздоровавшись, начал с того, что ухватил кусок паштета с серебряного блюда и отхлебнул бульона из золотой миски.
- Клянусь смертью Христовой! - воскликнул король, напустив на себя гневный вид, хотя на самом деле был донельзя обрадован. - Да это наш плут Шико! Беглец, бродяга, висельник Шико!
- Ну, ну, что ты говоришь, сын мой! - сказал Шико, бесцеремонно усаживаясь с ногами в покрытых пылью сапогах в огромное, вышитое золотыми геральдическими лилиями кресло, где уже сидел Генрих III. - Значит, мы забыли наше возвращеньице из Польши, когда мы играли роль оленя, а магнаты исполняли партии гончих. Ату, ату его!
- Ну вот, вернулось мое горе, - сказал Генрих, - отныне придется выслушивать только одни колкости. А мне так спокойно жилось эти три недели.
- Ба! - воскликнул Шико. - Вечно ты жалуешься. Ты похож на своих подданных, черт меня побери! Посмотрим, чем ты занимался в мое отсутствие, мой милый Генрих! И каких новых глупостей наделал, управляя нашим прекрасным Французским королевством!
- Господин Шико!
- Гм! А наши народы все еще показывают тебе язык?
- Бездельник!
- Не повесили ли кого-нибудь из этих маленьких завитых господинчиков? Ах, извините, господин де Келюс, я вас не заметил.
- Шико, мы поссоримся.
- И наконец, остались ли какие-нибудь деньги в наших сундуках или в сундуках у евреев? Деньги были бы весьма кстати, нам обязательно нужно поразвлечься, клянусь святым чревом! Жизнь невыносимо скучна.
И Шико жадно набросился на подрумяненные ломтики мясного паштета, лежавшие на блюде.
Король рассмеялся, все подобные сцены неизменно заканчивались королевским смехом.
- Расскажи, - попросил он, - где ты был и что ты делал за время столь долгого отсутствия?
- Я, - ответил Шико, - составлял проект маленькой процессии в трех действиях.
Действие первое: кающиеся, одетые только в рубашки и штаны, поднимаются из Лувра на Монпарнас, по пути таская друг друга за волосы и обмениваясь тумаками.
Действие второе: те же самые кающиеся, оголившись до пояса, спускаются с Монмартра к аббатству святой Женевьевы, по пути усердно бичуя себя четками из терновых игл.
Действие третье: наконец, те же самые кающиеся, совсем нагишом, возвращаются из аббатства святой Женевьевы в Лувр, по пути ревностно рассекая друг у друга плечи ударами плеток, хлыстов или бичей.
Поначалу я еще задумал ввести, как неожиданную перипетию, прохождение процессии по Гревской площади, где палачи сожгут кающихся, всех - от первого до последнего. Однако потом сообразил, что всевышний, наверное, сохранил там, у себя, наверху, малость содомской серы и немного гоморрской смолы и не захотел лишать его удовольствия лично заняться поджариванием грешников. |
|
- А в намерения вашего высочества входило?..
- Заставить Диану меня полюбить, я не отрицаю.
- Заставить полюбить вас?
- Да, но ни в коем случае не прибегать к насилию.
- Таковы были ваши намерения, монсеньер? - сказал Бюсси с иронической улыбкой.
- Несомненно, и эти намерения я сохранял до последней минуты, хотя господин де Монсоро возражал против них со всей убедительностью, на которую он способен.
- Монсеньер! Монсеньер! Что я слышу! Этот субъект подбивал вас обесчестить Диану?
- Да.
- Он давал вам такие советы?
- Он мне письма писал. Хочешь, покажу тебе одно такое письмо?
- О! - воскликнул Бюсси. - Если бы я мог этому поверить!
- Подожди секунду, ты сам увидишь.
И герцог побежал за шкатулкой, которая всегда находилась в его кабинете под охраной пажа, вынул оттуда записку и сунул в руки Бюсси.
- Читай! - сказал он. - Раз уж ты сомневаешься в слове твоего принца.
Бюсси с сомнением дрожащей рукой взял записку и прочел:
«Монсеньер!
Пусть ваше высочество успокоится: похищение пройдет беспрепятственно, так как сегодня вечером юная особа выезжает на восемь дней к тетке, которая живет в Людском замке. Я беру на себя все, и вам не о чем будет беспокоиться. Ну, а девичьи слезы, поверьте мне, они высохнут, как только девица окажется в присутствии вашего высочества. А пока что.., я действую.., и нынче вечером.., она будет в замке Боже.
Вашего высочества покорнейший слуга Бриан де Монсоро».
- Ну, что ты об этом скажешь? - спросил принц после того, как Бюсси дважды прочитал письмо.
- Скажу, что вам хорошо служат, монсеньер, - То есть, напротив, что меня предают.
- Да, верно, я забыл, что было потом.
- Обмануть меня! Мерзавец! Он заставил меня поверить в смерть женщины...
- Которую он у вас украл. Действительно, подлый поступок, - заметил Бюсси, не скрывая иронии. - Но у господина де Монсоро есть оправдание - он полюбил.
- Ты думаешь? - сказал принц с недоброй улыбкой.
- Проклятие! - ответил Бюсси. - По этому поводу у меня нет своего мнения. Я думаю так, если вы так думаете.
- Что бы ты сделал на моем месте? Нет, погоди, сначала расскажи, как действовал он.
- Он уверил отца молодой девушки в том, что вы были ее похитителем. Он предложил ему свои услуги и явился в замок Боже с письмом от барона де Меридор. Он подъехал в лодке под окна замка и увез с собой пленницу. А потом запер ее в том доме, который вы знаете, и запугиваниями вынудил сочетаться с ним браком.
- Разве это не подлое вероломство? - вскричал герцог.
- Да, но прикрытое вашим собственным вероломством, - ответил Бюсси со своей обычной смелостью.
- Ах, Бюсси... Ты увидишь, сумею ли я отомстить.
- Вам, мстить? Полноте, монсеньер, вы не унизитесь до мести.
- Почему?
- Принцы не мстят, монсеньер, они карают. Вы обличите этого Монсоро в подлости, и вы его покараете.
- Каким образом?
- Сделав счастливой Диану де Меридор.
- Разве это в моих силах?
- Конечно.
- Ну, а что можно сделать?
- Вернуть ей свободу.
- Ну-ка, объяснись.
- Нет ничего проще. Бракосочетание было насильственным, - следовательно, оно не действительно.
- Ты прав.
- Прикажите расторгнуть брак, и вы поступите, монсеньер, как настоящий дворянин и как благородный принц.
- Вот оно что! - сказал подозрительный принц. - Смотрите, какой пыл! Так ты и сам заинтересован в этом деле, Бюсси?
- Я-то? Да меньше всего на свете. Я заинтересован только в одном, монсеньер, чтобы про меня не могли сказать: вот Луи де Клермон, граф де Бюсси, который служит вероломному принцу и бесчестному человеку.
- Ну хорошо, ты увидишь. Но как расторгнуть этот брак?
- Очень легко. Стоит только обратиться к отцу.
- Барону де Меридор?
- Да.
- Но ведь он в глубине Анжу.
- Он здесь, монсеньер, то есть в Париже.
- У тебя?
- Нет, возле своей дочери. Поговорите с ним, монсеньер, пусть он поймет, что может рассчитывать на вас; пусть он увидит в вашем высочестве не того, кого он видел до сих пор, - не врага, а покровителя, и тогда он, ныне проклинающий ваше имя, будет вас обожать, как своего доброго гения.
- Это могущественный сеньор в своей округе, - сказал герцог, - и уверяют, что он пользуется большим влиянием во всей провинции.
- Все так, монсеньер, но не об этом вам следует думать прежде всего; прежде всего он - отец, чья дочь попала в беду, и он несчастен несчастьями своей дочери, - И когда я смогу его увидеть?
- Как только вернетесь в Париж.
- Хорошо.
- Значит, мы об всем договорились, монсеньер?
- Да.
- Слово дворянина?
- Слово принца.
- А когда вы отправляетесь?
- Нынче вечером. Ты меня подождешь?
- Нет, я поеду вперед.
- Поезжай и будь готов. |
|
Король, казалось, удовлетворился этими объяснениями, однако, взглянув на своих друзей, он увидел, что некоторые из них при словах Бюсси пожимали плечами. На желая обижать своих сторонников знаками доброго расположения к придворному герцога Анжуйского, король прошел мимо Бюсси с сердитым видом.
Бюсси, не моргнув глазом, снес эту немилость.
- Что с тобой? - сказал герцог. - Разве ты не видел?
- Чего?
- Что Шомберг, что Келюс, что Можирон пожимала плечами, слушая твои оправдания.
- Все так, - с полным спокойствием отвечал Бюсси, - я это отлично видел.
- Ну и что?
- Ну и то, неужели вы думаете, что я способен перерезать горло себе подобным или почти что себе подобным в церкви? Для этого я слишком хороший христианин.
- А, коли так, все прекрасно, - сказал удивленный герцог, - мне-то показалось, что ты этого не заметил или не пожелал заметить.
Бюсси, в свою очередь, пожал плечами и при выходе из собора отвел принца в сторону.
- Мы идем к вам, не правда ли, монсеньер? - спросил он.
- Немедленно. У тебя должны быть интересные новости для меня.
- Да, несомненно, монсеньер, и даже такие, о которых, я уверен, вы и не подозреваете.
Герцог удивленно посмотрел на Бюсси.
- Да, да, - сказал Бюсси.
- Ну хорошо, позволь мне только распрощаться с королем, и я к твоим услугам.
Герцог отправился к королю испрашивать разрешения покинуть его свиту, и король, в силу особой милости богоматери, несомненно расположенный к терпимости, даровал своему брату позволение уехать в Париж, когда ему заблагорассудится.
Герцог поспешно возвратился к Бюсси и вместе с ним закрылся в одной из комнат отведенной ему гостиницы.
- Ну вот мы и одни, мой друг, - сказал он, - теперь садись и расскажи мне свои похождения. Ты знаешь, я считал тебя мертвым.
- Вполне в это верю, монсеньер.
- Ты знаешь, весь двор, прослышав о твоем исчезновении, на радостях разоделся в белое, и немало людей вздохнули свободно впервые с того дня, когда ты научился держать шпагу. Но не в этом дело. Давай рассказывай! Ведь ты меня покинул, чтобы следить за прекрасной незнакомкой. Кто же эта женщина и чего я могу от нее ждать?
- Вы пожнете то, что посеяли, монсеньер, то есть стыд и позор!
- Что такое? - воскликнул герцог, более пораженный загадочным смыслом этих слов, чем их непочтительностью.
- Монсеньер слышал, - с ледяным спокойствием ответил Бюсси, - и мне нет необходимости повторять.
- Объяснитесь, сударь, и оставьте Шико загадки и анаграммы.
- О, нет ничего легче, монсеньер, для этого мне достаточно обратиться к вашей памяти.
- Но кто эта женщина?
- Думаю, что вы, монсеньер, ее узнали.
- Так это была она! - воскликнул герцог.
- Да, монсеньер.
- Ты ее видел?
- Да.
- Она с тобой говорила?
- Конечно. Только призраки не говорят. А что, разве у монсеньера были основания считать ее мертвой или надеяться на ее смерть?
Герцог побледнел и замер, словно раздавленный под тяжестью слов того, кто, казалось, должен был бы вести себя как подобает куртизану.
- Ну да, монсеньер, - продолжал Бюсси, - хотя вы и толкнули молодую девушку благородного происхождения на мученическую смерть, все же она избежала погибели. Однако подождите вздыхать с облегчением и не думайте, что вы уже оправданы, ибо, сохранив свою жизнь, она попала в беду большую, чем смерть.
- Что с ней случилось? - спросил герцог, дрожа всем телом.
- С ней случилось то, монсеньер, что один господин спас ей и честь, и жизнь, но этот человек заставил заплатить за свою услугу такой ценой, что лучше бы он ее не оказывал.
- Ну, ну, кончай.
- Диана де Меридор, монсеньер, чтобы избежать уже протянутых к ней рук герцога Анжуйского, любовницей которого она никак не хотела стать, Диана де Меридор бросилась в объятия человека, который ей ненавистен.
- Что ты сказал?
- Я сказал, что Диана де Меридор нынче зовется госпожой де Монсоро.
При этих словах волна крови внезапно прихлынула к обычно бледному лицу Франсуа, герцог побагровел так сильно, что казалось, кровь вот-вот брызнет у него из глаз.
- Смерть Христова! - зарычал разъяренный принц. - Неужели это правда?
- Да, черт побери, раз это говорю я, - высокомерно ответил Бюсси.
- Я не то хотел сказать, - поправился принц, - я не сомневаюсь в вашей правдивости, Бюсси, я только Спрашиваю себя, возможно ли, чтобы один из моих дворян, какой-то Монсоро, дерзнул похитить у меня женщину, которую я почтил своим расположением.
- А почему нет? - сказал Бюсси.
- И ты бы сделал то же самое, ты?
- Я сделал бы лучше, монсеньер, я предупредил бы вас, что чести вашей грозит опасность.
- Минуточку, Бюсси, - сказал герцог, снова обретая спокойствие, - послушайте, пожалуйста. Вы понимаете, мой милый, что я не оправдываюсь.
- И допускаете ошибку, мой принц: во всех случаях, когда затронута честь, вы не более чем дворянин.
- Ну хорошо, вот поэтому я и прошу вас быть судьей господина де Монсоро.
- Меня?
- Да, вас, и сказать мне: разве он не вел себя по отношению ко мне как предатель, вероломный предатель?
- По отношению к вам?
- Да, ко мне, ведь мои намерения были ему известны. |
|