В разделе материалов: 1018
Показано материалов: 421-425 |
Страницы: « 1 2 ... 83 84 85 86 87 ... 203 204 » |
|
- Матушка! - вскричала Луиза.
- В сто раз красивее меня, - да! Но из лучшей семьи - это, пожалуй, нет. Однако я не понимаю, почему из-за этого Луиза должна на меня сердиться.
- А вы думаете, ей весело похоронить себя в Блуа, когда вы будете блистать в Париже?
- Но, сударыня, ведь не я же мешаю Луизе отправиться в Париж. Напротив, я была бы счастлива, если бы она переселилась туда.
- Но мне кажется, что господин Маликорн, всемогущий при дворе...
- Ах, сударыня, - ответил Маликорн, - в этом мире каждый заботится о себе.
- Маликорн! - остановила его Монтале. И, наклонясь к молодому человеку, прибавила шепотом:
- Займите госпожу де Сен-Реми, спорьте или миритесь с ней, только займите. Мне нужно поговорить с Луизой.
И легкое пожатие руки наградило Маликорна за ожидаемое повиновение.
Маликорн нехотя подошел к г-же де Сен-Реми; между тем Ора обняла подругу и спросила:
- Что с тобой? Скажи, может быть, ты действительно меня разлюбишь за то, что я буду блистать при дворе, как говорит твоя мать?
- О нет, - едва сдерживала слезы Луиза, - напротив, я очень счастлива за тебя.
- Счастлива? А между тем ты, кажется, готова расплакаться?
- Разве плачут только от зависти?
- А, понимаю! Я еду в Париж, и это слово напоминает тебе об одном человеке!..
- Ора!
- Который когда-то жил в Блуа, а теперь живет в Париже.
- Не знаю, право, что со мной, - но я задыхаюсь.
- Так плачь, если не можешь улыбаться...
Луиза подняла свое кроткое личико, по которому катились крупные, блестевшие, точно брильянты, слезы.
- Сознайся же, - настаивала Монтале.
- В чем?
- Скажи: почему ты плачешь? Без причины не плачут. Я твоя подруга и сделаю все, о чем ты попросишь. Поверь, Маликорн имеет больше влияния, чем думают! Скажи: ты хочешь попасть в Париж?
- Ах! - вздохнула Луиза.
- Ты хочешь в Париж?
- Остаться здесь, одной, в этом старом замке, когда я так привыкла слышать твое пение, пожимать твою руку, бегать с тобой по парку! О, как я буду скучать, как скоро я умру!
- Тебе хочется в Париж?
Луиза вздохнула.
- Ты не отвечаешь?
- Какого ты ждешь ответа?
- Да или нет; по-моему, ответить не трудно.
- Ах, ты очень счастлива, Монтале!
- Значит, ты хотела бы быть на моем месте?
Луиза молчала.
- Упрямица! - упрекнула ее Ора. - Ну, виданное ли дело иметь секреты от подруги? Сознайся, что ты умираешь от желания переехать в Париж, от желания увидеть Рауля.
- Я не могу сказать этого.
- Хорошо, Луиза. Ты видишь патент?
- Конечно, вижу.
- Ну, так я выхлопочу для тебя такой же.
- С чьей помощью?
- Маликорна.
- Ора, ты говоришь правду? Это возможно?
- Если Маликорн достал патент для меня, то нужно, чтобы он сделал то же и для тебя.
Услышав свое имя, Маликорн воспользовался этим предлогом, чтобы закончить беседу с г-жой де Сен-Реми. Он обернулся.
- Что угодно?
- Подойдите, господин Маликорн, - с повелительным жестом проговорила Ора.
Маликорн повиновался.
- Такой же патент, - произнесла Монтале.
- Как?
- Еще точно такой же патент. Кажется, ясно? Мне он нужен!
- Ого! Нужен?
- Это невозможно, правда, господин Маликорн? - кротко спросила Луиза.
- Гм! Если это для вас...
- Для меня, да, господин Маликорн, для меня...
- И если мадемуазель Монтале тоже просит об этом...
- Не просит, а требует.
- Тогда придется повиноваться.
- И вы получите для нее назначение?
- Постараюсь.
- Без уклончивых ответов. Еще на этой неделе Луиза де Лавальер будет фрейлиной принцессы Генриетты.
- Как у вас все просто!
- На этой неделе, не то...
- Не то?
- Вы возьмете обратно мой патент, господин Маликорн. Я не расстанусь с подругой...
- Дорогая Монтале!
- Хорошо. Пусть ваш патент остается при вас. Мадемуазель де Лавальер будет фрейлиной.
- Правда?
- Да, да.
- Так я могу надеяться, что уеду в Париж?
- Можете быть уверены.
- О господин Маликорн, как я вам благодарна! - воскликнула Луиза, прыгая от радости.
- Притворщица! - сказала Монтале. - Уверяй меня теперь, что ты не влюблена в Рауля!
Луиза покраснела, как майская роза. Вместо ответа она подошла к матери и обняла ее.
- Господин Маликорн переодетый принц, - заметила старая дама, - у него неограниченная власть.
- Вы тоже хотите быть фрейлиной? - спросил Маликорн, обращаясь, к г-же де Сен-Реми. - Пока я здесь, придется мне для всех добыть назначения. |
|
- Я не подаю в отставку, я только перехожу на другое место.
- У мещан или у судейских чиновников? - презрительно спросила г-жа де Сен-Реми.
- Знайте, сударыня, что такая девушка, как я, не может служить мещанам или судейским чиновникам. Я перехожу от жалкого двора, где вы прозябаете, ко двору почти королевскому.
- Ах, к королевскому двору! - воскликнула г-жа де Сен-Реми, пытаясь рассмеяться. - Что вы на это скажете, дочь моя?
И она повернулась к Луизе, стараясь во что бы то ни стало увести ее от Монтале. Но Луиза, не разделяя желания г-жи де Сен-Реми, примирительно смотрела своими прекрасными ласковыми глазами то на мать, то на Ору.
- Я не сказала "к королевскому двору", - ответила Монтале, - потому что принцесса Генриетта Английская, которая будет супругой его высочества герцога Филиппа, не королева. Я сказала "к почти королевскому", и не ошиблась, потому что принцесса станет невесткой короля.
Если бы в крышу замка ударила молния, она бы менее ошеломила г-жу де Сен-Реми, чем последние слова Монтале.
- При чем тут ее высочество принцесса Генриетта? - пролепетала старая дама.
- Я хотела сообщить вам, что вступаю в число ее фрейлин, больше ничего.
- Ее фрейлин? - в один голос закричали г-жа де Сен-Реми и Луиза, первая с отчаянием, вторая с радостью.
- Да, мадам.
Госпожа де Сен-Реми опустила голову: удар был слишком силен.
Но она почти тотчас же выпрямилась, чтобы выпустить в противницу последний снаряд.
- О, - сказала она, - такие обещания дают нередко. Люди тешат себя безумными надеждами, но в последнее мгновение, когда приходит время исполнить обещание и осуществить эти надежды, влияние, на которое рассчитывали, вдруг рассеивается как дым.
- Сударыня, влияние моего покровителя несомненно; его обещания равносильны выполнению.
- А не будет ли нескромностью спросить имя этого покровителя?
- О, ничуть! Мой покровитель - этот господин, - поклонилась Монтале, указывая на Маликорна, который в продолжение всей этой сцены сохранял самое невозмутимое хладнокровие и самую комическую важность.
- Господин Маликорн! - воскликнула г-жа де Сен-Реми, разражаясь хохотом. - Человек с таким могуществом, обещания которого равносильны выполнению, - это господин Маликорн?
Маликорн улыбнулся, а Монтале вместо ответа вынула из кармана патент на должность фрейлины и показала его г-же де Сен-Реми.
- Вот патент, - сказала она.
Свершилось! Бросив взгляд на чудесную бумагу, бедная женщина опустила руки, выражение безграничной зависти и отчаяния исказило ее лицо, и, чтобы не упасть в обморок, она опустилась на стул.
Монтале не злоупотребляла своим торжеством; она была не способна чрезмерно радоваться победе и унижать поверженного врага, особенно когда врагом этим была мать ее подруги.
Маликорн был менее великодушен. Он принял важную позу и развалился в кресле с таким непринужденным видом, за который два часа тому назад ему, наверное, пригрозили бы палкой.
- Фрейлина молодой принцессы! - повторила еще не совсем поверившая г-жа де Сен-Реми.
- Да, и только благодаря хлопотам господина Маликорна.
- Это невероятно. Правда, Луиза, это невероятно?
Но Луиза молчала, задумчивая, почти печальная.
Приложив руку к своему красивому лбу, она вздохнула.
- Однако, господин Маликорн, - вдруг спросила г-жа де Сен-Реми, - что вы сделали, чтобы добыть это место?
- Я попросил об этом одного из моих друзей.
- А, у вас есть при дворе друзья, которые могут давать вам такие доказательства своей дружбы?
- Гм! Как видите.
- А можно узнать их имена?
- Я не говорил, что у меня несколько друзей, сударыня. Я сказал "один из друзей".
- И его имя?
- Как вы торопитесь! Когда у человека есть такой могущественный друг, он не показывает его всем, опасаясь, как бы его не украли.
- Вы правы, господин Маликорн, скрывая имя своего покровителя: полагаю, вам было бы трудно назвать его.
- Если этого друга не существует, - заметила Монтале, - то, во всяком случае, существует патент, а это главное.
- Значит, - проговорила г-жа де Сен-Реми с улыбкой кошки, готовой выпустить когти, - когда я застала у вас господина Маликорна, он привез вам патент?
- Именно, вы угадали.
- Но тогда в этом нет ничего дурного.
- Я тоже так думаю.
- И я напрасно упрекала вас.
- Совершенно напрасно, но я так привыкла к вашим упрекам, что извиняю их.
- В таком случае, Луиза, нам остается только уйти.
Что же ты?
- Что вы сказали? - спросила, вздрогнув, Луиза де Лавальер.
- Я вижу, ты совсем не слушаешь меня, дитя мое!
- Нет, я задумалась.
- О чем?
- Об очень многом.
- Ты-то хоть не сердишься на меня, Луиза? - спросила Монтале, сжимая руки подруги.
- За что же я могу на тебя сердиться, дорогая моя Ора? - ответила молодая девушка своим нежным, мелодичным голосом.
- Ну, если бы она и досадовала на вас, - заметила г-жа де Сен-Реми, бедняжка имела бы, пожалуй, на это право.
- За что же?
- Мне кажется, она из такой же хорошей семьи и такая же красивая, как вы. |
|
- Теперь он принимает почтительный вид! - с горячностью вскричала она. - Значит, будет дуться неделю.
- Две, - с поклоном заметил Маликорн.
Монтале замахнулась на него книгой.
- Чудовище! - сказала она. - Ах, почему я не мужчина?
- Что бы вы тогда сделали со мной?
- Я задушила бы тебя.
- Ага, отлично! - ответил Маликорн. - Мне кажется, я начинаю желать одной вещи.
- Чего, демон? Чтобы я задохнулась от злости?
- Маликорн почтительно вертел в руках шляпу. Вдруг он отбросил ее, схватил молодую, девушку за плечи, привлек к себе и приник к ее губам губами, слишком жаркими для человека, который старался казаться равнодушным.
Она хотела было закричать, но поцелуй заглушил ее восклицание. Раздраженная и взволнованная, девушка оттолкнула Маликорна к стене.
- Ну, вот, - философски заметил Маликорн. - Теперь на шесть недель.
До свидания, сударыня, примите мой почтительный привет.
И он сделал несколько шагов к выходу.
- Нет, нет, вы не уйдете! - вскрикнула Монтале, топнув ногой. - Останьтесь, я приказываю.
- Вы приказываете?
- Разве я не ваша госпожа?
- Да, властительница моих чувств и моего ума.
- Значит, мое достояние - сухой ум и глупые чувства?
- Берегитесь, Монтале, - остановил ее Маликорн, - я вас знаю: вы можете влюбиться в вашего слугу!
- Ну да, да, - сказала она, кидаясь к нему на шею скорее с детской беспечностью, нежели со страстью. - Да, да, ведь я же должна поблагодарить вас!
- За что?
- За место фрейлины: в нем вся моя будущность.
- И моя также.
Монтале посмотрела на него.
- Как ужасно, - вздохнула она, - что никогда не угадаешь, говорите вы серьезно или шутите.
- Вполне серьезно. Я еду в Париж; вы едете туда же, мы едем в столицу.
- Значит, только ради этого вы помогли мне? Эгоист!
- Что делать, Ора, я не могу жить без вас.
- По правде сказать, я тоже не могу обойтись без вас. А все-таки надо сознаться, что вы злой человек.
- Ора, милая Ора, берегитесь, не принимайтесь опять за оскорбления; вы знаете, какое действие они производят на меня. Я буду вас обожать.
И, еще не кончив говорить, Маликорн снова привлек к себе девушку.
В это мгновение на лестнице послышались шаги.
Молодые люди стояли так близко друг к другу, что вошедший увидел бы их обнявшимися, если бы Монтале с силой не оттолкнула Маликорна, который ударился о дверь спиной в то самое мгновение, когда она открылась.
Послышался громкий возглас, сердитая воркотня.
Это оказалась г-жа де Сен-Реми. Злополучный Маликорн стукнул ее дверью, которую она открывала.
- Опять этот бездельник! - закричала старая дама. - Вечно он тут!
- Ах, извините, - почтительно ответил Маликорн, - вот уже целая долгая неделя, как меня здесь не было.
Глава 30
НАКОНЕЦ ПОЯВЛЯЕТСЯ НАСТОЯЩАЯ ГЕРОИНЯ ЭТОЙ ПОВЕСТИ
Следом за г-жой де Сен-Реми по лестнице шла Луиза де Лавальер. Она услышала взрыв материнского гнева и, поняв, что его вызвало, с трепетом вошла в комнату. Тут она увидела беднягу Маликорна. Даже самый хладнокровный зритель невольно рассмеялся бы или почувствовал бы сострадание при виде его безнадежной позы.
Он спрятался за большое кресло, чтобы избежать первого натиска г-жи де Сен-Реми; не надеясь смягчить ее речами, - она говорила громче его и без передышки, - он возлагал все надежды на выразительность своих жестов.
Почтенная дама ничего не слышала и не видела; она давно невзлюбила Маликорна. Однако ее гнев был так велик, что неминуемо должен был излиться и на сообщницу Маликорна. Очередь дошла до Монтале.
- А вы, сударыня, должно быть, надеетесь, что я не передам герцогине, что делается у одной из ее фрейлин!
- О матушка! - воскликнула Луиза. - Ради бога, пощадите!
- Молчите, сударыня, и не трудитесь напрасно заступаться за недостойных. Уж и того довольно, что вам, честной девушке, вечно приходится видеть такой пример. А вы еще заступаетесь! О, я не потерплю этого!
- Но, - возмутилась наконец Ора, - не понимаю, почему вы так говорите со мной? Кажется, я не делаю ничего дурного!
- А этот бездельник, сударыня? - продолжала г-жа де Сен-Реми, указывая на Маликорна. - Его-то что сюда привело? Доброе дело? А?
- Ни доброе, ни злое; он просто пришел повидаться со мной.
- Хорошо, хорошо, - пригрозила г-жа де Сен-Реми, - ее королевское высочество все узнает! Герцогиня сама рассудит...
- Во всяком случае, я не понимаю, почему господин Маликорн не может иметь на меня виды, раз у него честные намерения.
- Честные намерения? С таким-то лицом! - возмутилась г-жа де Сен-Реми.
- Благодарю вас, сударыня, от своего лица, - поклонился Маликорн.
- Пойдем, дитя мое, пойдем! - позвала дочь г-жа де Сен-Реми. - Мы предупредим герцогиню, скажем ей, что в ту самую минуту, когда она оплакивает своего супруга, а мы нашего господина, в старом замке Блуа, в этой обители скорби, находятся люди, которые забавляются и веселятся.
- О! - в один голос застонали обвиняемые.
- Фрейлина! И это фрейлина нашей герцогини! - возопила г-жа де Сен-Реми, воздевая руки к небу.
- В этом вы как раз и ошиблись, - сказала, потеряв терпение, Монтале, - я больше не фрейлина, по крайней мере, не фрейлина герцогини!
- Вы подаете в отставку, сударыня? Прекрасно! Я могу только порадоваться вашему решению и радуюсь! |
|
- О нет... Я могу еще сообщить, что принцесса Генриетта Английская едет во Францию, чтобы выйти замуж за брата его величества.
- Вы положительно невыносимы, Маликорн, с вашими допотопными новостями. Если вы не бросите своей привычки вечно насмехаться, я вас прогоню.
- Ого!
- Право, вы выводите меня из терпения.
- Ну, ну, потерпите.
- Вы хотите набить себе цену? Я знаю, для чего.
- Скажите, я отвечу откровенно, если вы угадаете.
- Вы знаете, что мне хочется получить место фрейлины, о котором я имела глупость просить вас похлопотать, а вы скупитесь использовать свое влияние.
- Я? - Маликорн опустил глаза, сложил руки и принял лукавый вид. Какое же влияние может иметь бедный чиновник?
- У вашего отца недаром двадцать тысяч ливров годового дохода, господин Маликорн.
- Провинциальное состояние, сударыня.
- Ваш отец недаром посвящен в тайны принца Конде.
- Это преимущество ограничивается тем, что отец ссужает принца деньгами.
- Словом, вы недаром самый большой хитрец во всей провинции.
- Вы мне льстите.
- Чем?
- Я утверждаю, что у меня нет никакого влияния, а вы говорите обратное.
- Ну, так что же мое место, дадут мне его или нет?
- Дадут.
- Но когда?
- Когда вы пожелаете.
- Где же патент?
- У меня в кармане.
Маликорн улыбнулся и вынул из кармана бумагу.
Монтале схватила ее, точно добычу, и жадно пробежала глазами. Ее лицо постепенно прояснилось.
- Маликорн, - воскликнула она, кончив чтение, - право, вы добрый человек!
- Почему?
- Потому что вы могли заставить меня заплатить за место фрейлины - и не сделали этого.
Но Маликорн храбро выдержал ее нападение.
- Я вас не понимаю, - сказал он.
На этот раз смутилась Монтале.
- Я открыл вам свои чувства, - продолжал Маликорн. - Вы трижды сказали со смехом, что не любите меня; а один раз без смеха поцеловали меня.
Это все, что мне нужно.
- Все? - проговорила кокетка тоном оскорбленной гордости.
- Да, все, - ответил Маликорн.
- А!
В этом восклицании звучал гнев вместо благодарности, какой он мог ждать. Он спокойно покачал головой.
- Послушайте, Монтале, - начал молодой человек, не заботясь о том, понравится ли его даме такое фамильярное обращение, - не будем спорить на эту тему.
- Почему?
- Потому что за время нашего знакомства, которое длится уже год, вы уже двадцать раз выгнали бы меня, если бы я вам не нравился.
- Скажите пожалуйста! А по какому поводу я выгнала бы вас?
- Я бывал достаточно дерзок.
- Что правда, то правда!
- Не будем ссориться. Итак, раз вы меня не выгнали, то не без причины.
- Но не потому, что я вас люблю.
- Согласен. Скажу даже, что в данную минуту вы меня ненавидите.
- О, вы никогда не говорили большей правды!
- Хорошо. Я вас тоже.
- А, принимаю к сведению.
- Принимайте. Вы меня находите грубым и глупым. Я нахожу, что у вас резкий голос и лицо исказилось от гнева. Сейчас вы скорее выброситесь из окна, чем позволите мне поцеловать кончик вашего пальца. А я охотнее брошусь с колокольни, чем дотронусь до подола вашего платья. Но через пять минут вы меня будете любить, а я вас обожать!
- Сомневаюсь!
- А я вам ручаюсь.
- Какая самоуверенность!
- А потом, это еще не главная причина. Я вам нужен, Ора, как и вы мне. Когда вам угодно быть веселой, я вас смешу; когда мне хочется быть влюбленным, я на вас смотрю. Я добыл вам место фрейлины, которого вы желали. Вы сделаете сейчас все, что я захочу.
- Я?
- Да, вы. Но в данную минуту, милая Ора, заявляю вам, я ничего не хочу; итак, будьте спокойны.
- Вы ужасный человек, Маликорн. Я так обрадовалась этому месту, а вы мне испортили все удовольствие.
- Ну, у вас еще есть время. Успеете порадоваться, когда я уйду.
- Так уходите...
- Хорошо, но раньше позвольте дать вам совет...
- Какой?
- Развеселитесь: когда вы дуетесь, то становитесь безобразной.
- Грубиян!
- Надо же говорить правду друг другу.
- Как вы злы, Маликорн!
- А вы неблагодарны, Монтале!
Маликорн облокотился на подоконник.
Монтале взяла книгу и раскрыла ее.
Маликорн встал, почистил рукавом шляпу и оправил черный плащ.
Притворяясь, что читает, Монтале тайком посматривала на него. |
|
- Ваше величество, я говорю не об этом. Как я могу напоминать о столь ничтожной услуге в присутствии такого человека, как господин д'Артаньян!
Мне хотелось напомнить о случае, который был в моей жизни важным событием и побудил меня с шестнадцати лет посвятить свою жизнь службе вашему величеству.
- А что же это за случай? - спросил король. - Скажите.
- Когда я отправился в свой первый поход и должен был присоединиться к армии принца Конде, граф де Ла Фер провожал меня до Сен-Дени, где покоятся останки короля Людовика Тринадцатого, ожидая преемника, которого, надеюсь, бог не пошлет ему еще долгие годы. Тогда граф предложил мне поклясться прахом наших властителей в том, что я буду служить королевской власти, олицетворенной в вас, государь, буду ей верен и в мыслях, и в словах, и в действиях. Я поклялся, и клятву мою услыхали бог и усопшие короли. За десять лет мне представилось гораздо меньше случаев, чем мне бы хотелось, сдержать свою клятву. Но я всегда был не более как солдат вашего величества и, переходя на службу к вам, меняю не господина, а только гарнизон.
Рауль умолк, поклонившись.
Он кончил, но Людовик XIV молчал, задумавшись.
- Клянусь богом, - вскричал д'Артаньян, - отлично сказано; не правда ли, ваше величество? Как хорошо, как благородно!
- Да, - прошептал растроганный король, сдерживая свое волнение, не имевшее другой причины, кроме общения с такой возвышенной, благородной натурой, как Рауль. - Да, вы говорите правду, всюду вы служите королю.
Но, переменив гарнизон, вы получите повышение, которого вполне заслуживаете.
Рауль понял, что король ничего не хочет прибавить, и потому с присущим ему тактом поклонился и вышел.
- Вы собираетесь сообщить мне еще что-нибудь, сударь? - спросил король, оставшись опять наедине с д'Артаньяном.
- Да, ваше величество, это известие я отложил на конец, потому что оно печально и облечет в траур королевские дворы Европы.
- Что вы хотите сказать?
- Ваше величество, проезжая через Блуа, я услышал печальную весть.
- Право, вы меня пугаете, господин д'Артаньян.
- Мне ее сообщил доезжачий, у которого на рукаве был черный креп.
- Может быть, мой дядя Гастон Орлеанский...
- Ваше величество, он скончался.
- И никто меня не предупредил! - воскликнул король, оскорбленный тем, что ему не сообщили о смерти дяди.
- Не гневайтесь, ваше величество, - сказал д'Артаньян, - парижские курьеры, да и вообще никакие курьеры в мире не скачут так, как ваш покорный слуга. Посланец из Блуа будет здесь только через два часа, а он едет быстро, ручаюсь вам" я обогнал его уже за Орлеаном.
- Мой дядя Гастон, - прошептал Людовик, прижимая руку ко лбу и вкладывая в эти три слова самые противоречивые чувства, пробужденные воспоминаниями.
- Да, ваше величество, - философски заметил мушкетер, отвечая на мысль короля, - прошлое уходит.
- Правда, сударь, правда. Но у вас, слава богу, есть будущее, и мы постараемся, чтобы оно не было слишком мрачным.
- Полагаюсь в этом отношении на ваше величество - поклонился д'Артаньян. - А теперь...
- Да, правда. Я и забыл, что вы сделали сто десять лье. Идите, сударь, позаботьтесь о себе, ведь вы один из моих лучших солдат, а когда отдохнете, возвращайтесь ко мне.
- Ваше величество, и при вас и вдали от вас я всегда к вашим услугам.
Д'Артаньян снова поклонился и вышел. Потом, словно приехав всего-навсего из Фонтенбло, он пошел отыскивать в Лувре Бражелона.
Глава 29
ВЛЮБЛЕННЫЙ И ДАМА ЕГО СЕРДЦА
В Блуаском замке горели свечи у безжизненного тела Гастона Орлеанского, последнего представителя прошлого. Горожане слагали ему эпитафию далеко не хвалебного свойства; вдовствующая герцогиня, забыв, что в юности она так любила покойника, что бежала из отцовского дома, теперь, в двадцати шагах от траурной залы, углубилась в денежные расчеты. Вообще жизнь в замке текла своим чередом. Ни мрачный звон колокола, ни голоса певчих, ни пламя свечей, мерцавшее за оконными стеклами, ни подготовка к погребению не смущали парочку, которая сидела подле уже знакомого нам окна; оно выходило во внутренний двор из комнаты, принадлежавшей к так называемым малым апартаментам.
Веселый солнечный луч (ибо солнце, по-видимому, мало беспокоилось о потере, понесенной Францией) падал на двух собеседников.
Он был юноша лет двадцати пяти, маленький, смуглый, с хитрым живым лицом и огромными глазами, затененными длинными ресницами, его большой рот часто улыбался, показывая прекрасные зубы, а острый подбородок обладал редкой подвижностью. Вовремя разговора он нежно наклонялся к молодой девушке, которая, надо сказать, не отстранялась от него с той поспешностью, которой требовали строгие правила приличия.
Девушку мы знаем, так как уже видели ее однажды у этого самого окна под лучами такого же яркого солнца. Лукавство сочеталось в ней с рассудительностью Она была очаровательна, когда смеялась, и красива, когда становилась серьезной По правде говоря, она чаще бывала очаровательна, чем красива.
Собеседники были увлечены каким-то полушутливым, полусерьезным спором.
- Скажите, господин Маликорн, - спросила девушка, - угодно ли вам наконец поговорить разумно?
- А вы думаете, это легко, Ора? - возразил Маликорн. - Делать то, чего от тебя хотят, когда нельзя делать то, что можешь?
- Ну, вы, кажется, запутались в словах. Бросьте, мой дорогой, прокурорскую логику.
- Опять-таки немыслимо: ведь я чиновник. И вы меня упрекаете за то, что я стою ниже вас... Итак, я ничего вам не скажу.
- Полно, я и не думаю упрекать вас Скажите, что вы собирались сказать. Говорите, я этого хочу.
- Хорошо, повинуюсь. Герцог умер.
- Ах, боже мой, вот новость! Откуда вы явились, чтобы сообщить это?
- Я приехал из Орлеана.
- И это ваша единственная новость? |
|